Глава 4. Рыночные связи бондов и развитие в деревне торгового профессионализма

Повсеместное и массовое развитие профессионального и полупрофессионального ремесла было одной из сторон процесса общественного разделения труда в шведской деревне. Другой его стороной была значительная активность бондов в сфере обмена, активность, в ряде случаев приводившая к своего рода торговому профессионализму.

Выше мы уже говорили о постоянной торговле бондов скотом и продуктами животноводства, о поставках ими на рынок зерновых и других земледельческих культур, а также продукции промыслов. Большая часть торговли бондов проходила через городские рынки. Письменные источники и археологические данные свидетельствуют примерно о 80 городах, сложившихся в Швеции до конца XV в.¹, но на самом деле их, вероятно, было больше, особенно мелких, провинциальных городков — экономических центров своей округи. Сведений об этих городках почти не сохранилось, тем более, что они, как правило, не получали вплоть до конца XV в. (а многие и в дальнейшем) никаких привилегий и сохранили название köping («рыночное местечко») ² — термин, который уже в XVI в. стал административным и обозначал город, не имеющий привилегий.

Известные нам (т. е. наиболее крупные) города распределялись по территории государства неравномерно. Как правило, они располагались на морском побережье или были связаны с ним через реки и озера. В Швеции, с ее длинной полосой побережья, обширными незамкнутыми озерными системами и многочисленными реками, тяготеющими к Балтике, связь с морем доступна большей части страны, и этот момент сыграл не последнюю роль в раннем и активном развитии ее внешнеторговых связей. Подавляющее большинство средневековых городов Швеции (в том числе—самые крупные и старые города) выросло из рыночных и ярмарочных местечек, посещаемых иностранными купцами, и в XIV—XV вв. огромное значение в их жизни имела внешняя торговля (города Людос, Стокгольм, Кальмар, Сигтуна, Скара, Телье, Арбуга, Нортелье, Упсала, Йёнчёпинг, Норчёпинг, Евле, Сундсвалль, Ульвсби, Або, Хельсингборг, Карлс-круна, Мальмё, Треллеборг и др.) ³.

В отдельных провинциях развитие городов также происходило неравномерно. Если не считать слабо заселенного Норланда, где в общем города выросли поздно (к концу XV в.), наиболее интенсивно города развивались в Сконе, йётских провинциях и Унланде — областях со сравнительно развитым скотоводством, земледельческим хозяйством и домашними ремеслами. Наличие плодородного ополья, как и развитого скотоводческого хозяйства, сыграло также немалую роль в развитии смоландских и сёдерманландских городов. Подавляющее большинство шведских городов, причем городов самых старых и крепких экономически, возникло именно там, где было наиболее развитое деревенское производство, дававшее избыточный продукт, где острее выявлялись различия в хозяйственном уклоне поселений, создававшие необходимость в обмене, и где, наконец, складывался устойчивый рынок сбыта, возможный при наличии сравнительно большого скопления населения.

Серьезное влияние на жизнь ряда городов Швеции и складывание их экономического профиля оказало развитие специализированного горнорудного промысла. Не говоря уже о «горных» городах, выросших непосредственно в районах промыслов (вестманландские города Вестерос, Арбуга, Хедемура, Фалун, а также Эребру в обл. Нэрке), многие другие города в прилегающих районах были заняты в XIV—XV вв. экспортом металла и являлись стапельными и транзитными пунктами (Стокгольм, Ужала, Евле, Вестервик и др.)⁴Определенную роль здесь сыграло и развитие рыбного промысла, характерного для побережья Балтики. Известно, в частности, что города Торшхэлла (Сёдер-манланд), Треллеборг и Туматорп (Сконе) выросли из рыболовецких поселений с постоянным рынком. Рыбачьи поселки были некогда на месте многих других шведских городов (Стокгольма, Кальмара, Норчёпинга, Телье, Трусы, Фальстербю, Сканёра, почти всех городов Норланда и др.) ⁵, и рыбаки составляли значительную часть населения приморских и приозерных городов Швеции до конца XV в.

Отчетливая хозяйственная специализация отдельных районов и даже поселений Швеции, обусловленная ее природными условиями и определившаяся в ходе общественного разделения труда (в результате чего выделились аграрные области Южной, Восточной и Центральной Швеции, горнорудные районы Даларны и прилегающих областей, рыболовецкие поселения балтийского побережья, ремесленные поселения в йётских землях), способствовала развитию внутреннего рынка, центрами которого стали города. О «повседневности» и распространенности городов, о том, что они рассматривались как центры товарного обращения и законодатели цен, свидетельствует глава «О тавернах и пристанищах» Ландс-лагов XIV и XV вв.⁶, где говорится об обязательном предоставлении тавернерами пропитания и фуража для путников по ценам, принятым на рынке ближайшего города (som thet gelder j naesta köpstad a raettom torgs-dagh)⁷.

Крупнейшим торговым центром страны был Стокгольм, где в XIV—XV вв. функционировали постоянные рынки зерна, железа, скота, рыбы и других товаров⁸, и куда съезжались для торговли жители различных районов страны: Финляндии, Нюланда, Рослагена, Хельсингланда, Йестрикланда, о. Эланд⁹.

Важными центрами межобластной торговли в этот период были Сёдерчёпинг (Эстерйётланд) и Кальмар (Смоланд): ярмарки и рынки сельскохозяйственных и промысловых продуктов ¹⁰; Мальмё (Сконе): ярмарки и рынки железа, популярные осенние ярмарки скота, в частности, лошадей¹¹; Упсала (Упланд): одна из древнейших в Швеции зимняя ярмарка железа, мехов, кожи и грубых тканей¹²; Вестерос (Вестманланд): популярные ярмарки и рынки металла, скота, лосося и других товаров ¹³; Сканёр и Фальстербю (крупнейшие в Сконе центры торговли сельдью) ¹⁴; Арбуга и Чёпинг (Вестманланд): летние ярмарки скота, железа и др.¹⁵; Або (Эстерланд): признанный центр торговли финских областей¹⁶; Людос (Вестерйётланд), куда свозили сельд и домотканное полотно ¹⁷, и др.

Все эти города, а также Висбю, Нючёпинг, Вестервик, Лунд, Юстад и другие, были центрами внешней торговли Швеции ¹⁸, и это обстоятельство также имело существенное значение для втягивания хозяйства бондов в рыночные отношения.

