Археологические памятники VI—III вв. до н. э. в Карпато-Балканском районе и Днестро-Дунайском междуречье

Памятники Румынии и Северной Болгарии VI—V вв. до н. э.

При характеристике археологических памятников интересующей нас территории в скифский период основное внимание будет уделено материалам VI—V вв. до н. э. Объясняется это тем, что в научной литературе пока нет обобщающих работ, посвященных этой теме, тогда как памятники IV—III вв. до н. э. уже получили достаточно полное отражение в печати¹.

В связи с тем, что в настоящее время еще плохо определяются границы отдельных локальных групп фракийской культуры VI—V вв. до н. э., предлагаемые ниже характеристики будут даны согласно делению памятников в румынской и болгарской литературе.

Хотя письменные источники вплоть до IV в. до н. э. не знают гетов к северу от Дуная, а отводят им лишь земли между горами Гема и Дунаем, основным населением всего Балкано-Карпатского района VI—V вв. до н. э. считаются гетские или близко родственные им племена. Именно гетам, по мнеиию многих ученых, принадлежит большинство памятников, о которых пойдет речь ниже².

В этом же разделе уместно дать характеристику археологических материалов скифского периода западных районов Скифии в пределах Днестро-Дунайского междуречья с тем, чтобы показать, какое отражение получило соседство с фракийцами в контактной зоне.

На большей части территории Румынии и в лесостепи Молдавской ССР вплоть до начала или середины VI в. до н. э. продолжала существовать гальштатская культура Басараби. Поэтому следующий этап в истории этих областей исследователи обычно начинают с 550 г. до н. э., связывая его с началом скифских походов и воздействий на запад. Для VI—V вв. до н. э. выделяется несколько групп памятников, к сожалению, представленных то одними могильниками, то только поселениями. Одна из таких групп располагается в Южном Прикарпатье (рис. 29). В литературе она получила название группы Бырсешты—Фериджеле по наименованию наиболее изученных могильников³. При значительном сходстве памятники типа Бырсешты по ряду черт отличаются от тех, которые образуют «тип Фериджеле».

Могильник у с. Бырсешты состоял из более чем сорока невысоких курганов⁴, насыпанных из земли, часто с большим содержанием железистой почвы красного цвета, откуда-то привезенной, или из местного суглинка. Сверху земляные насыпи покрывались панцирем из камней (валунов и гальки) местной породы. В курганах находились основные и до пяти впускных погребений. Основные погребения совершались на древнем горизонте, а впускные могли быть в насыпи или прорезали древний почвенный слой. Погребальный обряд — трупосожжения, совершенные за пределами мест погребений. Кальцинированные кости обычно были ссыпаны в кучку без урны и лишь некоторые находились в урнах. Последние только впускные и, по мнению С. Моринца, были наиболее поздними в могильнике.

Рис. 29. Карта фракийских и скифских памятников VI—IV вв. до н. э. в Днестро-Дунайском междуречье и Карпато-Балканском районе

I — V — на территории Румынии: I — группа Фериджеле, II — группа Вырсешты, III — группа Балта-Верде-Гогошу, IV — основные памятники Прутско-Сиретского междуречья; V — основные памятники Добруджи, VI — территория гетских поселений и городищ в лесостепной Молдавии; VII — памятники степной полосы Днестро-Дунайского междуречья; VIII — основные памятники Болгарии

а — гетские поселения IV—III вв. до н. э.; б — скифское стойбище IV в. до н. э.; в — гетское поселение V в. до н. э.; г —скифские поселения IV—III вв. до н. э.; д — гетские городища; е — скифские городища IV в. до н. э.; ж — скифские курганные погребения VI и V вв. до н. э.; а — скифские курганы IV—III вв. до н. э.; и — фракийские курганы VI и V вв. до н. э.; к — фракийские курганы IV в. до н. э.; л — погребения с оружием скифского типа V в. до н. э.; м — скифские грунтовые могильники; н — фракийские грунтовые могильники; о — случайные находки скифских изделий; п — курганы, сходные с западноподольскими; р — одиночные фракийские погребения VI в. до н. э.; с — одиночные фракийские погребения V в. до н. э.; т — клады фракийской торевтики; у — основная территория гетских поселений и городищ Молдавии; ф — условные границы групп

1 — Аджигиол; 2 — Телица; 3 — Муригиол; 4 — Нунташь; 5 — Тариверде; 6 — Енисала; 7 — Сату-Ноу; 8 — Бейлик; 9 — Чернавода; 10 — Сибиоара; 11 — Ступин; 12 — Меджидия; 13 — Гарван; 14 — Пятра Фрикецей; i5—Махмудия; 16 — Фрумушица; 17— Барбоши; 18 — Браила; 19 — Зимничи; 20 — Александрия; 21 — Гурбанешты; 2г — Фериджеле; 23 — Тигвени; 24 — Куртеа де Арджешь; 25 — Плоешты; 26 — Бырсешты; 27 — Брэхэшешты; 28 — Чимбала; 29 — Реча; 30 — Слободзия; 31 — Воловат; 32 — Сату Маре; 33 — Балта Верде; 34 — Гогошу; 35 — Мынжештешты; 36 — Хуши; 37 — Дерска; 38 — Стынчешты; 39 — Мошна; 40 — Арсура; 41 — Пояна; 42 — Поенешты; 43 — Ваицени; 44 — Крайова; 45 — Ст. Куконешты; 46 — Огородное; 47 — Новая Каменка, Каменка; 48 — Червонный яр; 49 — Шевченково; 50 — Арциз; 51— Борисовка; 52 — Сарата; 53 — Островное; 54 — Белгород-Днестровский; 55 — Каролино-Бугаз; 56 — Николаевка, 57 — Ефимовка; 58 — Надлиманское; 59 — Маяки; 60 — Граденицы; 61 — между селами Тудорово и Паланка; 62 — Семеновская оросительная система; 63 — Буторы; 64 — курганы Тираспольщины; 65 — Анастасьевка; 66 — Калфа; 67 — Балабаны; 68 — Этулия; 69 — Измаил; 70 — Орловка; 71 — на берегу оз. Ялпух; 72 — Готешты; 73 — Кукоара; 74 — Зернешты, 75 — Заречное; 76 — Пивденное; 77 — Овидиополь; 78 — Пыржолтены; 79 — Ханска; 80 —Добрина; 81 — Равна; 82 — Крегулево; 83 — Черна; 84 — Кюлевча, Калугерица; 85 — Друмево; 86 — проф. Злотарски; 87 — Браничево; 88 — Янково; 89 — Баново; 90 — Кьолмен; 91 — Юруклер; 92 — Дебнево; 93 — Севлиево; 94 — Торос Луковитско; 95 — Тетевен; 96 — М. Брестница; 97 —- Букьовцы; 98 — Врац; 99 — Врачанско поле; 100 — Софрониево; 101 — Александрово; 102 — Панагюриште; 103 — Калояново; 104 — Казанлык; 105 — Делбоки; 106 — Розовец; 107 — Бревово; 108 — Оризово; 109 — Группа Дуванли; 110 — Мезек; 111 — Луковит; 112 — Радювене; 113 — Летница; 114 — Горно монастырище

Рис. 30. Образцы керамики из памятников типа Бырсешты—Фериджеле

1—10 — Бырсешты; 11— 15 — Фериджеле

На расстоянии 1—1,5 м от кучки пережженных костей к югу располагалась группа сосудов, сопровождавшая погребенного. Чаще всего в набор керамики входило четыре сосуда: большая и небольшая миски, обе с отогнутым наружу краем; черпак с приподнятой над краем ручкой; большой сосуд колоколовидной формы. Иногда встречается пять или шесть сосудов.

Другой инвентарь, а он найден не в каждом погребении, находился вместе с остатками трупосожжений. В четырех из них встречены акина-ки, в двух — топоры, в нескольких — бронзовые наконечники стрел скифского тина. В одном из погребений найдена бронзовая крестообразная бляха, видимо, от колчана, украшенная в скифском зверином стиле. Кроме того, найдены бронзовые круглые бляхи со штырем на внутренней поверхности, бронзовые фибулы и пастовые глазчатые бусы.

Инвентарь погребенных позволяет датировать большинство курганов второй половиной VI — первой половиной V в. до н. э. Погребения в урнах отнесены С. Моринцем ко второй половине V в. до н. э.

Погребальный обряд, представленный в могильнике у с. Бырсешты, как будто является новым для той территории, на которой он находится. В предшествующем ему по времени могильнике у с. Стойканы, разобранном выше, нет трупосожжений и курганных насыпей.

Керамика (рис. 30, 1—10), за исключением мисок с отогнутым наружу венчиком, может рассматриваться как следующий этап развития посуды, представленный в Стойканском могильнике. Происхождение мисок с отогнутым наружу краем С. Моринц связывает с предскифской керамикой Среднего Приднепровья⁵. Однако белогрудовские миски, хотя и имеют широкий отогнутый наружу край, существенно отличаются от бырсештских по общей форме. Так же далеки от последних черные, хорошо лощеные миски Немировского городища, на которые ссылается С. Моринц⁶. С керамикой лесостепного Правобережья Украины могут быть связаны только фрагменты горшка, украшенного валиком и круглыми отверстиями под венчиком (рис. 30, 7)⁷.

Помимо лепных сосудов, в одном из курганов (17) была найдена гончарная миска, сделанная из серой, хорошо отмученной глины (рис. 30, 3).

Из немногочисленных предметов вооружения, найденных при раскопках могильника, только массивный железный двулезвийный топор8 не может считаться скифским по происхождению. Четыре акинака, однолезвийный топор⁸ и наконечники стрел типично скифские, не имеют никаких отличий от найденных в Северном Причерноморье.

Крестовидная колчанная бляха из Бырсешт более всего напоминает бляху с орлиными головами из Ольвии⁹. Однако в отличие от последней у нее нет круглого центрального медальона. В ее центре изображен олень с повернутой назад головой, повторяющийся затем на длинном конце бляхи три раза. По количеству находок, известных в настоящее время, наибольшее число крестообразных бляшек так называемого ольвийского типа происходит из областей, расположенных за пределами скифского мира. В Трансильванин, Венгрии, Южной Чехии и Моравии были найдены экземпляры, представляющие собой копии «ольвийских», но и такие, которые сделаны местными мастерами в подражание «ольвийским» и существенно от них отличались¹⁰. Где именно была изготовлена бырсештская бляха, сказать сейчас невозможно.

К числу вещей, характерных для фракийцев, относятся фибулы, к сожалению, сохранившиеся неполностью и представленные лишь бронзовыми дужками¹¹.

Группа Фериджеле представлена несколькими могильниками и случайно обнаруженными погребениями в южном районе Прикарпатья в области Арджешь. Наиболее изученными в настоящее время являются могильники Фериджеле у с. Костешты—район Хорезу¹² и Тигвени¹³.

Могильник в Фериджеле состоял из 400 небольших холмиков, называемых исследователями курганами, насыпапных из камня и земли, и имевших диаметр 0,7—6 м и высоту до 0,35 м, а также погребений, никак не отмеченных на поверхности. Ал. Вульпе раскопано 149 курганов-холмиков и 28 грунтовых захоронений. Под насыпями находились не только основные, но и впускные погребения, которые никогда не нарушали центральной могилы. Все погребения представляли собой трупосожжения. Ал. Вульпе выделяет несколько способов захоронений остатков сожжений, из которых три были основными: 1) погребения на древней поверхности, кальцинированные кости и инвентарь были собраны в кучку, рассыпаны или положены в урну; 2) погребения в неглубоких ямах, размер которых часто зависел от величины урны. Урны сверху накрывались крышкой, а ямы — каменной плитой. Среди погребений этой категории встречается несколько захоронений кальцинированных костей на дне ямы без урны; 3) погребения в малых урнах с крышками, помещенных в яму, засыпанную землей.

В 1960 г. было обнаружено погребение, отличающееся от всех остальных. Оно представляло собой кострище — (остатки сожжения на месте), покрытое сверху грудой камней. А. Вульпе склонен считать, что три основных вида погребений несколько отличаются друг от друга по времени. Первую из них он относит к середине VI — первой половине V в. до н. э., вторую — к V в. до н. э., возможно, к его концу, а третью — к IV в. до н. э.¹⁴

Инвентарь погребений не всегда одинаков. Особенно богаты вещами центральные погребения первой группы (на материке). Большинство из них принадлежало воинам с набором оружия, предметами конского убора и керамикой. Впускные погребения, как правило, содержат только керамику. Украшения встречаются редко, поэтому отделить женские погребения от мужских трудно.

Набор форм керамики, встреченный в разных погребениях с захоронением на материке, постоянен, так же как в Бырсештах. Но количество сосудов может быть различным — от 4—5 до 14. Обязательным ассортиментом были: миски с загнутым внутрь краем, миска с отогнутым наружу краем, большая чаша, небольшая чашечка, банковидный сосуд (рис. 30, 11—15). Вся посуда лепная, сделана из грубой глины с примесью песка, щебня и слюды. Поверхности заглажены жидкой глиной. Обжиг сосудов слабый. От керамики из Бырсештских курганов она отличается большим разнообразием форм и орнаментов. В частности, здесь в широком употреблении были миски с загнутым внутрь краем, редкие в Бырсештах, а среди черпаков имеются формы, вовсе не встречающиеся в Бырсештском могильнике¹⁵. Большинство типов сосудов и их орнаментация каннелюрами связаны по происхождению с керамикой культуры фракийского гальштата.

Из оружия наиболее обычным видом, встречающимся почти в каждом погребении воинов, являются двулезвийные секиры (рис. 31, 19) такой же формы, как та, которая происходит из погребения в Бырсештах. Редкими находками были однолезвийные топоры. Единственным экземпляром представлен топор-клевец. Довольно частой находкой были и железные наконечникв копий (рис. 31, 23—37), которые по пропорции и орнаменту близки к иллирийским. К тому же кругу иллирийских древностей относятся длинные (до 35 см) железные боевые ножи (рис. 32, 11, 12).

Очень своеобразны наконечники стрел. Они сделаны из железного листа, имеют треугольную форму и выемку в основании. Для прикрепления наконечника к древку служила пара круглых отверстий. А. Вульпе склонен думать, что по форме эти наконечники стрел связаны с кремневыми наконечниками эпохи ранней и средней бронзы. Он же указывает на находки бронзовых или медных наконечников такой же формы в Швейцарии и в жилище культуры Бордей—Херэстреу¹⁶.

Помимо оружия иллирийского или иллиро-фракийского типа, в четырех погребениях в Фериджеле найдены железные мечи-акннаки — подражания скифским формам (рис. 33, 1—4).

Рис. 31. Оружие из фракийских и скифских погребений

1, 2 — Башова могила; 3 — курган 453 у с. Макеевка; 4 - курган 454 у с. Макеевка; 5 — курган 489 у с. Макеепка; 6 — курган 406 в урочище Горячево; 7 — курган Опишлянка; 8 - 10, 19, 23—37 — Фериджеле; 11 — Николаевка, погребение 1; 12 — М. Офирня; 13. 14 — Панагюриште; 15-18 — погребение в окрестностях Бухареста; 20, 21 — Добрина; 22 — Надежда; 38 — Куртеа де Арджешь; 39 — Кьелмен; 40 — Чертомлык; 41 — курган 3 у с. Аксютинцы

Украшения немногочисленны. Найдено несколько бронзовых двуспиральных фибул с треугольным приемником или приемником в виде беотийского щита (рис. 34, 1, 2), которые так же, как отмеченные выше формы оружия, считаются иллирийскими по происхождению¹⁸. Несколькими экземплярами представлены бронзовые браслеты, сделанные из круглого в сечении прута с насечками на наружной поверхности с сомкнутыми, заходящими друг за друга или незамкнутыми концами¹⁹.

К украшению пояса относит А. Вульпе бронзовые ажурные оковки, сопоставляя их с принадлежностью иллирийских поясов²⁰.

В трех погребениях найдены бронзовые височные кольца или серьги с маленькой гвоздевидной шляпкой, совершенно такой же формы, как найденные в «скифских» могильниках Потисья (рис. 34, 13, 14)²¹.

Погребения второго и третьего типов сопровождались только керамикой. Причем наборы посуды в них значительно беднее и однообразнее, чем в погребениях первого типа. Но в погребениях третьего типа встречена новая, не известная ранее форма мисок, для которых характерны две ручки, вертикально поставленные. Эти миски, по мнению А. Вульпе, связываются по происхождению с мисками, сделанными на кругу, из южно-фракийских памятников Болгарии²².

Раскопки 12 курганов в Тигвени, содержавших 34 могилы с трупосожжениями, подтвердили наблюдения Ал. Вульпе, сделанные при исследовании в Фериджеле, и дали ряд новых элементов, важных для характеристики погребальных сооружений и обряда у населения Южного Прикарпатья в скифский период²³. По определению авторов, могильник в Тигвени соответствует второй и третьей фазам Фериджеле, т. е. должен датироваться V—IV вв. до н. э. Замечу, однако, что твердых оснований для датировки как поздних погребений Фериджеле, так и могильника Тигвени пока нет. Бесспорным можно считать, что они совершены после основных погребений первой фазы в Фериджеле, но сколь велик хронологический разрыв между ними, сказать трудно. Во всяком случае железный акинак из могилы V в кургане 9 могильника Тигвени, единственный в этом памятнике, выполнен по образцу мечей и кинжалов, употреблявшихся в Скифии не позднее V в. до и. э.²⁴

Встреченные в ряде погребений предметы конского убора представлены железными удилами с псалиямн и несколькими бляшками. Они существенно отличаются от вещей, характерных для скифской культуры, но типичны для Потисья и Южной Фракии¹⁷. К этой же группе памятников типа Бырсешты—Фериджеле исследователи относят находки двух комплексов керамики, видимо, из разрушенных погребений с сожжением в Северо-Западпой Добрудже — в Пятра Фрэкэцей и Махмудии в районе г. Тулча²⁵. Говоря об этих находках, Г. Симион полагает даже, что они свидетельствуют о появлении в Истро-Понтийской зоне элементов, пришлых с запада, и об образовании в VI -V вв. до н. э. единой культурной зоны Балкано-Карпатекого района²⁶. По мнению этого исследователя, продвижение группы Бырсешты—Фериджеле к низовьям Дуная способствовало исчезновению группы Бабадаг в Добрудже и конце VII в. до н. э.²⁷

Рис. 32. Однолезвийные мечи и кинжалы

1 — Софиевка; 2 —урочище Круглик близ с. Федоровка; 3 — Балта-Верде; 4 — Софрониево; 5 — Гогошу; 6 — Големата могила; 7—Николаевка, погребение 1; 8—Севтополь; 9 — курган 487 близ Златополя; 10 — Куртена де Арджешь; 11, 12 — Фериджеле

Рис. 33. Мечи-акинаки скифского типа

1 — 4 — Фериджеле; 5 — Суручены; 6 — Муригиол; 7 — Молдавская ССР; 8 — урочище Галущино; 9 —Куртеа де Арджешь; 10 — Поянешты; 11, 12 — Залечешты-Ботошаны; 13—15 — Бырсешты; 16 — Комарна; 17 — Нанешты, 18 — Варатек; IP — Гозница; 20 — Агатово; 21 — Девене-Врачанско; 22 — Равна, 23 — Юруклер; 24 — между селами Тудорово и Паланка; 25 — Гэичены; 26 — Петриканы; 27 — Меджидия; 28 — Волковцы; 29 — Грищенцы; зо — Каневский уезд

Материалы эти, на мой взгляд, еще слишком ограничены, чтобы делать столь ответственный вывод. Хотя, с другой стороны, нельзя не признать, что с памятниками типа Бырсешты—Фериджеле имеют ряд сходных черт не только названные погребения Добруджи, но и одновременные с ними могильники Добрина и Невша в Северо-Восточной Болгарии. Подробнее о них будет сказано ниже.

В северо-западной части Прутско-Сиретского междуречья известно несколько небольших курганов VI—V вв. до н. э., которые справедливо сопоставляются румынскими исследователями с памятниками Западной Подолии²⁸. От описанных они отличаются тем, что трупосожжения здесь совершались на месте погребения, на специально устроенной четырехугольной площадке из земли и гравия. После кремации на остатки костра клали инвентарь, а сверху сооружали небольшую насыпь из земли с гравием. Такие курганы известны пока только в двух местах Северо-Восточной Румынии: у с. Воловат — один курган (7) в группе, содержавшей более ранние захоронения, и у с. Сату Маре. М. Игнат считает эти курганы аристократическими. Однако довольно скудный инвентарь, найденный в них, как мне представляется, не подтверждает эту мысль. В кургане у с. Воловат из металлических вещей найдены только украшения — два бронзовых браслета, височное кольцо, вполне сходное с находками в погребениях VI в. до н. э. в украинской лесостепи, и бляшка в форме спирали²⁹. Кроме металлических вещей, были еще глиняные бусы, пряслица и четыре сосуда. Керамический комплекс интересен тем, что содержал два сосуда, сделанных в подражание лужицким, и миску с наколами под венчиком, безусловно, сходную с известными в памятниках Правобережной лесостепной Украины VI—V вв. до н. э.³⁰

В курганах, исследованных у с. Сату Маре еще в конце прошлого столетия, были встречены наборы скифских бронзовых наконечников стрел³¹, железный наконечник копья и керамика.

Близость, наблюдаемая в погребальном обряде и инвентаре с западно-подольскими курганами, позволяет предполагать, что описанные памятники Румынии составляли одну группу с западно-подольскими.

На центральном молдавском плато, в междуречье Прута и Сирета, пока не известно гетских погребений VI—V вв. до н. э., но к концу VI в. до н. э. исследователи относят появление там первых гетских городищ, укрепленных валами и рвами³². Однако ранние материалы из этих памятников пока не опубликованы.

Рис. 34. Металлические украшения из фракийских и скифских памятников

1, 3, 13, 14 — Фериджеле; 2 — Добрина; 4—5 — Пятра Фрикецей; 6, 7 — Зимнича;
8 — Бырсешты; 9 — Гайманова могила; 10, 1S — ур. Холодный яр: к. 28; 11 — Енисала;
12 — Чимбала; 16 — Глинное, к. 276; 17 — Муригиол; 18 — Чобручи, к. 345; 19 — Надлиманское городище; 20 — М. Брестница; 21 — Журовка, курган 416; 22 — Николаевка, погребение 42;
23 — Матеуцы; 24 — группа БОФ, курган 13, погребение 2; 25 — ур. Холодный Яр, курган 20; 26 —Ханска; 27 — штамп из Адамклиси; 28 — Николаевна, курган 4; 29 — Гурбанешти

Особая группа памятников VI—V вв. до н. э., отличная от всех остальных по погребальному обряду и инвентарю, выделяется в Юго-Западной Олтении. К ней относятся погребения этого времени в курганном могильнике у с. Балта-Верде, курганный же могильник Гогошу и бескурганные погребения в могильнике — ус. Басараби³³.

Для этой группы свойственно трупоположение, которое в V в. довольно решительно сменяется трупосожжениями. В металлическом инвентаре здесь преобладали вещи иллирийского происхождения. Особенности наблюдаются и в керамическом комплексе. Румынские исследователи колеблются в определении этнической принадлежности людей, оставивших памятники этой группы. Одни считают возможным относить их к иллирийцам, другие — к фракийцам, испытавшие сильное иллирийское воздействие³⁴. Связями и близким территориальным расположением именно с этой группой населения объясняет А. Вульпе иллирийские элементы в инвентаре погребений, относящихся к группе Фернджеле. В отличие от памятников группы Бырсешты—Фериджеле в погребениях VI—V вв. до н. э. в Балта-Верде совершенно отсутствуют элементы скифской культуры, тогда как в погребениях VIII—VII вв. до н. э. в этом же могильнике хорошо представлен конский убор так называемого фрако-киммерийского типа.

Отдельные погребения и поселения VI—V вв. и второй половины V вв. до н. э., которые румынские исследователи считают гето-фракийскими, но не принадлежавшими ни к одной из названных выше групп, отмечены в разных районах Румынии³⁵.

В курганном некрополе Истрии П. Александреску были изучены курганы, принадлежащие, видимо, гетской аристократии³⁶. Центральные погребения в них представляли собой трупосожжения, совершенные на месте погребения. Остатки костей и зола были сложены в кучу. Среди них находилась греческая керамика. На периферии курганов располагались захоронения человеческих и конских костей, которые автор склонен рассматривать как своеобразные жертвоприношения, сопровождавшие знатных покойников, погребенных в центре кургана. В одном из курганов (XIX), кроме греческой керамики VI в. до н. э., была найдена железная ручка зеркала (?) с грифоньей или орлиной головкой на конце, выполненной в скифо-фракийском зверином стиле³⁷. Авторы справедливо сравнивают эту ручку с рукояткой меча из могилы 120 могильника Сентеш-Векергуз в Венгрии.

