Эта книга находится в разделах

Список книг по данной тематике

Реклама

Алла Александровна Тимофеева.   История предпринимательства в России: учебное пособие

3.2. Предпринимательство России в период «женского правления» (1725 – конец XVIII в.)

   Основные тенденции в развитии российского предпринимательства, сложившиеся при Петре I, характерны и для нескольких последующих десятилетий.

   Послепетровский период известен в истории как эпоха государственных переворотов. Особенности правления отразились и на экономическом развитии страны. Около 70 лет с небольшими перерывами у руля огромной державы находились женщины, что позволяет назвать это время также периодом «женского правления».

   Политическая неустойчивость в России, борьба правящих группировок, неуверенность правительниц в лояльности подданных (речь идет о Екатерине I, Анне Иоанновне, Анне Леопольдовне, отчасти Елизавете Петровне и даже на первом этапе Екатерине II) порождали, с одной стороны, расцвет фаворитизма, с другой – многочисленные «реверансы» в сторону дворянства с целью завоевания его расположения и поддержки.

   В доекатерининский период свободная конкуренция частных капиталов была невозможна, поскольку в экономике были широко распространены привилегии и вследствие этого монополии лиц, приближенных к трону. Такие явления встречались уже при Петре I и еще более усилились при его преемницах. До 1760-х гг. XVIII в. продолжалась прежняя политика привилегий, которые получали крупные предприятия. Даже всеобщая любимица и продолжательница дела отца императрица Елизавета Петровна в качестве наиболее распространенной меры поощрения предпринимателей использовала предоставление монополий. В 1747 г. Черников и Сафьянов получили привилегию на монопольное производство пуховых шляп в Московской губернии; в 1752 г. такое же монопольное право получили в Петербургской губернии Сокольников и Боткин; в 1753 г. была выдана привилегия на производство ситцев компании Чемберлена и Козенса; в 1755 г. – на производство обоев Ботлеру; в 1762 г. аналогичную привилегию сроком на пять лет получил на производство чулок Ягужинский.

   Монополия стала восприниматься как естественное явление. Для устранения конкурентов промышленники просто обращались с петициями к правительству. Так, барон Сивере подал прошение в Сенат о ликвидации писчебумажной фабрики Ольхина, аргументируя свое требование тем, что его собственная фабрика производит бумагу лучшего качества и в достаточном для губернии объеме. Прошение было удовлетворено, хотя в годы правления Петра I такие методы недобросовестной конкуренции не допускались. Известен случай, когда просьба самого Демидова о передаче ему заводов Осокина за колоссальную сумму, равную нескольким годовым бюджетам государства, не была удовлетворена.

   Императрицы были далеки от проблем экономики и передавали управление своим фаворитам. Развернулось практически неограниченное беспроцентное кредитование владельцев фабрик как россиян, так и иностранцев. Третьяковы в три приема получили ссуду в размере 27,5 тыс. руб.; Шигонн с товарищами – 25 тыс. руб.; Затрапезнов с братьями на полотняное и бумажное предприятие – 20 тыс. руб.; фон Шемберг -50 тыс. руб. Компания Евреинова в 1736 г. кроме ссуды 10 тыс. руб. была обеспечена дубовым лесом по потребности и получила освобождение от уплаты внутренних пошлин с условием поставок сукна армии. Даром полученные деньги не способствовали повышению эффективности производства: даже на шелковом предприятии известного фабриканта того времени Евреинова из произведенной парчи подчас реализовывалась лишь половина.[59]

   В послепетровский период усилились злоупотребления в сфере экономики со стороны членов правительства и их приближенных. Чиновники захватывали наиболее прибыльные предприятия, учреждали компании по эксплуатации рыболовных, китобойных, звероловных промыслов, становились «содержателями» казенных фабрик, горных заводов. Их «предпринимательская» деятельность имела значительно больший размах, нежели активность купеческих товариществ. При этом частые смены правительств каждый раз приводили к власти новую группу желающих обогатиться за государственный счет, рос темп обогащения. Каждый хотел воспользоваться выпавшей удачей, не задумываясь о ближайшем будущем, что, конечно, никак не могло способствовать производственным инвестициям.

   Большие «аппетиты» продемонстрировал при Анне Иоанновне некто барон фон Шемберг, приглашенный фаворитом императрицы Бироном и назначенный генерал-берг-директором Берг-директоризума, учрежденного вместо Берг-коллегии. Привлекала Шемберга возможность приватизации уральских казенных заводов, получение земель в Лапландии с целью устройства там новых заводов, к которым следовало приписать крестьян; предполагалось освобождение заводов от всякого рода налогов и пошлин. Робкая попытка комиссии о горных делах напомнить об Указе Петра 1714 г. «вступать в торги и подряды» по месту службы не была услышана, так как негласными компанейщиками Шемберга становились Бирон и сама императрица. При Елизавете в 1742 г. Шемберг был заключен под стражу, ему удалось, дав взятку, не только скрыться за границу, но и переправить туда огромные по тем временам капиталы – до 372 тыс. руб. История Шемберга отнюдь не была единичной.

   Один из приближенных императрицы Елизаветы Петровны граф П. Шувалов получил монополию на эксплуатацию поморских промыслов. Ему же всего за 40 тыс. руб. были проданы Г орноблагодатские заводы на Урале, которые реально оценивались в 182 тыс. рублей. Шувалов фактически заплатил только 6 тыс. руб. Все таможенные сборы в конце 1750-х гг. были отданы на откуп купцу Н. Шемякину, обширные лесные угодья в бассейне реки Онеги на правах монополиста-концессионера разрабатывал английский коммерсант В. Гом. И тот, и другой являлись доверенными лицами тех же Шуваловых.

   Пагубные последствия монополий, хищений и злоупотреблений стали очевидными уже к концу правления Елизаветы Петровны. Петр III Указом 1762 г. начал борьбу с монополиями, упразднив привилегии некоторых мануфактур на исключительное производство и разрешив заводить фабрики даже крестьянам. При этом Петр III лишает фабрикантов права покупать крестьян и нанимать за плату лишь наемных рабочих. Но в стране с крепостническим режимом рынок наемного труда отсутствовал. Многие фабриканты в срочном порядке оставляли мануфактурные дела и возвращались к привычному делу, благо тот же Петр III неделей раньше (23 марта 1762 г.) подписал указ, разрешающий свободную торговлю в России. Екатерина II, возведенная на трон в результате дворцового переворота 28 июня 1762 г., оставила этот указ в силе.

