"Скифский" лук и его эволюция

Из всех видов сложных луков наибольшую роль в иранском мире и далеко за его пределами довелось сыграть «скифскому» и его различным дериватам [345, стр. 29—44]. Но хотя термин «скифский» закрепился за ним уже в древности, в значительной мере стараниями греческих писателей, он весьма условен уже потому, что сам этот лук был распространен у очень многих народов.

Родиной «скифского» лука были евразийские степи, и появился он там весьма рано, очевидно еще в бронзовом веке. Наконечники стрел различных культур эпохи раннего железа на этой территории по форме, материалу и Бесу столь явно ведут свое начало от бронзовых и костяных наконечников эпохи средней и поздней бронзы, что им должны были соответствовать и луки «скифского» типа или их прототипы.

Костяная пластинка с желобком для привязи тетивы, найденная на Алексеевском поселении, подтверждает такое предположение; обнаруженная там же широкая костяная пластинка, возможно, служила накладкой на среднюю часть лука [167, рис. 16, 12].

«Скифский» лук известен нам почти исключительно по изображениям ²— нет ни одной находки в хорошей сохранности. Это, несомненно, лук сложный, основа которого состояла из нескольких кусков дерева, что видно на примере усатовского экземпляра. Концы и рукоять, прямые или изогнутые, должны были быть абсолютно негнущимися, зато плечи чрезвычайно гибкими.

Такое резкое различие отдельных частей лука в функциональном отношении обусловливало его своеобразный внешний вид: при надетой тетиве плечи выступали впереди рукояти и отчасти уже находились в изогнутом пружинящем состоянии, принимая дугообразные очертания. «В то время как луки всех народов огибаются из гнущихся древков, луки скифские или парфянские, выгнутые с обеих сторон широкими и глубокими внутрь рогами, имеют вид луны во время ущерба, а середину их разделяет прямой и круглый брусок» [3, XXII, 8, 37].

В натянутом состоянии вся сила натяжения падала опять-таки на плечи, и они отходили почти прямо назад, еще больше изгибаясь. По меткому замечанию древних авторов, внешний вид подобного лука напоминает очертания северного берега Черного моря ³.

Для изготовления «скифских» луков помимо дерева различных сортов употреблялись рог и сухожилия. Применение костяных накладок, особенно на концах, кажется маловероятным. Изогнутые концы могли получать, используя рога или, скорее, намеренно изгибая дерево.

Размеры подобного лука невелики. Обычно они определяются в 60—80 см [173, стр. 74; 177, стр. 68; 116, стр. 76; 211, стр. 14—15]. Сильной стороной его была довольна большая отражающая способность при сравнительно небольших размерах, что, однако, оборачивалось и недостатком, так как главная нагрузка при натяжении и стрельбе падала на небольшую площадь гибких плеч. Поэтому лук был хорош для использования лишь небольших стрел с легкими наконечниками. Как установил Э. Ленд, длина стрелы едва ли многим превышала 60 см [176, стр. 64—65].

Вплоть до начала нашей эры и даже позднее «скифский» лук был излюбленным оружием кочевников по всему великому поясу евразийских степей. Именно таким луком пользовались савроматы с самого начала их исторического существования. О распространенности его у среднеазиатских кочевников можно судить уже потому, что он был на вооружении парфян к моменту их появления в Иране [446, стр. 61, 66; 366, стр. 28—29]. «Скифские» луки были известны и в Сибири, во всяком случае с Южной [137, стр. 133], доходя на востоке до Китая [433, рис. 15, 18].

В Иране и на Переднем Востоке с этими луками познакомились не позднее VII в. до н. э., вероятно в результате походов киммерийцев и скифов. И снова на это указывает распространение наконечников стрел скифских типов, которым должен был соответствовать «скифский» лук [246, стр. 238—239]. Впрочем, имеется и иконографический материал. «Скифские» луки изображены на рельефе мидийской гробницы Кызкапан VII—VI вв. до н. э. [420, стр. 203—205, рис. 313]. Мидийцы, вероятно, первыми восприняли лук нового образца. Царь Киаксар отправлял к скифам мидийских юношей учиться искусству стрельбы из лука [15, I, 73]. Все это было следствием важного новшества в истории военного искусства Переднего Востока — заимствованием у скифов легковооруженной конницы, ее тактики и отчасти вооружения.