Однако развитие внутреннего рынка Швеции вплоть до конца XV в. и даже позднее во многом шло мимо городов. Когда в XIII в. была предпринята унификация мер и веса, то запись об этом в поздней редакции Вест-йёталага (конец XIII в.) была сформулирована следующим образом: «Одна законная шеппа и один законный безмен должны быть в стране (т. е. Вестерйётланде.— А. С.)» ¹⁹ — «в стране», а не «при торговле» (под которой понималась тогда прежде всего экспортно-импортная торговля: достаточно вспомнить формулировки Биркрэттена). А на площади в смоландском местечке Rydaholm с конца XIII в. находился прибитый железный «законный локоть» (aln)²⁰. Все это свидетельствует не только об упорядочении и развитии внутренних, местных рыночных связей, но и о том, что они постоянно осуществлялись помимо городов. Как правило, это были рыночные местечки-чёпинги (köpungar) ²¹—-традиционные места рынков и ярмарок областей и херадов страны, процесс возникновения которых не только не прекратился, но даже интенсифицировался в XIV—XV вв.²² Далеко не все эти местечки, многие из которых имели постоянное население, выросли в города²³, и конкретных сведений о них очень мало. Однако ясно, что уже упоминавшееся местечко Trädet (в Вестерйётланде, неподалеку от Фальчёпинга) ²⁴, с его постоянной ярмаркой скота, было не единственным в своем роде, и об этом убедительно свидетельствуют многие документы того времени. Еще в 1284 г. жители г. Йёнчёпинга жаловались на то, что бонды Смоланда усвоили обычай «устраивать у себя дома (т. е. в деревне.— А. С.) ярмарки и торговать там друг с другом», так что жители Йёнчёпинга могли продать свои товары или купить что-либо у бондов не иначе, как на этих ярмарках²⁵. Аналогичные жалобы Йёнчёпинга продолжались и в XIV в.²⁶

В 1380 г. король Альбрехт издал указ (stadga), в котором говорилось, что бонды могут свободно везти в Даларну ячмень, свинину, масло, хмель, вадмаль, полотно и всякие продукты питания (ätande varor) и обменивать их там на железо и сталь. Им запрещается только продавать «законные купеческие товары» (rätta köpmansvaror) — шелк, сукно и соль²⁷. Таким образом, бонды не только выменивали продукты своего хозяйства на необходимые им товары, но и везли на продажу импортные товары, закупленные ими в городах. В Государственном уложении короля Кристофера торговле бондов посвящен особый раздел: «Также могут жители деревни для своих нужд покупать, продавать и обменивать с другими зерно (ячмень?) на бересту (пеньку?), рыбу или масло и тому подобные продукты питания — на железо, сталь, медь... или что бы то ни было другое [а именно то], что произрастает в поселении бонда или попадает [туда]...», а также «обменивать зерно (ячмень), рожь (пшеницу) или другое что-либо, указанное [выше], на привозные товары, которые норландцы, эстерйётландцы, готландцы и эландцы ввозят в страну (т. е. Упланд.— А.С.), чтобы обменять [их] для своих нужд» ²⁸.

Городские привилегии и другие документы XIV— XV вв. полны запретов так называемой «ландсчёп» (landzköp), буквально — «деревенской торговли». Этот термин возник, по-видимому, только после выделения городских центров, в связи с борьбой городов за монополию в области торговли. В Государственном уложении понятие «ландсчёп» разъясняется следующим образом: «Если купцы, клирики, свены, должностные лица, бонды, арендаторы или другие мужчины и женщины из деревни едут с купеческими товарами, такими, как шелк, соль, сукно, пряности, специи и тому подобное, и занимаются торговлей, [разъезжая] из селения в селение, беспрерывно продавая и покупая, [то] это называется ландсчёп»²⁹. За подобные действия полагается штраф в 40 марок и «потеря всех товаров, которые он (нарушитель.— А. С.) с собой имел», в пользу короля³⁰. Понятие ландсчёп не распространялось на торговлю продуктами, производимыми внутри страны, на обмен между жителями различных ее областей: Упланда, Норланда, Эстерйетланда, Готланда, о. Эланд и др., будь то продукты сельского хозяйства, промыслов или ремесла³¹.

В главе VI «Законов о торговле» сказано далее, что если бонд «покупает не для того, чтобы барышничать и менять товары бондов на купеческие товары и наоборот», то это не считается ландсчёп³². Таким образом, ландсчёп — это не просто «деревенская торговля» или «торговля в деревне», а торговля в деревне теми товарами, которые являлись объектом экспорта или импорта. В Городском уложении Магнуса Эрикссона пункта о ландсчёп не было. Но там содержалось особое разрешение на торговлю между всеми «бондами и прочими [людьми], которые из городов приедут», как финских, так и шведских³³. Стадслаг только запрещал тайные сделки и требовал, чтобы торговля велась открыто, в узаконенных местах (в открытых лавках — i oppenbarom bodhum) ³⁴, причем бонды могли продавать зерно в городе только оптом (i skipum) ³⁵. Однако общее понятие ландсчёп тогда уже существовало, поскольку в 1332 г. Магнус Эрикссон издал постановление, запрещающее кому бы то ни было заниматься ландсчёп ³⁶, а в Стадслаге специально оговаривается запрет бондам перепродавать вне города товары, купленные на городском рынке³⁷.

Аналогичные предписания были изданы для Векшё в 1342 г., Йёнчёпинга — в 1349 г., вестерйётландских и других городов — в 1414 г.³⁸, для Упсалы, Стренгнеса, Енчёпинга — в 1444 г.³⁹ В 1461 г. Кристиан I запретил «незаконные гавани» (olaga hampnar) в Упланде и Норланде, на которые жаловались горожане Стокгольма⁴⁰. В 1462 г. были запрещены все ландсчёп, особенно связанные с торговлей скотом⁴¹. В 1473 г. Государственный совет запретил все «незаконные ярмарки» (olaga marknader) в Смоланде⁴². В 1488 г. было принято решение о закрытии всех «незаконных» гаваней и ярмарок, которые «с недавнего времени» стали проводиться в Упланде⁴³.