Присутствие местного населения в греческом городе Истрии фиксируется по находкам фрагментов лепной посуды фракийского облика уже в самых ранних слоях, соответствующих первому периоду существования города — в конце VII—VI вв. до н. э.³⁸ Но для раннего времени комплекс такой посуды лучше всего представлен находками на поселении Тариверде, находящемся в 18 км к западу от Истрии³⁹. Архаический горизоyт этого поселения относится к середине VI в. до н. э. В нем обнаружены остатки жилищ двух типов — землянки и наземные традиционные фракийские каркасноглинобитные дома, большое количество различных ям хозяйственного назначения. Среди лепной посуды преобладали обычные фракийские горшки⁴⁰. Наряду с ними встречались и большие биконические сосуды, также связанные по происхождению с формами фракийского гальштата⁴¹. Вместе с ними найдены фрагменты и целые, не характерные для гето-фракийского мира, но имеющие прямые параллели в скифской керамике VI—III вв. до н. э. (рис. 35)⁴². Для архаического времени обломки такой же скифской посуды встречены в небольшом числе лишь в Истрии⁴³. В других местах Румынии они не известны. Кроме керамики, в Тариверде и Истрии найдены скифские костяные псалии⁴⁴ и бронзовые наконечники стрел VI—V вв. до н. э.⁴⁵ Из других находок на поселении Тариверде нужно отметить бронзовую фибулу такою же тина, как в памятниках группы Бырсешты—Фериджеле (рис.34, 5). Здесь она хорошо датирована греческой керамикой середины VI в. до н. э.

Первой половиной V в. до н. э. датирует Б. Берчу четыре бескурганных погребения у с. Чернавода в Добрудже⁴⁶. Как и и группе Бырсешты- Фериджеле, все погребения здесь совершались по обряду трупосожжения на стороне. Кальцинированные кости и зола находились в урнах, накрытых сверху миской или каменной плиткой. Урны ставились в неглубокую яму и обкладывались по бокам неотесанными каменными плитками. Погребальный инвентарь находился в сопровождавших погребения сосудах или рядом с урной.

Наиболее богатым оказалось погребение 1, в котором, кроме урны, накрытой миской, найдены горшок с положенными в него бронзовым зеркалом с железной ручкой, оканчивающейся двумя волютами (рис. 36, 10) и железным ножом (рис. 36, 11). Д. Берчу считает зеркало привозным из Ольвии. Однако нельзя исключить возможность изготовления его в прикарпатской мастерской по образцу ольвийских зеркал. Значительное количество бронзовых зеркал, известных в настоящее время в Трансильвании и Венгрии, заставляет меня вслед за В. М. Скудновой⁴⁷ думать о существовании такого центра в Прикарпатье в VI—V вв. до н. э.

Рис. 35. Скифские горшки с поселения Тариверде (1, 2)

В погребении 4 из металлических вещей найдена треугольная бронзовая подвеска с зубчиками на концах (рис. 36, 5), два бронзовых навершия булавок в форме пропеллера (рис. 36, 2) и обломки железного ножичка такой же формы, как и в погребении 1.

Урнами служили типично гетские сосуды разных типов — горшки "мешковидной" формы (рис. 36, 7), баночные сосуды (рис. 36, б) и в одном случае — кувшин (рис. 36, 5). Все миски-крышки принадлежат к одному типу. Они имеют слегка загнутый внутрь венчик и полусферическое или коническое тулово (рис. 36, 1, 2).

Погребальный обряд и керамический комплекс из погребений в Чернаводе особенно интересен в связи с тем, что ближайшие аналогии им находят в памятниках Добруджи и других районов гето-фракийского мира IV в. до н. э. Это свидетельствует о том, что уже с начала V в. до н. э. выработались те особенности материальной культуры гетов, которые были типичны для IV в. до н. э. В первую очередь — погребальный обряд и керамика.

Среди памятников VI—V вв. до н. э. особое место в румынской литературе отводится поселению у г. Александрия на левом берегу р. Ведя в южной Румынии⁴⁸, которое отличается от остальных по комплексу керамики. Обычная гето-фракийская лепная посуда — горшки, миски и черпаки (рис. 37, 4—8, 9) — по количеству находок стоит здесь на втором месте после керамики, сделанной на гончарном круге, явно не греческого облика. Среди последней преобладают обломки сероглиняных мисок разной формы (рис. 37, 10, 13—20), наряду с которыми имеются фрагменты высокогорлых сосудов, скорее всего кувшинов (рис. 37, 21). Те и другие по отогнутому венчику часто бывают украшены волнистыми прочерченными линиями или косыми насечками, а по шейке — узким рельефным валиком. Аналогичная керамика хорошо известна у южных фракийцев Болгарии с VI в. до н. э., откуда она, очевидно, и стала известна на левобережье Дуная. Основываясь на обилии находок гончарной посулы, К. Преда предполагает ее местное производство, хотя и воспринятое у южных фракийских племен. Э. Кондураки, однако, высказал вполне обоснованное возражение против вывода К. Преда. Он считает, что гончарная керамика в Александрии не может быть местной, а являетея привозной из Южной Фракии. О возникновении местного гончарного производства можно говорить лишь начиная с III в. до н. э.⁴⁹ В самом деле, хотя находки серой гончарной посуды южнофракийского облика и зарегистрированы в ряде гетских памятников Карпато-Дунайского района, уже для VI—V вв. до н. э. (например, в Бырсештском могильнике), но даже в IV в. до н. э. такая посуда здесь не имела сколько-нибудь широкого распространения. Вполне вероятным поэтому мне представляется предположение Э. Кондураки, чго поселение в Александрии отражает свидетельства античных письменных источпнков, в которых говорится о продвижении одрисов к северу от Гема вплоть до Дуная во время образования Одрисского царства при царе Тересе или во время процветания этого царства в эпоху Ситалка.

Рис. 36. Керамика и вещи из погребений в Чернаводе (1—12)

Рис. 37. Керамики и фибулы с поселения Александрия (1—24)

Заканчивая обзор археологических памятников VI—V вв. до н. э. на территории Румынии, следует отметить еще несколько погребений и случайных находок, имеющих аналогии среди древностей скифского круга и существенно дополняющих упомянутые выше данные о связях местного фракийского населения с носителями скифской культуры уже в VI—V вв. до н. э. Так, в районе г. Васлуй случайно были открыты два грунтовых погребения. Одно из них (у с. Мынжетешти) представляло собой вытянутое (на спине) трупоположение головой на север. Его сопровождали акинак и несколько наконечников стрел конца VI — начала V в. до н. э.⁵⁰ Второе погребение — также вытянутое трупоположение, но головой на юг (в местности Капул Редиу) — сопровождал такой же набор вооружения⁵¹. Еще два подобных захоронения известны в окрестностях г. Хуши⁵². Может быть, из разрушенного погребения или погребений происходят два скифских железных акинака и наконечник копья, найденные у г. Ботошаны⁵³. У с. Чимбала в районе Бакэу обнаружено трупоположение с довольно большим, набором бронзовых украшепий. Покойник был погребен в вытянутом положении головой на северо-запад⁵⁴. В погребении найдены гривна (в публикации В. Капитану она названа диадемой), два височных кольца с округлыми шляпками, аналогичные хорошо известным на Украине, пропеллерообразные навершия булавок, бляшки и бусы⁵⁵. Среди случайных находок в восточной части Румынии значительное место принадлежит железным акннакам скифского типа VI—V вв. до н. э. В настоящее время их известно более 20⁵⁶. Показательно, что большинство находок приходится на северные и отчасти центральные районы Прутско-Сиретского междуречья. К тому же времени относятся и случайные находки бронзовой крестовидной бляхи «ольвийского тина» у с. Армэшойа в р-не г. Васлуй⁵⁷, а также бронзового литого котла келермесского типа у с. Якобени⁵⁸.

Л. Вульпе и В. Михайлеску-Бырлиба рассматривают все упомянутые выше погребения Румынии как наиболее близкие к погребениям со скифским оружием в бассейне Муроша в Трансильвании, считая их принадлежавшими агафирсам⁵⁹. В. Михайлеску-Бырлиба относит к той же группе древностей на Муроше и все случайные находки акинаков из Прутско-Сиретского междуречья⁶⁰. Действительно, по обряду (отсутствие курганных насыпей над могилами, ориентировка), а также по некоторым особенностям в инвентаре упомянутые погребения близки к группе на Муроше и отличаются от скифских погребений Северного Причерноморья. Замечу, однако, что в трансильванских погребениях, как правило, находится еще и керамика, которой нет в упомянутых погребениях Восточной Румынии. Эта черта сближает памятники с курганными погребениями кочевников Северного Причерноморья. Но география находок акинаков как будто подтверждает их вероятную зависимость от трансильванских. Об этом же говорит присутствие среди акинаков укороченных кинжалов, хорошо известных на Муроше и в Потиссье и не характерных для скифов Украины⁶¹. Крестовидная бронзовая бляха из Армэшойа, так же как и упомянутая бляха из Бырсештского могильника, имеет близкие параллели среди древностей, производившихся по скифским образцам в Трансильвании и на Потиссье⁶².

А. Вульпе видит в приведенных археологических материалах подтверждение письменных данных, и прежде всего Геродота, о расселении агафирсов времен скифской войны с Дарием⁶³. С историческими событиями конца VI в. до н. э. он связывает и возникновение городищ в Северо-Восточной Румынии. Интересные построения А. Вульпе, однако, требуют проверки, поскольку археологических материалов для их обоснования пока явно недостаточно.

В степной части Нижнего Подунавья, на юге Прутско-Сиретского междуречья и в Добрудже пока не обнаружено ни одного скифского погребения VI—V вв. до н. э. Но к числу вещей скифских типов и керамики из упомянутых гетских памятников следует добавить еще несколько случайных находок VI—V вв. до н. э. Прежде всего — это два хорошо известных каменных изваяния скифов-воинов: первое — из Сибиоаре на берегу оз. Ташаул, второе — из Ступина,— которые, видимо, свидетельствуют о том, что где-то в районах мест находок были погребения скифских военачальников конца VI—V вв. до н. э., возможно участников войны с Дарием⁶⁴. Первое из этих двух изваяний П. Н. Шульц включает в группу наиболее ранних антропоморфных скифских скульптур, передающих, по его мнению, героя — родоначальника и одновременно военачальника⁶⁵. Второе — как будто более позднее, но, судя по форме акинака, изображенного на фигуре, оно не должно быть позднее середины — второй половины V в. до н. э.

Третье каменное изваяние из Добруджи (место находки его точно не известно) по общей форме напоминает ступинское, но на нем не передано оружие, поэтому о дате его сказать трудно⁶⁶. Отсутствие сколько-нибудь ощутимых отличий этих каменных фигур воинов из Добруджи от тех, которые теперь уже в большом количестве хорошо известны в скифском мире, не позволяют признать правильным мнение Д. Берчу о фрако-скифской принадлежности изваяний⁶⁷. Д. Берчу основывает свое заключение на том, что на статуе из Сибиоары изображена двулезвийная секира — оружие, не свойственное скифам, но широко применявшееся фракийцами. Однако этот довод нельзя признать убедительным, так как на каменных фигурах скифов-воинов из Скифии однолезвийные секиры с длинным обухом в отличие от горитов и акинаков изображались схематически и поэтому тоже были похожи на двулезвийные. Во всяком случае изображения секир на каменных изваяниях из Ждановского музея⁶⁸ и из с. Ольховчик в Донецкой обл.⁶⁹ близки к изображению на статуе из Сибиоары. Отличия заметны лишь в мелких деталях.

А. Александреску, склоняясь к мнению Д. Берчу о скифо-фракийском характере изваяний, полагает, что в основе как скифских каменных фигур воинов, так и происходящих с территории Добруджи, лежали одни и те же доскифские изображения⁷⁰. Фракийцы, по ее мнению, заимствовали наследие доскифской эпохи. Однако те каменные изваяния доскифского периода из Добруджи, которые имеет в виду автор, относятся к древнеямной культуре и появились на этой территории в связи с движением ее носителей за Дунай. Проследить генетическую связь скифских каменнмх скульптур из Северного Причерноморья и Добруджи с древнеямными не представляется возможным.

На правобережье Нижнего Дуная, в районе Адамклиси был найден металлический штамп, имеющий цилиндрическую форму, на одном конце которого нанесено рельефное изображение головы хищной птицы (рис. 34, 27)⁷¹. Оно выполнено в традициях искусства звериного стиля скифов V в. до н. э. и не содержит никаких элементов, свойственных фракийскому искусству. Видимо, прав автор, издавший этот предмет, считая, что он был привезен из Северного Причерноморья.

К иному кругу древностей относится вотивный бронзовый акинак из Меджидии, о котором мне уже приходилось писать⁷². На мой взгляд, он является одним из ранних произведений скифо-фракийского искусства звериного стиля. Особенности в композиции и трактовке образов животных, а также в дополнительном орнаменте позволяют считать эту вещь произведением фракийского художника, основывавшегося на скифских образцах, но работавшего в своей художественной манере.

К числу типичных скифских древностей, имеющих, однако, широкую дату в пределах VI—IV вв. до н. э., относятся литой бронзовый котел из с. Кастелу в районе Меджидни⁷³. У него по бортику две ручки в виде стилизованных фигурок козлов, а по тулову рельефный орнамент — зигзагообразная линия, обрамленная снизу шнуровым узором. Ножка обломана.

На территории Северной Болгарии памятников VI—V вв. до н. э. пока известно так же немного, как и в Румынии. Однако там имеется ряд погребений, которые исследователи датируют VII—VI вв. до н. э., т. е. несколько более ранним временем, чем румынские. Они не составляют обособленных групп, а открыты или в виде одиночных курганов, или в составе могильников, относящихся к V—IV вв. до н. э. Таковы погребения в кургане 6 в могильнике у с. Малка Брестница Тетевенско⁷⁴ в кургане 2 у с. Столат в местности Кантона Севлиевской обл.⁷⁵, в кургане 2 у с. Влашко село на Вратчанском поле⁷⁶, в кургане IV у с. Янково⁷⁷. Отдельные курганы ранней поры известны у с. Дебнево Троянско⁷⁸.

Все ранние курганы имеют очень небольшие размеры. Редко они превышают высоту в 1 м (чаще от 0.30 до 1 м) и имеют диаметр 8—20 м. Насыпи представляют собой холмики из камня и земли. В отдельных случаях в основании насыпи встречены небольшие кромлехи, сделанные из необработанных камней местных пород (в кургане 2 у с. Столат Севлиевско). Погребения совершались на древнем горизонте или в неглубоких могильных ямах. Изредка в ранних курганах Северной Болгарии встречаются каменные гробницы типа дольменов⁷⁹. Однако последние, как отмечает В. Миков, больше характерны для южных районов страны⁸⁰. В курганах 2 у с. Влашно село, 6 у с. М. Брестница и у с. Дебнево погребения совершены по обряду ингумации. Покойники были положены на спине, вытянуто, головой на северо-запад или север. В кургане IV у с. Янково находилось три погребения. Два из них (женщины и ребенка 8—9 лет) представляли собой трупоположения головой на север; третье погребение — трупосожжение. Обгоревшие кости были собраны в кучку и накрыты сверху миской. В остальных курганах — трупосожжения на стороне. Только в кургане 2 у с. Столат трупосожжение было совершено на месте погребения. Прах погребенных собирался и просто ссыпался на место погребения.

Погребальный инвентарь довольно однообразен и, как правило, беден. Чаще всего встречается керамика. Из металлических предметов обычны бронзовые двуспиральные фибулы с треугольным приемником. Более богатыми металлом оказались курганы у с. Влашко село. Кроме двух фибул, здесь были найдены: бронзовые крестообразные круглые и из трех круглых щитков бляшки с ушком на обороте, «столбики» для перекрестных ремней, возможно от конской узды, и бронзовый перстень⁸¹. Из кургана у с. Дебнево⁸² происходят шесть бронзовых фибул, четыре массивных бронзовых браслета, ожерелье из бронзовых спиральных пронизок и бронзовые ажурные обоймы от поясного ремня, такие же, как найдены в Фериджеле. Не только эти обоймы, но и большинство металлических предметов из болгарских погребений относится к числу иллирийских древностей, которые имеют место в памятниках типа Балта — Верде — Гогошу и в ранней группе погребений в Фериджеле в Румынии. Между тем, как мы видели, румынские памятники датируются второй половиной VI—V вв. до н. э., а болгарские — примерно на столетие раньше. Скорее всего здесь имеет место недоразумение в связи с неточной датировкой тех или других памятников. Бронзовые фибулы с треугольным приемником, которые лежат в основе датировки болгарских памятников, как показал А. Вульпе, живут долго, вплоть до IV в. до н. э., но экземпляры, наиболее точно датированные по греческой керамике, относятся к VI в. до н. э.⁸³ Поэтому можно предполагать, что болгарские памятники по времени близки к румынским. К VI в. до н. э. относится и средиземноморская фибула из погребения в кургане IV у с. Янково⁸⁴. VI в. до н. э. датируются частично разрушенные курганы у сел Софрониево, Каменное поле, Бели Извор и Алтемнр Врачанской околии⁸⁵. Все они дали трупосожжения, но в кургане у с. Софрониево сожжение было совершено на месте погребения, на площадке из речных камней, тогда как в остальных, сожжения совершались на стороне. Вместе с недогоревшими костями человека в кургане у с. Софрониево обнаружены кости коня, обломки сосуда, бронзовые удила, набор бронзовых блях от узды, железные однолезвийные меч и два наконечника копий, бронзовые фибула, наконечник пояса, браслет и фиала⁸⁶. Это погребение — одно из самых богатых инвентарем фракийских погребений VI в. до н. э. Уникальной находкой в нем является бронзовый налобник, выполненный в традициях фракийского искусства⁸⁷.

Видимо, хронологически смыкаются с упомянутыми погребениями Северной Болгарии или одновременны с ними три могильника — у сел Добрина⁸⁸, Кръгулево⁸⁹ и Равна (ранние погребения этого могильника)⁹⁰. Два первых могильника по сооружениям и обряду почти тождественны друг другу и очень близки к погребениям ранней хронологической группы в Фериджеле. В могильнике у с. Добрина исследовано 23 кургана, содержавших 47 погребений. У с. Кръгулево открыто 20 погребений. Как и в Фериджеле, курганы у с. Добрина представляли собой низкие небольшие холмики из камней высотой около 0,30 м, диаметром около 6—7 м. Под камнями прямо на древней поверхности или в неглубокой ямке находились погребения с трупосожжениями (от 1 до 4, чаще 2 или 3). Остатки сожжений, совершенных на стороне, собирались в урны, накрывавшиеся сверху мисками. Со всех сторон урны обкладывались камнями. Только в двух случаях остатки кремации были положены без урны, но сверху покрыты мисками.

В могильнике в Кръгулево, кроме трупосожжений с захоронениями и урнах, обложенных камнями, обнаружено два детских трупоположения. Дети были погребены в вытянутом положении головой на северо-восток.

Будучи близкими к могильнику в Фериджеле по обряду, болгарские памятники отличаются по набору инвентаря. В могилах далеко не всегда встречается посуда, сопровождавшая урны с прахом. Из металлических вещей обычную находку составляли только железные ножи. В могильнике у с. Добрина самым богатым по набору вещей оказалось погребение 2 в кургане 12, в котором, кроме урны, покрытой миской, находились еще три сосуда, железные топор, наконечник копья и удила с псалиями, а также бронзовая фибула. Отдельные предметы вооружения встречены в этом могильнике лишь в двух случаях, в кургане 1 (один бронзовый наконечник стрелы скифского типа VI в. до н. э.) и в кургане 16 (остатки железного наконечника копья). В Кръгулево на 20 раскопанных погребений приходится всего один железный наконечник копья из разрушенной могилы.

Из других предметов чаще всего находят бронзовые фибулы, такие же, как и в описанных выше погребениях. Лишь в кургане 23 у с. Добрина, стоявшем отдельно от остальных, найдено шесть фибул так называемого фракийского типа, но этот курган, очевидно, более поздний, чем те, которые входили в группу.

Из других украшений следует отметить бронзовые луновидные подвески, вырезанные из тонкого бронзового листа и украшенные пунсонным орнаментом по краю. В одном из погребений в Кръгулево встречена пара бронзовых гвоздевидных серег «скифского» типа VI в. до н. э. (рис. 34, 12).

Керамика не дает такого разнообразия и обилия форм, что в Фериджеле, нет в ней и орнаментации, свойственной последней и ведущей свое происхождение oт орнаментальных мотивов на керамике культуры Басараби. Вместе с тем биконические урны, горшки, миски и большинство черпаков (рис. 38) находят прямые параллели в керамике группы Бырсешты—Фериджеле или имеют лишь незначительные отличия в деталях. Преобладает лепная посуда. Так, в могильнике у с. Добрина из 73 сосудов только семь круговых, причем три из них античных, в том числе ойнохоя, относящаяся к группе фикелюра VI в. до н. э., может быть первой его половины, по определению А. Александреску⁹¹. Остальные гончарные сосуды — сероглиняные черпаки фракийского типа.

Оба могильника исследователи датируют второй половиной VI— первой половиной V и. до н. э. Замечу, однако, что, кроме находки одной фракийской фибулы в Кръгулево, ничто не говорит о V в. до н. э. Этот тип фибул стал распространяться с рубежа VI—V вв. до н. э.⁹² Поэтому можно думать, что скорее всего верхняя дата могильников не выходила за пределы начала V в. до н. э. Интересно, что в обоих могильниках найдены железные наконечники копий с маленькими круглыми дырочками в основании пера, которые принято относить лишь к позднекиммерийской поре, к VIII—VII вв. до н. э.⁹³

Могильник у с. Равна Варненской околии⁹⁴, в котором было исследовано 42 погребения под плохо сохранившимися, еле заметными насыпями, отличается от описапных тем, что половина погребений в нем находилась в каменных ящиках — гробнипах. Вторая половина погребений совершена так же, как и в могильниках Добрина и Кръгулево. Гробницы имели прямоугольную, квадратную или трапециевидную форму. Они были построены из поставленных на ребро, грубо отесанных известняковых плит, перекрытых одной, двумя или тремя плитами, положенными плашмя. Пол в большинстве гробниц глиняный и лишь в нескольких из них покрыт каменными плитами. Одни из гробниц сооружены на древней поверхности, другие — в неглубоких ямах. Все они, кроме одной, ориентированы с запада на восток. Одна (7) — ориентирована с севера на юг. Гробницы делятся на два типа. Первый тип представлен небольшими каменными ящиками размером 0,36X0,80—0,6 м (5). В четырех из них находилось по одному погребенному, в одном —два. Второй тип — ящиками сравнительно крупных размеров (0,6—0,7X1,4—1,8 м), состоявшие из погребальной камеры и преддверия у одной из коротких ее сторон. Таких гробниц известно в некрополе 14. Как правило, в них находилось по нескольку погребенных (от 1 до 5). Происхождение каменных гробниц В. Миков связывает с дольменами эпохи бронзы и раннего гальштата, распространенными преимущественно в южных районах Болгарии⁹⁵.

Все погребения могильника у с. Равна представляли собой трупосожженпя с захоронением праха в урнах. Сожжения совершались на специальной площадке круглой формы диаметром 5,7 м, окруженной камнями и расположенной на восточной окраине могильника.

Независимо от формы погребального сооружения во всех курганах урками служили сосуды, сделанные от руки и принадлежавшие хорошо известным по другим памятникам типам фракийской керамики. Сверху они закрывались лепнымп или гончарными мисками, частью сосуда, реже — каменной плиткой. Иногда каменная плитка была положена еще и под дно сосуда. Вместе с прахом в урны попадали украшения и предметы обихода, находившиеся при покойнике во время сожжения. Исключение составляет железный кинжал из кургана 2, помещенный рядом с урной, по-видимому, из-за значительных размеров.

Рис. 38. Керамика VI—V ee. до н. э. из могильников Северо-Восточной Болгарии

1 — Равна; 2, 3, 6—8 — Крегулево; 4, 5, 9, 10 — Добрина

Инвентарь довольно беден. Обычно урну с прахом сопровождало два-три сосуда, поставленных один возле другого. Это — глубокие миски, чаши, черпаки или кружки тех же форм, что и в других одновременных фракийских могильниках. Всего в погребениях у с. Равна найдено 139 сосудов, из них 76 лепных и 53 сделанных на гончарном круге. Последние представлены только сероглиняной фракийской посудой. Античная привозная керамика здесь отсутствует. Из вещей в Равненском могильнике, как и в других сходных с ним памятниках, чаще всего встречаются железные ножи. По форме лезвия некоторых из них похожи на скифские. Тождественна скифским и костяная ручка ножа из погребения 6, украшенная на поверхности циркульным орнаментом⁹⁶. Из оружия найдены лишь один акинак (в погребении 37; рис. 33, 22)⁹⁷, один наконечник копья плохой сохранности (в погребении 41)⁹⁸, железный наконечник стрелы подражающий скифским конца VII—VI вв. до н. э. (в погребении 23)⁹⁹, и обломок железного топора, тип которого не поддается определению¹⁰⁰.

Немногочисленны и украшения — это несколько глазчатых бусин, морские раковины, железный перстень и ажурная круглая бляха, аналогичная бляхам из Фериджеле¹⁰¹. Кроме того, найдены две бронзовые фибулы (одна из них с треугольным приемником, вторая арбалетовидная, так называемого чертозского типа) и глиняные пряслица.