Однако «скифский» лук в Иране далеко не сразу вытеснил луки других типов, многие из которых насчитывали многовековую историю [345, стр. 29—31; 463, стр. 103—107].

Господствующим он становится лишь в парфянскую эпоху. К этому времени относятся его много-численные изображения на реверсах монет [447а, рис. 140, 143, 153, 179 и т. д.; 183, рис.3] , а также на метопах II в. до н. э. [250, стр. 220, 221, рис. 97] и ритонах из Старой Нисы [204, стр. 170].

Греки заимствовали «скифский» лук еще в архаический период, в VI в., а может быть в VII в. до н. э. [374, стр. 139; 463, стр. 99, 141], и стали его главными распространителями на Западе, хотя/в самой Греции, за исключением Крита, лук никогда не был особенно популярным видом оружия [491, стр. 85]. И этруски, знавшие «скифский» лук, применяли его на охоте чаще, чем на войне [373, табл. 22, 23]. Находки наконечников «скифских» типов в долинах Сены и Луары и во Фландрии вновь, заставляют предположить, что им соответствовал «скифский» лук [463, стр. 142]. Однако широкого распространения в Западной Европе
он не получил.

На всей огромной территории — от Греции до Сибири — луки «скифского» типа представлены очень -близкими вариантами. Но уже в последние века до нашей эры в евразийских степях начались нововведения, которые привели к появлению более совершенных луков. Их обычно называют луками «гуннского» типа и считают или непосредственно гуннскими, или заимствованными у них.

«Гуннский» лук (табл. XVII, 14—15), как и «скифский», имел деревянную основу из не-скольких кусков дерева, иногда различных пород. К ней прикреплялись пластинки рога, сухожилия, костяные накладки и т. д. Характерной особенностью его являлось наличие костяных накладок для того, чтобы сделать определенные части лука негнущимися. Обычно их было семь: по две парные на каждый из- концов лука и три в середине. Внутренняя сторона накладок шершавая, часто на ней заметны поперечно-косые насечки для лучшего приклеивания к дереву. Наружная поверхность залощена и делалась слегка выпуклой.

На концевых накладках имеются вырезы для тетивы, на которых часто прослеживаются бороздки от ее трения о костяную поверхность. Размеры концевых накладок неодинаковые — одна пара длиннее другой. Тетива крепилась наглухо только на конце с более длинными накладками, поэтому вырез здесь часто делался прямоугольным. На противоположный же конец она надевалась только перед тем, как лук натягивали для стрельбы и для удобства надевания петли вырез был полукруглым.

Срединные накладки состояли из двух боковых, подтрапециевидной формы, располагавшихся по обе стороны рукояти таким образом,, что их широкое основание было обращено вперед. Между ними, обычно с задней стороны лука, располагалась третья накладка, ровная- и узкая, с несколько расширяющимися концами.

Таким образом, рукоять и концы лука были негнущимися, в то время как плечи — весьма гибкими. Поскольку длина пар концевых накладок была неодинакова, гибкая поверхность.
каждого плеча была различной и соответственно само оружие-—асимметричным.

В целом «гуннский» лук с его дугообразными плечами походил на «скифский», хотя и не имел изогнутых концов. Такой лук мы видим на китайских изображениях (табл. XVIII, 1) и на фигурках гуннских всадников из Внутренней Монголии (табл. XVIIIa, 2).

Отличительной чертой «гуннского» лука были его большие размеры. Длина в среднем достигала 120—160 см, и это не случайно.

У сложных луков типа «скифского», с негнущимися рукоятью и концами, сила натяжения падала в основном на эластичные плечи. Поэтому, для того чтобы увеличить их дальнобойность или усилить мощность, надо было в первую очередь изменить величину гибкой поверхности. А это могло быть достигнуто или за счет сокращения площади негнущихся частей, как это было в раннем средневековье, или за счет увеличения общих размеров. Развитие «гуннского» лука пошло IB последнем направлении.