   В условиях укрепления крепостного права расширяется применение подневольного труда на крупных предприятиях.

   В 1736 г. все находившиеся на заводах работные люди были объявлены «вечноотданными», т. е. прикрепленными к предприятию со всеми своими потомками. На этом настояли все ведущие заводовладельцы и мануфактуристы. Подневольный труд казался им выгоднее, так как был дешевле. Незаинтересованность такого работника в результатах труда компенсировалась внеэкономическим принуждением. Условия работы на тогдашних предприятиях, особенно на уральских заводах, были тяжелейшими, многим представлялись хуже каторжных. Страх народного бунта вошел в сознание предпринимательских кругов России и в годы пугачевского восстания купечество выступило в «единой силе» с властями и дворянством. Но рынок рабочей силы оставался еще недостаточно устойчивым, и наличие крепостных работников, при их дешевизне, имело свои преимущества. С помощью палки и кнута нельзя было добиться высокой эффективности и качества труда, к тому же продукция большей частью имела гарантированный сбыт в казне (где, правда, существовали определенные требования к качеству).

   Даже «просвещенная императрица» Екатерина II (1729–1796 гг.) считала, что «Российская империя есть столь обширна, что, кроме самодержавного государя, всякая другая форма правления вредна ей».[60]

   Именно с эпохи правления Екатерины II начинается подлинное развитие промышленного предпринимательства в России. Парадокс, что 34 года Россией правила немка, сумевшая сделать свое царствование одним из самых благополучных в русской истории. Молодая императрица неспешно, последовательно и целеустремленно осуществляла реформирование социальных и экономических основ российской жизни. К числу ее несомненных заслуг в плане развития российского предпринимательства следует отнести:

   1) уничтожение государственных монополий в сфере торговли и промышленности; легализация частной собственности на средства производства (по современному – приватизация);

   2) формирование «среднего сословия» в России, т. е. отечественной буржуазии;

   3) предоставление третьему сословию полной экономической свободы в предпринимательских начинаниях;

   4) переориентация промышленности с удовлетворения военных заказов на народное потребление, как сказали бы сегодня – конверсия;

   5) расширение емкости внутреннего рынка вширь (за счет завоеванных громадных территорий) и вглубь (за счет возросших потребностей населения).

   Екатерина II отказалась от петровского регламентирования промышленной деятельности, считая, что только в частных руках фабрика заработает с пользой для государства.

   В эти годы постоянно усиливается влияние дворянства. Монархи и правительства, сменяющие друг друга в результате частых дворцовых переворотов, предоставляют дворянам все новые льготы и права. Расширяется дворянское предпринимательство. Используя труд крепостных крестьян, дворяне устраивают у себя в имениях небольшие предприятия – мельницы, сукновальни, различные мастерские. По мере развития внутреннего рынка в него вовлекаются многие крестьяне. Помещики не препятствовали этому, так как значительная часть прибыли торговых крестьян в виде оброка доставалась их владельцам.

   Вообще же вторая половина XVIII в. была отмечена высокими темпами роста крупных промышленных предприятий. Так, если в 1760 гг. их было около 600, то к концу века – не менее 1200, всего же в России в это время насчитывалось около 2300 заводов и фабрик. Россия занимала первое место по выплавке чугуна, обгоняя даже Англию. В 1750 г. Россия имела 41 домну, на которых производилось 2 млн пуд. чугуна, тогда как Англия производила 0,3 млн пуд. К 1800 г. в России действовало 111 доменных печей с выпуском 9,9 млн пуд. Англия, уже завершавшая промышленный переворот, достигла к тому времени 9,5 млн пуд. чугуна. Российское железо очень ценилось за рубежом. Продукция уральской металлургии была лучше по качеству, чем во Франции, Англии. В конце XVIII – начале XIX в. Франция была вынуждена ввести импортные пошлины на российский металл.[61]

   Состав представителей промышленного капитала конца XVIII – начала XIX вв. весьма разнообразен: здесь находится место и государству, и аристократии, и купцам, и «капиталистым» крестьянам, и иностранцам. Причем, государственная собственность временами то приватизировалась, как свидетельствуют примеры Шемберга и Шувалова, то возвращалась в казну.

   К концу века Россия имела самые различные отрасли промышленности, обеспечивающие почти полностью важнейшие потребности страны. На экспорт шла разнообразная промышленная продукция – железо, льняное полотно, парусина, канаты, постепенно развивалась совсем новая отрасль для России – хлопчатобумажное производство. К концу столетия имелось почти 250 хлопчатобумажных мануфактур, на которых большой удельный вес составляли наемные работники – до 90 %.

   Российская техническая мысль была одной из передовых в мире. За 20 лет до Д. Уатта была изобретена первая в мире универсальная паровая машина И. Ползунова. А. Нартов изобрел токарный станок еще при Петре I, тогда как в Англии он появился только в 1797 гг. На несколько десятилетий раньше, чем в Западной Европе, на Уральских заводах в 1720-х гг. применялись токарные станки с водяным приводом, прокатные станы и валы. Однако широкого применения на практике эти изобретения не имели. Общая рутинность хозяйства, незаинтересованность государства во внедрении технических новшеств в производство приводили к тому, что в конце XVIII в. Россия стала постепенно отставать от передовых государств, уже завершивших промышленный переворот (таких как Англия, Голландия).

   Понятие экономической свободы с юридической точки зрения предполагало два условия:

   1) устранение монополий, препятствующих лицам заниматься предпринимательством (торговлей и промыслами);

   2) отсутствие излишнего правительственного контроля, государственной регламентации, стесняющей частную инициативу (предприимчивость).

