Эта книга находится в разделах

Список книг по данной тематике

Реклама

Борис Александрович Гиленсон.   История античной литературы. Книга 2. Древний Рим

1. Поэтический мир Катулла

   Давно замечено: поэты, с их эмоциональностью, ранимостью, редко отличаются долголетием. На долю Гая Валерия Катулла (С. Valerius Catullus) выпал короткий жизненный срок; он «сгорел», ненамного одолев тридцатилетний рубеж. Поэт родился в Вероне в 87 г. до н. э. в семье состоятельного всадника, который дружил с самим Цезарем. Катулл был одним из тех талантливых провинциалов, которые устремлялись в Рим, чтобы реализовать там природные таланты, развить умственные силы. В столице он оказался в гуще художественных интересов и политических страстей. Если использовать выражение Тютчева, Катулл был, как и его прославленный современник Цицерон, «застигнут ночью Рима»; он оказался на переломе двух эпох, переходе от Республики к Империи. Но политическая карьера Катулла не вдохновляла, хотя по внутренним убеждениям он был демократом и республиканцем. Сердцевиной интересов Катулла неизменно были поэзия, мир личных переживаний.



   КАТУЛЛ И «НЕОТЕРИКИ». В Риме он оказался душой кружка молодых поэтов, которых Цицерон назвал «неотериками», т. е. «новыми поэтами», или «модернистами»; в него входили Валерий Катон, Гельвий Цинна, Корнелий Непот. Катулла, самую колоритную фигуру этого кружка, любили за дружелюбие, открытость и остроумие.

   Неотерики вели богемный образ жизни. Было все: и любовные забавы с гетерами, и веселые ночные пирушки, и сочинение искрометных экспромтов, и тяжелое похмелье по утрам. На поэтических вечерах и застольях встречались не только поэты, но и политики, вельможи, люди разного социального статуса, объединенные любовью к изящной словесности. Иногда шумные собрания заканчивались тем, что разгоряченные вином поэты вступали в состязания: писали друг другу на восковых дощечках стихотворные импровизации, обменивались шутками, колкостями, эпиграммами. Небольшое состояние, которым владел Катулл, было быстро растрачено вследствие рассеянной жизни в Риме; его скромное имение также было заложено и перезаложено. В одном из стихотворений он говорит, что на него не дуют более приятные ветры, но «смертельный ветер», «целый ураган долгов».

   Неотерики были во многом новаторами, они внесли свежую струю в римскую поэзию. Реформировали поэтический язык, придав ему живость и гибкость, избавив от тяжеловесности и высокопарности, например Квинта Энния (III в. до н. э.), тяготевшего к эпосу, вознамерившегося, как мы помним, сделаться римским Гомером. Конечно, неотерики были «грекофилами», поклонниками всего эллинского. Они считали для себя непременными две веши: познания в стиховедении и отделку стиля.

   Неотерики ввели в римскую поэзию греческую метрику, а также мифологические мотивы. Новаторской была и общая направленность их поэзии.

   В центре поэтического мира Катулла – психологическая жизнь индивида. Воспевал он дружбу (amicitia). В Риме дружба понималась и ценилась, прежде всего, в ее общественном смысле, как единение на почве политических интересов, как гражданская добродетель. Для Катулла же дружба – это душевная близость, сердечная привязанность. В этом он близок Цицерону.

   Катулл славен, в первую очередь, своей любовной лирикой, поэтизирующей тонкие психологические переживания. Но это лишь одна сторона его наследия. Он – поэт широкого и разнообразного диапазона: и лирик, и «ученый поэт», и создатель «бранных стихов».



   «УЧЕНЫЙ ПОЭТ». «АТТИС». Катулл ориентировался на поэтов эллинистической эпохи, прежде всего на «александрийцев», таких, как Каллимах, Феокрит, которые группировались вокруг двора египетских царей Птоломеев. Александрийцы наряду с поэзией занимались наукой, осваивали любовно-мифологические сюжеты. Их произведения отличались высокой поэтической техникой. Катулл сделал переложение поэмы «Локон Береники» Каллимаха, а также выполнил вольный перевод эпиллия (т. е. малого эпоса) «Свадьба Пелея и Фетиды» неизвестного александрийского поэта.

   Разрабатывал Катулл мифологические сюжеты: пример тому – его самое крупное стихотворное произведение эпиллий «Аттис». Герой – юноша, оставивший светскую жизнь и ставший жрецом Кибелы, фригийской богини плодородия. Празднества в честь Кибелы носили характер оргий, во время которых жрецы богини, впадая в неистовство, подвергали себя оскоплению. Эти жрецы называли себя «галлами»; отсюда название стихотворного размера, использованного Катуллом, – «галлиямбы». Кибела вселяет в Аттиса безумие, и ют, находясь в помрачении рассудка, себя оскопляет. Когда же наступает просветление, юноша горько сожалеет о содеянном:

 

Все, что сделал, все, что было, вспоминает Аттис, дрожа,

Понимает ясным взором, чем он стал, куда залетел.

С потрясенным сердцем снова идет он на берег морской,

Видит волн разбег широкий. Покатилися слезы из глаз,

И свою родную землю он призвал с рыданьем в груди.

«Мать моя, страна родная, о родная страна!

Я, бедняк, тебя покинул, словно раб и жалкий беглец.

На погибельную Иду ослепленный я убежал».