Наиболее ранние находки костяных накладок на лук происходят из Забайкалья и относятся ко времени около рубежа эр ⁴. О древности традиции изготовления костяных накладок на лук в Восточной Сибири свидетельствует погребение VIII—IV вв. до н. э. у р. Цэпань [242, стр. 107, рис. 37], где было найдено две пары концевых накладок на лук, коротких и изогнутых.

В Южной Сибири в грунтовых погребениях изыхского этапа таштыкской культуры найдены деревянные модельки сложных луков «гуннского» типа [172, стр. 110].

Далее на восток костяные накладки на лук, такие же, как забайкальские, найдены во Внутренней Монголии и в Восточном Туркестане [488, табл. LI; 487, табл. VI; 485, стр. 30, рис. 5, 12, табл. 9, 8; 367, стр. 77, 79]. Из этих находок лучше всего сохранился лук из погребения в дельте Кумдарьи, опубликованный Ф. Бергманом [372, стр. 121 —124, табл. 18, 10, рис. 30]. Его деревянная основа состояла не менее чем из двух кусков дерева. К ней были прикреплены сухожилия, а снаружи — полоса рога, доходившая до костяных концевых накладок и даже частично перекрывавшая их. Одна пара концевых накладок имела в длину
25,5 см, другая — около 32 см. От срединных накладок сохранилась только узкая изогнутая полоса рукояти. Общая длина лука достигала 140—150 см. Очевидно, таким был обычный, лук «гуннского» типа.

К сожалению, памятники, в которых были найдены все эти луки, датируются слишком общо — обычно временем ханьской династии в Китае.

Луки «гуннского» типа встречались также в самом Китае [377, стр. 9; 406, рис. 346; 463, стр. 116—117] и Корее [494, стр. 47], куда они, несомненно, проникли от северных кочевых соседей.

В довольно большом количестве костяные накладки на лук и даже сами луки обнаружены в Средней Азии, в погребениях первых веков нашей эры⁵.

Находки луков с костяными накладками на территории, занятой сарматами, были перечислены выше ⁶.

Таким образом, уже в самом начале нашей эры сложный лук с костяными накладками бытует на весьма обширной территории, а временем появления его исходных вариантов следует признать по крайней мере вторую половину I тысячелетия до н. э.

Мнение о гуннской принадлежности луков с костяными накладками в евразийских степях появилось в 30-х годах, когда И. Вернер и А. Алфельди связали с гуннами находки костяных накладок на лук эпохи великого переселения народов в Центральной Европе, а Вернер сопоставил их с аналогичными находками в. гуннских памятниках Забайкалья. Все остальные находки костяных накладок Вернер считал гуннскими или на худой конец непосредственно с ними связанными [495, стр. 33—52; 364, стр. 18 и сл.; см. также: 494, стр. 47 и сл.].

Высказанное в столь категорической форме, это мнение представляется неприемлемым. Наиболее ранние находки костяных накладок в Нижнем Поволжье лишь немногим моложе аналогичных находок в Забайкалье, но считать I—II вв. н. э. временем появления гуннов в Нижнем Поволжье нельзя. Следовательно, вопрос о самих гуннах уже отпадает и можно говорить только о гуннском влиянии⁷.

Вместе с тем обращает на себя внимание тот факт, что территория распространения лука с костяными накладками в евразийских степях (Восточная Европа, Средняя Азия, Сибирь) в первых веках нашей эры удивительно совпадает с исконной территорией распространения «скифского» лука. Вряд ли это случайно.

По своему внешнему виду и основным конструктивным принципам оба эти лука не так уж сильно отличаются друг от друга: и тот и другой сложные с негнущимися рукоятью и ротами и гибкими эластичными плечами. По сути дела, «гуннский» лук является дальнейшим и более последовательным развитием конструктивных принципов, положенных в основу «скифского».

Поэтому не будет чрезмерно смелым предположить, что луки «скифского» типа явились исходными для создания тех луков с костяными накладками, которые не совсем точно называют «гуннскими» ⁸.