М. Мирчев предлагает датировать могильник у с. Равна серединой V — серединой или концом IV в. до н. э.¹⁰² Но более обоснованным мне представляется определение В. Хенцеля, по которому могильник в целом относится к VI—V вв. до н. э.¹⁰³ Одной из наиболее ранних в нем следует считать могилу 23, в которой был найден железный двулопастный наконечник стрелы. По-видимому, близки к нему по времени погребения, в которых нет керамики, сделанной на гончарном круге, а также погребения с фибулами VI в. до н. э. Вещи, определенно относящиеся к V—IV вв. до н. э., в могильнике отсутствуют.

Погребений скифского облика VI—V вв. до н. э., таких, как были открыты в Прикарпатье, в Северной Болгарии нет. Но из с. Млада Гвардия (бывш. Князево Провадийско) под Варной происходит комплекс (22 экз.) бронзовых наконечников стрел скифских типов конца VII—VI вв. до н. э. Поскольку целые комплексы стрел пока не встречены ни в одном из раннефракийских погребений, можно думать, что обладателем его был выходец из Северного Причерноморья. Г. Тончева предполагает, что наконечники стрел были отлиты в мастерской античного г. Одесса (Варна)¹⁰⁴. Возможность такого предположения не может исключаться, однако в Одессе пока не найдено форм для отливки скифских наконечников стрел. Каменная форма для бронзовых двухлопастных стрел с листовидной головкой обнаружена в районе г. Коларовграда¹⁰⁵. Это указывает на то, что литье скифских стрел могло производиться скифскими или местными мастерами, а не обязательно в античной мастерской. Нельзя исключить также того, что набор стрел мог быть принесен скифским воином из Северного Причерноморья.

Отдельные находки наконечников стрел раннескифских типов известны еще в ряде мест Северо-Восточной Болгарии¹⁰⁶. Но насколько широко был распространен этот вид скифского вооружения у фракийцев в VI—V вв. до н. э., сказать пока невозможно. Хорошее же знакомство фракийцев с ранними скифскими стрелами сказалось в том, что, видимо, еще в пределах VI в. до н. э. фракийцы стали выпускать монеты, подражавшие по форме раннескифским двухлопастным наконечникам стрел. Такие стрелки-монеты были известны также на Березани, в Ольвии, ее округе и на побережье Днестровского лимана. Центром производства фракийских монет-стрелок считается полуостров Атия¹⁰⁷.

Из других находок на территории Северной Болгарии, имеющих отношение к нашей теме, следует упомянуть бронзовую пластину-матрицу из Гарчиново — одно из ранних произведений скифо-фракийского искусства¹⁰⁸. Здесь еще явственнее, чем на вотивном акинаке из Меджидии, видны черты, роднящие зооморфные изображения со скифскими произведениями звериного стиля VI в. до н. э., и вместе с тем особенности, свойственные фракийскому искусству.

Подводя итог сказанному о памятниках VI—V вв. до н. э. в Карпато-Дунайском и Балкано-Дунайском районах, следует подчеркнуть следующее. При существовании локальных различий между погребальными памятниками разных районов этой большой территории наблюдается ряд черт, общих для фракийцев и отличающих их памятники от скифских Северного Причерноморья. Для фракийцев были характерны преимущественно очень небольшие надгробные сооружения в виде холмов-курганчиков из камней и земли, иногда с каменными кругами-кромлехами в основании. Наряду с ними известны и могильники с погребениями без внешних признаков на поверхности. Погребения совершались преимущественно по обряду трупосожжения на стороне, реже — на месте погребения. Остатки сожжении или собирались в урны, закрывающиеся мисками-крышками, или хоронились под насыпями прямо на древней поверхности, в других случаях — на дне неглубоких ям. Под холмиком-курганчиком чаще находилось не одно, а несколько погребений. Обряд трупоположения тоже был известен фракийскому населению, но применялся редко.

Большинство могил отличалось бедностью инвентаря. Чаще всего погребенных сопровождали один или несколько глиняных сосудов. Из металлических вещей обычную находку составляли только железные ножи. Оружие и предметы конского убора крайне редки в памятниках Балкано-Дунайского района. Несколько чаще они находились в могильниках группы Фериджеле в Южном Прикарпатье.

Среди других видов инвентаря наиболее обычны бронзовые фибулы. Распространение их в Карпато-Балканском районе сближает фракийское население этого района с иллирийцами и одновременно отличает его от скифов и их ближайших соседей.

Основные черты погребального обряда и керамика из фракийских погребений VI—V вв. до н. э. связаны по происхождению с более ранними памятниками культуры фракийского гальштата.

В Карпато-Дунайском районе выделяется несколько погребений VI— начала V вв. до н. э., совершенных по обряду трупоположения, сопровож давшихся оружием скифских типов, которые, возможно, принадлежат выходцам из среды агафирсов на Муроше. По отдельным находкам связи с населением Трансильвании наблюдаются и на территории к югу от Нижнего Дуная, в Добрудже. Вместе с тем здесь уже для VI—V вв. до н. э. отчетливо заметны, хотя и немногочисленные, элементы культуры собственпо скифских племен Северного Причерноморья.

Памятники Румынии и Северной Болгарии конца V — начала III вв. до н. э.

Следующий период в истории культуры фракийских племен датируется концом V—III вв. до н. э. Верхней хронологической границей его считается бастарнское нашествие.

К концу V — началу IV вв. до н. э. локальные различия, наблюдаемые в гето-фракийских памятниках более раннего времени, заметно стираются. Румынские исследователи считают, что к этому времени образуется единая гето-дакийская культура, начала второй эпохи железа, которая охватывает весь Карпато-Дунайский район от гор Гема до Хотина в Словакии¹⁰⁹. Этот в целом верный вывод не исключает, однако, некоторого своеобразия памятников и отдельных элементов материальной и духовной культуры обитателей разных районов обширной территории.

Хотя для конца V — первой половины III вв. до y. э. археологических материалов в Румынии и Болгарии накоплено значительно больiе, чем для предыдущих периодов, все же имеет место неравномерность исследований различных районов. Более всего памятников этого времени сейчас известно на территории Добруджи и Северо-Восточной Болгарии, но и они представлены преимущественно могильниками¹¹⁰. На территории восточной Румынии, наоборот, открыто большое количество поселений (правда, только немногие из них раскапывались) и лишь отдельные погребения и могильники¹¹¹. Мало памятников IV—III вв. до н. э. обоих видов изучалось на левобережье Нижнего Дуная, на юге Мутении и Олтепии.

Как было сказано выше, достаточно подробная характеристика гетских памятников IV—III вв. до н. э. содержится в монографии И. Т. Никулице¹¹² и его статье¹¹³. Материалов преимущественно этого времени касается обобщающая статья М. Чичиковой, посвященная болгарским памятникам¹¹⁴.

В погребальном обряде, керамике и инвентаре фракийских племен всего Карпато-Балканского района конца V — начала III вв. до н. э. наблюдается прямая генетическая связь с предшествовавшими. Особенно отчетливо эта связь выступает в тех местах, где представлены погребальные памятники обоих хронологических групп — в Северо-Восточной Болгарии и в Юго-Восточной Румынии. Вместе с тем они достаточно ясны для наименее изученных областей обширного гето-фракийского мира¹¹⁵.

Традиционными для всей территории гето-фракийских племен и в IV—III вв. до н. э. оставались погребения по обряду трупосожжения с захоронениями в урнах и, реже, безурновые в грунтовых или курганных могильниках. Причем наблюдаются те же варианты деталей погребального обряда, что и в более ранних памятниках. Как и в VI—V вв. до н. э., в IV—III вв. до н. э., кроме трупосожжений, применялись и трупоположения, но в могильниках они всегда составляют очень небольшой процент.

Так, в самом крупном могильнике Добруджи, у с. Енисала, из 253 вскрытых там погребений только 10 были совершены по обряду трупоположения¹¹⁶. На 60 погребений, исследованных у с. Муригнол, приходились лишь два трупоположения¹¹⁷. Столь же редки трупоположения в гетских могильниках Северной Болгарии¹¹⁸. Несколько более обычны они в курганах гето-фракийской знати, которые в Добрудже и Северной Болгарии появляются в конце V и начале IV в. до н. э.

Из всей серии известных в настоящее время гетских погребальных памятников резко отличаются погребения (около 100), открытые на гетском городище Пояна в Румынии (слой IV—I вв. до н. э.). Это скорченные и, реже, вытянутые трупоположения в неглубоких могильных ямах¹¹⁹. Большинство погребений — детские, без вещей, поэтому датировка их затруднена, но в одном из погребений взрослого человека было найдено семь сосудов IV—III вв. до н. э., в другом (детском) нашли два амулета из мелких морских раковин, настовые бусы и бронзовую фракийского типа фибулу. Сказались ли в обряде, наблюдаемом здесь, древние местные традиции, или это связано с какими-то другими явлениями, решить сейчас невозможно.

По сравнению с предшествующей эпохой в памятниках конца V — начала III вв. до н. э. наблюдается большее разнообразие погребальных сооружений. Однако в подавляющем числе случаев изменения связаны с вариациями на основе существовавших ранее гробниц из камня¹²⁰. Не имеют местных корней лишь немногие из них. Так, в курганном могильнике у с. Браничево в Северной Болгарии, в самом большом и наиболее богатом из курганов (10) одна из двух могил представляла собой катакомбу¹²¹. Входная яма ее была округлой в плане, размером 0,6 Х 0,55 м, глубиной 1,5 м. В западной стене ямы вырублена небольшая камера с круглым сводом, имевшая площадь размером 1,2 X 2 м и высоту 0,8 м. На дне катакомбы обнаружены кучка кальцинированных костей и сопровождавший инвентарь, характерный для женских погребений. Он состоял из бронзового зеркала с ручкой, оканчивающейся волютами¹²², бронзовой фибулы фракийского типа (рис. 34, 7), бронзовой и золотой круглых блях с розеткой в центре и чернолакового блюдца. Обряд (трупосожжеиие) и инвентарь (фибула) говорят о фракийской принадлежности погребенной. Погребальное сооружение имеет близкие параллели лишь среди скифских катакомбных могил IV—III вв. до н. э. Интересно, что второе погребение в том же кургане было совершено в обычной фракийской гробнице, сложенной из речных камней на древней поверх ности. Оно также представляло собой трупосожжение, остатки которого вместе с золотой подвеской были сложены в греческую амфору. Погребенного сопровождал разнообразный и богатый инвентарь, свидетельствующий о том, что обладатель его принадлежал к числу богатых воинов. Наступательное оружие представлено тремя железными наконечниками копий. Из защитного вооружения были положены бронзовый шлем халкидского типа и, вероятно, щит, от которого сохранились железные пластины разной ширины (одни от 2,3 до 2,5 см, другие от 0,8 до 1 см), соединенные друг с другом железными скобами, так же как соединялись пластины скифских щитов¹²³. Вероятно, украшением щита была серебряная змейка. Бронзовая бляха с тремя сильно стилизованными головками коней (?), выполненная в скифо-фракийском зверином стиле, отличается от обычных блях этого типа наличием в центре ее отверстия в виде трубочки, через которое продевался, по-видимому, круглый ремень. Цв. Дремсизова считает этот предмет украшением конского убора. Две серебряных ворворки в виде усеченного конуса аналогичны находкам в скифских курганах.

Местной лепной посуды в этом погребении нет, так же как в скифских богатых курганах. Вместо нее была положена античная глиняная и металлическая посуда: серебряная чаша с греческой надписью на венчике; бронзовая ситула; подставка из бронзы в виде круга с диаметром 11,2 см; две амфоры; сероглиняный канфар, подражавший чернолаковым античным.

Две катакомбных могилы известны еще в одном могильнике, находившемся рядом с городищем IV—I вв. до н. э. у с. Зимниче на левобережье Нижнего Дуная¹²⁴. Устройство их плохо описано, а планы и разрезы не опубликованы. Поэтому, хотя зависимость их конструкции от скифских катакомбных могил представляется бесспорной, привести аналогии им из скифских памятников невозможно. Вполне вероятно, что здесь имело место лишь подражание скифским катакомбным могилам, обусловившее своеобразные черты их устройства. В частности, безусловно, к местным элементам в конструкции одной из катакомб относится каменная облицовка стен.

Обе катакомбные могилы в Зимниче дали погребения с трупосожжениями, которые по набору инвентаря (античные амфоры, чернолаковые и бронзовые сосуды, оружие и удила) относятся к числу наиболее богатых в этом могильнике¹²⁵. Таким образом, и здесь, как и в Браничеве, заимствование чуждых местной традиции форм погребальных сооружений было осуществлено для захоронения местной аристократии. Уникальными исследователи считают два сооружения, которые обычно трактуются как печи. Одно из них обнаружено в том же курганном могильнике у с. Зимниче¹²⁶. Остатки прямоугольного в плане сооружения из камней и глины со следами действия огня были открыты под курганной насыпью в неглубокой яме. Среди них находился полуобожженный скелет человека, лежавший вытянуто на спине черепом на юг; слева у черепа найдено два железных наконечника копий. Над покойником было разбито 10 или 12 сосудов — амфор и местных лепных. Все находки подвергнуты действию огня. Второе сооружение со следами сильного действия огня обнаружено в могильнике у с. Поянешты¹²⁷. Оно сделано из глиняных вальков в круглой яме диаметром 2,3 м, глубиной 1,5 м. На дне найден недокремированный скелет человека, вытянутый на спине, черепом на юго-восток. Возле левого бедра лежал железный акинак и 14 бронзовых наконечников стрел скифского типа. Набор вооружения и отсутствие других видов инвентаря отличают это погребение от гето-фракийских и вместе с тем делают похожими на скифские воинские погребения. Видимо, с обычаем, имевшим место у населения западно-подольской группы, в правобережной лесостепи и изредка в степном Северном Причерноморье¹²⁸, следует связывать сожжение погребальных конструкций вместе с покойниками.

Что касается погребальной обстановки в рядовых фракийских могильниках IV—III вв. до н. э., то она мало отличалась от той, которая была отмечена для многих погребений VI—V вв. до н. э. Чаще всего покойников сопровождала только керамика. Но во многих могилах здесь встречена античная посуда и сероглиняная гончарная фракийская керамика. Оружие обычно находят только в отдельных погребениях и всегда в малом количестве. Единичными находками представлены и предметы конского убора. Так, в могильниках у с. Муригиол на 60 погребений приходится только два меча и лишь в нескольких могилах найдено по нескольку бронзовых наконечвиков стрел¹²⁹. В Северо-Восточной Болгарии, в курганном некрополе V—IV вв. до н. э. у с. Проф. Злотарски из 10 раскопанных курганов только в одном найдена железная двулезвийная секира¹³⁰. Остальные погребения не дали никаких предметов вооружения. Из 18 погребений IV—III вв. до н. э., исследованных в курганном некрополе у с. Друмево Коларовградско, только в одном найдено два железных наконечника копий¹³¹. Однако в этом могильнике в некоторых урнах вместе с остатками кремации находились кости животных, а в одном из погребений (курган 1) вместе с кальцинированными костями человека были найдены еще и железные удила¹³². В упомянутом выше могильнике IV—III вв. до н. э. у с. Браничево из 11 исследованных там курганов, содержавших от двух до пяти погребений, набор оружия оказался только в одном описанном ранее богатом погребении. Из рядовых захоронений происходят лишь два обломка клинков мечей или кинжалов. В урнах вместе с человеческими костями обнаружены кости коровы, овцы, козы и свиньи¹³³.

Не оказалось никаких предметов вооружения в ряде памятников, доследованных Цв. Дремсизовой в Коларовградском районе¹³⁴ Не было ни одного погребения с оружием и среди 17 погребений IV в. до н. э., исследованных у с. Черна¹³⁵. Видимо, также редко оружие встречалось в погребениях рядового фракийского населения северо-западных районов Болгарии. Так, из 15 курганов конца V—IV вв. до н. э. (12 трупосожжений и три трупоположения), исследованных у сел Александрово, Надежда Ловчанско и Малка Брестница Тетевенско, оружие встречено лишь в трех курганах. В кургане у с. Надежда находились наконечник копья и боевой нож или кинжал¹³⁶, в кургане 3 у с. Малка Брестница — такой же нож или кинжал¹³⁷, а в кургане 5 оттуда же — наконечник копья¹³⁸.

Редкие находки предметов вооружения в могильниках рядового фракийского населения Карпато-Балканского района существенным образом отличают фракийский погребальный обычай от скифского, особенно кочевнического.

Со скифским обрядом имеет сходство почти обязательное положение в могилы как мужчин, так и женщин железных ножей, поскольку в больших могильниках они встречаются чуть ли не в каждом погребении. Но, если в скифских погребениях нож, как правило, прилагался к мясной пище, то в гето-фракийских далеко не всегда отмечается присутствие остатков такой пищи.

Как и в ранних памятниках, во фракийских могильниках IV—III вв. до н. э. довольно частую находку составляют бронзовые фибулы, среди которых преобладают разнообразные варианты так называемого фракийского типа (рис. 34, 6—8)¹³⁹. Поскольку фибулы известны и в погребениях, содержащих предметы вооружения, и в таких, где есть пряслица и мелкие украшения, можно думать, что фибулы были принадлежностью как мужского, так и женского костюма фракийцев.

Из других находок следует отметить бронзовые пропеллерообразпые навершия булавок, также типичные для фракийских погребений не только VI—V, но и IV в. до н. э.¹⁴⁰ Однако если фибулы характерны для всего обширного фракийского мира, то пропеллерообразные навершия известны лишь на территории Карпато-Дунайского района, включая Добруджу. На болгарской территории таких предметов как будто не найдено.

Так же редко, как в скифских рядовых могильниках, в гето-фракийских встречались бронзовые зеркала. Находки их известны в погребениях в Енисале¹⁴¹ и в случайно открытом погребении с трупосожжением у с. Нунташь в районе Истрии в Добрудже¹⁴². Интересно заметить, что в одном из погребений с трупоположением в Енисале зеркало лежало на правой руке скелета¹⁴³, как это нередко бывает в скифских курганах.

Довольно обычны в рядовых могильниках находки мелких украшений — бус, бронзовых височных колец и браслетов. Среди последних есть спиральные со змеиными головками на концах¹⁴⁴ и сплошные с шишечками латенского типа¹⁴⁵. Нередки также глиняные пряслица, вероятно, сопровождавшие женские погребения.

В могильнике у с. Енисала имеются вещи, не представленные в других памятниках. Во-первых, глиняные зооморфные фигурки. Автор, к сожалению, не описывает их подробно, а на таблице в обоих статьях помещена фотография лишь одной фигурки быка, выполненной в реалистической манере¹⁴⁶. Подобные фигурки, будучи хорошо известными по находкам на поселениях (как гето-фракийских, так и в лесостепной Скифии), ранее никогда не были встречены в погребениях. Во-вторых, уникальная вещь, никак не объясненная и не описанная Г. Симионом, а лишь представленная на фото в изданиях, к тому же без масштаба. Это предмет, видимо, бронзовый, напоминающий бляшки в форме скифского сложного лука со стрелой (рис. 34, 11)¹⁴⁷. До последнего времени такие бляшки были известны лишь на восточной периферии скифо-сарматского мира¹⁴⁸ и в Ольвии¹⁴⁹. Бляшка из Енисала отличается от них асимметричной формой дуги «лука», более округлыми очертаниями, а также отсутствием изображения конца древка «стрелы». Если правильно наше сопоставление, то описанную бляшку нужно рассматривать как еще одно свидетельство проникновения скифских форм в быт гето-фракийских племен Добруджи в IV в. до н. э.

Как в скифских, так и в гето-фракийских могильниках рядового населения не было полного сходства между погребениями, по количеству и набору вещей, а имелись относительно более или менее богатые. Эта особенность, очевидно, отражает тот различный уровень благосостояния людей, который был им свойствен при жизни. Отмеченные выше погребения в курганах у сел Браничево и Зимииче, выделявшиеся по особенностям погребальных сооружений и инвентарю из остальных погребений в могильниках, свидетельствуют о том, что в одних и тех же местах вместе с рядовыми членами коллектива могли хоронить и людей значительно более высокого достатка. К числу таких памятников, видимо, относится и неоднократно упомянутый выше могильник у с. Енисала, состоявший к тому же из грунтовых и курганных захоронений. Но еще более показательным является курган у с. Телица восточнее г. Тулча в Добрудже¹⁵⁰. Курган имел высоту 2—2,5 м при диаметре 31—32 м и был насыпан из земли. Под насыпью обнаружено семь погребений — трупосожжеиий, совершенных на стороне. Главное погребение (6) находилось в гробнице, сложенной из необработанных известняковых плит, имевшей подковообразную форму и размеры 4,1 X 2,6 X 1,7 м. Сверху гробница накрыта массивными каменными блоками. В гробнице обнаружено две урны, одна из которых накрыта миской, вторая — эллинистическим рыбным блюдом. Возле урны стояли три целых амфоры и часть четвертой, два чернолаковых канфара и миска. В урнах лежали кальцинированные кости, бронзовые украшения — колокольчики, браслеты, пуговицы, височное кольцо, две пастовые бусины. В одной из урн, кроме того, найдено железное долото (?).

Остальные погребения, в четырех из которых кальцинированные кости были в урнах, а в двух — без урн, совершены так же, как в большинстве рядовых могильников. По П. Александреску, курган в Телице является одним из самых поздних среди гето-фракийских памятников рассматриваемого периода и может быть датирован скорее всего началом III в. до н. э.¹⁵¹

В курганном могильнике у с. Зимниче, в том же кургане С7, в котором находилось погребение воина в «печи», отмечено богатое детское погребение, совершенное по обряду трупосожжения. Кости были сложены без урны на древней поверхности. Вместе с ними обнаружены золотые и серебряные бусы, бронзовое зеркало, три серебряных фибулы. Кроме того, в юго-восточном секторе кургана исследовано еще три впускных трупосожжения в урнах в сопровождении только керамики¹⁵².

Однако все богатые погребения, находившиеся в одних могильниках вместе с рядовыми, как по погребальным сооружениям, так и наборам инвентаря, уступают курганам, видимо, высшей знати, расположенным отдельно от рядовых, иногда по нескольку в группах или на определенной площади.

Наиболее ярким примером группового расположения таких курганов могут служить курганы у с. Янково в Северо-Восточной Болгарии¹⁵³. Могильник здесь состоял из четырех земляных курганов. Одни из них — малых размеров (высота около 70 см) — был сооружен еще в VI в. до н. э.¹⁵⁴ Три кургана больших размеров (высота кургана I—4,6 м, кургана 11—15, 16 м; курган III разрушен, но также, очевидно, высокий). Диаметр курганов 41—77,8 м. В курганах I и III находилось по одному центральному погребению, в кургане II, кроме центральной гробницы, было еще пять впускных погребений, сделанных в насыпи кургана.

Все центральные погребения помещены в гробницах, сложенных из камней на уровне древней дневной поверхности. Гробницы имеют значительные размеры и довольно сложные по архитектуре. Во всех трех имеются преддверие и два отделения. В гробницах курганов I и II одно из помещений — прямоугольное в плане, а второе — круглое, по-видимому с купольным сводом. Гробницы были разрушены, поэтому детали их устройства выяснить не удалось.

Внутри гробница кургана I была выложена хорошо обработанными на наружной поверхности каменными блоками. На одном из таких блоков вырезана греческая буква «А», на другом было рельефное украшение в виде широкой полосы, по диагонали пересекающей этот блок. На некоторых камнях отмечены следы штукатурки с росписью.

Цв. Дремсизова сравнивает погребальные сооружения из курганов I и II с купольными гробницами, известными в Центральной и Южной Болгарии. Особенно близкими, по ее мнению, к ним являются гробницы курганов у сел Мезек и Лозенград¹⁵⁵. Гробница кургана III принадлежит к так называемому македонскому типу, который встречается главным образом на юге Фракии¹⁵⁶. Для этих гробниц характерны преддверие и прямоугольное помещение.

Впускные погребения в кургане II находились в каменных гробницах простого устройства. Это — каменные ящики, сложенные из грубых каменных плит и накрытые сверху такими же камнями. Разграбление погребений в гробницах не дало возможности проследить погребальный обряд. Однако незначительные остатки захоронений позволили Цв. Дремсизовой проследить трупоположения и трупосожжение в гробницах курганов I и III, которые она трактует как погребения мужа и жены. В гробнице кургана III найдены еще и остатки детского погребения.

Все впускные погребения в кургане II были совершены посредством трупосожжения. Остатки кальцинированных костей с украшениями, надетыми на покойников и сгоревшими вместе с ними, были сложены в кучку в одной из сторон каменного ящика.

Отличительной особенностью центральных погребений являются сопровождавшие их захоронения коней, находившиеся в преддверии гробницы. Пара конских скелетов (один за другим) была найдена перед входом в гробницу кургана I. В кургане II был погребен один конь. В кургане III лежали два конских скелета: один у правого выступа преддверия, второй — у левого.