   Беспошлинно дозволялся сбыт продуктов сельской промышленности (лен, скот, пенька, птица, лес), а также соли, шерсти, волоса, щетины, пуха, шкур, дров и т. д. Все прочие виды промышленных и торговых действий требовали наличия свидетельств, которые делились на купеческие, гильдейские, промысловые. Право на открытие определенного промышленного или торгового заведения предоставлялось билетом, который требовался для открытия купеческих, банкирских, страховых и др. контор, магазинов, лавок, бань, мануфактур, заводов, ремесленных и трактирных заведений.

   К началу царствования Екатерины II, после свержения с помощью гвардии Петра III, в России насчитывалось 984 фабрики и заводов, к концу царствования их число составило 3161.

   О народном хозяйстве России того периода высказывались полярные точки зрения в записках, поданных на имя императрицы: «Государственные доходы пребедные и в крайнем беспорядке…слабое управление, никакой непосредственной коммерции с иностранными государствами; никакого учреждения для развоза на российских судах товаров. народ, страждущий от притеснения и бедности за неимением промыслов и способов к рукоделиям».[62] В других записках – более оптимистичный взгляд на ситуацию в России, отсюда следовал совет императрицы: никаких резких перемен! С середины XVIII в. на смену теории меркантилизма приходит концепция физиократов.

   Физиократы считали самым важным занятием для человека земледелие; торговля и промышленность – лишь дополнение к земледелию. Физиократы на первый план выдвигали требования экономической свободы, неограниченной конкуренции, отсутствие привилегий и монополий.

   Мотивом экономической деятельности физиократы считали собственный интерес. Симпатии Екатерины II к физиократизму выразились в учреждении Вольного экономического общества (1765 г.), цель которого – приведение земледелия и домостроительства в лучшее состояние. Императрица признавала право частной собственности, но только за дворянством, что и было закреплено в знаменитой Жалованной грамоте дворянству (1785 г.).[63]

   Императрица внешне признавала преимущество свободной работы над трудом крепостным, но была убеждена, что в некоторых державах сделать землевладельцев свободными нельзя.

   Исходя из того, что торг есть дело вольное, а вольность есть главное к распространению коммерции средство, Екатерина II считала необходимым отдавать все отрасли в свободное течение: «Никаких дел, касающихся до торговли и фабрик, не можно завести принуждением, а дешевизна родится только от великого числа продавцов и от вольного умножения товара».

   Императрица провозглашает, что занятие промыслами отныне доступно для каждого, и подтверждает свое стремление к развитию внутренней конкуренции отменой учрежденной еще Петром I Мануфактур-коллегии и Коммерц-коллегии.

   С 1739 г. начинается массовая передача казенных заводов в частные руки. Происхождение Алапаевского, Сысертского, Верх-Исетского посессионных округов связано с раздачей казенных заводов в начале второй половины XVIII в. (и с позднейшими прирезками земель). Вообще правительство охотно шло на «пособие землями и людьми» для заводов.

   Всего в России в первой половине XVIII в. построено 105 металлургических заводов, в том числе в Европейской России (31 частный и 9 казенных) и 65 на Урале и в Сибири (40 частных и 25 казенных).

   Необходимо отметить, что по смыслу действовавших в XVIII в. законов владение поверхностью земли еще не означало закрепления за владельцем и ее недр.

   Закон 1719 г. («Берг-Привилегии») формально был отменен в 1782 г. В рамках же периода отчетливо наблюдается эволюция в сторону установления исключительного права владельца земли как на поверхность, так и на недра земли.

   В 1782 г. система монопольного обладания недрами получает юридическое оформление, что было затем подтверждено горным Положением 1806 г. Принцип горной свободы был вновь установлен на казенных землях только в 1887 г.

   Эпоха после Петра I характеризуется как чрезвычайным возрастанием роли и политического влияния дворянства, так и укреплением купеческого капитала.

   Этапным стал Указ Анны Иоанновны от 26 июня 1739 г. (так называемый Берг-Регламент). Подтвердив обязательность отвода под завод 250 саженей, Указ в то же время предписывал «охочим людям отводить места по усмотрению, сколько к которому заводу запотребно признано будет…»; заводы разрешалось строить на дворцовых, синодальных, помещичьих, монастырских и землях государственных крестьян, уплачивая владельцу земли 2 % от стоимости произведенного металла.

   По ведомости Мануфактур-коллегии из 328 российских фабрик 66 принадлежали дворянам, дворянству предоставлялась и привилегия заниматься винокурением. На первый взгляд, 66 – это немного, но это были самые крупные фабрики с оборотом, составляющим почти треть оборота всех промышленных предприятий.

   Многие дворяне стали прибирать к рукам наиболее доходные отрасли промышленности и горного дела. В противоборстве с купечеством помещики одержали победу, так как именно в их руках находились два из трех основных факторов производства – земля и труд (крепостных крестьян), а многие из них не уступали купечеству и по третьему фактору – капиталам. Так появилась в России дворянская буржуазия или дворянское промышленное предпринимательство.

   Попытка Петра I подтолкнуть дворянство к торгово-промышленной деятельности принесла определенные результаты, но в целом успешной ее назвать нельзя. Помимо некоторых царедворцев, о которых упоминалось ранее (князь А. Меньшиков, графы П. Толстой и П. Шафиров), а также отдельных представителей дворянской элиты (князья П. Черкасский, П. Дашков, П. Голицын, графы П. Шувалов, Н. Шереметев и некоторые другие), массового включения дворян в решение общенациональной задачи не произошло. Причины этого видятся в том, что, во-первых, у дворян не было очевидных экономических стимулов (государственная служба или землевладение обеспечивали им вполне безбедную жизнь), а, во-вторых, в российском дворянстве прочно утвердилось высокомерно-презрительное отношение к «плебейским» занятиям, особенно к торговле.

   Заметный перелом во взглядах дворянства на торгово-промышленную деятельность произошел во второй половине XVIII в., хотя Екатерина II относилась резко отрицательно к предпринимательским увлечениям дворянства, запретив специальным указом (1790 г.) записываться ему в купеческие гильдии. Более терпимо относилась Екатерина II к занятиям дворян промышленным предпринимательством, тем более что своими указами она открыла широкие возможности для этого.