Но в таком случае кажется маловероятным, что только один народ или только на одной территории (гунны, Восточная Сибирь, таежная область Сибири — хотя смысл один, но у различных исследователей это конкретизируется по-разному) совершенствовал далее «скифский» лук, а остальные лишь пассивно восприняли готовое.

Представляется гораздо более правильным с исторической точки зрения предполагать, что развитие «скифского» лука шло у различных народов на всей территории евразийских степей. (Далее я постараюсь показать, что аналогичный процесс имел место и в Иране.)

При этом вполне вероятно, что Сибирь, в особенности Восточная, где традиция луков с костяными накладками восходит к неолиту [241, стр. 204, 219—229], сыграла в этом процессе ведущую роль, а у гуннов сложные луки с костяными накладками, представляющие собой дальнейшее развитие «скифских», появились раньше, чем у других народов, и оказали влияние на появление у тех подобных же луков. Не следует, однако, приписывать исключительно гуннам шедший на обширной территории процесс совершенствования «скифского» лука и считать гуннским или заимствованным непосредственно у гуннов любой лук с костяными накладками, найденный на территории евразийских степей.

Это подтверждается довольно большой вариабельностью луков с костяными накладками, вероятно, значительно большей, чем луков «скифского» типа. Выше было дано описание, так сказать, классического варианта лука «гуннского» типа. Но он был далеко не единственным. Хотя судить об этом довольно трудно, поскольку деревянная основа сохраняется в погребениях очень редко, некоторые данные у нас все же имеются.

Основа, например, могла изготовляться из кусков дерева различных пород, а могла — из дерева одного сорта (находки из Топрак-калы и Кара-Булака). Вместо костяных накладок могли употребляться роговые (курган около оз. Кара-Холь в Туве [117, стр. 93, рис. 32]). Да и само количество костяных накладок, а следовательно, и форма лука не остаются неизменными.

Особенно непостоянным в луках «гуннского» типа является количество и расположение срединных накладок. В классическом варианте их три (две трапециевидные, обращенные широким основанием вперед, и узкая накладка между ними с внутренней стороны). Но у лука из кургана № 2 у оз. Нижний Баскунчак, как и у некоторых других, центральных накладок всего две. В тех случаях, когда срединных накладок три, третья — тонкая и узкая, иногда располагается с передней стороны лука (например, у лука из кургана № 1 близ хут. Авиловского или у экземпляра из Ак-Тобе).

Количество концевых накладок также варьирует. У того же авиловского лука на каждом из концов не две, а три накладки. Третья, клиновидной формы, находилась, как явствует из отчета, «между концевыми накладками» [279, стр. 230]. Число подобных примеров можно увеличить. Кстати, такие же клиновидные концевые накладки известны у луков из аварских погребений в Венгрии, что .может служить одним из доказательств поздней даты авиловского погребения [421, табл. XVIII; 442, табл. III].

А. А. Гаврилова по форме концевых, накладок выделяет две группы луков с костяными накладками [105, стр. 31]. К первой относятся .луки, имеющие длинные, сильно изогнутые накладки, характерные для Центрального Тянь-Шаня. Луки с короткими, менее изогнутыми накладками типичны для гуннских и сарматских памятников. Это разделение можно принять как предварительное, так как уже сейчас оно нуждается в известных уточнениях.

Поэтому термин «гуннский» лук или лук «гуннского» типа (как, впрочем, и термин -«скифский») можно употреблять лишь условно, в том смысле, что имеется в виду сложный лук определенной конструкции с концевыми и срединными костяными накладками. И только.
Что же явилось причиной быстрого распространения новых луков на столь обширной территории? Думается, прав был А. Н. Бёрнштам, связывая ее с появлением более совершенного защитного оружия, в частности панцирей [355, стр. 67].

В самом деле, в последние века до нашей эры — первые века нашей эры в вооружении и тактике степных кочевников происходят существенные изменения, связанные с увеличением удельного веса тяжеловооруженной конницы, против которой старые луки и стрелы в значительной мере теряли свою эффективность. В первых веках нашей эры, а может быть, и несколько ранее и в Сибири, и в Средней Азии, и у сарматов появляются крупные железные наконечники стрел. Для таких стрел требовались новые, более мощные луки. Это было достигнуто увеличением размеров лука, применением костяных накладок — словом, появлением того лука, который на несколько столетий стал господствующим в евразийских степях.