Кони были положены на левом боку с подогнутыми ногами, головами на восток. У коня в кургане II отсутствовал череп. Вместе с конскими захоронениями в курганах I и II найдены железные удила и псалии. В кургане II, кроме удил с псалиями, найдена еще бронзовая подпружная пряжка. В результате ограбления в гробницах сохранилось лишь небольшое количество мелких предметов. В гробнице кургана I — скифский бронзовый трехгранный наконечник стрелы; в кургане III — остатки железной пластинчатой брони такой же формы, как в большом кургане у с. Браничево. Остальные предметы из гробниц — мелкие украшения и обломки греческих и местных сосудов.

В неограбленных впускных погребениях в кургане III найден такой же инвентарь, как и в обычных рядовых могильниках, описанных выше: местная лепная и серая гончарная посуда, наряду с которой встречаются греческие чернолаковые с пальметкой лекифы (погребения 1, 3, 4. 5); бронзовые фибулы фракийского типа; бусы. В погребениях 1 и 3 найдены, кроме того, бронзовые зеркала с обломанной железной ручкой.

Наиболее простой разновидностью купольных гробниц, открытых в некрополе у с. Янково, вероятно, следует считать гробницы, обнаруженные в курганах у с. Лиляче Вратчанско¹⁵⁷.

Одним из наиболее богатых памятников Северной Болгарии является курган у с. Юруклер Тырговищенского района¹⁵⁸. Высота его 8 м, диаметр 40—50 м. Он был раскопан случайными людьми, поэтому должной фиксации не сохранилось. Известно только, что гробница была обнаружена на уровне древней поверхности, в восточной части кургана. Она сложена из хорошо обработанных плит и имела двускатное перекрытие также из каменных блоков. В верхней части блоки стен были орнаментированы овами и крестами, нанесенными красной краской. О погребении в гробнице никаких данных на сохранилось. Известен лишь богатый и разнообразный инвентарь, который позволяет говорить о том, что погребение принадлежало богатому воину. Из наступательпого оружия в гробнице найдены 11 бронзовых трехгранных наконечников стрел скифского тина IV—III вв. до н. э.. железный обломанный акинак, два железпых наконечпика копий плохой сохранности. Оборонительное вооружение состояло из бронзового греческого панциря и бронзового шлема халкидского типа. Железные удила и псалии Ив. Велков считает принадлежавшими боевому коню, погребенному вместе с воином. Однако о конском погребении данных нет.

Кроме оружия, к гробнице найдены бронзовые сосуды — гидрия, две ситулы, ситечко и чаша южноиталийского производства, а также греческие — арибалл и обломок краснофигурного сосуда.

Незначительно уступает по богатству инвентарем погребение воина у с. Аязляр Поповско, в котором найдены греческие бронзовые кираса и щит, два наконечника копий и бронзовые сосуды¹⁵⁹.

Комплекс серебряных вещей, по всей вероятности происходящий из разрушенного кургана, принадлежавшего богатому и знатному фракийскому воину, происходит из с. Букьовцы Оряховско¹⁶⁰. Он состоит из двух фиал, кружки, кубка, ручки от какого-то сосуда и блях, вероятно от конского убора, оформленных в зверином стиле. Несколько курганов Северной Болгарии отличаются от описанных и дают дополнительные сведения о погребальных обрядах и погребальном инвентаре местного населения.

У с. Торос Луковитской околии исследован довольно большой курган диаметром 17 м (высота его не указана)¹⁶¹. Погребение находилось в примитивной каменной гробнице, со всех сторон и сверху обложенной небольшими известняковыми плитками. В гробнице обнаружены остатки скелета, ориентированного по длине гробницы с севера на юг. На нем и вокруг — остатки досок, видимо, от гробовища. Справа у головы найден железный наконечник копья, а на груди — бронзовая бляха в зверином стиле. Из насыпи кургана происходит гончарный сосуд.

У с. Долиа Росице Тырговишенско в Северо-Западной Болгарии исследованы два крупных кургана (высотой 4,2 и 6.6 м, диаметром каждый около 35 м), насыпанных над несколькими малыми курганчиками¹⁶². Необычен обряд погребения в одном из них. Трупосожжение здесь совершалось на насыпи высотой 1,5—2 м. Остатки сожжения собраны в урну, которой служила глубокая сероглиняная гончарная миска, туда же был положен глиняный кувшинчик-чарка. Урна вместе с погребальным инвентарем (бронзовой фибулой, двумя бусинами, лекпфом и ножом) была помещена в большой пифос, тщательно обложенный камнями и закрытый каменной плиткой. Одновременно была погребена собака, костяк которой обнаружен на расстоянии 3 м на северо-запад от пифоса. Скелет собаки лежал на нравом боку головой к пифосу. Недалеко от пифоса находились разрозненные кости еще одной собаки. В насыпи обнаружены обломки сосудов и кости животных, которые указывают на существование тризны.

Аиалогичное погребение в пифосе под курганной насыпью из земли высотой в 5 м, диаметром 25 м исследовано недалеко от с. Мадара Коларовградского района¹⁶³. Установлено, что погребенным здесь был ребенок. Возможно, обряд погребения остатков сожжения в пифосе, сравнительно редко встречающийся у фракийцев, можно считать воспринятым от греков. Подобные погребения детей известны, например, в некрополе Аполлонии¹⁶⁴. Правда, здесь погребение в пифосе совершено через трупоположение.

В 1965 г. при строительных работах в центре г. Врац был открыт один из самых богатых фракийских курганов — Могилянская могила¹⁶⁵. В результате раскопок 1965—1966 гг. удалось выяснить, что в кургане находилось три гробницы, каждой из которых соответствуют определенные слои насыпи из глины и камней. Все три гробницы были построены на поверхности, причем гробница I находилась на уровне древнего горизонта, гробница II — на слое насыпи, сооруженной после захоронения в гробнице I, и гробница III — за пределами этой насыпи.

И. Венедиков полагает, что все гробницы были построены из толстых бревен и затем обложены камнями. Дерево не сохранилось, а о его присутствии, по мнению исследователя, говорят находки больших кованых гвоздей, которыми скреплялись бревна¹⁶⁶. Б. Николов возражает против этого, считая, что гробницы были сложены только из камней, а остатки дерева и гвозди, найденные при их раскопках, относятся к массивному деревянному перекрытию¹⁶⁷. Краткие публикации результатов исследования кургана не позволяют решить, кто же из исследователей верно восстанавливает погребальные конструкции. Гробницы I и III оказались ограбленными. Гробница II полностью сохранилась. Как пишет И. Венедиков, по планировке гробница I напоминала каменные купольные гробницы типа обнаруженных в кургане у с. Янково или в Казанлыке. Гробницы II и III были прямоугольными в плане. Гробница II состояла из погребальной камеры, коридора и преддверия, в котором находилась повозка со скелетами двух коней. Поза скелетов коней позволяет говорить о том, что кони, впряженные в повозку, были убиты на месте погребения¹⁶⁸.

Захоронения мужчины и женщины совершены посредством трупоположения. Рядом с погребением мужчины находится скелет верхового коня. На плечевой кости мужского скелета найдена фибула. Других вещей с ним не оказалось. Однако довольно полный и богатый набор оружия найден поблизости от женского погребения. Здесь лежали колчан с бронзовыми наконечниками стрел (100 экз.), вероятно скифских типов, часть железной махайры в ножнах, два железных ножа, бронзовый шлем и серебряные поножи. Среди камней курганной насыпи собрано 18 наконечников копий.

На черепе женщины обнаружен золотой венок. На месте ушей — великолепные золотые серьги¹⁶⁹. На скелете — золотые бляшки от покрывала, золотая фибула, ожерелье из стеклянных бус, бронзовое зеркало. На небольшом расстоянии от этого погребения были найдены две группы бронзовых и серебрянных сосудов, среди них имеются четыре серебряных фиалы, на двух из которых надпись греческими буквами, которую И. Венедиков трактует как два имени — царя Котиса I и мастера Этбея¹⁷⁰.

Богато украшенной оказалась сбруя верхового коня. Во рту коня находились серебряные удила, ремни уздечки украшали 11 серебряных бляшек, исполненных в зверином стиле, гладкие серебряные пуговицы и подвески в виде женских головок.

Гробница III состояла из двух помещений. В одном из них обнаружен скелет коня. Во втором (северо-западная камера) — сохранились остатки скелетов двух погребенных, потревоженных и разбросанных по глиняному полу помещения. Вместе с одним из них найдены: десятки бронзовых пластинок, которые Б. Николов считает оковками какого-то деревянного сундука; бронзовые фибулы фракийского типа и перстень; золотые подвеска и фигурка птицы¹⁷¹. В различных местах гробницы найдены разбитые сосуды — местные и греческие. В этой же камере находились остатки колчана с 73 бронзовыми наконечниками стрел, обломки двух железных ножей и различные мелкие глиняные поделки, аналогичные тем, которые В. Миков связывает с магическими женскими символами¹⁷².

В южной части гробницы обнаружены серебряная и золотая кружки-кувшины. На золотой — рельефное изображение двух фракийских воинов на колесницах, впряженных в четверку коней¹⁷³. Этот сосуд, безусловно, является одним из лучших и интереснейших произведений фракийского мастера, хотя и находившегося под влиянием античного искусства. К числу лучших произведений фракийских мастеров могут относиться также многие вещи, найденные в гробнице II и упомянутые выше. Наибольший интерес из них представляют серебряные поножи¹⁷⁴ и украшения конской сбруи в зверином стиле¹⁷⁵.

Совершенно очевидно, что погребения в кургане Могилянская могила были совершены последовательно, но разрыв между ними был невелик, так как все вещи, поддающиеся хронологическому определению, по мнению И. Венедикова, относятся к первой четверти — середине IV в. до н. э.¹⁷⁶ Гробницу III, наиболее позднюю в кургане, Б. Николов на основании греческой чернолаковой керамики предлагает датировать третьей четвертью IV в. до н. э.. хотя и признает, что произведения фракийских торевтов из нее датируются несколько более ранним временем¹⁷⁷. И. Венедиков считает этот курган усыпальницей одной из самых богатых фракийских семей середины IV в. до н. э., может быть царя трибаллов или вождя покоренного трибаллами племени мизов¹⁷⁸.

Вторым памятником Балкано-Дунайского района, выдающимся не только по богатству и интересным находкам, но и по погребальной архитектуре, является курган в местности Аджигиол у г. Тулча к Добрудже¹⁷⁹. Погребение находилось под большим курганом в каменной гробнице, в архитектуре которой прослеживается греческое или южнофракийское влияние. Гробница имела дромос, выложенный камнем. Стены погребальной камеры сложены из отесанных каменных блоков, на одном из которых нанесены греческие буквы. Дромос и камеры были перекрыты деревянными балками. В главной камере находилось погребение мужчины-воина, в соседней камере меньших размеров была погребена женщина. Оба погребения представляют собой трупоположения, но сведения об ориентировке и позах погребенных в публикациях отсутствуют. В специальной камере, построенной из необработанных камней и перекрытой деревом, обнаружены скелеты трех лошадей. Кони (определенно два из них) были положены в богатых уборах. Во рту сохранились железные удила с псалиями, на черепах, груди и в районе седел — остатки ремней, украшенных бронзовыми и серебряными бляхами, часть из которых выполнена в зверином стиле.

Поблизости от скелета мужчины найдены: большое количество бронзовых трехгранных и трехлопастных наконечников стрел скифского типа; железный наконечник копья; серебряные с позолотой шлем; поножи, украшенные в высоком рельефе антропоморфными и зооморфными изображениями в таком же стиле, что и поножи из кургана Врац.

Здесь же находились: два кубка из серебра с изображением фантастических животных; семь серебряных фиал, на одной из которых наколом сделана такая же надпись, как и на фиалах из г. Врац; обломки амфоры и греческой вазы краснофигурного стиля. Отдельно от вещей обнаружены зола и угли — остатки жертвенного костра.

Возле скелета женщины были найдены золотые серьги и другие золотые украшения, сделанные с большим мастерством.

На основании обломков греческой краснофигурной леканы погребение в Аджигиоле румынскими учеными сначала датировалась концом V — самым началом IV в. до н. э., или 400 г. до и. э.¹⁸⁰ В настоящее время оно уверенно относится к IV в. до н. э.. скорее всего к середине этого столетия¹⁸¹.

Основываясь на находках изделий в зверином стиле, Р. Вульпе в свое время считал этот богатый курган принадлежащим скифскому вождю¹⁸². Однако характер погребального сооружения и весь комплекс погребального инвентаря позволяют сближать этот памятник с богатыми курганами южных фракийцев группы Дуванли. В связи с этим Д. Берчу и другие исследователи считают курган в Аджигиоле принадлежащим одному из вождей одрисов или представителю одрисской аристократии¹⁸³. Если это действительно так, то памятник хорошо иллюстрирует письменные свидетельства о господстве одрисов над гетами вплоть до Дуная во время правления Севта I. Не исключено, однако, и то, что перед нами захоронено местного гетского «царька».

К числу погребальных памятников, принадлежавших гето-фракийской аристократии IV в. до н. э., относятся еще некоторые погребения, обнаруженные в районах к северу от Дуная. Одно из них — у с.Фэкэу к юго-западу от Бухареста. Здесь был собран инвентарь из могилы с сожжением, состоящий из обычной гетской керамики, аттического шлема, четырех железных наконечников копий, железных подпружной пряжки и удил¹⁸⁴. Недалеко от гетского некрополя в Зимниче доисследован большой, частично разрушенный курган¹⁸⁵. В юго-восточном секторе кургана обнаружена могила, ориентированная юго-юго-запад — северо-северо-восток, размером 3,8 X 2,28 м, слегка углубленная в материк, с остатками перекрытия из дубовых плах. На глиняном полу ямы в центре обнаружена роспись, представляющая собой квадрат, разделенный на четыре треугольника, два из которых красного, а два белого цвета. Остатки скелета молодого человека в перемешанном состоянии найдены в северо-западной части могилы. Вместе с ними лежали семь наконечников копий, шесть бусин, а в восточной части — амфора и греческая бронзовая ойнохоя в обломках.

Следует остановиться еще на нескольких кладах и случайных находках в Балкано-Карпатском районе, важных для характеристики материальной культуры гетов.

В 1911 г. у с. Радювене Ловчанско при разработке каменного карьера было открыто 10 серебряных фиал с омфалом на дне, два серебряных кубка, близких к кульобской вазе, но без орнамента и два серебряных конских нащечника в виде пары задних ног хищника кошачьей породы¹⁸⁶.

В том же районе г. Ловеч у с. Александрии как будто бы в разрушенном кургане были найдены три серебряные фиалы и три бронзовых сосуда¹⁸⁷. На одной из фиал, на верхней ее части, недалеко от венчика наколом была сделана надпись греческими буквами. Б. Филов, ссылаясь на Д. Дечева и других лингвистов, считает, что эта надпись принадлежит владельцу чаши по имени Котис, тогда как второе слово означает племенное название, неизвестное по другим источникам¹⁸⁸. И. Венедиков полагает, что здесь, так же как на фиалах из Враца и Аджигиола, первое имя означает имя царя Котиса, тогда как второе — имя мастера, сделавшего фиалу. В данном случае — это Энгист¹⁸⁹. Все четыре фиалы исследователь считает заказанными Нотисом и подаренными им местным царькам.

В 1953 г. в окрестностях г. Луковит был случайно найден один из самых богатых кладов серебряных вещей, известных на территории Фракии¹⁹⁰.

В состав клада входило 13 серебряных сосудов разных форм: пять фиал, близких к найденным в Радювене и Александрии, но с более богатой орнаментацией; три кувшинообразные «кружки»; пять кубков со сферическим туловом, один из которых украшен двумя рядами изображений женских бюстов в рельефе. Д. П. Димитров видит в сосудах из Луковитского клада сочетание греческих и местных фракийских элементов.

Вторую группу вещей, найденную вместе с сосудами, составляют предметы конского убора. Это трое железных удил с Сронзопыми пса-лиями; около 200 небольших серебряных пронизок различной длины, представляющих собой украшения ремней, и мелких бляшек с рельефными изображениями львиных и человеческих голов, нашивавшихся на ремни. Характер предметов этой группы ясно свидетельствует об их фракийском происхождении.

Особый интерес представляют металлические украшения конских уздечек. Д. П. Димитров выделяет три комплекса, каждый из которых имеет свои особенности в сюжетах, стиле и технике исполнения. Один из них выполнен в скифо-фракийском зверином стиле¹⁹¹.

Клад, найденный в окрестностях г. Луковит, является чрезвычайно важной находкой, в которой как бы собраны воедино предметы, единицами встречающиеся в разных памятниках Фракии. Он раскрывает большие возможности для разработки ряда проблем, связанных с историей и культурой фракийцев, а также для выяснения вопросов о взаимодействии местного населения со скифами, с одной стороны, и греками — с другой. Для этих же целей, особенно для изучения взаимосвязей скифского и фракийского искусства, не утратил значения и знаменитый, давно известный клад (?) серебряных украшений конской сбруи, купленный в Крайове и, видимо, происходящий из какого-то богатого фракийского кургана на юге Олтении¹⁹². Предполагаемое ранее X. Шмидтом и М. И. Ростовцевым скифское происхождение предметов клада, выполненных в зверином стиле, в настоящее время может быть отвергнуто. Все входившие в него украшения имеют особенности, характерные для фракийского искусства, хотя и отражают определенную зависимость от скифских форм и мотивов звериного стиля. Близкие к ним изделия хорошо известны сейчас по находкам в ряде мест Балкано-Дунайского района. Из всех предложенных исследователями датировок клада наиболее правильной мне представляется та, которую недавно обосновал Д. Берчу,— около 300 г. до н. э.¹⁹³ Она более всего соответствует нашим представлениям о хронологии вещей скифского звериного стиля, особенно близких к вещам крайовского клада.

Для выяснения особенностей фракийского искусства много дают два сравнительно недавно найденных клада. Один из них происходит из с. Летница в Северо-Западной Болгарии¹⁹⁴. В бронзовом сосуде лежали серебряные украшения: налобник, 19 сравнительно крупных блях и серия мелких изделий. Сюжеты и стиль изображений на большинстве крупных блях¹⁹⁵ не имеют никаких параллелей в произведениях скифского или скифо-античного искусства Северного Причерноморья, хотя, по-видимому, и находятся в зависимости от античного искусства и мифологии. Лишь некоторые бляхи украшены в скифо-фракийском зверином стиле и близки к найденным в кургане у г. Врац196. И. Венедиков датирует вещи клада временем между 380 и 350 гг. до н. э., считая их одновременными вещам из курганов Врац и Аджигиол. Зарытие же клада он относит к периоду похода Александра Македонского против трибаллов (335 г. до н. э.)197. Как и курган у г. Врац, клад в Летнице, по мнению И. Венедикова, принадлежал царю или вождю трибаллов.

Второй клад найден в районе г. Яссы, у с. Баицени на плато, где не было следов ни погребения, ни поселения¹⁹⁸. Однако те и другие известны недалеко от места находки клада. В частности, отмечаются ряд поселений и хорошо укрепленное городище, которое трактуется М. Петреску-Дымбовица как резиденция местного гетского царька в IV—II вв. до н. э. В зависимость от этого места исследователь ставит и клад у с. Баипени, состоявший из 70 крупных и более мелких только золотых вещей, выполненных в стиле фракийского и скифо-фракийского искусства. В его состав входили богато орнаментированный золотой шлем, близкий к аджигольскому, гривна с оригинальными концами в виде конских головок, различные бляхи, украшавшие не только одежду, но и конскую узду и некоторые другие вещи. Как многие предметы из Аджигиоля, так и те, что находились в составе клада в с. Баицени, особенно близки по стилю изображений к находкам из Летницы, Враца, Коцофени- т. е. к тем, на которых особенно ясно прослеживаются черты, отличающие фракийское искусство от скифского. Пожалуй, в стиле и исполнении изображений здесь еще более, чем на вещах из других находок, проявляется примитивизм и варварская манера в передаче сюжетов и мотивов греческого и иранского происхождения. Со скифскими могут быть сопоставлены только квадратные свастикообразные бляхи типа краснокутских. Однако и в них много местных элементов, объединяющих их с другими изделиями фракийских мастеров, работавших в скифо-фракийском зверином стиле.

М. Петреску-Дымбовица датирует клад приблизительно 400 г. до н. э., считая его несколько более ранним, чем вещи из Аджигиоля, Враца, Крайовы и Летницы¹⁹⁹. Однако твердых оснований для такого выделения у автора нет.

Из числа фракийских памятников IV в. до н. э. выпадает погребение и отдельные находки, которые, видимо, можно связывать с присутствием скифов на гето-фракийской территории. Так, среди погребений, известных на левом берегу Дуная, выделяется одно, открытое у с. Гурбанешты на берегу р. Мостиштя в 52 км к востоку от Бухареста. Здесь было исследовано три земляных кургана, давших главным образом погребения эпохи бронзы²⁰⁰.

В насыпи кургана 2 на глубине 0,90 м находилось впускное, сильно разрушенное погребение, от которого сохранились лишь пластина из электра — обивка деревянного сосуда, на которой тиснением передана сцена терзания оленя грифоном в скифском зверином стиле; шесть бронзовых скифских трехлопастных наконечников стрел IV—III вв. до н. э.; кусок железной пластинчатой брони от панциря или щита; обломки каких-то металлических предметов (рис. 34, 29). Поскольку обряд погребения остался неизвестным, трудно решить, кто был похоронен в этом кургане. Однако то обстоятельство, что погребение было впущено в земляной курган и сопровождалось только скифскими вещами, позволяет предполагать, что оно принадлежало не гету, а скифу-воину.

Других погребальных памятников IV в. до н. э.. которые можно было бы считать скифскими, ни в Карпато-Дунайском районе, ни к югу от Дуная, мне не известно. Следует отметить такой факт, как значительное сокращение по сравнению с VI—V вв. до н. э. находок скифских акинаков в Карпато-Дунайской зоне и отсутствие здесь погребений, которые можно было бы сопоставить с поздними погребениями агафирсов на Муроше или скифскими. Из немногих акинаков наиболее интересный найден у с. Петриканы в районе г. Нямц. Оригииальпое навершие акинака оформлено в скифо-фракийском зверином стиле (рис. 33, 26)²⁰¹. Однако, судя по перекрестью, этот акинак вряд ли можно датировать временем позднее второй половины — конца V в. до н. э. Из серии предметов этого рода с территории восточной Румынии, опубликованных в сводке В. Михайлеску-Бырлиба, только частично сохранившийся акинак из Рэдени скорее всего относится к IV в. до н. э.²⁰², остальные — более ранние. Следует заметить, что на фракийской территории, расположенной к северу от Дуная, не только среди случайных находок, но и в погребальных комплексах отсутствуют акинаки, особенно типичные для скифов IV—III вв. до н. э. Они известны лишь в районах к югу от Дуная вплоть до Центральной Болгарии²⁰³.

Рис. 39. Скифская и гетская керамика из Истрии и других поселений Добруджи (1-20)

Наконечники стрел скифских типов IV—III вв. до н. э.— трехгранные и трехлопастные — постоянно встречаются на поселениях и городищах Карпато-Дунайского района, подвергавшихся раскопкам. Они есть на городищах Пояна²⁰⁴, Стынчешты-Ботошань²⁰⁵, на поселении Кэбешти²⁰⁶ и ряде других в Прутско-Сиретском междуречье²⁰⁷, на городище Зимниче на левобережье Нижнего Дуная²⁰⁸.

На территории Добруджи к IV в. до н. э. увеличилось количество памятников, где, кроме господствующих форм гето-фракийской греческой керамики, встречались обломки типичных скифских горшков (рис. 39). Они известны не только в Истрии и ее ближайшей округе, но и в некрополе IV—III вв. до н. э. у с. Николае Былческу, а также на поселениях того же времени у сел Меджидия, Албешты, Арса, Мошняны и Аджижеа²⁰⁹. К сожалению, в имеющихся в настоящее время публикациях скифской керамике уделяется мало места, поэтому ничего нельзя сказать о ее количестве. Существенным представляется тот факт, что, кроме Добруджи, скифская керамика нигде во фракийском мире не представлена. Видимо, это не случайно, а связано с пребыванием именно на этой территории какого-то скифского населения. Относительно более широкое распространение в IV в. до н. э. скифской керамики в Добрудже по сравнению с VI—V вв. до н. э., по всей вероятности, можно объяснять или увеличением скифского населения, или возрастанием его роли в жизни фракийцев на этой территории.

Скифскими походами на запад в VI—IV вв. до н. э. многие исследователи объясняют возникновение в конце VI—V вв. до н. э. и постепенное увеличение к IV в. до н. э. укрепленных поселений — городищ на территории Прутско-Сиретского междуречья и в Нижнем Подунавье. К сожалению, городища, как и поселения, еще слабо изучены, поэтому пока нельзя получить ответ на многие вопросы, связанные с проблемой их появления, существования и исчезновения. На территории Прутско-Сиретского междуречья, где в настоящее время зарегистрировано около 20 городищ, частично исследовано только пять. Как отмечает А. Флореску, наблюдается концентрация их в естественно укрепленных зонах, но они отсутствуют на ровных местах к зоне холмистых понижений, которые имеют место в Северо-Восточном и Юго-Восточном районах Румынии²¹⁰.