7 июня 1491 г. на заседание Государственного совета явились представители Упсалы, Скары, Стренгнеса, Вестероса, Векшё и Або — главных городов Вестерйётланда, Смоланда, Упланда и других (восточных и северных) областей страны. Они единодушно жаловались на то, что бонды игнорируют их рынки и ярмарки, торгуют между собой в деревне и устраивают «незаконные гавани», что это наносит большой ущерб городам. А если и посещают они городские ярмарки, то, купив там дерево, масло, солод, хмель, копченую или вяленую рыбу (saeasdh, smör, malth, hwmble, ferske fiske och torrer), везут это затем в деревню на продажу. А бедняки и слуги (löse karla ос drengie) покупают в деревне с целью [пере]продажи шкуры (skin) и другие товары. Государственный совет внял просьбам горожан, принял решение запретить «незаконные гавани» во всех ленах и уполномочил бургомистров и городские советы следить за тем, чтобы бонды продавали и покупали зерно только в городе и только оптом, не проводили организованной торговли в деревне и не везли товары, купленные в городе, в деревню на продажу. Там также особо оговаривался запрет бондам заниматься ландсчёп «к ущербу для города». Нарушители теряли товар и платили 40 марок штрафа⁴⁴

В 1499 г. был опубликован новый общий указ о запрещении бондам, их работникам и «прочему бедному люду» вопреки праву и городским привилегиям заниматься незаконной торговлей (köp) в городе или вне его, в «незаконных гаванях»⁴⁵. Однако все эти меры не имели практических последствий, и добиваться их осуществления пришлось уже Густаву Васе. В 1531 г. он подписал приказ о запрещении всех «незаконных гаваней» севернее Евле, а в 1546 г. издал известный общегосударственный «Указ о торговле» (Mandat om köphandel), согласно которому ландсчёп подвергалась окончательному запрету, купцам предписывалось жить и действовать только в городах, а бондам разрешалось торговать лишь продуктами собственного хозяйства ⁴⁶.

Таким образом, в течение XIV—XV вв. бонды регулярно и, несмотря на строжайшие запреты, с возраставшей активностью занимались торговлей, причем делали это как в городе, так и вне его, торговали как своими, так и покупными товарами, в том числе — экспортно-импортными. Последнее наносило большой ущерб бюргерам не только потому, что подрывало их монополию на ведение внешней торговли, но и потому, что бонды, занимаясь «городским делом», не несли городского тягла. Это очень ясно видно из постановления Магнуса Эрикссона от 1348 г. для эстерландского города Ульвсби (будущий Бьёрнеборг), где сказано, что горожане очень страдают от того, что жители деревни, «поступая как горожане в этом городе, уезжают из него, не сделав ничего, что [требует] закон», т. е. не уплатив пошлин и налогов ⁴⁷. В этом смысле бонды, торгующие в городах, находились в лучших условиях, нежели горожане, поскольку они пользовались наравне с ними правом беспошлинной торговли на городских рынках и ярмарках, а городских налогов не платили. Такое положение (равно как и ландсчёп), не только вредило городам, но и затрудняло контроль правительства над торговлей, а следовательно, ущемляло интересы фиска. Поэтому корона поддерживала города в их стремлении сосредоточить торговые сделки в городских центрах и узаконенных ярмарках и подчас выступала даже инициатором такого рода мероприятий, что объективно было выгодно для городского развития.

Некоторые бонды, особенно жители балтийского побережья, островов Готланда и Эланда, отваживались и на дальние торговые путешествия, вступая в сделки с ганзейскими купцами и с жителями противоположного берега Балтийского моря. Главными экспортными товарами этих бондов были меха, рыба, продукты сельского хозяйства⁴⁸. Торговали за морем также жители юго-западных шхер ⁴⁹. X. Хильдебранд приводит важные свидетельства о возникновении уже в XIII в. в шведской деревне (прежде всего в развитой области Сконе) религиозных братств» которые, как правило, объединяли лиц, занимающихся торговлей по морю⁵⁰. Правда, здесь можно возразить, что путешествия по стране не только в XI— XIII вв., но и в последующие столетия были чрезвычайно длительными и тяжелыми ⁵¹ и что в этих условиях переправиться на противоположный берег Балтики подчас было легче, чем проехать из одной внутренней области в другую. Но в Швеции водные пути сообщения издавна широко использовались для внутренних связей (и даже древние корабли были приспособлены для путешествий по порожистым рекам). Поэтому заморские поездки бондов, как и их торговля в «незаконных» гаванях и ярмарочных местечках, могли диктоваться в первую очередь стремлением найти лучшие рыночные условия, избежать городского и ганзейского посредничества и конкуренции.

Сведения о торговых братствах позволяют предположить наличие в среде бондов торгового профессионализма. Такое предположение выдвинул, в частности, Н. Форселль. Он обратил внимание на гл. 19 «раздела о наследстве» Вестйёталага, составленного в первой половине XIII в. Там, в частности, сказано, что «если один брат ездит в торговые путешествия (far i köpfarder), а другой остается дома у очага, то оба имеют [право на] одинаковые доли наследства». Н. Форселль полагает, что данное выражение можно толковать следующим образом: один из сыновей полностью занимается торговлей⁵². И. Андерссон также указывает на происхождение некоторых старых купеческих фамилий (с XIII в.) из среды бондов⁵³, хотя и в XIV—XV вв. в деревне могли действовать мелкие и мельчайшие торговцы-профессионалы.

С ростом городов процесс выделения профессиональных торговцев из среды бондов — Э. Юнгстрём называет их «торговыми бондами» (handelsbönder) или «деревенскими купцами» (landsköpmän) ⁵⁴— не только не прекратился ⁵⁵, но даже усилился, как это явствует и из «Мандата» Густава Васы от 1546 г. Да и посредническая торговля бондов, повинных в ландсчёп, в ряде случаев также неизбежно перерастала в торговый профессионализм. Интересные сведения о компаниях, создаваемых в деревне с целью торговли, сохранил устав стокгольмских мясников, записанный в 1477 г. В § XIV этого устава указано: «Также если найдется кто-либо из бюргеров или другие, вне города, которые имеют совместную компанию с целью покупки скота и продажи его здесь в городе и лишают нас нашего дохода и прав, то обращаемся мы [с этим делом] к закону перед господами и советом, чтобы они исправили такое положение, при котором вопреки закону [в городе] встречаются два цеха»⁵⁶.

Конечно, вопрос о степени торгового профессионализма в шведской деревне требует детального анализа социального состава деревни, того, что В. И. Ленин называл «экономическим разбором данных» о каждом деревенском жителе. Ведь понятие «бонды» означало не только «мужики», крестьяне (именно так трактуется понятие «бонд» во многих источниках XIV и XV вв.), но имело и другое толкование, например: «самостоятельный человек», «хозяин», лицо, способное нести полное (позднее и половинное) тягло. Все ли эти «хозяева» были крестьянами, а если были, то в какой мере? Ведь ясно, что некоторые деревенские жители, занимавшиеся торговлей (как и промыслами, и ремеслом и даже платившие тягло продукцией ремесел и промыслов), частично или полностью порывали с сельскохозяйственными занятиями; официально сохраняя статус бонда, они по существу превращались в профессиональных торговцев или торговых агентов.