Далее на запад луки с костяными накладками встречаются в Центральной и Западной Европе (табл. XVII, 10—13). Такие накладки несколько раз обнаружены в погребениях эпохи великого переселения народов ⁹. Довольно много костяных накладок найдено на позднеримских военных укреплениях вдоль Рейна, Дуная, и в других местах ¹⁰.

Часть из них надо связывать с варварами, которые вели борьбу с Римом, а иногда и переходили к нему на службу, в первую очередь с гуннами и аланами.

Но костяные накладки встречаются в Западной Европе в течение всего императорского периода [494, стр. 48; 463, стр. 66—67]. Находки в Оберадине относятся к августовскому времени, в Виндониссе — к 45—100 гг. н. э., в Керлеоне — ко времени не позднее середины
III в. н. э. Лагерь Бар Хилл был оставлен уже в конце II в. н. э. Эти и другие ранние находки можно связывать только со вспомогательными частями восточных лучников, главным образом сирийских, вооруженных луками парфянских образцов [486, стр. 110—114; 463, стр. 68—69]. Надпись из Бар Хилла свидетельствует о том, что здесь стоял Cohors I Hamiorum Sagittariorum, т. e. отряд сирийских лучников.

Подобные находки лишний раз подтверждают, что луки с костяными накладками были распространены в первых веках нашей эры на чрезвычайно большой территории и что их распространение далеко не всегда надо связывать с гуннами.

Войны с парфянами и сарматами заставили римлян императорского времени отказаться от былого пренебрежения к луку, и они стали рекрутировать в свое войско наемников-лучников. Судя по изображениям на колонне Траяна, уже в начале II в. н. э. у римлян имелись подразделения, сражавшиеся луками «скифских» типов[379, табл. LXXXI, LXXXVI].

Сначала лучники вербовались преимущественно в Сирии, и именно они принесли с собой луки, остатки которых находят на ранних римских укреплениях. Что это были за луки? Г. Раусинг на том основании, что находки центральных накладок редки, полагает, что сирийские вспомогательные части имели на вооружении луки типа Yrzi¹¹ (табл. XVIII,2— 3; XXIII, 8) с прямой, выступающей вперед рукоятью и негнущимися концами, снабженными костяными накладками [463, стр. 68].

Его предположение может быть верным лишь отчасти. Луки типа Yrzi господствовали на Переднем Востоке в ахеменидское время ¹², хотя продолжали встречаться и -в парфянское ¹³. Очевидно, под влиянием луков с костяными накладками их негнущиеся концы также получили костяные накладки, как это видно ,на примере находки II—III вв. н. э. из некрополя Багуз, давшей название всему типу [377, стр. 1—3, табл. I—III; 463, стр. 105].

Однако наибольшее распространение на Переднем Востоке в первые века нашей эры имели различные варианты «скифского» лука. Поэтому было бы весьма маловероятным, чтобы наемники Рима не принесли его с собой в империю со своей родины.

Но «скифский» лук в Иране в парфянское время получает дальнейшее развитие. Само оружие стало больше [427, стр. 305]¹⁴, рога его изготовляются теперь длинными, прямыми или слегка изогнутыми. Изображения его в большом количестве найдены на граффити из Дура-Эвропоса (табл. XVIIIa, 3) ¹⁵. Ни одной находки подобного лука на территории Передней Азии и Ирана мне неизвестно. Но, судя по изображениям, эти луки должны были быть чрезвычайно близкими к лукам «гуннского» типа [465, стр. 215].

Под влиянием сходных причин (распространение оборонительных доспехов) приблизительно в одно и то же время (первые века нашей эры) из одной и той же исходной формы «скифского» лука в Иране, как и в евразийских степях, развились новые типы луков, безусловно родственные и сходные между собой.