 

   Стенания несчастного доходят до слуха безжалостной богини. Она распрягает львов, верно ей служащих, и посылает одного из них усмирить Аттиса:

 

Поспеши, мой друг свирепый, в богохульца ужас всели!

Пусть, охвачен темным страхом, возвратится в дебри лесов

Тот безумец, тот несчастный, кто бежал от власти моей.

 

   Лев загоняет юношу обратно в лесную чащу. Там он и остается, покорным Кибеле.

   Исследователи усматривают в сюжете поэмы как аллегорический смысл, так и автобиографические мотивы. Блок видел в «Аттисе» отзвук тревожных настроений Катулла перед лицом обостряющихся социальных конфликтов в Риме. Напомним, что поэт был современником заговора Катилины. Бытует и версия, согласно которой Катулл изобразил себя, неспособного вырваться из сетей безнадежной любви к Лесбии (о чем будет сказано ниже).



   «БРАННЫЕ СТИХИ». Катулл – поэт разносторонний. Он – мастер иронической инвективы, способен обрушиться на своих недругов, не стесняясь в словоупотреблении, что, впрочем, считалось в порядке вещей. В одной из инвектив он высмеивает самого Юлия Цезаря: стихотворение это проливает свет на образ жизни «золотой» молодежи.

 

В чудной дружбе два подлых негодяя,

Кот Мамурра и с ним похабник Цезарь!

Что тут дивного, эти же грязь и пятна

На развратнике Римском и Формийском.

Оба мечены клеймами распутства.

Оба гнилы, и оба полузнайки.

Ненасытны в грехах прелюбодейных.

Оба в тех же валяются постелях,

Друг у друга девчонок отбивают.

В чудной дружбе два подлых негодяя.

 

   Стихотворение – свидетельство вызывающих любовных похождений Цезаря, которые ни для кого не были секретом в Риме. Но еще более антипатичен Катуллу друг Цезаря Мамурра, начальник инженерных войск. Вообще, поэт не жалует изящным слогом тех, кто ему антипатичен: «У Эмилии рот и зад друг друга стоят»; «Эгнаций зубы мочой чистит»; «Галл, ты воруешь в банях, берегись плетей»; «Вы, кабацкие, отбили у меня девчонку, берегитесь». Его эмоции – откровенные, а то и просто неконтролируемые. Руфа, отбившего у Катулла любовницу, поэт хочет унизить: у него «козлом пахнет подмышками», он – «кровосмеситель», «путается с матерью и сестрой».

   Зачастую отношения между молодыми поэтами, друзьями Катулла, осложнялись соперничеством на литературной и особенно любовной почве. «Квинтий влюблен в Авфилену, – будь ему неладно», – сетует Катулл. Авфилене также достается, ибо она «берет, но не дает», «вдобавок блудит с родным дядей». Имея в виду какой-то любовный эпизод, его друзья Аврелий и Фурий посмеиваются над робостью Катулла: тот же им обещает: «Вот ужо я вам докажу, какой я мужчина».

   Но Катулл нежен к верным друзьям. Омрачение дружбы тяжело переживает. Этим Катулл напоминает Пушкина, писавшего: «Друзья мои, прекрасен наш союз». Страдавшего от измен, познавшего «жар души, растраченной в пустыне». Катулл с готовностью делит радость близких товарищей, он счастлив, что Септимий и его возлюбленная Акме – взаимны в страсти.

   С преувеличенным восторгом относится к более чем скромным поэтическим достижениям друзей. Сообщает другу Лицинию, что на поэтическом состязании он был так «зажжен» его блеском и остроумием, что даже лишился аппетита.

   Пушкин сделал вольный перевод одного из стихотворений Катулла, пронизанного светлой жизнерадостной тональностью:

 

Пьяной горечью Фалерна

Чашу мне наполни, мальчик.

Так Постумия велела,

Председательница оргий.

Ты же прочь, речная влага,

И струей, вину враждебной,

Строгих постников довольствуй:

Чистый мне любезен Бахус.

 

   Но, как отмечалось, самое значимое в лирике Катулла – цикл стихов, обращенных к женщине, которую он увековечил под именем Лесбия. Римские поэты имели обыкновение не называть имен тех красавиц, которых они воспевали, а укрывали их под поэтическими именами. Имя Лесбия было навеяно сравнением возлюбленной Катулла с Сапфо, прославленной поэтессой, уроженкой острова Лесбос. Катулл ценил поэзию Сапфо и сделал переложение знаменитого стихотворения: «Тот мне видится ровней богам». Но стихотворение переадресовано Лесбии, женщине, которую любил Катулл:

 

Тот мне зрится ровней богам, над ними

Тот, коль суждено, возвышаться может,

Кто тобой любуется то и дело, сидя напротив,

 

 

Сладкий слышит смех, что меня, беднягу,

Всех лишает чувств, – на тебя лишь только,

Лесбия, взглянул.

 

загрузка...
Другие книги по данной тематике

Евгений Кубякин, Олег Кубякин.
Демонтаж

Эрик Шредер.
Народ Мухаммеда. Антология духовных сокровищ исламской цивилизации

Майкл Шапиро.
100 великих евреев

Алла Александровна Тимофеева.
История предпринимательства в России: учебное пособие

Дмитрий Зубов.
Стратегические операции люфтваффе. От Варшавы до Москвы. 1939-1941
e-mail: historylib@yandex.ru