|
Борис Тимофеевич Штоколов родился 19 марта 1930 года в Свердловске. О пути в искусство вспоминает сам артист:
"Наша семья жила в Свердловске. В сорок втором пришла похоронка с фронта: погиб отец. А нас у матери осталось мал мала меньше… Прокормить всех ей было трудно. За год до окончания войны у нас на Урале прошел очередной набор в Соловецкую школу. Вот я и решил поехать на Север, думал, матери чуть полегче будет. А добровольцев оказалось немало. Добирались долго, со всякими приключениями. Пермь, Горький, Вологда… В Архангельске новобранцам выдали обмундирование — шинели, бушлаты, бескозырки. Распределили по ротам. Я выбрал профессию торпедного электрика.
Жили мы сначала в землянках, которые юнги первого набора оборудовали под учебные классы и кубрики. Сама же школа находилась в поселке Савватиево. Все мы были тогда не по годам взрослыми. Ремесло изучали основательно, торопились: война-то ведь заканчивалась, и мы очень боялись, что залпы победы состоятся без нас. Помню, с каким нетерпением мы ждали практику на боевых кораблях. В сражениях нам, третьему набору школы юнг, участвовать уже не привелось. Но когда после окончания меня направили на Балтику, у эсминцев «Строгий», «Стройный», крейсера «Киров» была такая богатая боевая биография, что даже я, не воевавший юнга, испытывал причастность к Великой Победе.
Я был ротным запевалой. На строевой подготовке, в морских походах на парусниках приходилось первым затягивать песню. Но тогда, признаюсь, и не думал, что стану профессиональным певцом. Друг Володя Юркин советовал: «Тебе, Боря, петь надо, поступай-ка в консерваторию!» А я отмахивался: и время послевоенное было нелегкое, да и нравилось мне на флоте.
Своим появлением на большой театральной сцене я обязан Георгию Константиновичу Жукову. Было это в 1949 году. С Балтики я вернулся домой, поступил в спецшколу ВВС. Маршал Жуков командовал тогда Уральским военным округом. Он пришел к нам на выпускной вечер курсантов. Среди номеров художественной самодеятельности значилось и мое выступление. Пел «Дороги» А. Новикова и «Матросские ночи» В. Соловьева-Седого. Волновался: впервые при такой большой аудитории, о высоких гостях и говорить нечего.
После концерта Жуков сказал мне: «Авиация без тебя не пропадет. Петь тебе надо». Так и приказал: направить Штоколова в консерваторию. Вот и попал я в Свердловскую консерваторию. По знакомству, так сказать…"
Так Штоколов стал студентом вокального факультета Уральской консерватории. Учебу в консерватории Борису пришлось совмещать с вечерней работой электриком в драмтеатре, а затем осветителем в Театре оперы и балета. Еще в студенческие годы Штоколов был принят стажером в труппу Свердловского оперного театра. Здесь он прошел хорошую практическую школу, перенимал опыт старших товарищей. Его имя впервые появляется на афише театра: артисту поручают несколько эпизодических ролей, с которыми он прекрасно справляется. И в 1954 году, сразу после окончания консерватории, молодой певец становится одним из ведущих солистов театра. Первая же его работа — Мельник в опере «Русалка» Даргомыжского — высоко оценена рецензентами.
Летом 1959 года Штоколов впервые выступил за рубежом, завоевав звание лауреата Международного конкурса на VII Всемирном фестивале молодежи и студентов в Вене. А еще перед отъездом его приняли в оперную труппу Ленинградского академического театра оперы и балета имени С.М. Кирова.
С этим коллективом связана дальнейшая артистическая деятельность Штоколова. Он завоевывает признание как отличный интерпретатор русского оперного репертуара: царь Борис в «Борисе Годунове» и Досифей в «Хованщине» Мусоргского, Руслан и Иван Сусанин в операх Глинки, Галицкий в «Князе Игоре» Бородина, Гремин в «Евгении Онегине». Успешно выступает Штоколов и в таких партиях, как Мефистофель в «Фаусте» Гуно и Дон Базилио в «Севильском цирюльнике» Россини. Певец участвует и в постановках современных опер — «Судьба человека» И. Дзержинского, «Октябрь» В. Мурадели и других.
Каждая роль Штоколова, каждый сценический образ, созданный им, как правило, отмечены психологической глубиной, цельностью замысла, вокальной и сценической отточенностью. Его концертные программы включают десятки классических и современных произведений. Где бы ни выступал артист — на оперной сцене или на концертной эстраде, его искусство увлекает слушателей яркой темпераментностью, эмоциональной свежестью, искренностью переживаний. Голос певца — высокий подвижный бас — отличается ровной выразительностью звучания, мягкостью и красотой тембра. Во всем этом могли убедиться слушатели многих стран, где с успехом выступал талантливый певец.