Граффити из Дура-Эвропоса — к сожалению пока один из основных источников по истории парфянских луков — позволяют предполагать, что уже в парфянскую эпоху зародился тот тип лука, который обычно называют «сасанидским» и который известен нам по многочисленным изображениям, главным образом на серебряных блюдах (табл; XVI,I— 3) (243, табл. 3, 6, 21]. Особенностью этого типа сложных луков в отличие от «гуннских» являются их симметричность и длинные прямые рога. Впрочем, и в сасанидском Иране., насколько можно судить по тем же изображениям, бытовали различные типы сложных луков ,[243, табл. 9, 11, 12, 14, 15].

Тем более это характерно в период раннего-средневековья для Средней Азии и Восточного Туркестана (табл. XVI, 5). В Средней Азии,, например, мы можем предполагать наличие двух взаимовлиявших традиций: степной «гуннской» и парфянско-сасанидской. Но этот вопрос нуждается в специальном исследовании.

Попытку Б. А. Литвинского искать родину «сасанидского» лука в Средней Азии (183, стр. 68—69] нельзя признать удачной. В качестве доказательства приводятся лишь находки костяных накладок в среднеазиатских погребениях и изображения .на монетах Хувишки (II или III в. н. э.). Но костяные накладки, во всяком случае большинство их, принадлежат лукам «гуннского» типа, а изображения на монетах не дают возможности судить, с какой разновидностью «скифского» лука или его дериватов мы имеем дело. К тому же для II— III вв. в Иране имеются бесспорные изображения «сасанидского» лука, например на упомянутых граффити из Дура-Эвропоса.

В Западной и Центральной Европе в эпоху великого переселения народов и в начале средних веков находки костяных накладок от луков «гуннского» типа и их дериватов встречаются по-прежнему часто. Германцы заимствуют такие луки от гуннов и аланов, позднее от авар ¹⁶. Последние принесли в Европу усовершенствованный вариант таких луков (435]. Рога стали еще более изогнутыми, снабженными еще одной добавочной клиновидной накладкой, но размеры лука несколько уменьшились и колеблются между 110 и 135 см. Именно такой лук был найден в кургане у хут. Авиловского.

Новая разновидность «гуннского» лука проникла в Европу с мадьярами. Концевых на-кладок стало снова две, но узкая срединная накладка теперь отсутствует. Таким образом, общее число костяных накладок у лука coкpатилось до шести [463, стр. 69—70].

В Западной Европе эти луки не привились и в эпоху раннего средневековья постепенно выходят из употребления. Однако в Византии луки, генетически восходящие к «скифскому», доживают по крайней мере до XII в. [411, табл. XXXVI, L, LXIX].

Известны еще две находки из Центральной Европы, интересные для истории евразийских луков. В погребениях из Якушовиц, северо- западнее Кракова, и из Печюсега, в Венгрии, относящихся к V в. н. э., были обнаружены золотые пластинки, которые, как установлено работами Ласло, Феттиха и Вернера, служили золотыми обкладками клавшихся в погребения моделек луков {434; 417; 494, стр. 49—50] (табл. XVII, 15).

Эти золотые накладки довольно обоснованно сопоставляются с аналогичными—из курганов № 8 и 9 у Новогригорьевки [218, стр. 97, 99, рис. 34] — и некоторыми другими. В свое время Т. М. Минаева уже сравнивала новогригорьевские пластинки с пластинками из Печюсега. Если это так, то напрашиваются весьма любопытные выводы.

Сложные луки описываемых типов были очень дорогим оружием. Этнографические материалы свидетельствуют, что для их изготовления требуется много лет. Не случайно они так редки в погребениях. Поэтому нельзя ли предположить, что по крайней мере в отдельных случаях Б погребениях вместо самих луков могли класть их деревянные модельки? Обивка их золотой фольгой, конечно, дело единичное. Как уже упоминалось, деревянные модельки луков «гуннского» типа были найдены в Оглахтинском могильнике [489, стр. 84, рис. 21], но там этого требовал ритуальный обычай.