Материалы конца VI — начала V в. до н. э. пока зафиксированы только на одном из двух городищ в Стынчешты-Ботошань (городище I). На втором городище наиболее ранние материалы относятся к концу V в. до н. э.²¹¹ IV—III вв. до н. э. датируется появление всех остальных городищ, известных не только в Прутско-Сиретском междуречье, но и на Нижнем Дунае. Так, на городище Зимниче ранние слои и укрепления датируются второй половиной IV — первыми десятилетиями III в. до н. э.²¹² Единственное городище, известное на территории Добруджи в устье Дуная у с. Бештене, считается одновременным кургану в Аджигиоле и могильникам Муригиол — Енисала²¹³, т. е. приблизительно того же времени, что и городище у с. Зимниче.

Конечно, необходимость защиты от скифов в период войны с Дарием, и особенно во время военных действий Атея, могла способствовать возникновению городищ. Однако, видимо, правы те исследователи, которые считают, что оборона от неприятелей была не единственной причиной, вызвавшей к жизни укрепление поселений. А. Флореску справедливо указывает, что в Карпатской зоне (в Трансильвании) городища появились еще в эпоху средней бронзы, в Добрудже — в начале гальштата (Бабадаг), т. е. задолго до скифских вторжений. По конфигурации и характеру укреплений городища скифского периода близки к этим ранним (те и другие укреплены земляными валами и рвами). Именно в них А. Флореску предлагает искать источник происхождения гетских городищ скифского времени. Городища использовались не только в период нападений неприятеля. Они были постоянно обитаемы и служили центрами, где сосредоточивались ремесленная и торговая деятельность отдельных групп гето-фракийского населении. Разные размеры (от 1—15 до 20—25 га) и разная мощность укреплений, видимо, отражали определенное назначение городищ. Крупные городища, имевшие к тому же еще и наиболее мощные укрепления, считаются экономическими, политическими, торговыми и религиозными центрами для окружавших их местных племен. Такими были городища у сел Стынчешты и Пояна Текуч, а на левобережье Дуная — у с. Зимниче. Именно на них найдено большое количество греческой импортной керамики и сероглиняной гончарной посуды южнофракийского происхождения, фибулы фракийского типа и другие вещи, свидетельствующие о широком размахе торговли. Помимо греческой керамики, о тесных связях с античными колониями Западного Причерноморья говорят находки на городищах греческих монет, чеканенных в Истрии и Каллатии. а также местных лепных сосудов, подражающих греческим²¹⁴. Причем эти последние известны не только на юге и юго-востоке Румынии, т. е. поблизости от греческих центров, но и в Центральной и Северной областях²¹⁵. В этой ситуации определить, какую действительно роль играли скифские военные походы за Дунай в появлении гетских городищ, сейчас не представляется возможным.

Городища скифского периода наряду с открытыми поселениями известны и в Северной Болгарии, хотя и мало исследованы²¹⁶. Большинство из них относится к V—IV вв. до н. э. По характеру укреплений они отличаются от описанных, так как окружены каменными стенами и имеют небольшие размеры. М. Чичикова полагает, что они были не только военно-стратегическими пунктами, но также экономическими и политическими центрами²¹⁷.

Заканчивая обзор археологических памятников скифского периода в Карпато-Балканском районе, необходимо подчеркнуть, что на всей этой большой территории известны лишь отдельные памятники и находки, которые можно считать принадлежавшими скифам. Они резко отличаются от фракийских. Вместе с тем контакты фракийцев со скифами прослеживаются по археологическим материалам начиная с VI в. до н. э. и становятся наиболее заметными в IV в. до н. э. Более всего они сказались в распространении оружия скифских типов — лука со стрелами и акинаков, щитов с пластинчатым набором. В конском уборе заимствования хорошо видны в формах и стиле украшений уздечек коней фракийской знати. Впрочем, элементы скифского звериного стиля прослеживаются и на других вещах фракийского производства начиная с конца VI — начала V в. до н. э.

Подражания скифским формам улавливаются и в конструкциях некоторых погребальных сооружений в курганах фракийской аристократии. Однако влияния скифского мира не изменили своеобразный облик материальной культуры фракийцев. Более существенную роль в жизни фракийских племен и развитии их культуры на всей рассматриваемой территории играли связи с античными колониями Западного Причерноморья и родственными племенами Южной Фракии. Их влияния были сильнее, и заметнее, чем скифское.

Гетские и скифские памятники юго-запада СССР VI—III вв. до н. э.

VI и V вв. до н. э. на территории лесостепи Днестро-Прутского междуречья, где хорошо известны городища, поселения и могильники гетского населения IV—III вв. до н. э., пока представлены единичными памятниками.

Исследование могильника у с. Селиште, находки в нем железных удил скифского типа и фибул VII—VI вв. до н. э. показали, что культура Басараби (ее шолданештский вариант) в молдавской лесостепи, так же как и на территории Румынии, определенно продолжала существовать по крайней мере и в начале VI в. до н. э.²¹⁸ Открытие могильника у с. Данчены конца VI — начала IV в. до н. э.²¹⁹ и погребения начала V в. у с. Пыржолтены²²⁰ позволяет наметить переходный этап от культуры Басараби к собственно гетской IV в. до н. э. Обряд трупосожжения, преобладающий в названных памятниках, а также найденная в них керамика ясно свидетельствуют об их генетической связи с более ранними памятниками типа могильников у с. Селиште и Шолданешты. Вместе с тем находки в ряде погребений в Данченах скифских бронзовых наконечников стрел конца VI — начала IV в. до н. э., а в Пыржолтенах не только стрел, но и акинака, наконечника копья и предметов конского снаряжения и нескольких изделий, выполненных в скифском зверином стиле, говорят о проникновении в местную фракийскую среду Днестро-Прутского междуречья в VI—V вв. до н. э. элементов скифской материальной культуры.

Отсутствие курганных насыпей над погребениями и некоторые особенности могильных сооружений, а также особенности в керамике из погребений VI—V вв. до н. э. на территории Молдавской ССР отличают их от одновременных памятников Бырсешты—Фериджеле в Румынии и сближают с более поздними бескурганными гетскими некрополями IV— III вв. до н. э.²²¹

Состояние археологических источников не позволяет определить, как широко на территории Днестровско-Прутского междуречья были распространены гетские памятники в VI—V вв. до н. э. Что касается памятников гетов IV—III вв. до н. э., то в настоящее время они известны нам не только в лесостепной, но и в степной части междуречья²²².

В процессе разведок, проводившихся ежегодно начиная с 1946 г. различными экспедициями и отдельными археологами на территории лесостепной Молдавии, открыты и зафиксированы 31 городище и большое количество поселений IV—III вв. до н. э., расположенных в бассейне Днестра, в том числе и на его левом берегу, а также по рекам Реуту Ботне, Пруту²²³.

В степных районах обнаружены только открытые поселения, городища отсутствуют. Концентрация памятников наблюдается в лесостепных районах и на пограничье со степью (в Ханском микрорайоне). В степной зоне поселения зарегистрированы преимущественно на правобережье Днестровского лимана и Нижнего Днестра (у сел Калфа, Гура-Быкулуй, Олонешты, Тудорово. Палапка), а также в Каушанском р-не в 10—15 км от Днестра²²⁴. Отдельные пункты, отмеченные находками гетской керамики, встречены по берегам пересыхающих степных речек (рис. 29). Известны поселения на левом берегу Прута и на левобережье Дуная в районе г. Измаил. Гетскими мы склонны считать и некоторые поселения на левобережье Нижнего Поднестровья, в районе с. Граденицы на Кучурганском лимане. Однако на левобережье Нижнего Поднестровья в количественном отношении преобладали скифские памятники²²⁵.

Значительно хуже городищ и поселений на территории нашей страны известны гетские могильники. Они исследовались только в Ханском микрорайоне (два могильника). Несколько погребений было открыто случайно при земляных работах, в том числе и на правобережье Нижнего Поднестровья (одно или два погребения между селами Тудорово и По-ланка)²²⁶.

До сих пор неясна северная и северо-восточная граница размещения гетских памятников IV—III вв. до н. э. Однако можно предполагать, что за пределы северного и северо-восточного рубежей Молдавской ССР они далеко не выходили, так как в районах, примыкающих с севера к территории Молдавской ССР, распространены памятники западно- и восточно-подольской локальной групп, существенным образом отличающиеся от гетских²²⁷.

Сравнение поселений и городищ, а также жилищ на них, как и погребальных памятников Днестровско-Прутского междуречья, с теми, которые известны на территории Румынии и Северо-Восточной Болгарии, не позволяют выделять их в особую локальную группу. Можно сказать лишь, что наибольшее сходство лесостепных памятников наблюдается с памятниками междуречья Прута и Сирета, тогда как поселения Нижнего Поднестровья ближе к тем, которые расположены на территории Добруджи и Северо-Восточной Болгарии. Здесь гораздо сильнее, чем в лесостепных районах, чувствуется влияние античной цивилизации и связи с южным фракийским миром.

Кроме того, своеобразие гетским памятникам Нижнего Поднестровья придает присутствие в керамическом комплексе (наряду с обычной гетской посудой) типичных скифских горшков, хотя и в небольшом количестве (не более 20—25%)²²⁸. В керамике лесостепи они встречаются изредка и, преимущественно, в пограничном со степью районе. В целом же скифское воздействие на гетскую культуру Днестровско-Прутского междуречья в IV—III вв. до н. э. было столь же слабо заметным, как и в других районах обитания гетов.

Обратимся к скифским памятникам Днестро-Дунайского междуречья, количество которых увеличивается с каждым полевым сезоном.

Прежде всего нужно отметить, что в 1975 г. В. Л. Дергачевым в распаханном кургане у с. Куконешты на северо-западе Молдавской ССР было обнаружено скифское погребение VI в. до н. э., совершенное в катакомбной могиле первого типа, по Б. Н. Гракову²²⁹. Покойник лежал вытянуто на правом боку, головой на запад с небольшим отклонением к северу. В могиле найдены кости ягненка, восемь наконечников стрел, костяная колчанная застежка и два костяных столбика-застежки. По характеру погребального сооружения и обряду это погребение может быть поставлено в прямую связь только с наиболее ранними степным скифскими погребальными памятниками типа кургана у с. Нижние Серогозы²³⁰. Столь далекое местоположение типично скифского подкурганного погребения является неожиданным и, очевидно, указывает на пребывание скифского воина в глубоких районах гетской земли.

Из старых материалов на гетской территории в пределах Молдавской ССР к числу скифских мною было отнесено грунтовое погребение воина у с. Суручены²³¹. В настоящее время оказалось, что это погребение находится поблизости от раннегетского могильника, исследуемого у с. Данчены²³². Возможно даже, что оно входило в состав этого могильника. Если это действительно так, то здесь мы имеем редкий случай совместного нахождения в одном могильнике гетских и скифского погребений. Но, даже если эти памятники не были связаны территориально, все же показательно то, что, будучи одновременными и принадлежавшими людям разных этнических групп, они располагались поблизости друг от друга. Сам факт появления здесь скифского воина не вызывает удивления, поскольку оба памятника расположены на южной окраине лесостепи, т. е. рядом со степными просторами, по которым свободно проходили скифы-кочевники.

Еще больше материалов получено за последние десять лет в степной зоне Северо-Западного Причерноморья. Сейчас достаточно определенно можно говорить о том, что на левобережье Нижнего Днестра и Днестровского лимана во всяком случае для IV—III вв. до н. э. имели место памятники как оседлых, так и кочевых скифов²³³. Далее на запад нам известны только кочевнические курганные погребения вплоть до Дуная.

Не считая скифских курганов Тираспольщины, курганных могильников у сел Буторы и Николаевка, на левобережье Нижнего Днепра, которые мы связываем с кочевниками, в Днестро-Дунайском междуречье насчитывается сейчас около 20 скифских погребений в основном IV—III вв. до н. э., однако среди них имеются и более ранние памятники VI и V вв. до н. э. (рис. 29). У с. Этулия на берегу оз. Кагул отмечены остатки, видимо, сезонного стойбища кочевников IV—III вв. до н. э. Оно выявлено при раскопках средневекового поселения по находкам в слое фрагментов типичных скифских горшков, из которых удалось склеить несколько целых сосудов, а также отдельных фрагментов чернолаковой античной керамики и эллинистических амфор. Среди последних есть клейменные гераклейские и фасосские второй половины IV в. до и. э.234 Фрагменты гетской посуды здесь не найдены, несмотря на местоположение памятника вблизи от гетских поселений на Нижнем Дунае и в Припрутье.

Наиболее ранним скифским погребением, относящемся, видимо, еще к первой половине VI в. до н. э., является погребение в кургане 9 (погребение 5) второго могильника у с. Огородное235. Как и большинство известных нам на других территориях раннескифских погребений, оно было впускным в курган эпохи бронзы. Не заметно и каких-либо отличий в обряде. Покойник был положен на спине с вытянутыми руками и ногами, головой на запад. Его сопровождала мясная пища (найдены кости овцы или козы), восемь бронзовых и четыре костяных наконечника стрел, бронзовая колчанная застежка и ворворка. Необычайной для памятников такого рода находкой является лишь олений рог, который исследователи считают мотыгой.

Никаких признаков гето-фракийскнх влияний не наблюдается и в погребениях V в. до н. э., известных также на западных окраинах степного Днестро-Дунайского междуречья. Одно из них обнаружено в кургане у с. Червоный яр Килийского района на побережье оз. Китай236. Насыпь кургана оказалась полностью распаханной, но в основании ее сохранилось кольцо из камней диаметром около 21 м и почти в центре кольца — каменная наброска диаметром 4 м, окруженная с юга полукольцом желтого выкида из могильной ямы. Под наброской — большая округлая яма (3,9 x 4,5 м, глубина 4,5 м от древней поверхности), на дне которой — овальная в плане могила, ориентированная на запад—восток, размером 2,5 x 0,75 x 0,6 м. Погребение ограблено в древности. В могиле найдены лишь разрозненные кости человека и жеребенка, железные крупные и более мелкие пластины от панциря (рис. 40. 6—77), футлярчик (?) из какого-то мягкого материала (рис. 40, 5), обломки сероглиняного гончарного сосуда (рис. 40, 12) и чернолакового аттического лекифа, сильно обуглившиеся фрагменты железных предметов. В 2,4 м к северо-западу от могилы обнаружено захоронение лошади в яме размером 2,08 х 1 х 0,6 м также под каменной наброской. Скелет лошади на боку, головой на юго-восток. Возле передних ног была положена уздечка, от которой сохранились железные удила в обломках, пара бронзовых псалий (рис. 40, 5), часть пластинчатого налобника (рис. 40, 7), четыре бляхи в виде когтя хищной птицы (рис. 40, 4), также с ушком на обороте. Все бронзовые предметы—литые. Лекиф и конский убор коня позволяет уверенно датировать погребение временем не позднее середины V в. до н. э.²³⁷

Еше более богатым оказалось скифское погребение, открытое И. А. Алексеевой у г. Арциз²³⁸. Оно было впускным в насыпь кургана эпохи бронзы и принадлежало подростку 12—15 лет. При нем найдены полный комплект оружия, состоящий из более 100 бронзовых наконечников стрел, железного наконечника копья и подтока, акинака, бронзовых и железных чешуек от панциря, бронзового аттического шлема, обрезанного так же, как шлем из Солохи. Кроме оружия, найдены еще и другие вещи: золотой предмет в виде большой ворворки с процарапанным изображением орла в скифском зверином стиле; золотые пластины с изображением орлиных голов — обивки деревянной чаши; золотое кольцо с несомкнутыми концами. К этому погребению относилась конская могила, в которой, кроме полного скелета лошади, был найден еще один конский череп. От уздечки сохранились бронзовые псалии, пара серебряных нащечников, бронзовый налобник, разнообразные бляшки с ушком на обороте — украшения уздечки и ворворка. Весь комплекс предметов позволяет датировать памятник V в. до н. э., возможно второй его половиной.

Будучи чрезвычайно близкими к скифским погребениям Нижнего Приднепровья, отмеченные памятники являются одними из самых ранних погребений скифских воинов, сопровождавшихся захоронением верхового коня в специально вырытой для него могиле. Такой обряд получил широкое распространение в курганах скифской знати только в IV в. до н. э.

Еще одно погребение скифского воина (V в. до н. э.) открыто И. А. Алексеевой в кургане 2 у с. Шевченко в Килийском районе²³⁹. Оно было центральным и единственным в небольшом кургане. Могильная яма ограблена в древности. В ее заполнении найдены только обломки двух железных мечей, наконечник копья и два бронзовых наконечника стрел.

Как видно из изложенного, скифские воинские погребения VI и V вв. до н. э. в степном Северо-Западном Причерноморье, как и в других районах Причерноморских степей, не составляли компактных групп, были впускными в курганы эпохи бронзы, реже — основными в специально насыпанных над ними курганах, расположенных рядом с курганами эпохи бронзы.

Рис. 40. Предметы конского снаряжения из кургана у с. Червоный Яр (1—12)

Погребальные сооружения и обряд также не имеют сколько-нибудь заметных отличий от скифских в других районах собственно скифской территории²⁴⁰.

По конструкции могильная яма с углублением на дне, служившим для погребения покойного, из кургана у с. Червоный Яр весьма своеобразна. Ни в скифских, ни во фракийских древностях такие ямы мне не известны. Но, может быть, ее надо воспринимать как особый вариант могил с заплечиками, которые достаточно хорошо представлены в Днестре-Дунайском междуречье для IV-III вв. до н. э.

Такие могилы с заплечиками, на которые опирались деревянные плахи перекрытия, были исследованы в курганах 1 у с. Шабалат в окрестностях Белгорода-Днестровского²⁴¹, 12 — в зоне строительства Семеновской оросительной системы на правобережье Днестровского лимана²⁴² и у с. Балабаны Чадыр-Лунгского района²⁴³.

Для IV—III вв. до н. э. в Днестро-Дунайском междуречье известны не только отдельно стоящие скифские курганы, но и довольно большие курганные группы. Последние особенно хорошо представлены на левобережье Нижнего Днестра. Благодаря раскопкам Западпо-Скифской экспедиции 1972—1973 гг. у с. Буторы Григориопольского района граница распространения скифских кочевнических могильников несколько поднялась вверх по Днестру²⁴⁴. На юге же она опустилась вплоть до низовий Днестровского лимана²⁴⁵. Следует отметить вместе с тем, что, помимо отдельных групп, в тех же районах встречаются и отдельно стоящие скифские курганы IV-Ш вв. до н. э., расположенные поблизости от курганов эпохи бронзы.

К курганам бронзового века часто примыкают и групповые скифские курганные могильники.

К западу от Днестра групповое расположение скифских курганов IV—III вв. до н. э. зарегистрировано пока только у сел Борисовка²⁴⁶ и Балабаны²⁴⁷, хотя одиночные куpганы этого времени и впускные могилы в курганы бронзового века известны сейчас вплоть до Дуная (у сел Новокаменка²⁴⁸, Каменка²⁴⁹, Огородное²⁵⁰).

На основании изучения материалов И. Я. и Л. В. Стемиковских из раскопок курганов па Тираспольщине было установлено, что в IV — начале III вв. до н. э. на левобережье Нижнего Поднестровья преобладали простые могильные ямы, хотя были известны и катакомбные погребальные сооружения²⁵¹. Раскопки курганного могильника у с. Буторы хорошо подтверждают это положение и дают много новых важных материалов для характеристики скифских кочевнических погребений Нижнего Поднестровья IV— III вв. до н. э. Девять исследованных там курганов дали 19 скифских погребений, из которых только четыре совершены в катакомбных могильных сооружениях, остальные — в простых ямах. При этом все четыре катакомбные могилы были впускными в скифские курганы, основные погребения совершены в ямах с перекрытиями из толстых дубовых бревен или, реже, плах. Такие перекрытия в курганах Тираспольщины Стемпковскими нигде не упомянуты.

Составляя особенность курганного могильника у с. Буторы, перекрытия из дубовых плах в Днестро-Дунайском междуречье известны мне еще в курганах у с. Балабаны, но там они опирались на столбы по углам могильных им. В Буторах же столбы отсутствовали, зато бревна имели значительную длину, превосходящую длину или ширину могилы. Положенные вдоль или поперек могилы, а иногда в два ряда, они образовывали мощную крышу над погребенным, не нуждающуюся в опорных столбах. Иногда перекрытия имели вид шатра, судя по веерообразному расположению бревен над основными погребениями в курганах 2 и 5.

Могильные ямы из курганов у с. Буторы от большинства известных в Нижнем Поднестровье и Днестро-Дунайском междуречье, а также в рядовых могильниках Нижнего Приднепровья, отличаются размерами (более 3 м, до 4,2 м длиной, от 1,6 до 2,4 м шириной; 3—3,5 м глубиной) и мощным выкидом незамкнутого кольца.

Катакомбные сооружения, обнаруженные в Буторах, принадлежат к двум типам. Три могилы относятся к первому типу, по Б. Н. Гракову, (параллельное расположение ямы и камеры, широтное или с небольшим отклонением), к самому обычному в рядовых скифских могильниках. Четвертая катакомба (курган 8, могила 2а) — довольно своеобразна. Вход в нее был сделан в короткой стене большой могильной ямы, содержавшей останки двух погребенных; он располагался на 0,43 м выше дна могилы и представлял собой короткий подземный коридор, ведущий в небольшую камеру, ориентированную так же, как могильная яма,— с юго-запада на северо-восток. В юго-юго-восточной стене ее была вырублена неглубокая ниша²⁵². На дне, в северо-восточном углу катакомбы обнаружены сваленные в кучку кости молодого человека. Ограбленной оказалась и могила, соединенная коридором с катакомбой. Однако на дне ее сохранились бедренные кости одного из двух погребенных в ней людей, позволяющие установить его юго-западную ориентировку.

Входы в погребальные камеры закрывались деревянным заслоном (курган 12, погребение 1; курган 10, погребение 3) или закладом из камней (курган 2, погребение 3).

Поскольку большинство могил, открытых в курганах у с. Буторы, оказалось ограбленным, трудно восстановить полностью погребальный обряд и все особенности его, свойственные для этой группы памятников. С уверенностью можно говорить лишь о том, что здесь во всех могилах были только трупоположения. Видимо, часть умерших хоронили в сколоченных из досок гробах или на деревянных же носилках. Отмечается два положения погребенных: 1) на спине с вытянутыми руками и ногами (погребение 1 в кургане 12; 1 — в кургане 7); 2) на спине, но ноги согнутые в коленях, лежали на левом боку (погребение 3 в кургане 2). Скорее всего ноги были поставлены коленями вверх, а затем упали на левый бок. Левая рука вытянута вдоль тела, правая согнута, кисть ее на животе. Ориентировка погребенных во всех случаях, где ее можно было проследить, западная или с отклонением к югу или северу. Обычно в могиле был похоронен только один человек и лишь в упомянутой уже могиле 2 кургана 8 были обнаружены остатки двух погребенных. Однако обращает на себя внимание тот факт, что только три из девяти исследованных курганов содержали по одной могиле, во всех остальных было от двух до четырех могил. В курганах Тираспольщины, исследованных Стемпковскими, как правило, находилось только по одной, центральной могиле. Видимо, курганы в группе у с. Буторы, содержавшие по нескольку могил, использовались как кладбище близких родственников или малых семей. В кургане 2 в центральной могиле был похоронен мужчина, судя по находкам в ней предметов вооружения, а во впускной катакомбе — женщина, сопровождавшаяся довольно обильным, чисто женским инвентарем (пара золотых серег, восемь серебряных и один свинцовый перстни, зеркало, пряслице, а также три гончарных сосуда, железные нож и скрепка от деревянного блюда или подноса).

В кургане 12 центральное погребение принадлежало мужчине-воину, а впускное, видимо, мальчику-подростку. К сожалению, курганы, где было по четыре скифских погребения (курган 7 и 8), оказались так сильно ограбленными, что о составе погребенных в них людей нельзя сказать ничего определенного. Курганы, содержавшие одиночные погребения (в курганах 5 и 6), также были ограблены, но отдельные находки в могилах бронзовых наконечников стрел позволяют думать, что они были насыпаны над погребениями мужчин-воинов. А в насыпи одного из них (курган 5) было найдено каменное изваяние, видимо, некогда стоявшее на вершине кургана²⁵³. Вероятно, каменная фигура отмечала могилу, содержавшую погребение старшего или наиболее знатного человека в том коллективе, которому принадлежал могильник у с. Буторы. Интересно, однако, что ни по величине насыпи, ни по устройству и размерам погребального сооружения этот курган с каменной фигурой не отличался от остальных в группе.

Необычные для могильников рядового населения Скифии большие размеры могильных ям, мощные дубовые перекрытия над ними, довольно обильный инвентарь в неограбленных могилах и наличие каменного изваяния в одном из курганов позволили высказать предположение, что группа скифских курганов у с. Буторы была кладбищем зажиточных или достаточно знатных скифов-кочевников, основным районом обитания которых было Нижнее Поднестровье²⁵⁴.