Однако этот процесс не следует переоценивать. Для большинства бондов торговля, в том числе посредническая, оставалась лишь подвидом их хозяйственной деятельности. Ведь и сонаследник из Вестйёталага, если даже он и занимался только торговлей, жил не отдельно, а с отцом и братом и, следовательно, лишь вносил лепту в общее крестьянское хозяйство. Большинство шведских ярмарок действовало осенью и зимой, их посещение одним из членов семьи могло проходить без ущерба для сельскохозяйственных работ. Но в таком случае встает закономерный вопрос: какие именно слои деревни были связаны с рынком по преимуществу своим крестьянским хозяйством, а какие поставляли торговых посредников?

В указе Альбрехта от 1380 г. о запрете фогтам и прочим должностным лицам препятствовать торговле в горнорудных районах речь шла конкретно о «бедных бондах» (fattige bоnder) и арендаторах дворян (fraelselandbo): они везли в районы рудников продукты питания и кустарные ткани и обменивали их там на металл, который привозили домой⁵⁷. В уставе рыбных портов (1450 г.) указано, что свободнорожденные (!) фрэльсовые крестьяне (Frijborne Frälsisman) и духовные лица (Präster) могут свободно ловить рыбу, но не с целью торговли ею (icke till mångels) ⁵⁸. В 1488 г. Государственный совет запретил всем, кто «строит и живет» около Упсалы, заниматься ландсчёп. Запрет касался фрэльсовых крестьян (friborna frebsesmaen), бондов, арендаторов (landbo), общинников (meniga almoga) и купцов (kopmaen) ⁵⁹.

Здесь речь идет о торговом посредничестве, и наиболее активными в этой области оказываются (разумеется, не считая купцов) арендаторы и «бедные бонды». Такой же вывод напрашивается и из постановления Государственного совета от 1491 г. и других документов, связанных с ландсчёп. Можно поэтому предположить, что торговое посредничество мужиков было своего рода их «сторонним заработком» в условиях развивающегося рынка, а потому зависело от степени социально-экономической дифференциации в шведской деревне: чем беднее собственное крестьянское хозяйство, тем большей была нужда в разнообразных, «сторонних заработках»⁶⁰. И обедневшие сельские жители активно использовали возможности получения подобных заработков, вплоть до мелочной (вразнос) торговли на городских улицах; не случайно магистрат Стокгольма в 1482 г. строжайше запретил беднякам (lösa folket) заниматься в городах мелочной торговлей⁶¹.

Сведения о торговой деятельности арендаторов и «бедных бондов» интересны и в другом аспекте. Л. А. Нурборг, как уже указывалось, считает причиной «аграрного кризиса» недостаток рабочих рук в деревне в связи с вымыванием беднейшего, обезземеленного крестьянства и уходом его в города ⁶². Нет сомнения в том, что этот процесс имел место; но безусловно и то, что он происходил значительно менее интенсивно, чем это выглядит у Нурборга, так как сельское население тогдашней Швеции во многом компенсировало нехватку земли (или невыгодность ее обработки) за счет сторонних заработков. К тому же, как показывает сам Л.-А. Нурборг, условия аренды в то время были облегченными, и это, разумеется, устраивало не только бондов, но и ландбу. Для XIV и даже XV вв. следует говорить скорее о недостаточном вымывании беднейших слоев крестьянства, о замедленности социальной эволюции шведского крестьянства — и именно благодаря, а не вопреки его торговой активности, способствовавшей экономическому процветанию этого класса шведского общества в XIV—XV вв.

Процесс втягивания хозяйства бондов в рыночные отношения в определенной мере регулировался эволюцией рент и налогов, которая в Швеции XIII—XV вв. шла в направлении от натуральной к денежной форме, хотя последняя утвердилась в стране не ранее конца XVI в.⁶³ Анализ движения форм и размеров рент, налогов и экстраординарных поборов ⁶⁴ (с учетом изменений цен и денежной системы) мог бы также способствовать выяснению того, какая доля продукта хозяйства бондов шла на рынок и в какой мере бонды занимались торговлей своими товарами, а в какой — посредничеством. Однако здесь мы наталкиваемся на очень большие трудности. Хотя вопрос о государственных налогах и доходах шведской короны (как частного землевладельца, главы фиска и регального правителя) в настоящее время является темой ряда работ шведских историков (Э. Лённрота, И. Хаммарстрём, Ф. Дувринга, Т. Сёдерберга) и ими собран и обобщен большой новый (в том числе архивный) материал, их интересует главным образом история государства, и преимущественно с этих позиций — с точки зрения роста фискальной централизации, торговой и экономической политики короны — они рассматривают проблемы, связанные с тяглом населения. В задачи нашей работы специальное исследование ренты не входит⁶⁵, и здесь можно высказать только некоторые соображения в порядке предположения и постановки вопроса.

Прежде всего необходимо отметить больщую пестроту форм ренты в Швеции XIV—XV вв.; как и налоги, она выплачивалась главным образом продуктами сельского хозяйства и промыслов: маслом, медом, солодом, зерном, яйцами, мясом, живым скотом, мехами, рыбой, железом, а также продуктами деревенского ремесла; вместе с тем в отдельных случаях и в отдельных херадах преобладала денежная рента. Так, Ивар Аксельсон Тутт, член Государственного совета и самый крупный замельяый собственник Швеции во второй половине XV в.⁶⁶, владел комплексами дворов в Йёталанде (Вестерйётланде, Смоланде и Эстерйётланде). Резиденция фогта этих областей была в Вадстене, куда поступали: из Эстерйётланда и Северного Смоланда — в основном зерно, из Чьюста (Tjust) и других херадов Восточного Смоланда — деньги, из Вэренда (Värend) — масло и деньги, из Вестерйётланда — преимущественно масло. Из Вестерйётланда поступал также сыр, а из Смоланда — масло и рыба. Аскуда, Свартшьё (Askuda, Svartsjö) и другие херады Упланда давали ренту в основном деньгами⁶⁷.