Настаивать на таком предположении я пока не берусь, но все же следует отметить, что очень часто в непотревоженных погребениях находят всего 1—3 костяные накладки. Это может быть свидетельством того, что в погребения иногда клали не целый лук, а сломанный или его часть. Впрочем, судя по экземпляру лука из кургана № 2 у ст. Нижний Баскунчак, возможно, он ломался преднамеренно.

Несколько слов об эволюции сложных луков с костяными накладками в период раннего средневековья. Распространены они по- прежнему чрезвычайно широко — от Восточной Сибири до южнорусских степей. Но сама тенденция развития теперь изменилась. Выше уже упоминалось, что усовершенствование сложных луков «скифского» типа могло достигаться или сокращением размеров негнущихся частей, или увеличением общих размеров.

Теперь луки становятся меньше, что, несомненно, было удобнее для стрельбы с коня. Но для того чтобы не уменьшилась мощность оружия, необходимо было оставить неизменной,а по возможности даже увеличить площадь гибкой поверхности. Это достигалось путем уменьшения размеров и сокращением числа костяных накладок.

Для Сибири этот процесс детально прослежен А. А. Гавриловой [105, стр. 87—88], В VI—VII вв. наиболее типичны луки, у которых были четыре костяные или роговые накладки: две парные концевые и две срединные. Один из концов был без накладок, впрочем, изредка еще встречались луки с двумя парами концевых накладок или с тремя срединными. Луки этого времени в большом количестве найдены на Алтае (Кудыргэ, Яконур, Туекта и др.), а также на Енисее [139, стр. 62, рис. 112]. У луков VII—VIII вв. остаются только две широкие срединные накладки. Они бытуют в Южной Сибири до X в., когда на смену им приходят луки монгольского типа.

Та же тенденция уменьшения количества накладок до двух срединных наблюдается и в южнорусских степях, хотя и не столь последовательно. Такие накладки от лука обнаружены, например, в кургане № 18 из урочища «Три брата», в погребении, относящемся к VIII—X вв. [раскопки П. С. Рыкова, 1935; СОМК, инв. № 1516/1], и в позднекочевническом погребении из кургана № 7/1 I группы у с. Фринденберг (Мирное) [266, стр. 37]. В южнорусских степях срединные накладки могли сохраняться и позднее X в. Во всяком случае, они были обнаружены В. П. Шиловым в кургане № 3/2 у с. Ленинск, в погребении X— XII вв. [ВОКМ, инв. № 5824/31].