Не только в погребальных сооружениях, но и в обряде не наблюдается каких-либо черт, свойственных соседним гето-фракийским племенам; нет их и в инвентаре. Как известно, для фракийских погребений характерно присутствие местной лепной керамики. В курганах у с. Буторы два небольших, типично скифских лепных сосудика найдены лишь в погребении 1 кургана 12, принадлежавшем подростку. В погребениях взрослых людей, как мужских, так и женских, лепной керамики нет. Вся посуда в этом могильнике только гончарная, привозная, чернолаковая или сероглиняная. Это роднит курганный могильник у с. Буторы с нижнеднепровскими кочевническими курганами, где лепные горшки, так же как и в Буторах, встречались лишь в детских или подростковых погребениях. В могилы взрослых людей полагалось ставить античную, преимущественно чернолаковую керамику²⁵⁵. Сближает со скифскими, и прежде всего кочевническими, видимо, обязательное положение в мужских погребениях наступательного и оборонительного вооружения.

Среди других вещей, найденных в Буторских курганах, необычной является истрийская медная, обтянутая серебром монетка, использовавшаяся как подвеска²⁵⁶. Находки монеток исключительно редки в скифских курганах²⁵⁷, во фракийских погребениях они вовсе не известны. Видимо, эту монету, хотя и утратившую свое прямое назначение, можно использовать как свидетельство связей кочевого населения Нижнего Приднепровья с Истрией скорее не прямых, а шедших через греческий город Никоний. в котором истрийские монеты представлены довольно многочисленными находками²⁵⁸. Связи скорее всего с античными центрами Западного Причерноморья подтверждаются присутствием в курганах сероглиняной гончарной посуды, имеющей наиболее близкие параллели среди керамики из античных и фракийских памятников Западного, а не Северного Причерноморья.

В то же время золотые серьги или височные подвески с изображением змееногой богини из женского погребения 3 в кургане 2 могут быть сопоставлены только с находками из скифских курганов Северного Причерноморья, как и «безразмерные» перстни с щитками оттуда же. При этом для серег наиболее вероятным представляется изготовление в мастерских Пантикапея.

Вторая группа скифских кочевнических курганов частично исследована нами на высоком плато у с. Николаевка Овидиопольского района²⁵⁹. Она расположена на расстоянии менее 0,5 км от могильника, принадлежавшего оседлому скифскому населению, жившему на берегу Днестровского лимана близ того же с. Николаевка.

В группе, состоящей более чем из 15 курганов, нами исследовано пять. Насыпи их оказались очень сильно испорченными плантажной вспашкой, а погребения ограблены. От курганов, описанных выше и известных на Тираспольщине, они отличаются употреблением камня для обкладки насыпей из чернозема, главным образом по основанию, а иногда и для сооружения ее вместе с черноземом. Три кургана дали по одной центральной, а два — по две могилы (курганы 3 и 5). Из семи исследованных могил четыре определенно представляли собой простые ямы обычных для скифских рядовых могил размеров (от 1,8 до 2,45 м длиной, от 1 до 2,35 м шириной, от 1,35 до 1,65 м глубиной). Каких-либо следов перекрытий ям не обнаружено. По размерам и правильной, почти квадратной форме выделялась могила 2 в кургане 3 (размеры ее 2,6 X 2,35 X 1,65 м). Две могилы относятся к числу катакомбных сооружений первого типа (в кургане 4 и могила 1 в кургане 5).

Лучше других сохранилась катакомба в кургане 4. Овальная в плане, небольшая по размерам входная яма была отделена от катакомбы узкой, но довольно высокой ступенькой. (Катакомба располагалась вдоль северной стены.) Судя по остаткам дубовых плах и камней в заполнении, входное отверстие было заложено плахами, а затем закладом из крупных известняковых камней. По форме и размерам эта могила аналогична многим катакомбным сооружениям из рядовых могильников степного Северного Причерноморья²⁶⁰.

Разрушение и ограбление могил не позволяют выяснить погребальный обряд, но в каждой из могил мы находили остатки только одиночных погребений. Широтная или с небольшими отклонениями от нее ориентировка простых и катакомбных могил говорит о том, что покойники в них могли быть положены головой на запад или восток. Вместе с человеческими костями во всех могилах находились кости животных. В одних могилах — это кости лошади, в других — коров, а в погребении 2 кургана 3 — кости коровы и овцы.

Несмотря на страшное ограбление, во всех погребениях, кроме одного (погребение 1 в кургане 3), встречены остатки вооружения, которые позволяют предполагать, что курганы были сооружены над могилами воинов. Необычным для рядовых скифских могильников является то обстоятельство, что в четырех из шести могил с оружием были найдены части защитного вооружения: в кургане 1 — бронзовые чешуйки от пояса, в кургане 2 — значительная часть расстеленного на дне могилы панциря и чешуйки от пояса, в погребении 2 кургана 3 — более 500 железных панцирных чешуек. В кургане 4 — скипевшиеся куски железного панцирного набора и при них золотая бляшка в зверином стиле. Остатков защитного вооружения не было только в обоих погребениях кургана 5. По находкам обломков протофассоской амфоры в заполнении центральной могилы кургана 3²⁶¹ можно заключить, что сооружение этого кургана относится еще к V в. до н. э. Все остальные курганы датируются IV в. до н. э.

Уникальной является золотая бляшка из кургана 4 (рис. 34, 28). Она сделана из двух тонких пластинок, вырезанных по контуру, наложенных друг на друга и соединенных при помощи проковки краев. Соединительный шов по краю едва заметен. На верхней, лицевой пластине тиснением выполнено изображение головки хищной птицы и, возможно, ее крыла. Нижняя пластина гладкая. Небольшая петля, сделанная из золотой же пластинки шириной 0,4 см, припаяна к нижней стороне бляхи. Хотя изображение сделано в традициях скифского искусства IV вв. до н. э., аналогий ему я не знаю.

Сравнительно частые находки к курганах у с. Николаевка защитного вооружения позволяют предполагать, что здесь были погребены дружинники, а не рядовые воины. Интересно, что, будучи расположены поблизости от могильника, относящегося к поселению у с. Николаевка, описанные курганы отличаются от погребений на могильнике отсутствием могил с многократными захоронениями и безынвентарных погребений, наличием защитного оружия. Видимо, отличительных черт было больше, но ограбление могил не позволяет их выявить. Следует еще указать на некоторые особенности антропологического типа людей, погребенных в курганах, отмеченные М. С. Великановой при сравнении с антропологическим материалом из грунтового могильника. Оказывается, у первых ярче выступает сходство со степными скифами, тогда как антропологический материал могильника указывает на примесь средиземноморского типа²⁶².

Вместе с тем нужно отметить, что по особенностям погребальных сооружений (применение камня, форма могильных ям и их размеры) курганные погребения не имеют сколько-нибудь значительных отличий от погребений оседлого населения на могильнике у с. Николаевка. Во всяком случае по этому признаку они ближе к могильнику, чем к курганам Тираспольщины.

От курганного и грунтового могильников отличался один курган, расположенный в стороне от описанных памятников, но также на землях с. Николаевка²⁶³. Он может считаться одиночным, поскольку в непосредственной близости от него курганов нет.

Насыпь его, особенно полы, испорчена плантажной вспашкой. Отдельные камни, встреченные по всему основанию насыпи, позволяют предполагать. что здесь могла иметь место обкладка камнями основания кургана. В насыпи, в ее северо-восточном секторе, обнаружена небольшая дугообразная выкладка из сравнительно мелких известняковых камней, одни из которых стояли на ребре, другие — лежали плашмя. Видимо, это часть какого-то сооружения культового характера. Остатки двух подобных каменных выкладок были отмечены при раскопках зольника на поселении у с. Николаевка²⁶⁴. В распаханном слое, где невозможно отделить насыпь от древней почвы, в западной половине кургана, в разных местах обнаружено большое количество фрагментов амфор (более 650), видимо от имевшей здесь место тризны. В центре кургана находилась катакомбная могила, окруженная со всех сторон пятнами выкида. По форме могила отличалась от всех описанных выше катакомбных погребальных сооружений, хотя она и принадлежит к одному из типов, известных в Северном Причерноморье (тип II, по Б. Н. Гракову). По подсчетам В. Ольховского, только среди изданных материалов в настоящее время имеется 44 таких катакомбы²⁶⁵. Могила вырублена в плотном лессе, и поэтому до наших дней хорошо сохранились все детали ее устройства. Еще в древности она была полностью ограблена через входную яму. В связи с этим камни заклада были отодвинуты к стене, противоположной входу в камеру.

В заполнении катакомбы были найдены только зуб человека и обломок стенки амфоры. Несмотря на это, дата сооружения кургана — около середины III в. до н. э.— определяется довольно точно по находкам амфорных ручек с клеймами (всего семь) в тризне²⁶⁶. Вполне вероятно, что этот курган является позднейшим из всех скифских памятников в районе с. Николаевка.

Из катакомбных погребальных сооружений, известных в настоящее время на Нижнем Днестре, к тому же второму типу, по Б. Н. Гракову, принадлежат могилы IV—III вв. до н. э. из кургана 345 у с. Чобручи на Тираспольщине²⁶⁷ и погребения 5 в кургане 2 у с. Роксоланы²⁶⁸. Они отличаются от большинства однотипных сооружений наличием неглубоких ниш в стене, противоположной входу.

На левобережье Нижнего Поднестровья недалеко от Николаевских курганов известна еще одна катакомба первого типа. Она исследована И. Л. Алексеевой в кургане эпохи бронзы у с. Ефимовка Овидиопольского района²⁶⁹. Каменное перекрытие входной ямы и особенно малая ширина подбоя (всего 0,3 м) сближает эту могилу с теми, которые исследованы нами на могильнике оседлого населения у с. Николаевка. Погребенный в могиле подросток был положен головой на восток. В ногах у него находилась амфора, рядом с ней — лекиф. У левой руки — бронзовый наконечник стрелы и два железных ножа. Клеймо на гераклейской амфоре позволяет датировать погребение началом IV в. до н. э.²⁷⁰

Скифские курганы и впускные погребения IV—III вв. до н. э. на территории к западу от Нижнего Днестра известны на правобережье этой реки и Днестровского лимана, в районах, примыкающих к гетским поселениям Нижнего Поднестровья. Это относится в первую очередь к курганам, исследованным Л. В. Субботиным в зоне строительства Семеновской оросительной системы на высоком плато северо-западного берега Днестровского лимана в 2—3 км от берега²⁷¹. В 1975 г. здесь были раскопаны пять скифских курганов и три впускных скифских погребения и курганах эпохи бронзы, видимо, преобладающих в группе из 23 насыпей, тянущихся цепочкой протяженностью в 7 км. Из девяти скифских погребений три находились в катакомбных могилах первого типа и шесть — в ямах.

Необычно выглядела только одна катакомбная могила (курган 15). На материковом выкиде вокруг нее помещался заклад из обгоревших бревен. Прокаленным оказался и материковый выкид под ним. Могилу окружал каменный кромлех диаметром 20—21 м, шириной 2 м. Катакомбная могила первого типа оказалась разрушенной и ограбленной. В ее заполнении и двух грабительских подкопах найдены бронзовые чешуйки от пояса и панциря, ножка амфоры типа Солоха II²⁷². Сожженный деревянный заклад, точнее перекрытие над катакомбой, не имеет параллелей среди скифских памятников степного Северного Причерноморья, а также среди фракийских древностей²⁷³.

Как отмеченный курган, так и все остальные скифские курганы и впускные скифские погребения, исследованные на правобережье Нижнего Поднестровья, оказались ограбленными. Однако почти в каждом из них встречены какие-либо предметы скифской культуры, чаще всего наконечники стрел, обломки античных сосудов, главным образом амфор, какие-либо элементы фракийской культуры отсутствуют. Это особенно удивительно, потому что погребения находятся на расстоянии не более 25— 30 км от одновременных с ними гетских поселений у сел Тудорово, Пивденное и др.

Группа из четырех скифских курганов IV — III вв. до н. э. вместе с шестью курганами эпохи бронзы исследована Г. Ф. Чеботаренко у с. Балабаны Чадыр-Лунгского района²⁷⁴. В трех курганах из них было по одному центральному погребению, в одном (VI) кроме центральной могилы²⁷⁵ была еще и впускная. Все пять исследованных здесь могил представляли собой ямы, часть из них имела уступы вдоль всех или только длинных стенок, на которых опирались концы плах перекрытия. В могильной яме в кургане V по углам отмечены ямки от столбов, очевидно, поддерживавших перекрытие.

Неразграбленной осталась только одна впускная могила в кургане VI. в которой была погребена женщина 20—30 лет, по определению Т. С. Кондукторовой, скифского антропологического типа. Погребение особенно интересно тем, что, помимо женского инвентаря — зеркала, греческого наборного веретена из кости, двух пряслиц, двух золотых серег, в нем были найдены предметы вооружения — два наконечника копий с подтоками и 150 бронзовых наконечников стрел. Это пока единственное в Северо-Западном Причерноморье погребение женщины-воина. Положение погребенной на спине головой на запад с вытянутыми руками и ногами и сопровождавший ее инвентарь имеют многочисленные аналогии в скифских курганах IV в. до н. э. Необычной является лишь гончарная курильница на полой высокой ножке с небольшой крышкой, также сделанной на гончарном круге (рис. 41, 1)²⁷⁶. Точных аналогий сосуду мне неизвестно. Однако скорее всего он был изготовлен в одной из фракийских или античных мастерских Западного Причерноморья.

Одиночные курганы с простыми могильными ямами в центре и остатками деревянных перекрытий были исследованы у сел Шабалат²⁷⁷ и Островное Арцизского района²⁷⁸. Оба кургана, как и большинство других, ограблены, но остатки инвентаря свидетельствуют о том, что в них были погребены воины. В кургане у с. Шабалат найдены 10 бронзовых наконечников стрел и обломки меча, в кургане у г. Арциз — железные чешуйки панциря и наконечник стрелы. Интересно, что в последнем кургане под насыпью и выкидом из могилы на древней поверхности оказалось два бронзовых котла на ножках.

Из кургана у с. Шабалат происходят еще обломки ножа с костяной ручкой, глиняная миска с глиняной же «конусообразной покрышкой и два кувшина из красной глины изящной формы»²⁷⁹. К сожалению, керамика из курганов у с. Шабалат поступила в ГИМ депаспортированной, без обозначения мест находки. С достаточной уверенностью к скифскому погребению можно отнести лишь сероглиняную гончарную миску с широким, слегка отогнутым наружу венчиком и низким кольцевым поддоном. На внутренней поверхности венчика — прочерченный орнамент, волнистая линия (рис. 41, 2). Подобные миски представляют обычную находку в гето-фракийских некрополях Добруджи и особенно Северной Болгарии²⁸⁰. Прочерченный орнамент из волнистых линий хорошо известен на гончарной фракийской керамике с V в. до н. э.²⁸¹

Из десяти курганов, раскопанных у с. Борисовка, два (10 и 12) скифские²⁸². Оба имели каменные круги в основании земляных насыпей. В кургане 10 было два погребения в катакомбах первого типа, неограбленным оказалось лишь одно (впускное погребение в кургане 10). Покойник был положен вытянуто на спине, головой на восток. В области таза — 67 бронзовых наконечников стрел, у левого виска найдено свинцовое пряслице, а у правого бедра — остатки железного ножа. К сожалению, антропологических определений не было сделано и поэтому трудно сказать, мужское это погребение или женское. Находка свинцового пряслица необычна для мужских захоронений. Вполне возможно, что перед нами еще одно погребение женщины-воина.

Рис. 41. Гончарные сосуды из скифских курганов Днестро-Дунайского междуречья

1 — Балабаны; 2 — Шабалат

В кургане 12 было только одно, центральное погребение также в катакомбе (подбое) первого типа. Могила ограблена. Из находок представляет интерес только обломок лепного скифского горшка.

Катакомба второго типа, видимо, довольно близкая к той, которая была исследована нами у с. Николаевка, открыта в кургане 3 у с. Огородное²⁸³. В ограбленной камере, вход в которую некогда был закрыт деревянным заслоном, нашли только три мелкие золотые бляшки.

Ограбленные катакомбные могилы IV в. до н. э., относящиеся к первому типу, известны также в кургане 4 у с. Новокаменка в Нижнем Подунавье²⁸⁴ и 3 у с. Жовтневое²⁸⁵. В первом из них найдены золотые штампованные бляшки с изображением зайца, бронзовое зеркало, 50 наконечников стрел, лепные и чернолаковые сосуды.

Все описанные курганные погребения скифов-кочевников IV—III вв. до н. э. в Днестро-Дунайском междуречье, как и более ранние, по погребальным сооружениям, обряду и наборам инвентаря, сколько-нибудь существенно не отличаются от тех, которые известны на Нижнем Днепре и в Днепро-Бугском междуречье. Несмотря на территориальную близость к гето-фракийским памятниками, они не имеют характерных для них особенностей. Только присутствие в некоторых курганах сероглиняной гончарной посуды, видимо, сделанной в фракийских или античных мастерских Западного Причерноморья, может быть свидетельством связей скифского населения с западными соседями. Но эта единственная черта не выделяет памятники изучаемого района из числа скифских Нижнего Приднепровья, особенно потому, что в большинстве из них встречается также только привозная посуда. Происхождение же ее зависело от направления торговых связей в том или ином районе, которые в значительной степени определялись местоположением к ближайшим торговым и производственным центрам. В этом отношении скифские кочевнические памятники не отличаются от тех. которые принадлежали оседлому населению. На могильнике, относящемся к поселению у с. Николаевка, встречалась такая же сероглиняная посуда наряду с чернолаковой аттической, что и в описанных курганах²⁸⁶. Очевидно, кочевники и земледельцы изучаемого района приобретали ее в одних и тех же центрах, может быть Никонии — античном городе, имевшем первостепенное значение в жизни окружающего его местного населения.

Преобладание простых могильных ям над катакомбными погребальными сооружениями в курганных группах, таких, как Буторская Николаевская, а также в целом в Днестро-Дунайском междуречье, является локальным отличием, которое выделяет западные скифские кочевнические памятники IV—III вв. до н. э. из числа других и одновременно объединяет их с могильниками оседлого населения того же района²⁸⁷. По эту черту вряд ли следует объяснять фракийским воздействием. Погребения в простых ямах, перекрытых деревом или камнями, преимущественно широтно ориентированные, хорошо известны в других районах степного Северного Причерноморья, являясь как бы продолжением традиций предскифской и раннескифской эпох. Лишь в количественном отношении они в IV—III вв. до н. э. уступали место катакомбным могилам на Нижнем Днепре, чего не произошло в Днестро-Дунайском междуречье. Здешнее население, очевидно, было более консервативным в своих погребальных обычаях, хотя и знало строительство катакомбных могил, правда преимущественно самых простых, имевших вид неглубоких подбоев, вырубленных вдоль одной из длинных сторон входной ямы. Более сложные и трудоемкие конструкции встречались гораздо реже и, возможно, были позднейшими среди памятников IV—III вв. до н. э.

Еще в IV— III вв. до н. э. появились в Тираспольщине катакомбы с двумя погребальными камерами (Парканы, курганы, 120, 122) довольно большого размера, принадлежавшие, видимо, представителям местной знати²⁸⁸. Обе катакомбы были ограблены, но широтная ориентировка камер отличала их от катакомбных погребальных сооружений конца III—II вв. до н. э., ориентированных меридионально. Последние известны только на Тираспольщине. В других районах степного Северо-Западного Причерноморья столь поздних скифских курганов пока не обнаружено. Редкое явление представляют для этого времени скифские погребальные памятники и в остальных районах степи, за исключением Крыма. Позднейшие скифские курганы Тираспольщины отличаются от более ранних памятников этого же района по ряду признаков²⁸⁹. Во-первых, наблюдается преобладание катакомбных погребальных сооружений над простыми ямами. Во-вторых, как простые ямы, так и катакомбы ориентированы по длинной оси с севера на юг. В-третьих, в составе инвентаря появились местные лепные сосуды и фибулы, не встречавшиеся в памятниках IV—III вв. до н. э. Вместе с тем значительное число могил, в которых были найдены наконечники стрел, правда, преимущественно железные (в отличие от бронзовых, характерных для IV—III вв. до н. э.), и отдельные предметы вооружения, свидетельствуют о продолжении старых традиций. Если появление нового типа катакомбных могил можно объяснить продвижением на левобережье Нижнего Поднестровья какой-то новой группы скифов с Нижнего Поднепровья, то изменения в инвентаре, видимо, связаны с западным, фракийским влиянием. Это тем более вероятно, что среди лепной керамики имеют место миски и кувшины, аналогичные фракийским²⁹⁰. Наряду с ними, однако, найдены лепные светильники, подражающие античным, и курильницы с округлым грушевидным туловом, представляющие собой особый днестровский вариант сосудом этого типа, известный в Скифии с IV в. до н. э.²⁹¹

Фибулы, как было показано выше, с ранних. пор составляли одну из характерных находок в фракийских погребениях. Для скифских погребальных памятников и костюма фибулы не свойственны. Находки железных и бронзовых фибул в 11 погребениях Тираспольщины III-II вв. до н. э. резко выделяют этот памятник из числа других фракийских, свидетельствуя, очевидно, о существенных изменениях в скифском костюме к концу III — началу II вв. до н. э. Произошло ли это под фракийским или иным воздействием, сказать трудно, поскольку две более или менее хорошо сохранившиеся фибулы принадлежат к числу ранних среднелатенских II—I вв. до н. э. или только II в. до н. э.²⁹² Остальные фибулы плохой сохранности, и о них судить невозможно. Кроме того, говоря о фибулах, видимо, надо учитывать широкое распространение фибул в Восточной Европе со II в. до н. э. в связи с сильным латенским влиянием (например, в зарубипецкой культуре, у сарматов и т. д.).

Гето-фракийские элементы, заметные в погребальной лепной керамике скифского населения Днестро-Дунайского междуречья только в III-II вв. до н. э., в быту появились гораздо раньше, не позднее конца VI в. до н. э. Это хорошо видно по материалам поселений и, может быть, временных стойбищ кочевников VI—V вв. до н. э. Последние выявляются по находкам фрагментов греческих амфор и лепной посуды на берегу Днестра, в районах расположения Тираспольских курганов²⁹³. У с. Слободзея Тираспольского района Молдавской ССР и с. Граденицы Беляевского района Одесской обл. вместе с обломками типичных скифских горшков, украшенных по шейке валиком с защинами и фрагментами хиосских пухлогорлых амфор конца VI — начала V в. до н. э., были найдены обломки гетских сосудов с ручками-упорами.

Считать эти местонахождения кратковременными стойбищами кочевников позволяет отсутствие на них культурного слоя и лишь редкие находки на распаханной поверхности обломков керамики.

Еще выразительнее фракийская керамика представлена на античных поселениях VI—V т. до н. э. на левобережье Днестровского лимана²⁹⁴. При наших раскопках 1962 и 1969 гг. на поселении у с. Надлиманское был собран довольно значительный комплекс лепной керамики наряду с преобладающей по количеству фрагментов греческой гончарной посудой. Среди лепной керамики решительно преобладают скифские горшки (около 80%). Вместе с ними найдены фрагменты фракийских горшков с ручками-упорами и один целый сосуд (склеен из фрагментов), а также миска и поддон или ножка так называемой фруктовой вазы. Вероятно, фракийская керамика есть и среди сероглиняной гончарной посуды — мисок и кувшинов, но ее очень трудно выделить из простой античной, тоже сероглиняной.

На втором, аналогичном Надлиманскому поселению конца VI—V вв. до н. э., у с. Беляевка также есть фракийская лепная посуда наряду со скифской, но процентное соотношение той и другой посуды на этом поселении мне неизвестно²⁹⁵.

Присутствие гето-фракийской керамики отмечается и на античном Роксоланском городище (Никопии), в том числе и в слоях VI—V вв. до н. э.²⁹⁶

Судя по нашим подсчетам лепной керамики на скифском поселении у с. Николаевка IV—III вв. до н. э., соотношение между скифской и фракийской группами посуды было таким же, хотя здесь лепная керамика во много раз преобладает над гончарной²⁹⁷. Примерно такая же картина наблюдается и на скифском городище у с. Надлиманское²⁹⁸.

Кроме лепной, в быту скифского оседлого населения в IV—III вв. до н. э. употреблялась и гончарная фракийская керамика — сероглиняные кувшины и миски, целые формы которых найдены на могильнике у с. Николаевка²⁹⁹.

Заметим, однако, что если лепную керамику изготавливали на месте, то гончарная посуда, несомненно, была привозной, как и античная амфорная тара и чернолаковая керамика.

Другие элементы, свойственные гетской или вообще фракийской культуре, не характерны и для оседлого скифского населения. Показательно, например, что распространенное у фракийцев каркасно-глинобитное строительство домов не встречено ни на одном из памятников левобережья Днестровского лимана. Гораздо сильнее ощущается античное влияние, заметное даже в погребальном обряде (жертвенные столики под курганами на Николаевском могильнике).