Интересные данные о ренте содержат документы вадстеновского монастыря, владевшего землями, угодьями и рудниками, расположенными в различных областях страны. В середине XV в., помимо отработок в домене, монастырь получал специализированную ренту с рыболовен, рудников и пушных промыслов; деньги с земель, расположенных в Вадстене, Сёдерчёпинге, других городах и их пригородах⁶⁸, поступления (в неизвестном виде) с прилегавших к городу (Вадстене) капустных огородов, лугов и пашен и барщину с жителей этого города ⁶⁹, ячмень и деньги с арендаторов монастыря в Эстерйётланде; ячмень — в Сёдерманланде, Упланде и Вестманланде; деньги, железо, масло и хмель — в Нэрке; поступления (неизвестного вида) с монастырских мельниц, наличные деньги, масло, мед и домотканый холст — в Смоланде, Вермланде и о. Эланд; масло, ячмень, рыбу — в Вестерйётланде и деньги — с расположенных там мельниц⁷⁰.

Таким образом, здесь, как и во владениях Тутта, рента была специализированной, и ее состав зависел от хозяйственной направленности областей и даже отдельных районов, где были расположены обязанные оброком земли. В Вестерйётланде, где огромную роль играло животноводство, рента взималась преимущественно его продуктами, главным образом маслом и сыром, а также ячменем и рыбой. Деньги в Вестерйётланде платили лишь горожане и мельники; в Смоланде, Вермланде и на о. Эланд взимали ренту деньгами, зерном, мехом, маслом, медом, холстом, рыбой. В Упланде и Эстерйётланде — деньгами и ячменем; в Нэрке—деньгами, железом, маслом и хмелем; в Сёдерманланде и Веетманланде — ячменем, но также мехом и лососем; в Тавастланде — деньгами, в других финских и приботнийских областях — деньгами, сельскохозяйственными продуктами, рыбой, деревом, мехом, кожей, в Норланде — кожей и др., в Даларне — металлом, кожей и др. ⁷¹

Состав ренты менялся не только по областям, но зависел от хозяйственного уклона отдельных районов и даже усадеб и местечек. Так, рыбаки платили только натурой — рыбой. Налог рыбой были обязаны платить и «неорганизованные» рыбаки, которые имели в шхерах на рыболовецком стойбище свою «гавань» (hampn) и лавку (bodh) для торговли выловленной рыбой⁷². Рента частным землевладельцам и церкви и налог короне в горнорудных областях взимались (помимо незначительной отработки) металлом и деревом для шахт. Рента в этой области в 1530—1533 гг. была исследована Ф. Дуврингом. Он указывает, что она взималась в зависимости от количества земли в маркландах и исчислялась в деньгах, но само поступление шло в металле до конца 20-х годов XVI в.⁷³ Местечки с ремесленным или промысловым уклоном платили ренту почти исключительно изделиями своего ремесла. Хотя деньги входили в состав ренты уже в XIII в., денежная рента не стала преобладающей даже в XVI в. После денежной реформы (penning stadga) 1413 г. исчисление налогов и рент на королевских (и частично других) землях стало производиться в деньгах. Итоги поступлений и расходов в отчетах фогтов выводились исходя из натурального налога⁷⁴. Фогты стремились получить с бондов деньгами или värpörar — предметами, имеющими постоянный спрос и относительно устойчивую цену⁷⁵. На практике часть ренты продолжала взиматься в продуктах, хотя баланс фогтов подводился в деньгах⁷⁶.

Оценка сданных продуктов производилась фогтами, и это приводило к многочисленным недоразумениям. Прежде всего соотношения цен между различными продуктами сильно варьировались по областям⁷⁷. Кроме того, курс денежной марки в течение XIII—XV вв. упал примерно в пять раз. Все это создавало возможности для злоупотреблений со стороны фогтов при оценке сданных в качестве ренты продуктов, что чрезвычайно тяжело сказывалось на положении бондов в первой половине XV в.⁷⁸ Об этом выразительно повествует «Хроника Карла». Там говорится, что после введения penning stadga в Швеции произошло массовое разорение и вымирание людей; «бедные бонды» были так отягощены этой реформой, что там, «где раньше жило сто бондов, ныне в лучшем случае едва наберется двадцать»⁷⁹. Весьма вероятно, что эта реформа послужила одним из толчков к народному восстанию 1434 г.⁸⁰

Подобное положение вызывало стремление бондов установить фиксированную денежную ренту и налоги, заменить деньгами хотя бы большую часть своих платежей. Выяснить, в каких случаях рента поступала в продуктах и лишь фиксировалась в деньгах, а в каких случаях уплачивалась деньгами,— очень трудно, и прямых указаний по этому вопросу мало. Раньше всего в денежную форму были переведены государственные налоги и ренты короны. Уже в начале XIV в. денежная рента преобладала в королевских усадьбах на о. Эланд, в Вестерйётланде, Дальсланде, Нэрке, Западном Вестманланде и некоторых районах Финляндии⁸¹, но на о. Готланд, в ряде районов Центральной Швеции и Финляндии рента и налоги оставались по преимуществу натуральными⁸², с сохранением отработочных повинностей. Так, в 1403 г. налогообязанная единица из четырех хозяев («двух богатых и двух бедных») в Эстерйётланде должна была давать королю голову рогатого скота, двух овец, свинью, двух гусей, четыре курицы, 40 яиц, 10 возов дров, два пунда масла, пунд ржи, 1 марку (на 1 марку?) обработанной пеньки зимой и половину этого количества летом, а каждый налогоплательщик — 24 отработочных дня и 2 воза сена ежегодно ⁸³. Даже в середине XVI в. в самой восточной точке финских владений Швеции— Nyslotts län (земли короны) налог взимался в мехах⁸⁴, в других ленах — рыбой: в Абозском — spettfisk и треской, в Корсхольмском брали 18 бочек лосося в год, в Kumogård—18 лиспундов щуки. Кроме того, финские земли во второй половине XV в. давали короне ежегодно по 17 лэстов зерна ⁸⁵.

На землях феодалов и церкви в середине и конце XV в. взималась смешанная рента но, как правило, преобладала рента продуктами с исчислением на деньги. Так обстояло дело, например, во владениях Тутта и Вадстеновского монастыря. Уке Йёнссон из рода Черный Сконец (Svarte Skåning), член Государственного совета и крупный земельный собственник, взимал ренту в своих херадах в Центральном Вестерйётланде исключительно маслом⁸⁶.