   Россия отнюдь не первая столкнулась с проблемой «дворянство и предпринимательство», ранее она коснулась Англии, Франции.

   Передовая часть высшего российского сословия все решительнее порывала со стародворянским идеалом замкнутого натурального хозяйства и все активнее включалась в промышленное предпринимательство. При этом наметилась ориентация на новые сферы фабричного производства. Так, если мануфактурщики петровской генерации (Голицыны, Шаховские, Лазаревы. Всеволожские, Репнины, Шереметевы, Черкасские и др.) «обзаводились» предприятиями военного назначения (суконные мануфактуры, металлургические заводы, рудники и пр.), то в последнюю треть XVIII в. дворянское предпринимательство взяло на прицел наиболее прибыльный «рынок народного потребления». Доходнейшей отраслью стало производство самого «народного» товара – водки.

   Таким образом, опоре крепостнического режима предоставлялся монопольный доступ к самой «золотоносной жиле», разработка которой не требовала ни значительных инвестиций, ни особых трудовых затрат, ни передовых технологий. Необходимое для винокурения сырье – хлеб и дрова – у помещиков было свое, рабочая сила – своя; несложное оборудование для возгонки водки не требовало капитальных вложений, не было никаких проблем и со сбытом, так как вся «продукция» шла по подрядам в казну или по прямым поставкам в кабаки. Только за четыре года – с 1766 по 1769 гг. – питейный доход в России составлял в среднем 16 899 917 руб. в год. Такую сверхприбыльную сферу промышленного предпринимательства прибрали к рукам в первую очередь те, кто стоял поближе к трону. По данным на 1765 г. среди крупнейших винокуров России значились 38 действительных тайных советников, генерал-фельдмаршалов, генерал-аншефов, но «самыми-самыми» были представители титулованной знати: на первом месте – главный директор Ассигнационного банка граф А. П. Шувалов (перенявший предпринимательскую жилку от своего сиятельного родителя П. И. Шувалова), на втором – обер-прокурор Сената Л. И. Глебов, на третьем – генерал-фельдмаршал С. Д. Апраксин (а после его смерти – вдова фельдмаршала). При этом винокурни графа Шувалова «выбрасывали» на рынок народного потребления свыше 250 тыс. ведер водки в год (старинная мера «ведро» равнялась 12,3 литра).

   Кроме названных выше, крупнейшими винокурами считались графы А. Нарышкин, П. Чернышев, Н. Вяземский, князья Трубецкие, А. Голицын, И. Одоевский, М. Шаховской и др. К концу XVIII столетия дворянское винокурение прибавило оборотов в поступательном развитии; только в 17 губерниях европейской России денно и нощно курили 567 дворянских заводов.

   Менее впечатляющими оказались успехи дворянской буржуазии в развитии других видов промышленного предпринимательства. Вплоть до отмены крепостного права широкого включения дворянства в предпринимательство, как это было на Западе, не произошло. Идеология дворянской буржуазии затронула лишь небольшую часть дворян.

   Рассматривая промышленность в качестве важного, но побочного источника доходов, российские помещики не проявили заинтересованности в том, чтобы лично участвовать в ее развитии, перепоручив это дело своим крепостным. Так зародилось и окрепло поистине феноменальное явление в истории российского предпринимательства – крепостная буржуазия.

   Крепостное предпринимательство в XVIII в. имело место и в Силезии, но нигде оно не приобрело такого огромного экономического значения, как в России. Этот капиталистический дух зародился среди оброчных крестьян центральных губерний России.

   Оброчная система, предоставляя крестьян самим себе, возбуждала в их среде конкуренцию, дух поиска и предпринимательства. Оброчные крестьяне, по сравнению с барщинными, имели большую свободу в поисках источников средств для уплаты оброков. Помещики хорошо понимали, что чем больше в их вотчинах будет зажиточных крестьян, тем значительнее окажется размер оброка, ибо богатые крепостные платили не только за себя, но, согласно общинному праву, и за неимущих односельчан.

   Комбинируя временные и трудовые ресурсы своей семьи, оброчные крестьяне проявляли чудеса предприимчивости, развивая кустарные и отхожие промыслы, участвуя в посреднической торговой деятельности. Екатерина II в 1766–1767 гг. издала ряд указов, разрешающих создание текстильных мануфактур без регистрации, и наиболее энергичные и дальновидные из оброчных крестьян, нажившие участием в промыслах некоторые капиталы, проявили кипучую деятельность по организации больших фабрик в помещичьих вотчинах. Из обшей массы крепостных крестьян особую изобретательность в предпринимательских начинаниях проявили российские староверы. Их религиозные воззрения (гордый дух свободы, аскетизм, искупление греха каждодневным всеочищаюшим трудом, абсолютная честность, неприятие алчности и др.) в наибольшей степени соответствовали духу подлинного («чистого») капитализма.

   Крепостная буржуазия быстро росла количественно, успешно осваивая все более сложные виды промышленного производства. В своей предпринимательской деятельности она ориентировалась на крестьянский спрос, на рынок городских предместий. Фактически полностью в руках крепостных промышленников оказалась целая отрасль промышленного производства – текстильная, столицей которой стала вотчина графов Шереметевых – село Иваново, выросшее через полсотню лет в город Иваново-Вознесенск – «русский Манчестер», как именовали его англичане. Известны имена выходцев из крепостных крестьян – Бурылиных, Зубковых, Гандуриных, Полушковых, Гарелиных, Грачевых, Куваевых.

   Одним из основателей хлопчатобумажной промышленности Костромской губернии стал Петр Кузьмич Коновалов, крепостной помещика А. П. Хрущева. О популярности Петра Кузьмича упомянуто в романе П. И. Мельникова-Печерского «В лесах»: «А как дело-то зачиналось? Выискался смышленый человек с хорошим достатком, нашего согласия был, по древнему благочестию, Коноваловым прозывался, завел небольшое ткацкое заведение, с легкой руки дело и пошло, да пошло» (кстати, правнук П. К. Коновалова, последний владелец фирмы, Александр Иванович Коновалов (1875–1948 гг.) известен как министр торговли и промышленности и заместитель Председателя Временного правительства в марте 1917 г.). В конце XVIII в. в Москве основана Трехгорная мануфактура крестьянином В. И. Прохоровым, доходы текстильных предприятий помогли крестьянину С. В. Морозову выкупиться за 17 тыс. руб. и т. д. Несколько иначе, чем в текстильном производстве, обстояло дело с деловыми начинаниями в тяжелой промышленности, где оборот капиталов был медленнее и для организации предприятия требовался большой начальный капитал. Однако рост наблюдался и здесь: к концу XVIII в. число домен выросло примерно в 2,5 раза, а выпуск чугуна – в 5 раз. В отраслях тяжелой промышленности преимущественно применялся труд приписных крестьян.

