…и ее прояснение
А теперь представьте себе германского майора, который провел удачную контратаку и которому мы, без всякого сомнения, были обязаны нашим спасением. Это был начальник отдела личного состава штаба нашей дивизии.
Он кратко поздоровался со всеми присутствующими и затем обратился ко мне: – Я со своим штабом должен перебазироваться сюда. – Но это технически невозможно. Помещение и так уже переполнено. Кроме того, здесь хозяин дома не я, а господин полковник. – Да я и не буду у него спрашивать, – пробормотал штабист. Он, понятное дело, считал, что полковник не понимает по-немецки. Однако последний все же понял. – Вы уже слышали, – ответил он, – что это место переполнено. Однако я освобожу от моих людей соседний дом. Вы сможете занять его вместе с вашим артиллерийским штабом. На том и порешили. Боевая группа нашего штабиста состояла из остатков нашего сильно потрепанного в боях саперного батальона, роты пополнения из молодых призывников и «сборной солянки» из хлебопеков и прочих обозников, которых в подобных случаях дивизия выгребала из всех своих уголков и бросала в бой, причем к большинству из них вряд ли можно было применить определение «боеспособен». Как только наш штабист удалился, тут же возник майор Малтер, который обогнал свой посланный для дальнейшей поддержки егерский полк – или, точнее говоря, его жалкие остатки. Он тотчас же обратился к полковнику: – Вы здесь командуете боевой группой? И затем принялся расспрашивать его, словно это он, а не полковник был старшим по званию. После чего удалился, чтобы встретить свою часть. Полковник тут же связался по телефону с командиром румынской дивизии и пожаловался ему на обоих немецких майоров. Он упомянул нечто о престиже румынской армии. Я же злился на своих в остальном высоко ценимых товарищей – и объяснял румынам дело так – мне уже неоднократно приходилось делать это еще в Первую мировую войну, – что германские офицеры часто имеют мало опыта в обхождении со своими союзниками. После того как солдаты румынской конной артиллерии, которые до того ночевали совместно с моим штабом в соседнем доме, согласно приказу полковника вынесли оттуда свои вещи, в доме оказалось вполне достаточно места для размещения как моих людей, как и начальника отдела личного состава штаба дивизии. Поэтому я попросил у полковника согласия на мое переселение туда же, что было целесообразно и в интересах службы. При этом я от всего сердца поблагодарил его за дружеское гостеприимство. – Я надеюсь, – ответил на это полковник, – еще не раз видеть вас у себя. Мы всегда будем рады принять вас нашим гостем. Выделяя слово «вас», он отпустил явную шпильку в адрес двух других моих сослуживцев. На той стороне я встретил Нитмана, который принял участие в контрударе, чтобы как можно скорее добраться до нас. Но мне едва ли пришелся по душе приказ, отданный нашему штабисту и мне: переговорить с румынским полковником. Присутствовать при этом должен был и уже подошедший майор Малтер. Хотелось сразу использовать достигнутый успех. Егерский полк должен был пробиться к главной линии обороны, которая проходила по Лабине. Боевая группа штабиста должна была прикрывать продвижение егерей с флангов и после этого занять нашу группу строений, превратив ее в опорный пункт. Сам полковник хотел примкнуть к майору Малтеру и пока что оставаться на основной линии обороны. Поскольку егерский полк еще не был введен в бой и должен был сначала отдохнуть и пообедать, атака должна была начаться только через два часа. Я же должен был со своим штабом оставаться при боевой группе штабиста, но откомандировать при этом передового наблюдателя в егерский полк. В конце разговора полковник произнес: – Полагаю, все ясно. Благодарю вас, господа. Это было явное приглашение к прощанию. Я поднялся вместе со своими однополчанами. – А с вами, господин майор фон Эрнстхаузен, – продолжал полковник, – я бы хотел поточнее обсудить артиллерийскую поддержку. Когда остальные мои товарищи удалились, я спросил: – Какие приказы господин полковник хочет отдать мне? – Никаких, мой дорогой, совершенно никаких. Я же знаю, что вы все проделаете отличнейшим образом. Я бы хотел вам только кое-что предложить. Угодно бокал вина или жареного цыпленка? – С вашего позволения – и того и другого, господин полковник. – Превосходно. Цыпленок должен еще немного подрумяниться. Ну а с вина мы можем начать сразу же. – Он разлил вино по стаканам и поднял свой: – За победу союзных сил! Перед тем как я собрался переговорить с Гердом Мейером о поддержке атаки, ко мне подошел командир 2-й батареи: – Господин майор, я хотел бы использовать благоприятную возможность и отбить оба захваченных орудия взвода Людвига. – Вы надеетесь сделать это с парой человек? – Я переговорил с командиром роты саперов. У него осталось еще тринадцать человек, и он хочет мне помочь. Силы русских там малочисленны, и их бойцы сидят целыми днями в хате, готовя там пищу. В случае неожиданного нападения нам может улыбнуться удача. – Ну, тогда с Богом и действуйте поумнее! А каковы общие потери в вашей батарее? – Двадцать убитых, тринадцать раненых и двое пропавших без вести. – Что ж, тогда вы будете в состоянии обслуживать эти орудия. – Если мне удастся отбить все четыре орудия, то на них людей не хватит. Поэтому я хотел бы просить вас, господин майор, если мне придется тяжко, поделить людей между батареями поровну. – Естественно, это будет сделано. – Похоже на то, что и дивизии в целом приходится тяжело. Те, кого они прислали нам в помощь, наполовину детей из учебной роты и стариков из обоза, – это последнее, что они смогли наскрести. В ходе точно в срок начавшейся атаки я с Гердом Мейером продвинулся так далеко вперед, насколько это позволило яростное сопротивление врага. Слева от нас сквозь артиллерийский и минометный огонь противника рвался вперед наш егерский полк. Когда мне удалось связаться по рации с действующим там передовым артиллерийским наблюдателем, я узнал, что только что погиб капитан Аббт. Он был серьезным, иногда угрюмым человеком и поэтому не пользовался особым расположением наших передовых наблюдателей. Но я знал, что он всегда нес тяжелый груз ответственности за своих людей. Герд Мейер прервал наступившее молчание: – У отважного офицера жизнь всегда коротка. – Вы произнесли это как неопровержимую сентенцию. Если бы это в самом деле было так, то мы должны были бы стыдиться того, что хотим вернуться домой живыми и здоровыми. А мы все же на это надеемся. – Надеемся? Да я уверен, что не переживу эту войну. – Вы это уже однажды говорили, тогда, во время нашего броска на Пшехе. И я тогда вам возразил, сказав, что надо надеяться на свою счастливую звезду. – А если человек не может надеяться? – Осторожно! Разрыв снаряда в непосредственной близости от нас прервал наш разговор и заставил вернуться к суровой действительности. |
загрузка...