Штоколов пел на многих оперных сценах и концертных эстрадах мира, в оперных театрах США и Испании, Швеции и Италии, Франции, Швейцарии, ГДР, ФРГ; его восторженно принимали в концертных залах Венгрии, Австралии, Кубы, Англии, Канады и многих других стран мира. Зарубежная пресса высоко оценивает певца и в опере, и в концертных программах, причисляя его к выдающимся мастерам мирового искусства.
В 1969 году, когда в Чикаго Н. Бенуа ставил оперу «Хованщина» с участием Н. Гяурова (Иван Хованский), для исполнения партии Досифея был приглашен Штоколов. После премьеры критики писали: «Штоколов — великолепный художник. Его голос обладает редкой красотой и ровностью. Эти вокальные качества служат исполнительскому искусству наивысшей формы. Вот великий бас, имеющий в своем распоряжении безупречную технику. Борис Штоколов входит во внушительный по своим размерам список великих русских басов недавнего прошлого…», «Штоколов первым выступлением в Америке подтвердил свою репутацию истинного баса-кантанте…» Продолжатель великих традиций русской оперной школы, развивающий в своем творчестве достижения русской музыкально-сценической культуры, — так единодушно оценивают Штоколова советские и зарубежные критики.
Плодотворно работая в театре, Борис Штоколов уделяет большое внимание концертным выступлениям. Концертная деятельность стала органичным продолжением творчества на оперной сцене, но в ней раскрылись иные стороны его самобытного дарования.
«На концертной эстраде певцу труднее, чем в опере, — говорит Штоколов. — Здесь нет костюма, декораций, актерской игры, и артист должен раскрыть суть и характер образов произведения только вокальными средствами, один, без помощи партнеров».
На концертной эстраде Штоколова ждало, пожалуй, еще большее признание. Ведь в отличие Кировского театра гастрольные маршруты Бориса Тимофеевича пролегли по всей стране. В одном из газетных откликов можно было прочесть: «Гори, гори, моя звезда…» — если бы певец исполнил в концерте только один этот романс, воспоминаний хватило бы на всю жизнь. Вы прикованы к этому голосу — и мужественному, и нежному, к этим словам — «гори», «заветная», «волшебная»… Как он их выговаривает — будто дарит, как драгоценности. И так шедевр за шедевром. «О, если б мог выразить в звуке», «Утро туманное, утро седое», «Я вас любил», «Выхожу один я на дорогу», «Ямщик, не гони лошадей», «Очи черные». Никакой фальши — ни в звуке, ни в слове. Как в сказках о чародеях, в чьих руках простой камень становится алмазом, каждое прикосновение голоса Штоколова к музыке, к слову рождает то же чудо. В горниле какого вдохновения он творит свою правду русской музыкальной речи? А неисчерпаемая в нем русская равнинная распевность — какими верстами измерить ее даль и ширь?"
«Я заметил, — признается Штоколов, — что мои чувства и внутреннее видение, то, что я сам себе представляю и вижу в воображении, передается в зал. Это усиливает чувство творческой, художнической и человеческой ответственности: ведь народ, слушающий меня в зале, обмануть нельзя».
В день своего пятидесятилетия на сцене Кировского театра Штоколов исполнил свою любимую роль — Бориса Годунова. «В исполнении певца Годунов, — пишет А.П. Коннов, — умный, сильный правитель, искренне стремящийся к процветанию своего государства, но силою обстоятельств самой историей поставленный в трагическую ситуацию. Слушатели и критики оценили созданный им образ, отнеся его к высоким достижениям советского оперного искусства. Но Штоколов продолжает работу над „своим Борисом“, пытаясь передать все самые сокровенные и тончайшие движения его души».
«Образ Бориса, — говорит сам певец, — таит в себе множество психологических оттенков. Его глубина мне кажется неисчерпаемой. Он так многогранен, так сложен в своей противоречивости, что все больше меня захватывает, открывая новые возможности, новые грани своего воплощения».
В год юбилея певца газета «Советская культура» писала. «Ленинградский певец — счастливый обладатель голоса уникальной красоты. Глубокий, проникающий в сокровенные тайники человеческого сердца, богатый тончайшими переходами тембров, он пленяет своей могучей силой, певучей пластикой фразы, удивительно трепетной интонацией. Поет народный артист СССР Борис Штоколов, и вы не спутаете его ни с кем. Неповторим его дар, неповторимо его искусство, умножающее успехи отечественной вокальной школы. Правда звука, правда слова, завещанные ее учителями, нашли в творчестве певца свое наивысшее выражение».
Сам артист говорит: «Русское искусство требует русской души, великодушия, что ли… Этому нельзя выучиться, это надо чувствовать».
P.S. Борис Тимофеевич Штоколов ушел из жизни 6 января 2005 года.
|