   Так как крепостные предприниматели по закону не имели права владеть фабриками, то во многих случаях они записывали фабрики на имя своих помещиков, выплачивая тем крупные проценты с прибыли. В обмен на это крепостные фабриканты получали полную экономическую свободу, которую они использовали для развития промышленного производства и умножения собственных капиталов. На рубеже XVIII и XIX вв. в России сложилась оригинальная форма оброка, при которой крепостные фабриканты, получая от помещиков крепостных же рабочих, уплачивали за каждую пару рабочих рук своим хозяевам по 100 руб. годового дохода.

   Существовала парадоксальная ситуация, когда крепостной владел крепостными, причем сотнями и тысячами: у графа Шереметева были крепостные фабриканты, имевшие по 600–700 крепостных.

   Естественно, что самой заветной мечтой крепостных предпринимателей было получить «вольную» с тем, чтобы освободиться от помещичьей власти, стать свободными людьми не только де-факто, но и де-юре, чтобы «нестесненно» дать простор своей деловой инициативе. Известные еще с XVIII в. отдельные случаи выкупа предпринимателями «вольной» в веке XIX стали уже частым явлением.

   Цена свободы крепостных российских предпринимателей колебалась в зависимости от времени и места сделки, а также от размеров капиталов, рвавшихся на волю. При среднем по России размере годового оброка 5–7 руб., цена «вольной» в Костромской губернии в начале XIX в. колебалась в пределах 200–650 руб., в Ярославской – 219–266 руб.; в Вологодской – 142–500, в Тверской – 270–575 руб.

   К середине XVIII в. обозначилось несколько групп предпринимателей, интересы которых не совпадали. Во-первых, это крупные купцы-заводовладельцы, тесно связанные с казной, обладатели казенных откупов и подрядов. Они были заинтересованы в сохранении и расширении принудительного труда, жестком протекционизме, препятствующем ввозу иностранных товаров, добивались права владения крепостными наравне с дворянами, т. е. возможности свободно покупать и продавать их, иметь деревни, усадьбы, земли. Против этого категорически возражали дворяне, которые считали право «душевладения» своей исключительной привилегией. Дворяне-предприниматели также понимали, что использование дарового крепостного труда дает им бесспорное преимущество по сравнению со всеми другими предпринимательскими группами. Купечество так и не добилось права владения «душами», если не считать тех, кто еще по указам Петра I и Анны Иоанновны был прикреплен к заводам. Но отдельные представители достигли этого другим путем – получив дворянство для себя и своих потомков. Процесс «нобилитации» крупных купцов-предпринимателей крайне характерен для XVIII в. Дворянство получили Гончаровы, Евреиновы, Исаевы и многие другие. Бароны Строгановы удостаиваются графского титула. Этого не удалось достичь Демидовым, получившим потомственное дворянство еще при Петре I. Однако в XIX в. один из представителей их рода получил звонкий иностранный титул «князя Сан-Донато».

   Против монополий, откупов, привилегий узкой группы дельцов, имевших связи при дворе, выступали представители более широких слоев купечества, чьим основным полем деятельности была внутренняя и внешняя торговля. Ощущая растущую конкуренцию со стороны торговых крестьян, они требовали либо запретить, либо предельно ограничить крестьянское предпринимательство, оставить торговый промысел исключительной привилегией купеческого сословия. Купцы в большинстве своем выступали и против протекционизма, так как были заинтересованы в поступлении на русский рынок качественных импортных товаров, торговля которыми приносила им значительный доход. Дворяне, особенно те, кто не имел промышленных заведений, также выступали против протекционизма, так как он способствовал дороговизне иностранных товаров, основными потребителями которых они были. Но дворяне, как и торговые крестьяне, естественно, выступали против попыток купечества сделать торговлю своей сословной привилегией. Таким образом, в устремлениях разных групп предпринимательства причудливо сочетались интересы более свободного развития торговли и промышленности (протест против монополий, чрезмерного протекционизма и т. п.) и узкосословные притязания.

   К началу XIX в. заканчивается в целом процесс распространения горнозаводской промышленности и освоения новых рудных и лесных площадей, складывается географическое размещение промышленности.

   По форме собственности округа могли быть казенными (т. е. принадлежащими государству) и частновладельческими. Последние делились на вотчинные и посессионные. Владение заводами и округами по вотчинному (владельческому) праву реализовывало право частной собственности в узком смысле со всеми присущими последней характеристиками: (право свободного владения, распоряжения, пользования).

   Посессионное право было связано с рядом особенностей. Посессионный округ считался неделимым, право пользования им сохранялось лишь при условии постоянной заводской деятельности. Заводовладельцы имели от казны «пособие» в землях (лесах), являвшихся государственной собственностью, а также (до 1851 г.) в рабочей силе, при этом лес и руда могли быть использованы только для надобностей самого округа. Округ не мог быть заложен в Ипотечном банке. Заводчики находились под контролем горного ведомства и обязаны были уплачивать подать.

   Колыбелью буржуазии в Европе, как известно, повсюду являлся город (отсюда и европейское название третьего сословия: буржуазия – жители городов, горожане), Екатерина II неослабное внимание уделяла «воздвижению» городов с приданием им европейских функций. Она очень гордилась тем, что за первые 20 лет царствования «воздвигла повсюду» 216 городов и с числом горожан в 300 тыс., но общее число жителей тогдашней России – всего 30 млн чел.