Таким образом, к концу XV в. в Швеции пребладали платежи натурой. Они взимались в виде рент, налогов, отработок и прочих поборов короны в промысловых областях и составляли основную часть рент частных землевладельцев. Денежные ренты были незначительными в ленах дворянства и церкви, и лишь имели тенденцию к преобладанию в сельскохозяйственных областях частных владений короны. Поэтому денежные ренты феодалам и церкви не могли сколько-нибудь заметно влиять на втягивание крестьянского хозяйства в товарные отношения. По-видимому, главное место здесь принадлежало государственным налогам, экстраординарным поборам короны и церковной десятине, но и их влияние на указанный процесс вряд ли было определяющим.

В развитии товарного хозяйства бондов играл роль не столько процесс коммутации рент, сколько дальнейшая судьба этих рент, характер их реализации. Действительно, ведь коммутация рент сравнительно быстрее осуществлялась в тех областях, районах и поселениях, чья продукция представляла меньшую ценность на внешнем рынке. Это объяснялось тем важным (и хорошо прослеженным шведскими историками) обстоятельством, что имевшие высокий спрос на балтийском рынке товары — продукты животноводства, горного, рыболовецкого и пушного промыслов—сбывались (непосредственно или через ганзейских купцов) самими землевладельцами, получавшими их в качестве рент и, естественно, не заинтересованными в коммутации этих рент. И корона, и светские землевладельцы, и церковь, действовавшие в сфере оптовой торговли, ориентировались по преимуществу на внешний рынок. Розничные поставщики и покупатели-бонды не могли конкурировать с ними на внешнем рынке и практически не действовали там: ведь нельзя же всерьез считать внешним рынком пограничную торговлю бондов с Данией или их отдельные поездки за море. Зато бонды получили в свое распоряжение ближние рынки, и это было чрезвычайно важно.

Но здесь интересно не только, через чьи руки осуществлялось обращение на внешнем и внутреннем рынке страны. Не менее важно и то, чье хозяйство в этот рынок было втянуто в первую очередь. Данные о торговле бондов, о сокращении домениальных хозяйств за счет раздачи части домениальной земли в аренду, в том числе — бондам, и, наконец, об осуществлении торговли феодалов прежде всего за счет реализации натуральных рент позволяют считать, что в конечном счете и внешний, и внутренний рынок страны в XIV—XV вв. развивались по преимуществу за счет крестьянского хозяйства. Вторая линия развития товарности деревни — за счет связи с рынком помещичьего хозяйства ⁸⁷ — была представлена в это время еще слабо, и не исключено, что этот факт сыграл немалую роль в сохранении шведским крестьянством личной свободы и большой доли экономической независимости.

И не в этой ли двусторонней связи крестьянского хозяйства с рынком следует видеть важную причину успешного преодоления Швецией регрессивных явлений «аграрного кризиса», оказавшихся губительными для соседней Норвегии? ⁸⁸

В связи с развитием внутреннего рынка и торговли бондов следует указать на еще одну важную особенность шведского хозяйства в рассматриваемый период, которая отчетливо выступает из приведенного материала,— определенную хозяйственную специализацию. Известно, что между отдельными областями, районами и даже поселениями страны были большие различия естественно-географического характера. Они сказывались на темпах и формах развития этих областей. Так, в благоприятных условиях находился Вестерйётланд, с его богатым скотоводством, достаточно развитым земледелием, горнорудными залежами, близостью халландского и датского рынка для скота, даларнского рынка сбыта и сырья ⁸⁹.

Не случайно Вестерйётланд занимал одно из ведущих мест в экономике страны, славился кустарными ремеслами и промыслами, вел активную торговлю.

На роль природных различий в развитии торговли бондов особо указывал Э. Ф. Хекшер. Однако в рассматриваемый период, в связи с развитием сельского хозяйства, складыванием специализированного горного дела, ростом профессионального ремесла и городов, эти различия уже вышли за пределы только естественно-географических, они стали закрепляться и развиваться экономически. Здесь следует отметить, во-первых, различия сельскохозяйственного уклона отдельных областей; во-вторых, выделение специализированных товарно-промысловых районов различного профиля (горное дело в Бергслагене, рыболовство на морском и речном побережье и др.) и, наконец, превращение ряда кустарных промыслов в важную сферу занятия жителей целых хуторов, местечек и даже районов (выделение промысловых сел). В числе таких выделившихся кустарных промыслов были грубая деревообработка и выжигание древесного угля в Даларне и прилегающих к ней горнорудных районах, кораблестроение в приморских поселениях, ткачество в Вестерйётланде и на о. Эланд, кузнечное дело в Даларне, в местечках Марк и Кинд (Вестерйётланд) и др.

Начавшийся разносторонний рост хозяйственной специализации в шведской деревне являлся, на наш взгляд, одной из существенных черт общественного разделения труда, важным элементом роста товарного хозяйства и обмена.