Из фракийских вещей известно лишь пропеллерообразное навершие булавки, найденное на Надлиманском городище300. К числу, вероятно, фракийских изделий или вещей, сделанных под фракийским воздействием, на мой взгляд, следует относить однолезвийный меч из погребения 1 и двулезвийную секиру из погребения 43 на Николаевском могильнике³⁰¹.

Кроме того, имеется ряд вещей, скифскую или фракийскую принадлежность которых установить трудно. К ним принадлежат бронзовый браслет с шишечками на концах³⁰², небольшие бронзовые колечки с тремя группами шариков³⁰³.

Затруднительно определить место изготовления золотых серег из погребения 45 Николаевского могильника³⁰⁴. Нo предположительно мы относим их к числу изделий античной или фракийской мастерской Западного Причерноморья³⁰⁵.

Из всех фракийских элементов, которые мы попытались выделить в скифских памятниках VI—II вв. до н. э., только лепная фракийская керамика может быть интерпретирована как свидетельство присутствия какой-то части фракийского населения среди оседлых туземных групп левобережного Нижнего Поднестровья. Однако малочисленность такой керамики на поселениях VI—V и IV—III вв. до н. э. при отсутствии других признаков в материальной культуре, указывающих на фракийский этнос, свидетельствует о незначительном проникновении фракийцев в скифскую среду. В какой-то степени появлению гетов в конце VI в. до н. э. могла способствовать греческая колонизация берегов Днестровского лимана, поскольку в настоящее время становится все более и более очевидным, что на левобережье она шла с Западного Причерноморья, вероятно из Истрии. В ней могло принять участие и местное окружение Истрии, состоявшее из гетов. Видимо, не случайно гетская керамика VI — начала V в. до н. э. известна лучше всего из слоя этого времени на античном Роксоланском городище и поселениях у сел Надлиманское и Беляевка, на которых античные материалы являются преобладающими.

Возможно также, что какую-то роль в этом сыграли события, связанные с войной Дария против скифов и, как следствие его, скифский поход до Херсонеса Фракийского.

В IV в. до н. э., скорее всего ближе к его концу, на левобережье Нижнего Поднестровья проникает группа гетского населения, по всей вероятности с правобережья Днестра. Об этом можно судить по керамике с поселения Граденицы III, основной слой которого, судя по обломкам амфор, относится к IV—III вв. до н. э. Очевидно, поселение существовало одновременно с Надлиманским городищем, Николаевским и другими поселениями на Днестровском лимане, которые мы считаем скифскими. Однако лепная керамика на нем резко отлична от найденной на скифских памятниках. Приведу некоторые цифры: из 36 выразительных обломков лепных сосудов, найденных на распаханной поверхности поселения, 31 относится к гетским сосудам — горшкам и мискам, только три -определенно скифским горшкам и два — крышкам от больших сосудов скифского или готского типа. Из 15 выразительных фрагментов, найденных на раскопе II, 12 относятся к гетским горшкам и мискам, один — определенно к скифскому горшку и один — неопределенный. Из ям на том же раскопе II происходит 16 фрагментов сосудов, поддающихся определению: 14 из них от гетских горшков и мисок и только два — от скифских. Из фрагментов был собран целый гетский сосуд (из ямы 8).

Несколько иная картина наблюдается на раскопе I, где из 13 определенных фрагментов семь принадлежат гетским и шесть скифским сосудам.

На поселении Граденицы V, которое, судя по античной керамике, возникло на рубеже IV—III вв. до н. э., но продолжало существовать до II в. до н. э., из 29 фрагментов лепной посуды, поддающейся определению, 18 принадлежит гетским горшкам и мискам и 11 — скифским горшкам.

Отличаясь по соотношению групп лепной керамики от других памятников левобережья Нижнего Поднестровья, поселения у с. Граденицы близки по преобладанию гетской посуды над скифской к тем, которые известны па правобережье Нижнего Поднестровья. Это — прежде всего поселение у с. Пивденное, на котором в течение нескольких лет проводил раскопки А. Г. Сальников³⁰⁶, а также ряд памятников, известных нам по подъемному материалу³⁰⁷.

Вместе с тем необходимо отметить, что предполагаемое появление на левобережье какой-то части гетского населения в IV—III вв. до н. э., как мы видели, не внесло существенных изменений в скифский этнос, его быт и культуру. Какие-то перемены происходят во второй половине III в. до н. э. в связи с прекращением жизни на многочисленых поселениях на побережье Днестровского лимана. Возможно, не случайно, что именно готское поселение (Граденицы V) существовало дольше остальных, вплоть до II в. до н. э., хотя по одному поселению трудно судить о том, насколько прочно обосновались геты на левобережье Днестра.