   Екатерина II стремилась провести идею западноевропейского среднего сословия, которое, как считала императрица, выдвинется из массы подлых людей_трудолюбием, добронравием на поприще городских промыслов, в том числе науки, торговли, ремесла.[64] Доступ к занятиям этими видами был юридически свободен: крестьянин, оставаясь крепостным, мог заниматься в городе любым промыслом, предоставив в местный магистрат увольнительное свидетельство от помещика и записавшись в одну из гильдий.

   Речь шла об отказе от действовавшего со времен Петра I деления по роду деятельности и переходу к имущественному принципу. Зачисление в гильдии производилось в зависимости от размера объявленного самим купцом капитала: для 3-й гильдии минимум составлял 500 руб.; для 2-й гильдии – 1 тыс. руб.; для 1-й гильдии – 10 тыс. руб. Имущественный ценз впоследствии неоднократно повышался. Так, в 1785 г. в «Городовом положении» он был установлен в размере 1 тыс. руб. для 3й гильдии и 5 тыс. руб. для 2-й, а для 1-й он остался на прежнем уровне. Столь резкое повышение ценза для низших гильдий было связано со стремлением ограничить переход из мещанства в купечество, а также малосостоятельных предпринимателей – в высшие разряды. Еще раз повышение произошло в 1794 г. и было связано, скорее всего, с инфляционными процессами в экономике. Для 3-й гильдии ценз был определен в размере от 2 до 8 тыс. руб.; для 2-й – от 8 до 16 тыс. и для 1-й – от

   16 до 50 тыс. руб. Следует отметить, что изменения менее всего затрагивали 1-ю гильдию, а ее привилегированное положение сохранялось.

   Правительство осознавало, что столь высокий имущественный ценз должен быть подкреплен соответствующими преимуществами как одной гильдии перед другой, так и всего купечества в целом.

   Это нашло отражение в «Плане о выгодах и должностях купечества и мещанства» и в «Жалованной грамоте городам».[65] Главной привилегией купечества становилась монополия торговли. Кроме того, записавшиеся в купечество получали освобождение от тяжелой рекрутской службы при условии уплаты 360 руб. (с 1785 г. – 500 руб.), а купцы 1-й и 2-й гильдий освобождались от телесного наказания. Принадлежность к той или иной гильдии давала право на определенную сферу деятельности, что стимулировало накопление капитала, которое превращалось в условие расширения свободы предпринимательства. Купцам 1-й гильдии разрешалось вести внешнюю и внутреннюю торговлю и иметь фабрики, заводы, морские и речные суда; купцы 2-й гильдии имели право на внутреннюю оптовую и розничную торговлю, могли иметь речные суда; 3-й гильдии разрешалась мелочная торговля в рамках города и уезда. Существовали и особые знаки социального статуса. Так, например, купцам 1-й гильдии разрешалось ездить по городу в карете парой, а купцам 2-й гильдии – в коляске парой, а купцы 3-й гильдии – в возке и только на одной лошади, и лишь в распутицу (весной и осенью) они могли подпрягать вторую. Нарушение этого порядка каралось весомыми штрафами. Чтобы взобраться на более высокую гильдейскую ступень, купцы заявляли резко завышенные размеры своих капиталов. Талантливый публицист того времени князь М. М. Щербатов назвал это явление «чинобесием».

   Появился также статус именитый гражданин, позволивший выделить верхушку городской буржуазии и интеллигенцию (ученых и художников). Звание именитого гражданина давало право на получение в третьем поколении дворянского звания.

   По всей видимости, все это было недостаточным стимулом, так как некоторая часть купечества указывала лишь близкую к необходимой для поддержания гильдейского статуса сумму капитала, чтобы платить меньше налогов.

   Трехступенчатая гильдейская система продержалась в России до 1863 г., когда 3-я гильдия была упразднена (из-за ее многочисленности), а 1-я и 2-я формально просуществовали до 1917 г., но практически уже задолго до этого потеряли прежнее значение, особенно после того, как в 1874 г. была отменена рекрутская повинность и введена обязательная всесословная служба в российской армии.

   Реформы Екатерины II также значительно расширили социальную базу предпринимательства, позволив даже в условиях крепостного права активным людям с выгодой заниматься экономической деятельностью. Не случайно родоначальники многих «новых» (первой волны) предпринимательских династий начинали свою деятельность в конце XVIII в., находясь в крепостной зависимости, – те же Морозовы, Прохоровы, Губонины.

   В условиях бурно развивающегося во второй половине XVIII в. промышленного предпринимательства вес и устойчивость купеческой фамилии стали определяться не столько торговыми операциями, сколько помещением капиталов в производственную сферу. Не удивительно, что наиболее прочные роды из состава первой гильдии будут представлены к концу века именно владельцами фабрик и заводов. Судьбы купцов гостиной сотни также показывали, что самыми крепкими и устойчивыми из них оказались те, кто сумел перевести капиталы из торговли в промышленность: Еврейновы, Турчаниновы, Старцовы, Шмаковы, Тележниковы. Деятельность торгового купечества основывалась на умении «оборачиваться», которое складывалось из рыночной конъюнктуры, личных способностей торговца и его связей. Чаще всего эти компоненты делового успеха не передавались по наследству. Со смертью родителя детям оставались порой лишь долги, и нужно было обладать большими способностями, чтобы удержаться хотя бы на прежнем уровне. Вот почему из 31 крупного купеческого рода, «дотянувшего» до конца XVIII в., 18 фамилий, занимавшихся в Москве торговлей, вообще выбыли из торгового сословия, перейдя в мещане, а еще 7, хотя и числились во второй-третьей гильдиях, были обречены на такой же конец.