¹Здесь учтены города финских областей (входивших тогда в состав Швеции), а также города провинций, входивших попеременно в состав Дании и Швеции (провинций Сконе, Блекинге и Халланд, которые с 1332 г. состояли в персональной унии со Швецией, в 1360 г. были захвачены Данией, а с конца XIV в., в связи с Кальмарской унией, развивались в непосредственной связи с центральными шведскими районами).
²О подобных же рыночных местечках в Англии (villa mercaloria) см. Е. В. Г у т н о в а. Возникновение английского парламента (Из истории английского общества и государства XIII века). М., 1960, стр. 201.
³Erikskrönikan, s. 6; Dipl. Sv., № 686, 889, 894; M. Бережков. О торговле..., стр. 47; N. Ahnlund. Stockholms historia, s. 33, 37, 43, 69, 117—118, 218; i d e m. Sundsvalls historia; N. Beckman. Vägar.., s. 3, 14—15; C. Th. O d h n e r. Bidrag till Städernas och Borgareståndets Historia före 1633. Uppsala, 1860, s. 12; C. G. S t у f f e. Skandinavien under unionstiden. 1867, s. 45—46, 48, 222, 223, 248— 249, 305; E. Lönnroth. Från svensk medeltid, s. 28; G. V. S у 1-v an der. Kalmar slotts och stads historia, afd. 2, del. 2, s. 1—15 f.; L. Moberg. Fyra gamla naturnamn.— «Namn och Bygd», Hf. I. Lund, 1954; A. Schiick. Studier..., s. 48, 149, 162; L. B. Falkman. Om mått..., s. 282; O. v Friesen. Ur Sigtunas äldsta historia.
⁴ Privilegier, № 107, 109, 118; H. Ståh1. Ortnamnen..., s. 27-30, 132;B.Boéthius. Gruvornas folk, s. 34; K.-G. H i 1 d e b r a n d. Falu stads historia; T. Söderberg. Stora Kopparberget..., s. 158, 447; A. Schiick. Studier..., s. 274.
⁵В. N е г m а п. Det forntida Stockholan; С. G. Styffe. Skandinavien..., s. 47—49, 106, 220—223; G. V. Syl v an der. Kalmars historia, s. 10 f.; A. S c h ii c k. Studier..., s. 170 и др.
⁶K. Landslag, KgB, b. XXIV.
⁷Во второй половине XIII в. образцом в этом случае служили цены, обычные в данной области.— Dipl. sv., № 799, постановление в Альснё от li285 г. (по современной датировке— 1279 г.— Ср. К- Е. Löfquist. Om riddairväsen..., s. 76).
⁸Stadslag, KpB, b. XXI, XXII; Privilegier, s. 209 f.; Skråordningar, s. 323; H. Hansson. Cotlänningax i Stockholm under medeltiden.— «Gotland i Stockholm», c. 12 f.
⁹Stadslag, КрВ, b. XXXIV, § 3.
¹⁰Privilegier, s. 209 f.: cp Stadslag, s. LXVI—LXVII.
¹¹MSUB, s. 23—25, 31, 34.
¹²Privilegier, № 54; N. Ahnlun d. Stockholms historia, s. 13, 186, 310; G. Kerkkonen. Bondebefolkningens binäringar, s. 282.
¹³Stadslag, KpB, b. XX, XXI m. m.; Privilegier, s. 209; W. Smith. Äldre svenskt tulWäsen, s. 28.
¹⁴Dipl. Sv., № 1706, 2574, 1326; N. Ahn1und. Stockholms historia, s. 166; W. S m i t h. Äldre svenskt tullväsen, s. 33.
¹⁵Privilegier, s. 209 f.; L. B. Falkman. Om mått..., s. 109; T. .Söderberg. Stora Kopparberget..., s. 448—449 m. m.; N. Ahn1und. Stockholms historia, s. 187.
¹⁶I. W. Ruuth. Bidrag...; L. B. Falkman. Op. cit., s. 54.
¹⁷Bjr, b. 8, § 1. Деление на провинции здесь, как и в других ме стах книги, дано по кн.: С. G. S t у f f е. Skandinavien under unionstiden.
¹⁸Fr. В г u n s. Di»e Lubeckischen Pfundzollbucher...— HGbll, Jg. 1904—1905, S. 113—131.
¹⁹Yngre Vestgötalagens äldsta fragment. Utg. av. G. E. Klemming.— SFS, 1880, s. 195.
²⁰L. B. F a 1 k m a n. Om mått..., s. 82.
²¹Köpung, köping (др.-нем. kaupangra, kaupanger др.-исландск. kaup-[v]angr, др.-датск. köbing), no определению А. Шюка — «äng, där köp giorts» (букв.: «поле, где совершается торговля»), позднее — «ort, där handelsplats finnes» (торговое местечко). См. A. Schuск. Studier..., s. 1-45—146.
²²Dipl. Sv., № 686; USP, № 18; A. Schuск. Studier..., s. 156 f.; 1. Hammarström. Finansförvaltning, s. 123, 124, 165, 195.
²³A. Schfick. Studier..., s. 75, 147—160, 156—460, 173; E. Lönnroth. Statsmakt..., s. 100, 137, 186; L. B. Falkman. Om mått..., s. 51 f.; C. G. Styffe. Skandinavien..., s. 169, 203 и др. Ср. Я. А. Левицкий. Города и городское ремесло в Англии в X— XII вв. М,— Л., 1960, стр. 85, 87, 88, 90—92, 95 и др
²⁴G. Götlind. Falan..., s. 10.
²⁵Dipl. Sv., № 3020.
²⁶Dipl. Sv., № 2027 (1315 г.), 2922 (1332 г.).
²⁷Biärköa Rätten, bil., s. 30 ff.
²⁸K. Landslag, s. 224.
²⁹К. Landslag, КрВ, b. VI.
³⁰Ibidem.
³¹ Ibid., s. 224; b. VII, s. 225.
³²«...naar han ey köper til altih wtih praanga oc saslia bonda waro j köpmanna waru oc twert aa moth...» (K. Landslag, s. 224).
³³ Stadslag, KpB, b. XV, § 4, s. 190.
³⁴ Впоследствии, правда, положение изменилось, и горожане добились ряда важных ограничений торговли бондов на городских рынках. Но это уже вопрос борьбы городов за монополию в области торговли, который требует специального рассмотрения.
³⁵ Stadslag, КрВ, b. XVI, s. 191.
³⁶ USP, № 3. Оригинал этого документа не сохранился, но его содержание известно из одного письма от 1 октября 1572 г., адресованного бургомистрам и совету Упсалы («...Än ét konung Monses i Sverige breff, at ingen skulle bruke landzköp»),— Privilegier, № 19, s. 21.
³⁷Stadslag, КрВ, b. XXII, XXIII.
³⁸ Dipl. Sv., № 3624; Privilegier, № 70 («Engen göre lan-dköp...»), cp. ibid., № 69.
³⁹ Запрет «Kopenschat drilwe a lande» (USP, № 13, s. 11; Privilegier, № 97, 98, 99, 100).
⁴⁰ Privilegier, № 153.
⁴¹ Privilegier, № 156.
⁴² Privilegier, № 176.
⁴³ St. tb. 2, s. 281.
⁴⁴USP, № 18, s. 16—18.
⁴⁵ USP, № 21, s. 21. Об ограничениях торговли бондов в городе см. также MSUB, s. 23 m. m.