²См., например, изображения на воронежском и кульобском сосудах [258, табл. I, III, 446, рис. 93— табл. XVIII, 5]; на золотых бляшках из Куль-Обы [446, рис. 90—табл. XVIII, 6]; на ольвийских, фракийских « македонских монетах [149, табл. XXXII, 15—17; XXXIII, 14—21; XXXVIII, 18; XLI, 4—6, 8; XLIT, 11, 15]; на греческих вазах [464, табл. III, рис. 284, 344, 395, 400, 411].
³Например, Страбон, II, 5, 22. Древнейшее упоминание об этом у Гекатея Милетского (Фрагменты 163).
⁴Ноин-ула [263, стр. 25]; Ильмовая падь [320, стр. 1Ο; 310, стр. 62]; Иволгинское городище [125, стр. 112; 1126, стр. 291, рис. 21, 10—¡14].
⁵Кенкольский могильник [80, стр. 21, табл. II; 121, стр. 148; 162, стр. 12, рис. 11, 7]; Джоон-Тобе, курган № 1 [162, стр. 56—57, рис. 11, 1—-6]; Кызарт, катакомба № 7 [79, стр. 62]; Тарасу, курганы № 17 и 19 [159, стр. 1114—1Т5, рис. 19, 5]; Айгырщжал, курганы № 10, 19, 26, [159, стр. 122, 125, 126—127]; Чомтобо, курган № 2 [159, стр. 128, рис. 26]; Чильиек, курган № 4 [99, стр. 175, рис. 33]; Калмак-Тюбе, курган № 1 [159, стр. 132]; Боркорбаз [306, стр. 137, табл. 15]; городище Шурабашат II [143, рис. 6, 3, 7—10]; Кара-Булак [77, стр. 61 и сл., рис. 11]; погребение на поселении Ак-Тобе 2 ι[ 195, рис. 33] (табл. XVII, 9); Янги-Юль [119, стр. 60]; городище Каунчи [118, рис. 42]; Кую-Ма-зар, курган № 31 [236, стр. 226, р.ис. 13]; Кой-Крылган-кала [161, стр. 137, рис. 54] (табл. XVII, 6); могильник-Туз-Гыр [раскопки В. А. Лоховица и автора, 1965— 1966 гг.]; городище Джеты-Асар 3 (Алтын-Асар) [328;' стр. 249, рис. 122, 1]; Топрак-кала [328, стр. 33 и сл.]. Подробную характеристику этих находок см.: 345,“ стр. 36—37.
⁶См. также прил. 5.
⁷Исходя из своей теории, Вернер считает, что у аланов был простой лук, а заимствованный у гуннов — сложный, с костяными накладками — не получил распространения [494, стр. 49]. Курган № 51 Сусловского могильника он датирует V ,в. н. э. [494, стр. 48], а Кенкольский и Кызартский могильники считает гунскими [494, стр. 47].
⁸Подробнее об этом см.: 345, стр. 29—44; 183, стр. 68. Г. Раусинг отрицает всякую генетическую связь между «скифским» и «гуннским» луками на следующем основании: во-первых, концы первого изогнутые, а второго прямые; во-вторых, плечи «гуннского» лука шире, а размеры больше [463, стр. 116]. Эти доводы неубедительны, так как ясно, что по мере совершенствования «скифского» лука он претерпевал определенные изменения. Не случайно же Аммиан Марцеллин и Клавдий Клавдиан, видевшие гуннские луки .воочию, называют их скифскими [об этом см.: 342, стр. 276].
⁹Погребение в Вене, череп из которого имеет монголоидные признаки [458, стр. 239—266]; погребение из Блючины (около Брно) [494, стр. 48].
¹⁰Лагерь Карнунтум (табл. XVII, 12) [495, стр. 33(Эльзас), легионарный лагерь Обераден (Вестфалия), Виндонисса (Брюгге), пограничные укрепления при Цугмантеле и Остербуркене [486, ст,р. 113]; Хеддернхайм [463, стр. 66]; лагерь Бар Хилл (Шотландия) [440, стр. 523 и сл., рис. 44] (табл. XVII, 10); легионарный лагерь Керлеон [364, стр. 22].
¹¹Подробно о луке этого типа см.: 377, стр. 1 и сл.; 345, стр. 29—31. 43.
¹²См. изображения на рельефах Персеполя и Суз {476, табл. 27, 38; 406, табл. 18] (табл. XVIII, 2); на ахеменидсих печатях [386, рис. 7] (табл. XVIII, 3); на монетах ахеменидокого времени [447, рис. 17, 18, 36, 51]. Этот лук изображен также на золотой пластинке от ножен меча из амударьинского клада и на ножнах Мельгуновокого меча [386, рис. 11].
¹³См. изображения на граффити из Дура-Эвропоса [384, табл. XL III, XCVIII; 396, II, табл. XLI, 2]; на пальмирских рельефах [448, рис. 132]; на терракоте из собрания Зарре [476, табл. 54]; на колонне Траяна [379, .табл. L].
¹⁴Б. А. Литвинский [183, стр. 57—58] удачно проследил увеличение размеров «скифского» лука в Парфии на нумизматическом материале.
¹⁵См., например: 384, табл. LTV; XCVIII, 1; 396, V,табл. XXXV, 4; VI, стр. 22-23.
¹⁶Например, находки в аламанском погребении в , Штуттград Бад Каннштадте [493, стр. 37, табл. 9, а] и в погребении 54 франкского некрополя в Айшлохе [495, стр. 53].

<<Назад Вперёд>>

Просмотров: 7288

загрузка...

Другие книги по данной тематике

А.М. Хазанов.
Очерки военного дела сарматов

Э. Д. Филлипс.
Монголы. Основатели империи Великих ханов

e-mail: historylib@yandex.ru

разделы

Список книг по данной тематике

Случайные книги

Полезное

Реклама

"Скифский" лук и его эволюция