¹ Никулицэ И. Т. Погребальный обряд гетов в IV—III вв. до н.э.— СА, 1973, № 2, с. 27 и сл.; Он же. Геты IV—III вв. до н.э. в Днестровско-Карпатских землях. Кишинев, 1977.
² Vulpe A. Archaologische Forschungen und Historische Betrachtungen uber das 7 bis 5 jh. im Donau-Karpatenraum.— MA. 1970, II, S. 165.
³ Вулъпе Ал. Вопросы в связи с концом раннежелезного века.— Dacia, N. S., 1961, IV, с. 181—199.
⁴ Моринц С. Новая гальштатская группа в Молдове.— Dacia, N. S., 1957, I, с. 117— 132; Morintz S. Sapaturile de la Birsesti.— Dacia, N.S., 1961, VI, p. 235; Idem. Sapaturile de la Birsesti — MCA, 1962, vol. VII, p. 206; et suiv. Всего с 1955 до 1958 г. было раскопано 28 курганов.
⁵ Моринц С. Новая гальштатская группа, с. 126.
⁶ Там же.
⁷ Там же, рис. 2, 2.
⁸ Там же, рис. 4, 2.
⁹ Граков Б. Чи мала Ольвiя торговальнi зносини з Поволжям i Приураллям в архаiчну та класичну епохи? — Археологiя (Киiв), 1947, I, с. 23 и сл., рис. 4.
¹⁰ Хоредт К. Скифские находки в Комлоде.— Dacia, N. S., 1962, IV, с. 483 и сл.: карта, рис. 2.
¹¹ Моринц С. Новая гальштатская группа, рис. 5, 6; 6.
¹² Вульпе А. Вопросы, с. 181—199; Vulpe Ah Necropola Hallstattiana de la Ferigile. Bucuresti, 1967.
¹³ Vulpe A., Popescu E. Contribution a la connaissance des debuts de la Culture getodacique dans la zone Subcarpatique Vilcea-Arges (la necropole tumulaire de Tigveni).— Dacia, N. S., 1972, XVI, p. 75; et suiv.
¹⁴ В последнее время А. Вульпе пересмотрел хронологию могильника. Теперь оy выделяет пять комбинационных типов, или групп, могил по составу вещей и деталям обряда. Первые две группы относятся к VII в. до н. э., третья — к концу VII, четвертая — к VI, а пятая к первой половине V в. до н. э. Могилы с акинаками датированы VI в. до н.э. (Vulpe Al. Zur Chronologie der Ferigile-Gruppe.— Dacia, N. S., 1977, XXI, S. 55—93). Эта периодизация точнее отражает смену комплексов в течение 200-летнего использования могильника.
¹⁵ Vulpe Al. Necropola Hallstattiana, pl. I, II; IV, V, VI. А. Вульпе объясняет происхождение этих черпаков восточным влиянием, идущим со Среднего Приднепровья уже в конце VII в. до н.э. (Vulpe Al. Zur Chronologie..., S. 89). С этим трудно cогласиться, так как по форме и орнаменту среднеднепровские черпаки резко отличаются от найденных в Ферджеле и сами не имеют местных корней.
¹⁶ Вульпе А. Вопросы, с. 188.
¹⁷ Vulpe Al. Necropola Hallstattiana, pl. XXI, XXII; Bottyan Ar. Szkitak a Magyar Alfoldon. Magyar nemzeti muzeum, 1955. tabl. V, 11, 12.
¹⁸ Vulpe A. Necropola Hallstattiana, pl. XXIII.
¹⁹ Ibid., pl. XXV.
²⁰ Ibid., pl. XXIV.
²¹ Ibid., pl. XXVI, 2, 3.
²² Вульпе А. Вопросы, с. 189, рис. 7, 1—2.
²³ Vulpe A., Popescu E. Contribution a la connaissance
²⁴ Ibid., fig. 13, 2.
²⁵ Вульпе А. Вопросы; Simion G. La culture geto-dace du Nord de la Dubroudja dans la lumiere des decouertes d'Enisala.— Thracia, 1974, III, p. 294, fig. 2a — 2d. 3a, b.
²⁶ Simion G. La culture geto-dace, p. 295.
²⁷ Ibidem; Simion G. Le Getes de la Dobroudja septentrionale (Vl-e — I-er s.).— In: Thraco-Dacica. Bucuresti, 1976, p. 144,145.
²⁸ Ignat M. Decouvortes du Hallstatt thrace dans le departement de Suceava.— In: Thraco-Dacica, p. 105—107.
²⁹ Ibid., fig. 3, 1, 8.
³⁰ Ibid., fig. 4,3.
³¹ Ibid., fig. 3, 6, 7.
³² Florescu A. C. Unele consideratiuni asupra cetatilor traco-getice (Hallstattiene) din mil. I i. e. n. de pe teritoriul Moldovei.— In: Muzeul de istorie a Moldovei. Cercata-ri istorice (serie nova), II. Jasi, 1971, p. 103—118.
³³ Berсiu D. Comsa Е. Sapaturile arheologice de la Bella Verde Gogosu (1949 si 1950).—MCA, 1956, vol. II, p. 251—490.
³⁴ Вульпе P. Вопросы; Vulpe A. Traci si iliri la sfirsitul primei epoci a fierului in Oltenia.— SCIV, 1962. XIII, N 2, p. 307—324; Petrescu-Dimbovita M. Elemente de caracter iliric in Mediul Thracic.
³⁵ Nestor J. Raport sumar asupra companiei de sapaturi de la Zimnicea.— SCIV, 1950 I, N 1, p. 93—102.
³⁶ Alexandrescu P. et Eftimie V. Tombes thraces d'epoque archaique dans la necropole d'Histria.— Dacia, N. S., 1959, III, p. 143—161.
³⁷ Ibid., fig. 10, p. 152.
³⁸ Dimitriu S. Evenements du Font-Euxin de la fin du VI-е siecle av. n. e. refletes dans l'histoire d'Hostria.— Dacia, N. S., 1964, VIII, p. 141 et suiv.
³⁹ Berciu D. si Preda C. Sapaturile de la Tariverde. — MCA, 1961, vol. VII, p. 273—280; Preda C. Tariverde asezare bastinasa sau "factorie" Histriana?— Pontica, 5, 1972.
⁴⁰ Berciu D. si Preda C. Sapaturile, fig. 3, 4—8.
⁴¹ Ibid., fig. 4.
⁴² Condurachi Em. si colaboratori. Santierul arheologic Histria.— MCA, 1957, vol. IV, p. 81, fig. 1—2.
⁴³ Dimitriu S. Evcnements.
⁴⁴ Подробно о них см.: Мeлюкова А. И. К вопросу о взаимосвязях скифского и фракийского искусства.— В кн.: Скифо-сибирский звериный стиль в искусстве народов
Евразии. М., 1976. с. 108, рис. 1, 1, 2.
⁴⁵ Berciu D. si Preda С. Sapaturile, fig. 5,1.
⁴⁶ Berciu D. Descoperirile getice de la Cernavoda (1954) si unele aspecle de le inceputului formarii culturei latene geto-dace in Dunarea de Jos.— MCA, 1957, vol. IV, p. 232-315.
⁴⁷ Скуднова В. М. Скифские зеркала из архаического некрополя Ольвии.— Тр. Гос. Эрмитажа (JI.), 1962, т. VII, с. 5—27.
⁴⁸ Preda С. Sapaturile de la Alexandria.—МСА, 1959, vol. VI, p. 251; Idem. Sapaturile de la Alexandria — MCA, 1961, vol. VII, p. 216; Idem. New Aspect of Early Latene Epoch in Dacia descovered at Alexandria.— Dacia, N. S., 1959, III, p. 179.
⁴⁹ Condaracki Em. Араritiа ceramicii Latene la Dunarea de Jos.— SCIV, 1963, t. 16, N 4, p. 43-49.
⁵⁰ Palada V. si Ciuca N. Noi descopcriri scitice in judetul Vaslui.— SCIV, 1972, t. 23, N 2, p. 285—292, fig. 3, i—4.
⁵¹ Palada V. Un mormint scitic la Rediu-Vaslui.— SCIVA, 1976, t. 27, p. 549—555, fig. 1, 2.
⁵² Ibid., p. 554.
⁵³ Rafa S. Noi urme scitice linga Botosani.— SCIV, 1965, t. 46. N 3, p. 575—578, fig. 1,2.
⁵⁴ Capitanu V. Un mormint Hallstattian. descoperit la Cimbala.— In: Carpica, 1968 I, p. 69—72.
⁵⁵ Ibid., fig. 4.
⁵⁶ Palada V. si Ciuca N. Noi descoperiri, fig. 1; Mihailescu-Birliba V. The Akinakak of Moldavia. A new discovery.—In: Thraco-Dacica. Bucuresti, 1976, p. 109—116.
⁵⁷ Nitu A. Despre unele urme scitice in Moldova.— MCA, 1953, vol. 1, p. 3—4, fig. 1.
⁵⁸ Rata S. Cazanul scitia de bronz din sec. VI—V i. e. n. de la Jacobeni-Dingeri.— AM, 1966, vol. IV, p. 351, fig. 1.
⁵⁹ Vulpe A. Archaologische Forschungen, S. 165—169; Mihailescu-Birliba V. The Akinakai.
⁶⁰ Mihailescu-Birliba V. The Akinakai, p. 114.
⁶¹ Ibid., tabl. 1,1—8.
⁶² См. выше.
⁶³ Vulpe A. Archaologisclic Forschungen, S. 180—182.
⁶⁴ Canarache V. Consideratii asurpa unei statui inedite din Dobrogea.— SCIV, 1953, an. IV, N 3—4, p. 720; Alexandrescu A. Doua statui traco-scitice din Dobrogea.— SCIV, 1958. an. IX, N 2, p. 291—300, fig. 1—2.
⁶⁵ Шульц П. H. Скифские изваяния Причерноморья.—В кн.: Античное общество, М., 4967, с. 228, 229, рис. 3.
⁶⁶ Alexandrescu A. Doua statui, p. 295, fig. 4.
⁶⁷ Берчу Д. Фрако-скифский меч-эмблема из Меджидии.—Dacia, N. S.. 1958, II. с. 124.
⁶⁸ Мелюкова А. И. Каменная фигура скифа-воина.— КСИИМК, вып. XLVIII, 1952, с. 125—128, рис. 39.
⁶⁹ Тахтай О. К. Скiфська статуя з с. Ольховчик Донецкой области,— Археологiя, 1964, т. XVII, с. 205 и сл., рис. 1, 2.
⁷⁰ Alexandrescu A. Doua statui, p. 300.
⁷¹ Culica V. О unealta scitica de orfaurarie la Dinarea de Jos.— SCIV, 1967, t. 18, N 4, p. 677—685, fig. 3, 4.
⁷² Meлюкова А. И. К вопросу о взаимосвязях скифского и фракийского искусства, с. 107. 108, рис. 2, 1 и примеч. 7, 8.
⁷³ Aricescu A. Cazanul scitic de la Castelu. — SCIV, 1965, t. 16, N 3, p. 565—569, fig. 1—3.
⁷⁴ Миков П. Могилни некрополи от Ловчанско и Тетевенско.— ИАИ, 1932, VI, с. 169 и сл.
⁷⁵ Милчев Ат. Археологическо проучване в Севлиевско и Троянско.— ГСУФИФ (София), т. L, кн. I, 1957, с. 471.
⁷⁶ Попов Р. Предисторически изеледование въ Вратчанското поле.— ИАИ. 1923— 1924, II, с. 120.
⁷⁷ Дремсизова Цв. Надгроби могили при село Янково.— ИАИ, 1955, XIX. с. 76, 77.
⁷⁸ Милчев Ат. Археологическо проучване, с. 489.
⁷⁹ Там же.
⁸⁰ Миков В. Надгробните могили в България.— В кн.: Археологические открытия в България. София, 1957, с. 225.
⁸¹ Попов Р. Праисторически исследования.
⁸² Милчев Ат. Археологжческо проучване, табл. XI—XII.
⁸³ Vulpe A. Necropola Hallstattiana, p. 68, 69, примеч. 13, 43,151—154.
⁸⁴ Дремасигова Цв. Надгробии могили, с. 76 и примеч. 1.
⁸⁵ Николов Б. Тракийски паметници във Врачанско.— ИАИ, 1965, XXVIII, с. 166— 172.
⁸⁶ Там же, с. 166—169, обр. 4—8.
⁸⁷ Венедиков И., Герасимов Т. Трайскито изкуство. София, 1973, рис. 15, 16.
⁸⁸ Мирчев М. Тракийският могилен некропол при с. Добрина.— ИНМВ, 1965,
т. 1/XVI, с. 33 и сл.
⁸⁹ Бобчева Л. Тракийски некрополи при селата Кръгулево и Черна, Толбухински
окръг.— ИНМВ, 1975, т. XI (XXVI), с. 119 и сл.
⁹⁰ Мирчев М. Раннотракийският могилен некропол при с. Равна.— ИАИ, 1962. XXV, с. 97—162.
⁹¹ Alexandrescu P. Pour one chronologie de VI—I siecles.— In: Thraco-Dacica. Bucuresti, 1976, p. 117.
⁹² Златковская Т. Д., Шелов Д. Б. Фибулы Фракии VII—V вв. до н.э.— СА, 1971, № 4, с. 63 и сл., см. литературу.
⁹³ Тереножкин В. И. Киммерийцы. Киев, 1976, с. 143.
⁹⁴ Мирчев М. Раннотракийският могилен, с. 97—162.
⁹⁵ Миков В. Произходъ на надгробнитъ могили въ Вългария.— ГНАМ (София), 1942, кн. VII, 1943, с. 17.
96 Мирчее М. Раинотракийският могилен, табл. XXXIII, 3.
⁹⁷ Там же, табл. XXX, 1.
⁹⁸ Там же, табл. XXXIV, 1а.
⁹⁹ Там же, табл. XXXIV, 2в.
¹⁰⁰ Там же, табл. XXIV, 1г.
¹⁰¹ Вульпе А. Вопросы, с. 128, рис. 5, 14—16.
¹⁰² Мирчев М. Раннетракийският могилен, с. 127.
¹⁰³ Hansel В. Zur Chronologie des VII bis V jh. f. chr. im Hinderland von Odessos an der westlicben Schwarzmeerkuste — PZ, 1974, Bd. 49, h. 2, S. 212 ff. В пределах VI в. до н. э. датирует большинство погребений П. Александреску (Alexandrescu P. Les modeies grecs de lit ceramique thrace tournee. —Dacia, N. S., 1977, XXI, p. 134—135).
¹⁰⁴ Тончева Г. Тракийското влияние на Одесос.— ИВАД, 1956, т. X, с. 51, 52.
¹⁰⁵ Не издана. Хранится в музее г. Коларовграда. Просмотрена мною в 1957 г.
¹⁰⁶ См., например: Маргос Л. Тракийски погребения при с. Баново Варненско.— Археология БАН, 1961, кн. 3, с. 55, рис. 1, б; Николов Б. Тракийски паметници, с. 171, рис. 12, с.
¹⁰⁷ Златковская Т. Д. Возникновение государства у фракийцев. М., 1971, с. 67, 68.
¹⁰⁸ Подробнее об этой вещи и моем отношении к существующим точкам зрения о стиле изображения см.: Мелюкова А. И. К вопросу о взаимосвязях скифского в фракийского искусства, с. 108—110.
¹⁰⁹ Simion G. Les Getes de la Dobroudja, p. 156, 157
¹¹⁰ Ibidem; Simion G. La culture geto-dace, p. 291—304; Aricescu A. Die Bodenstandige bevolkerung der Dobrudscha und ihre beziehungen zu den Grieсhen in Helenistischen Epoche.— In: Studii clasice, III. Bucarest. 1961, S. 67; Cicikova M. Nouvelles fouilles el recherches de necropoles Thraces du V-e — III-e s. av n. ere en Bulgarie.— In: Actes du premiere Congres international des etudes Balkanigues et sud est Europeennes, II. Sofia, 1969, p. 365—373.
¹¹¹ Zaharia M., Petrescu-Dimbovita M., Zaharia Em. Asezari din Moldova. De la paleolitic pina in secolul al XVIII-lea. Bucuresti, 1970, p. 46, si urm; Florescu A. Unele consideratiuni, p. 103 si urm.
¹¹² Никулицэ И. Т. Геты IV—III вв. до н. э.
¹¹³ Никулицэ И. Т. Погребальный обряд гетов в IV—III вв. до н. э.
¹¹⁴ Cicikova М. Nouvelles fouilles et recberchcs.
¹¹⁵ Buzdugan С. Necropola getica de la Slobozia.— In: Carpica, 1, Muzeul de istorie Bacau, 1968, p. 77—94.
¹¹⁶ Simion G. La culture geto-dace, p. 297.
¹¹⁷ Бужор Э. О гето-дакийской культуре в Муригиоле.— Dacia, II, 1958, с. 125—141; Bujor Е. Sapaturile de salvare de la Murighiol.— SCIV, 1955, an. VI, N 3—4, p. 571— 580; Idem. Sapaturile de salvare de la Murighiol.—MCA, 1957, III, p. 247; Idem. Santierul arheologic Murighiol.— MCA, 1959, V, p. 373—378.
¹¹⁸ Cicikova M. Nouvelles fouilles et recherches, p. 365 et suiv.
¹¹⁹ Vulpe R. Santierul Poiana.—SCIV, 1952, III, N 1—2, p. 194, 195; Idem. La civilisation dace a la lumiere des fouilles de Poiana.—Dacia, N. S., 1957, I, p. 147.
¹²⁰ Микулицэ И. Т. Погребальный обряд гетов IV—III вв. до н.э., с. 29—31.
¹²¹ Дремсизова Цв. Могилният некропол при с. Браничево.— ИАИ, 1962, XXV, с. 177, рис. 17.
¹²² Дремсизова Цв. Могилпият некропол, с. 177, рис. 18, 1. Зеркало неправильное, реконструировано.
¹²³ Черненко Е. В. Скифский доспех. Киев, 1968, с. 106.
¹²⁴ Sapaturile arheologice de la Zimnicea.— In: Studii. Revista de stiinta si filosofie, 1949, II, 1, p. 124; Никулицэ И. Т. Геты IV—III вв. до н. э, с. 69, 70.
¹²⁵ Alexandrescu A. Autour des fouilles de Zimnicea.— In: Thracia, III. Serdicae, 1974, p, 58, fig. 1, 2.
¹²⁶ Nestor I. Report, p. 96; Никулицэ И. Т. Геты IV—III вв. до н. э., с. 75.
¹²⁷ Sapaturile dela Poienesti.— In: Materiale arheologice privind istoria veche a RPR, 1953, vol. 1, p. 312, fig. 97—99.
¹²⁸ Sulimirski T. Scytowie na zachodniem Podolu. Lwow, 1936, s. 84; Ильинская В. A. Раннескифские курганы бассейна р. Тясмин. Киев, 1977, с. 84; Петренко В. Г. Правобережье Среднего Приднепровья в V—III вв. до н. э.— САИ, 1967, вып. Д1-4, с. 17; Ольховский В. С. Погребальные обряды населения степной Скифии (VII— III вв. до н.э.). Автореф. канд. дис. М., 1978, с. 6, 7.
¹²⁹ Бужор Э. О гето-дакийской культуре, с. 130.
¹³⁰ Мирчев М. Тракийски могилен некропол при Проф. Злотарски.— ИВАД (Варна), 1963, кп. XIV, с. 1 и сл.
¹³¹ Дремсизова-Нелчинова Цв. Могилен некропол при с. Друмево, Коларовградско.— Археология БAН, 1965, № 4. с. 54—65.
¹³² Там же, с. 54, 55.
¹³³ Дремсизова Цв. Могилният некропол, с. 175 и сл.
¹³⁴ Дремсизова Цв. Тракийски погребения от Коларовградско.— ИНМК (Варна), 1963, т. II, с. 1—25.
¹³⁵ Бобчева Л. Тракийски некрополи, с. 123—127.
¹³⁶ Миков В. Могилyи некрополи от Ловчанско и Тетевенско. с. 159 - 162, обр. 141 а, в.
¹³⁷ Там же, с. 165.
¹³⁸ Там же, с. 167, обр. 146.
¹³⁹ Aleхandrescu A. D. A propos des fibules «thraces» de Zimnicea.— In: Thraco-Dacica, p. 131—141.
¹⁴⁰ Simion G. Les Getes de la Dobroudja, p. 153, fig. 7, 3; Idem. La culture geto-dace, p. 303.
¹⁴¹ Simion G. Les Getes de la Dobroudja, p. 151, fig. 8, 3.
¹⁴² Badulescu A. Noi marturii arheologice din epoca elenistica la Nuntasi.- SCIV. 1962, XIII. N 2, p. 391.
¹⁴³ Simion G. Les Getes de la Dobroudja, fig. 4, 6.
¹⁴⁴ Ibid., fig. 7 (без номера).
¹⁴⁵ Ibid., fig. 7 (без номера).
¹⁴⁶ Ibid., fig. 8, 4.
¹⁴⁷ Ibid., fig. 7 (без номера).
¹⁴⁸ Дзвлет M. А. Бронзовые бляшки в форме сложного лука из Хакассии. — КСИА, 1966, вып. 107, с. 70 и сл.; см. литературу.
¹⁴⁹ Козуб Ю. И. Модель лука из Ольвии.—В кн.: Скифские древности. Киев, 1973, с. 270 и сл., рис. 1.
¹⁵⁰ Simion G. si Cantacuzino Ch. Cercetarile arheologice de la Telita.—MCA, 1962, vol. VIII, p. 367—381.
¹⁵¹ Alexandrescu P. Pour une chronologia, p. 123.
¹⁵² Nestor I. Raport, p. 96, 97.
¹⁵³ Дремсизова Цв. Надгробни могили, с. 61—83.
¹⁵⁴ См. с. 113, 114.
¹⁵⁵ Дремсизова Цв. Надгробни могили, с. 77—79.
¹⁵⁶ Там же.
¹⁵⁷ Бучински Д. Могилен гроб при с. Лиляче.— ИАИ, 1952, XVIII, с. 364, 365.
¹⁵⁸ Велков Ив. Нови могилни находки.— ИАИ, 1929, V, с. 37—50.
¹⁵⁹ Велков Ив. Нови, с. 50—53.
¹⁶⁰ Велков Ив., Данов Хр. М. Новооткрити старини.— ИАИ. 1939, XII, с. 435—440, рис, 223—228.
¹⁶¹ Велков Ив. Могилна гробна находка при Торосъ.— ИАИ. 1939, XII, с. 415—418.
¹⁶² Овчаров Д. Могилни погребения при с. Д. Росица, Търговищко.— Археология, 1961, година III, кн. 4, с. 61—67.
¹⁶³ Попов Р. Могила № 1.— В кн.: Мадара, т. I. София, 1934, с. 240—251.
¹⁶⁴ Венедиков И. Разкопките в некрополе на Аполония през 1946 г.— РП, 1948, т. II, с. 10, 14, рис. 4.
¹⁶⁵ Венедиков И. Новооткрито тракийско могилно погребение във Враца.— Археология БАП. 1966. кн. I- с. 7 и сл.; Он же. Съкровтпцето от Враца. София. 1975; Николов Б. Гробница III от Могиланската могила във Враца.— Археология БАН, 1967, кн. I, с. 11 и сл.
¹⁶⁶ Венедиков И. Новооткрито тракийско, с. 7.
¹⁶⁷ Николов Б. Гробница III, с. 12, 13.
¹⁶⁸ Венедиков И. Новооткрито тракийско, с. 8.
¹⁶⁹ Там же, обр. 2.
¹⁷⁰ Венедиков И. Съкровището от Враца, с. 10, обр. 2, 3.
¹⁷¹ Николов Б. Гробннца III, с. 14—16, обр. 2, 3.
¹⁷² Миков В. Народна медицина у старите траки.— В кн.: Изследования в чест на акад. Д. Дечев. София, 1958, с. 657 и сл., обр. 5—11.
¹⁷³ Николов Б. Гробница III, обр. 5—10.
¹⁷⁴ Венедиков И. Съкровището от Враца, обр. 28—32.
¹⁷⁵ Там же, обр. 7—17.
¹⁷⁶ Венедиков И. Съкровището от Враца, с. 6.
¹⁷⁷ Николов Б. Гробница III, с. 18.
¹⁷⁸ Венедиков И. Съкровището от Враца, с. 7—8.
¹⁷⁹ Pippidi D. М„ Berciu D. Din isliria Dobrogei, vol. 1. Geti si greci la Dunaria de Jок. Bucuresti, 1965, p. 117 si urm; Berciu D. Contribution a l'etude de l'art Thraco-gete Bucuresti, 1974, p. 40—84; Idem. Aria traco-getica. Bucuresti, 1969, p. 33 si urm.
¹⁸⁰ Pippidi D. M., Berciu D. Din istiria Dobrogei.
¹⁸¹ Berciu D. Contribution, p. 84; Alexandrescu P. Cu privire la datarea mormintului de la Agighiol.— SCIV, 1971, t. 22, N 4, p. 660—662; Idem. Un art thraco-gete? — Dacia, N. S., 1974, XVIII, p. 273.
¹⁸² Vulpe R. Histoire de la Dobroudja, p. 46, 47.
¹⁸³ Берчу Д. Фрако-скифский меч-эмблема, с. 117: Isloria Rominjei, p. 226.
¹⁸⁴ Constantiniu M., Leahu V. Morminlt getic in preajma Bucurestilor.— SCIV, 1968, t. 19, № 2, p. 195—209.
¹⁸⁵ Mateescu C. N., Bades M. Gercetari arheologice si sapaturi de salvare la Fintinele.—
SCIV, 1968, t. 19, № 2, p. 283—291.
¹⁸⁶ Филов Б. Памятници на тракийското изкуство.—ИБАД (София). 1919, VI, с. 34.
¹⁸⁷ Там же.
¹⁸⁸ Там же, примеч. на с. 33.
¹⁸⁹ Венедиков И. Съкровището от Враца, с. 10, 11.
¹⁹⁰ Клад до сих пор не обработан и полностью не издан болгарскими исследователями. Краткие сведения о нем приведены в статье: Димитров Д. П. Материалиата култура и изкуство на траките през ранната елинистическа епоха IV—III в. пр. н. е.— В кн.: Археологически открытия в България. София, 1957, с. 64- 67, рис. 1—8.
¹⁹¹ Там же, рис. 2.
¹⁹² Schmidt Н. Skythischer Pferdegeschirrschmuck aus einem Silberdepot unbekannler Herkinfl— PZ, 1927, XVIII, S. 1—90; Malkina K. Zu dem skythischem Pferdegeschirrschmuck aus Craiova.—PZ, 1928, XIX, S. 152—185; Rostovtzev M. I. Skylhien und der Bosporus. Berlin, 1931, S. 491—493; Berciu D. Contribution, p. 137—161.
¹⁹³ Berciu D. Contribution, p. 160, 161.
¹⁹⁴ Венедиков И. Съкровището от Летница. Български художник, 1974.
¹⁹⁵ Там же, обр. 4, 6—16, 18, 21, 23, 24.
¹⁹⁶ Там же, обр. 20.
¹⁹⁷ Там же, с. 18, 19.
¹⁹⁸ Petrescu-Dimbovita М. et Dinu Marin. Le tresor de Baiceni (dep. de Jassy).— Dacia, X. S., 1975. XIX, p. 105 et suiv.
¹⁹⁹ Ibid., р. 123.
²⁰⁰ Rosetti D. V. Movilele funerare do la Gurhanesti.— MCA, 1961, VI, p. 795.
²⁰¹ Buzdugan C. Descoperirea de la Petricani si relatiile ei eu cultura thraco-getica.— SCIVA, 1975, t. 26, N 1, p. 69, urm.
²⁰² Mihailescu-Birliba V. Akinakai from Moldavia.— In: Thraco-Dacica. Bucuresti, 1975, p. 112, fig. 2, 7.
²⁰³ См. с. 196-198.
²⁰⁴ Vulpe В. Santierul Poiana.— SCIV, 1952, t. III, N 1—2, p. 213, fig. 28.
²⁰⁵ Florescu A. si Bafa S. Complexul de cetati traco-getice (sec. V - III i.e.n.) de la Stinceti-Botosani.— In: Studia si Materiale Suceava, 1969, p. 9 si urm.
²⁰⁶ Buzdugan С. О nova asezare getica in bazinul Zeletinului.— In: Carpica I, 1962, p. 96, fig. 2, 1.
²⁰⁷ Petrescu-Dimbovifa M. Archaologische forschungsreise im Bezirk Covuriui (untere Moldau).—Dacia, 1937—1940, VII—VIII, p. 441, abb. 8, 4—8; Andronic A., Neamtu E., Banu F. Sapaturile de salvare de la Vaslui.— MCA, 1962. VIII, p. 91—92.
²⁰⁸ Nestor J. Raport, p. 94.
²⁰⁹ Irimia M. Descoperiri noi privind populatia autohtona a Dobrogei si legaturile ei cu colonic grecesti (sec. V—I i.e.n.).— Pontica, 1973, 6, p. 60—68, pl. IV, 4; V. 3; VII, 1. 5.
²¹⁰ Florescu A. Unele considoratiuni, p. 103—118.
²¹¹ Ibid., p. 105.
²¹² Alexandrescu A. Aulonr des fouilles de Zimnicea, p. 56, 57.
²¹³ Simion G. Les Geles de la Dobroudja, p. 156, 157.
²¹⁴ Teodor S. Le commencement de la Тёnе dans le nord-est de la Roumanie.— In: Thracia, III, 1974, p. 152, 153.
²¹⁵ Ibidem.
²¹⁶ Чичикова М. Поселищното развитие и Тракия през I хилядолотие пр. н. е. (по археологически данни).— В кн.; Върви конгресс на Болгарското мсторическо дружество, т. I. София, 1972, с. 327—333.
²¹⁷ Там же, с. 331, 332.
²¹⁸ Лапушнян В. Л. Исследование могильника у с. Селиште.— АИМ, 1970—1971 (Кишинев), 1973, с. 101 и сл.; Рафалович И. А., Лапушнян В. Л. Работы Реутской археологической экспедиции.— АИМ (1972) (Кишинев), 1974, с. 116 и сл., рис. 3, 2, 3.
²¹⁹ Рафалович И. А., Лапушнян В. Л., Дунявина В. М. Исследование могильников у с. Данчены.— АО 1975 г. (М.), 1976, с. 474.
²²⁰ Лапушнян В. Л., Попов С. И. Погребение V в. до н. э. из Молдавии.— АО 1972 г. (М.), 1973, с. 409.
²²¹ Никулицэ И. Т. Погребальный обряд гетов в IV— III вв. до н.э., с. 29 и сл.
²²² Мелюкова А. И. К вопросу о границе между скифами и гетами.— ДФСП (М.), 1969, с. 71—79.
²²³ Лапушнян В. Л., Никулицэ И. Т., Романовская М. А. Памятники раннего железного века.— В кн.: Археологическая карта Молдавской ССР, вып. 4. Кишинев, 1974, с. 35 и сл., рис. 7.
²²⁴ Мелюкова А. И. К вопросу о границе, с. 73 и сл.
²²⁵ Там же; Мелюкова А. И. Исследование гетских памятников в степном Поднестровье,— КСИА. 1963, вып. 94, с. 70 и сл.
²²⁶ Никулицэ И. Т., Романовская М. А. Памятники раннего железного века.— В кн.: Археологическая карта Молдавской ССР, вып. 4. Кишинев, 1974, с. 38; Сергеев Г. П. Скифский кинжал из Олонештского района Молдавской ССР.— ЗОАО, 1960, т. I, с. 262 и сл.
²²⁷ Мелюкова А. И. Памятники скифского времени лесостепного Среднего Поднестровья.— МИА, 1953, № 64, с. 31 и сл.
²²⁸ Мелюкова A. Л. К вопросу о границе: Сальников А. Г. Итоги полевых исследований у с. Пивденное (1960—1962).—МАСП (Одесса), 1966, вып. 6, с. 176 и сл.
²²⁹ Дергачев В. А. Раннескифское погребение на Среднем Пруте.— СА (в печати).
²³⁰ Браун Ф. Отчет о раскопках в Таврической губернии в 1898 г.— ИАК. 1899. вып. 19, с. 84, 85, рис. 6—9.
²³¹ Сергеев Г. А. Погребение скифского воина.— В кн.: Труды Исторического краеведческого музея Молдавской ССР 1960 г. Кишинев, 1961, с. 137 и сл.
²³² Рафалович И. А., Лапушнян В. Л., Дунявина В. М. Исследование могильников у с. Данчены, с. 474.
²³³ Мелюкова А. И. Скифские курганы Тираспольщины.— МИА, 1962. № 115; Она же. Поселение и могильник скифского времени у с. Николаевка. М., 1975.
²³⁴ Чеботаренко Г. Ф., Щербакова Т. А. Раскопки поселения у с. Этулия.— АИМ (1973) (Кишинев). 1974, с. 140—142.
²³⁵ Субботин Л. В., Шмаглий Н. М. Курганы у села Огородное.— МАСП (Одесса). 1970, вып. 6, с. 151, 152, рис. 7, 2; 17, 1—14.
²³⁶ Гудкова А. В. Скифское погребение с конем из Нижнего Подунавья. - АО 1969 г. (М.), 1970, с. 240.
²³⁷ Онайко Н. А. Античный импорт в Приднепровье и Побужье в VII—V вв. до н. э.— САП, 1966, вып. Д1-27, с. 28, табл. XII, № 1; Петренко В. Г. Правобережье Среднего Приднепровья в V—III вв. до н. э.— САИ, 1967, вып. Д1—4, с. 37, 39, 92.
²³⁸ Алексеева И. Л. Раскопки курганов в междуречье Дуная — Днестра.— АО 1972 г. (М.), 1973, с. 252.
²³⁹ Алексеева И. Л. Работы в Килийском районе.— АО 1974 г. (М.), 1975, с. 246— 248.
²⁴⁰ Яценко И. В. Скифия VII—V вв. до н. э. M., 1959, с. 50 и сл.
²⁴¹ Самоквасов Д. Я. Могилы русской земли. М., 1908, с. 131.
²⁴² Субботин Л. В. Oтчет о работе Семеновской новостроечной археологической экспедиции в 1975 г.— Архив ИА АН УССР, ф. 1975/34.
²⁴³ Чеботаренко Г. Ф. Скифские курганы у с. Балабаны.— АИМ в 1970—1971 гг., 1973, с. 113 и сл.
²⁴⁴ Мелюкова А. И. Раскопки курганов у с. Буторы Григоропопольского района.— АИМ (1972 г.), 1974, с. 77—94; Она же. Работы Западно-Скифской экспедиции.— АИМ (1973 г.), 1974. с. 53—77.
²⁴⁵ Мелюкова А. И. Отчет о раскопках Западно-Скифской экспедиции в 1968 г.— Архив ИА АН СССР: Р-1, № 3830. Загинайло А. Г. Раскопки курганов у с. Роксоланы в 1973 г. Архив ИА АН УССР. ф. 1973/60.
²⁴⁶ Шмаглий Н. М., Черняков И. Т. Курганы степной части междуречья Дуная и Днестра.— МАСП (Одесса), 1970. вып. 6. с. 65 и сл.
²⁴⁷ Чеботаренко Г. Ф. Скифские курганы у с. Балябаны, с. 113.
²⁴⁸ Алексеева И. Д., Черняков И. Т., Шмаглий Н. М. Исследования в Нижнем Подунавье.— АО 1971 г. М.. 1972, с. 324, 325.
²⁴⁹ Шмаглий Н. М. и др. Курганы Нижнего Подунавья.— АО 1970 г. М. 1971, с. 234.
²⁵⁰ Субботин Л. Б. и др. Курганы у с. Огородное.—MACII, 1970, вып. 6, с. 139—141.
²⁵¹ Мелюкова А. И. Скифские курганы Тираспольщины, с. 114 и сл.
²⁵² Подробнее о ней см.: Мелюкова А. И. Раскопки курганов у с. Буторы Григориопольского района, с. 86. рис. 5.
²⁵³ Мелюкова А. И. Каменное изваяние из с. Буторы.— В кн.: Вопросы древней и средневековой археологии Восточной Европы. М., 1978, с. 36—41.
²⁵⁴ Мелюкова А. И. Работы Западно-Скифской экспедиции, с. 75.
²⁵⁵ Граков Б. Н. Скифские погребения на Никопольском курганном поле.— МИА, 1962, № 115, с. 95—96.
²⁵⁶ Мелюкова А. И. Раскопки курганов у с. Буторы Григориопольского района, с. 89, рис. 2, 15. Монетка ошибочно названа «бронзовым плоским кружком для подвешивания». Такой она была до ее расчистки в лаборатории ИА АН СССР.
²⁵⁷ Мне известны две ольвийские монеты-дельфинчики из кургана V в. до н. э. у с. Ковалевка (Ковпаненко Г. Т. Работы Пiвденнобузькоi експедицii.— АДНУ, 1969, вып. IV, с. 52). Херсонесские монеты конца IV в. до н.э. найдены в кургане 2 могильника Панское I в Крыму (Щеглов А. П., Саверкина И И., Глазунов В. В. Исследования близ Ярылгачской бухты в Северо-Западном Крыму.— АО 1970 г., с. 251, 252).
²⁵⁸ Загинайло А. Г. Монетные находки на Роксоланском городище.— МАСП, 1966, вып. 5, с. 104 и сл.
²⁵⁹ Мелюкова Л. И. Отчет о работе Западно-скифской экспедиции в 1968 г.; Она же. Отчет о работе Западно-скифской экспедиции в 1969 г.— Архив ИА АН СССР, Р-1, № 4279.
²⁶⁰ Граков Б. П. Погребальные сооружения и ритуал рядовых общинников степной Скифии.— АСГЭ, вып. 6, 1964, с. 120 и сл.
²⁶¹ Определение И. Б. Зеест.
²⁶² Великанова М. С. Палеоантропология Прутско-Днестровского междуречья. М. 1975, с. 52 и сл.
²⁶³ Мелюкова А И. Отчет о работах Западно-Скифской экспедиции в 1968 г.
²⁶⁴ Мелюкова А. И. Поселение и могильник скифского времени у с. Николаевка, с. 21.
²⁶⁵ Граков Б. Н. Погребальные сооружения, с. 123, рис. 5; Ольховский В. С. Скифские катакомбы в Северном Причерноморье.— СА, 1977, № 4, с. 117 (тип II, вариант 1).
²⁶⁶ Чтение и определение клейм произведено Ю. Г. Виноградовым. Пользуюсь случаем, чтобы выразить ему свою благодарность.
²⁶⁷ Мелюкова А. И. Скифские курганы Тираспольщины, табл. 10, 3.
²⁶⁸ Загинайло А. Г. Раскопки курганов у с. Роксоланы в 1973 г., с. 61 и сл.
²⁶⁹ Алексеева И. Л. Скифские погребення в курганах Одесской обл.— АИНУ в 1968 г.(Киев), 1971, вып. III, с. 151, 152.
²⁷⁰ Клеймо относится к первой группе, по И. Б. Брашинскому. См.: Брашинский И. Б. Керамические клейма Гераклеи Понтийской.— НЭ. 1965, V, с. 20—23.
²⁷¹ Субботин Л. В., Охотников С. Б. Работы Семеновской экспедиции.— АО 1975 г. (М.), 1976, с. 384—395; Субботин Л. В., Охотников С. Б., Нечитайло А. К. Раскопки курганов в Нижнем Поднестровье.— АО 1976 г. (М.), 1977, с. 374, 375.
²⁷² Субботин Л. В. Отчет о работе Семеновской новостроечной экспедиции 1975 г.— Архив ИА АН УССР. ф. 1978/34.
²⁷³ Сожженные перекрытия или целые склепы изредка встречаются в разных районах степи над простыми могильными ямами в курганах VI в. до н. э. См.: Iллiнсъка В. А. Кургани скiфского часу Посульско-Донецкого лiсостепу.— Археологiя, 1962. т. XIV, с. 67 и сл.
²⁷⁴ Чеботаренко Г. Ф. Скифские курганы.
²⁷⁵ Г. Ф. Чеботаренко принял центральную могилу за яму с остатками жертвенного приношения, поскольку человеческих костей в ней не оказалось, а у восточной стены находились разбитая амфора и остатки жертвенной пищи — кости лошади (Чеботаренко Г. Ф. Скифские курганы, с. 115). Однако расположение ямы в центре кургана, ее форма и размеры (2 X 1,6 X 1,5 м), наличие остатков деревянного перекрытия говорят о том, что перед нами сильно ограбленная могила.
²⁷⁶ Чеботаренко Г. Ф. Скифские курганы, рис. 5. Рисунок, приведенный в статье, недостаточно точен.
²⁷⁷ Самоквасов Д. Я. Могилы русской земли, с. 131, 132.
²⁷⁸ Алексеева И. Л. Раскопки курганов в междуречье Дуная — Днестра, с. 253. Автор неправильно датирует курган VI в. до н. э. Судя по наконечнику стрелы из могилы, курган должен относиться к IV в. до н. э.
²⁷⁹ Самоквасов Д. Я. Могилы русской земли, с. 30.
²⁸⁰ Дремсизова Цв. Тракийски погребения от Коларовградко.— В кн.: Известия на народния музей Коларовградски. т. II. Варна, 1963, табл. III, 3; IV, V, 2.
²⁸¹ Preda C. Sapalurile de la Alexandria, fig. 4, 2, 3, 7; Cicikova M. Developpement de la ceramique thrace a l'epoque classique et hellenistique.— In: Acta antiqua Philippopolitana. Studia archaeologica. Serdicae, MCMLXIII, p 40, fig. 4, 3.
²⁸² Шмаглий И. M., Черняков И. Т. Курганы степной части междуречья Дуная и Днестра, с. 65-66.
²⁸³ Субботин Л. В., Загинайло А. Г., Шмаглий Н. М. Курганы у села Огородное, с.138—140. рис. 1.
²⁸⁴ Алексеева И. А., Черняков И. Т., Шмаглий И. М. Исследования в Нижнем Подунавье, с. 324, 325.
²⁸⁵ Субботин Л. В. Отчет о работе Болградского отряда в 1968 г.— Архив ИА АН УССР.
²⁸⁶ Мелюкова А. И. Поселение и могильник скифского времени у с. Николаевка, с. 35 и сл., рис. 13—17.
²⁸⁷ Там же, с. 192 и сл.
²⁸⁸ Там же, табл. 9, 7; 10, 4.
²⁸⁹ Полные сведения об этих курганах см.: Мелюкова А. И. Скифские курганы Тираспольщины.
²⁹⁰ Мелюкова А. И. Скифские курганы Тираспольщины, рис. З, 1—5; 4, 4.
²⁹¹ Яковенко Е. В. Про кулястi курильницi IV—I ст. до н. е.— Археологiя (Kиiв), 1971, № 2, с. 87 и сл.
²⁹² Мелюкова А. Л. Скифские курганы Тираспольщины, с. 151, 152: Амброз А. К. Фибулы юга Европейской части СССР.— САН. 1966, вып. Д1-30, с. 12—14, табл. I, 11.
²⁹³ Мелюкова А. И. Исследование гетских памятников в степном Поднестровье.— КСИА АН СССР, 1963, вып. 94, с. 70.
²⁹⁴ Мелюкова А. И. Поселение Надлиманское 3 на берегу Днестровского лимана.— МАСП, 1969, вып. 9 (в печати).
²⁹⁵ Охотников С. В. Новый памятник эпохи греческой колонизации в Нижнем Поднестровье.— МАСП, 1976, вып. 8, с. 201—204.
²⁹⁶ Кузьменко В. И., Синицын М. С. Некоторые наблюдения над лепной керамикой из Роксоланского городища. — КСОГАМ за 1961 г., 1963, с. 79—87: рис. 2, 2, 3, 5; 2, 1, 3; Они же. Роксоланское городище.- МАСП, 1966, вып. 6, с. 54, рис. 1.
²⁹⁷ Мелюкова А. И. Поселение и могильник скифского времени у с. Николаевка, с. 45.
²⁹⁸ Дзис-Райко Г. А. Раскопки Надлиманского городища в 1960 г.— КСОГУ и ОГАМ. 1961, с. 37—45.
²⁹⁹ Мелюкова А. И. Поселение и могильник скифского времени у с. Николаевка, рис. 46, 5; 47, 2—5; 48, 4, 6.
³⁰⁰ Дзис-Райко Г. А. Археологические исследования городища у с. Надлиманское.— МАСП, -1966, вып. 5, с. 174, рис. 5.
³⁰¹ Мелюкова А. И. Поселение и могильник скифского времени у с. Николаевка, рис. 56, 1, 9.
³⁰² Там же, рис. 5, 7, 8; 58,12.
³⁰³ Там же, рис. 57, 4.
³⁰⁴ Там же, рис. 57,2.
³⁰⁵ Там же, с. 180.
³⁰⁶ Сальников А. Г. Итоги полевых исследований у с. Пивденное (1960—1962 гг.).— МАСП, 1966, вып. 6, с. 199 и сл.
³⁰⁷ Мелюкова А. И. К вопросу о границе между скифами и гетами. — ДФСН (М.), 1969, с. 73—74.

<<Назад Вперёд>>

Просмотров: 24793

загрузка...

Другие книги по данной тематике