⁴⁶ В. Steckzen. Umeå stads historia 1588—1888. Umeå, 1922, s. 11.
⁴⁷ Privilegier, № 34.
⁴⁸Privilegier, № 51-, 399; N. A h n 1 u n d. Stockholms historia, s. 2,28; A. S c h й c k. Studier.., s. 1S8 m. m.
⁴⁹ F. L i n d b e r g. Västerviks historia, s. 45.
⁵⁰ H. HiIdebrand. Medeltidsgillena i Sverige. Stockholm, 1877, s. 35 f.
⁵¹См. N. B e c k m a n. Vägar..., s. 13.
⁵² N.Forsell. Borås stads historia, s. 4.
⁵³ И. A ii д е р с с о н. История Швеции. М., 1951, стр. 80.
⁵⁴ Е. Y n g s tr ö m. Gävletrakten..., s. 15.
⁵⁵ Cp. A. S c h u c k. Studier..., Ex. II, s. 382.
⁵⁶ Skråordningar, s. 50.
⁵⁷Bjärköa Rätten..., s. 30 f.
⁵⁸Skråordningar, s. 301 (Cod. B. § 17). Фрэльсовые («не податные») крестьяне выплачивали подат» не короне, а феодалу, на землях наследственного поместья которого о.ни сидели. Ср. «.не податной арендатор» (fraelselandby) в указе 1380 г.
⁵⁹USP, № 17.
⁶⁰ См. В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 1, стр. 248.
⁶¹ St. tb. 1, s. 365, 366.
⁶² L.-A. N o r b o r g. Storföretaget..., s. 202 f.
⁶³Е. Lönnroth. Statsmakt..., s. 32 m. m.
⁶⁴ Здесь и ниже речь будет идти в основном лишь о ренте продуктами и деньгами.
⁶⁵Да и источники по этой проблеме, в основном сосредоточенные в шведских архивах, нам недоступны.
⁶⁶По XIV в. общих сведений о ренте почти нет.
⁶⁷I. Hammarström. Finansförvaltning..., s. 155—158. Данные, на которых построено исследование И. Хаммарстрём, взяты из шведских архивов.
⁶⁸ Возможно, здесь в качестве ренты взимались не только деньги; на это указывает выражение «tompta öre eller tompta giäldh», буквально — «земельные эре или земельные платы».
⁶⁹ 12 рабочих дней в год с каждого полного надела. См. Privilegier, № 63 (1400 г.). Эти привилегии были подтверждены в 1442 г. (ibid., № 91).
⁷⁰ Подробнее о монастырской ренте см в фундаментальном исследовании о Вадстеновском монастыре Л.-А. Нурборга.
⁷¹Instruktion för abbedissan..., s. 290—293; E. Lönnroth. Statsmakt..., s. 37, 38; F. D o v r i n g. Järnskatten i Gästrikland.— «Blad för bergshanteringens vänner», 28. Uppsala, 1947—1949, s. 153 — 157; I. Hammarström. Finansförvaltning..., s. 174 f., 47il m. m.; T. Söderberg. Stora Kopparberget..., s. 68 ff. m. m.
⁷² Skråordningar, s. 290, Ш, 306, 306.
⁷³ B 1539 г. фогт Даларны приказал взимать с некоторых категорий жителей местечка Wika в качестве земельного налога зерно, которое исчислялось на деньги (Mantal i Dalarne, № 1, s. 29). По более раннему периоду таких данных пока нет.
⁷⁴Е. L ö n n r о t h. Statsmakt..., s. 38, 185 m. m.
⁷⁵ Такими värpörar были: золото, серебро, деньги, ячмень, скот, свинина, коровье масло, домотканое сукно и холст, железо, необработанная медь, импортное сукно, соль, сельдь, тюлений жир (М. Е. Landslag, JB, b. IX; Stadslag, КрВ, b. XVI. Ср. ibid., JB, b. V).
⁷⁶ S. Tunberg. Erik af Pommerns jordebok., s. 117).
⁷⁷ E. L ö n n r o t h. Statsmakt...., s. 128.
⁷⁸ Например, в Вестмаеланде, в волостях Färnebo u Romfartuna бонды давали в качестве рент, штрафов и т. д. железо из расчета 18 эре за бочку или 27 марок за лэст; это очень - низкая цена (I. Hammarström. Finansförvaltning..., s. 150).
⁷⁹ Sidan then penning stadga war sath
tha wordo mang gc3 en ödhalagt
Riket plagadis m3stora dödha
thet mg lagdis go3 en ödha
the fatiga bönder som a ter liffwa
jämstor stadga sculle the giffwa
ther förre hundrada bönder boodhe
ther finnas nw naplik tiwgu godhe... (Karlskrönikan, s. 23).
⁸⁰Э. Лённрот (Statsmakt..., s. 105) указывает, что валютный кризис 20-х годов XV в. поднял действительную величину налога в переводе на деньги; следовательно, налоговый нажим сильно увеличился, что и было одной из главных причин восстания 1434 г.
⁸¹ С. G. Styffe. Bidrag..., bd. 2, s. 236 f.; Sv. Dipl., № 2027 m. т.; E. Lönnroth. Statsmakt..., s. 38, 185 m. т.; I. Hammarström. Finansförvaltning..., s. 471. Денежная форма податей преобладала также в поселениях шведов в Эстляндии; соответствующие привилегии были пожалованы эстляндским шведам в 1470 г. и впоследствии подтверждались (G. D a n е 11. Svenskarna i Estland.— «Rig», s. 24).
⁸² I. Hammarström. Finansförvaltning..., s. 25 ff., 471—473. Подать железом в Йеетрикланде официально была заменена денежной только в 1529 г., но и после этого она окончательно не утвердилась (F. D о v г i n g. Järnskatten..., s. 155 ff.).
⁸³ Sv. Dipl., № 380.
⁸⁴ E. L ö n n r o l h. Statsmakt..., s. 38.
⁸⁵I. Hammarström. Finansförvaltning..., s. 37, 111.
⁸⁶Ibid., s. 152 m. m.
⁸⁷Ср. А. С. Кан. Две тенденции в дворянском хозяйстве Швеции XVII в.— «Вопросы истории», 1954, № 3, стр. 132, 138.
⁸⁸ См. А. Я. Гуревич. Основные проблемы истории средневековой Норвегии в норвежской историографии.— «Средние века», XVIII, стр. 185.
⁸⁹Т. Söderberg. Ur östgötaspannmålens marknadshistoria,s. 53.

<<Назад Вперёд>>

Просмотров: 3198

загрузка...

Другие книги по данной тематике

Мишель Пастуро.
Символическая история европейского средневековья

Иван Клула.
Екатерина Медичи

Сьюард Десмонд.
Генрих V

Ю. Л. Бессмертный.
Феодальная деревня и рынок в Западной Европе XII— XIII веков

e-mail: historylib@yandex.ru

разделы

Эта книга находится в разделах

Список книг по данной тематике

Случайные книги

Полезное

Реклама

Глава 4. Рыночные связи бондов и развитие в деревне торгового профессионализма