   Правительственные указы, направленные на стимулирование конкурентной борьбы между купцами не только в торговой, но и в промышленной сфере, при одновременном введении для них новых льгот, благоприятствовали развитию деловой инициативы в купеческой среде. К концу царствования Екатерины II укрепляется положение, прежде всего, предпринимательских структур: если полуказенная металлургия была представлена 167 действующими предприятиями, то сугубо частная текстильная промышленность – 1082 предприятиями. В дальнейшем эта тенденция сохранится. В период с 1815 по 1860 гг. число промышленных предприятий возрастет с 4189 до 15 388, а число рабочих на них – соответственно с 172,8 до 565,1 тыс. Вместе с тем, обозначившаяся при Екатерине тенденция к возвращению металлургических заводов в казну (особенно после «пугачевщины») самым печальным образом скажется на развитии частного предпринимательства в этой отрасли. Конкурировать купеческим предприятиям с казенными становилось все труднее, и со временем в металлургии сложилась фактически государственная монополия. Средств же для поддержания производства, его модернизации и расширения у правительства постоянно не хватало. Уже на рубеже XVIII–XIX вв. размеры до этого постоянно возраставшего экспорта чугуна начали снижаться. Появился признак опасного отставания русской тяжелой промышленности от западной.

   Однако несомненно, что Екатерина II сделала то, чего не посмели сделать ее предшественники на российском троне: она расширила личные и индивидуальные права купечества, освободила его от «презрительной подушной» подати, а главное, Екатерина II предоставила купцам реальные «свободы» и «вольности» в их предпринимательских делах. Составленный императрицей «Наказ» содержит поистине мудрое суждение: «Торговля оттуда удаляется, где ей делаются притеснения, и водворяется там, где ее спокойство не нарушают».

   Екатерина II решением «сверху» довершила то, что давно уже созрело «внизу», – учредила третье сословие в России.

   Исторической заслугой российского торгового предпринимательства является прежде всего то, что именно оно обеспечило России материально-экономическое развитие: «Русские фабрики были построены и оборудованы русским купечеством. Промышленность России вышла из торговли. И если результаты говорят сами за себя, торговое сословие было в своей массе здоровым».[66]

   Процесс первоначального накопления капитала шел медленнее, чем в Западной Европе, но в отличие от западноевропейского образца он сохранял постепенный и ненасильственный характер. Среди источников первоначального накопления капитала не было ни колоний, ни разбоя, но, безусловно, отрицательно сказывалось сохранение крепостного права.

   Для эволюции российского купечества в XVIII в. характерно стремление помещать торговый капитал в промышленность, в результате число предприятий за 34 года правления Екатерины возросло более чем в три раза. Несмотря на все препятствия, во второй половине XVIII и начале XIX вв. происходит медленное, но неуклонное движение купеческого капитала навстречу производству. Немало купцов становятся промышленниками, подчиняя и укрупняя мелкие промыслы и ремесла, аналогично организаторам мануфактур и фабрик из крестьян. Они применяют вольнонаемный труд, стремятся не отстать от технического прогресса. Некоторые из них вкладывают деньги и в тяжелую промышленность, в добычу и обработку металла, стекольное производство, как известные предприниматели из Брянска – Мальцевы, выходцы из Тулы – Баташевы. Многие купцы с успехом занимаются текстильным производством, например, владельцы нескольких крупных мануфактур в Серпухове – Коншины. На юго-западе империи, на Украине на основе капиталов местных купцов и наиболее предприимчивых помещиков создаются сахарные заводы.

   В самой торговой деятельности российских купцов XVIII – начала XIX вв. сохранялись черты, характерные еще для допетровской эпохи: отсутствие специализации, многообразие товаров в обороте, сочетание разных видов коммерческой деятельности, стихийность и сезонность, использование ярмарок даже для крупных оптовых сделок. Во второй половине XVIII и начале XIX вв. ярмарки в России достигают расцвета. Они функционируют как целостный организм связанных между собой крупных и мелких торжищ, определяя структуру внутреннего рынка страны. Наибольшего размаха достигает система ярмарочного торга на Украине. Но самой крупной остается Макарьевская ярмарка на Волге, с 1817 г. переведенная в Нижний Новгород.

   Определенные успехи были достигнуты во внешней торговле. Еще с середины XVIII в. некоторые русские купцы выходят со своими товарами на европейский рынок, используют собственные суда. В конце XVIII в. среди купцов, отправлявших товары за море из Петербурга, 1015 % составляли российские подданные. Тем самым несколько нарушалась гегемония иностранцев в европейской торговле России. Екатерина II сделала немало для развития внешней торговли, чему способствовало завоевание выхода к Черному морю и основание более десяти портов на его берегах. Россия в 1774 г. получила право пользования турецкими территориальными водами, европейские страны такого права не имели. Но сказывалось нежелание отказываться от традиционных торговых маршрутов, недостаток судов и соответствующей инфраструктуры.

   Слабое развитие получила и сухопутная внешняя торговля, которая считалась невыгодной и сдерживалась, в том числе, мощным потоком контрабандных грузов.

   Наибольшую активность во внешней торговле с Россией проявляли англичане: 52 % оборотов внешней торговли в Петербурге находилось в их руках, но английский импорт был значительно меньше экспорта. Целью английской торговли являлось снабжение флота снаряжением: лесом, парусным холстом, канатами, железом. Именно с Англией граф А. И. Остерман заключил первый специальный Торговый договор 1734 г., в котором обеим сторонам предоставлялась полная свобода навигации и торговли в пределах Европы, тем самым запрещалась торговля с английскими колониями, запрещался приезд английских мастеров в Россию. Торговые отношения с Францией протекали менее активно.

   Основные экспортные товары были объединены в три группы соответственно их доли в общей сумме экспорта, значительную часть которого составляло железо. Возрос вывоз полотна (грубого и парусного) в Америку, увеличился экспорт хлеба. По-прежнему важным экспортным товаром был лес.

   По импорту на первом месте стояли предметы роскоши: вина, сахар из тростника, чай, кофе, шелковые ткани, затем – шерстяные ткани и, наконец, шелк-сырец, краски, хлопковая пряжа.

   Некоторые авторы считают, что недостаточное развитие судостроения, инертность, нехватка капиталов определили слабость российского внешнеторгового купечества. Однако есть иное объяснение: до начала эпохи промышленного переворота в торговле более заинтересованы иностранцы, нежели русские, имеющие сырьевые, земельные и трудовые ресурсы. Богатой сферой приложения предпринимательской активности были территории Сибири и Дальнего Востока. Государство установило здесь монополию на добычу золота и серебра: в 1747 г. национализированы алтайские заводы, принадлежавшие наследникам А. Демидова, в 1787 г. взяты в казну Нерчинские заводы.

   Русский землепроходец Г. И. Шелихов (1747–1795 гг.) основал первое русское поселение в Северной Америке, организовал Российско-Американскую компанию; суда Шелихова вывозили с Алеутских и Курильских островов шкуры бобров, котиков, голубых песцов и моржовые клыки.

   Российско-Американская компания освоила сверхдальний рынок, но затраты на освоение этого рынка, доставку туда провианта и обратно товаров, зачастую превышали доходы. В дальнейшем это сказалось и на судьбе самой Русской Америки. Как известно, в 1867 г. Аляска была продана Соединенным Штатам, компания свою деятельность прекратила.

   Создание компаний, подобных Российско-Американской свидетельствует, что совершенствование организационных форм торговли все же имело место. Развиваются некоторые ее стационарные формы, в частности специализированные магазины. Зачастую их владельцами являются иностранцы, получавшие товары непосредственно из-за рубежа. Достаточно вспомнить о модных лавках на Невском проспекте Петербурга или на Кузнецком мосту в Москве, винных погребах, кондитерских и прочее. В развитии современных форм оптовой торговли определенное значение имеет Санкт-Петербургская биржа. В Москве и других городах биржи открываются лишь в середине XIX в. Основанная еще при Петре I биржа в Петербурге в течение всего XVIII в. не имела собственной организации и находилась под управлением и жестким контролем со стороны Коммерц-Коллегии. Торговые сделки, соглашения о найме кораблей, иные контракты заключались здесь при участии маклеров, т. е. посредников, получавших в свою пользу небольшой процент с общей суммы. Все сделки подлежали регистрации в маклерских книгах, иначе они считались недействительными. Маклеры назначались Коммерц-Коллегией, при этом они приносили присягу. Деятельность «неприсяжных» маклеров не допускалась. Маклерами становились обычно известные, но разорявшиеся купцы, среди них было немало иностранцев, знавших биржевую практику Европы. На бирже проводились также торги казенными товарами или закупки чего-либо на нужды двора. С этой целью сюда назначались гоф-маклеры. Первым гофмаклером был разорившийся английский купец С. Мюкс, назначенный Петром I, и после него гоф-маклерами были, как правило, иностранцы.

   Развитие предпринимательства в сфере торговли и промышленности по-прежнему сдерживалось отсутствием кредита. Политика правительства в этой области в отличие, к примеру, от таможенного дела больше была ориентирована на интересы дворян, нежели учитывала потребности купцов и промышленников.

   Преемники Петра I по-прежнему испытывали недостаток финансовых поступлений и усиливали бремя косвенных налогов: мелких оброчных статей и сборов с различных промыслов из-за недостаточности поступлений от прямого подушного налогообложения. Таким образом, снизилась доля прямых налогов. Из-за дефицита госбюджета были приняты экстраординарные для своего времени меры: впервые в 1769 г. наряду с металлическими деньгами были выпущены бумажные деньги – ассигнации – своеобразная форма внутреннего займа.

   В том же 1769 г. был осуществлен первый в истории России внешний заём в Голландии (7,5 млн гульденов под 5 % годовых). Обеспечением займа были высокие таможенные доходы российской казны.

   Накопление капитала не может рассматриваться вне связи с кредитной системой.

   Особенность банковского дела в России в том, что банковские учреждения изначально создавались как казенные, государственные учреждения. До отмены крепостного права в России отсутствовала предпринимательская форма банковского кредита, а сама банкирская профессия существовала в виде простого ростовщичества, малоуважаемого и архаичного. Промышленность, как известно, субсидировалась государством, а обращение за кредитом по купеческой этике считалось делом недостойным. К тому же алчность ростовщиков пределов не имела: в Европе ставка в 25 % считалась грабительской, российские же ростовщики давали деньги под 40–50, иногда 75 % годовых. Это поставило на повестку дня вопрос о формировании кредитных учреждений и банковской системы в целом.

   В феврале 1733 г. появился Указ Анны Иоанновны, положивший начало созданию банковской системы. Он предписывал открытие в Санкт-Петербурге монетной конторы с правом выдачи ссуд из расчета 8 % годовых.

   При Елизавете Петровне были учреждены дворянские банки, выдавшие «поиздержавшимся» помещикам ссуды до 10 тыс. руб. Ссуды, полученные помещиками, обычно использовались на непроизводительное потребление, а заложенные имения перезакладывались. Кредит для купцов был по-прежнему дорог, тем более, что в 1770 г. Купеческий банк прекратил свое существование. Купцы давали кредит друг другу, обращались к ростовщикам. Процент по этим ссудам достигал иногда 1 % в неделю, т. е. 52 % в год. В 1754 г. издан Указ, не допускавший взимание более 6 % в год. Меры по содействию созданию частных учреждений дешевого коммерческого кредита не предпринимались вовсе. В апреле 1764 г. Екатерина II издала «Манифест», чтобы никто «не корыстовался излишними процентами», в которой писала, что «всякая корысть беззаконная есть грех смертный».[67]

   Однако данные указы не могли противодействовать произволу ростовщиков. В 1785 г. эти банки были закрыты, но годом позже был образован Государственный заемный банк. Для обслуживания российских купцов был в 1754 г. создан Купеческий банк, выдававший ссуды из 6 % годовых под залог товаров или под поручительство магистратов, но очень скоро банк лишился права самостоятельных операций. Екатерина II также подписала Указ о создании Коммерческих банков в Санкт-Петербурге и Астрахани,[68] но очень скоро они прекратили свое существование.

   Частная же инициатива в банковской сфере была незначительна: в 1788 г. в Вологде был учрежден первый в России частный банк, кредитовавший торговые начинания. Был и совершенно феноменальный случай – создание П. Лариным, купцом, ставшим в известной мере предшественником Альфреда Нобеля (1833–1896 гг.) и его премий. Родившийся крестьянином, он построил в своем родном селе церковь, училище и банк, предоставлявший кредиты всем «свободным хлебопашцам». Это явление – совершенно исключительно для России того времени. Кредитная система страны продолжала действовать как государственное учреждение под контролем правительства.

   В целом XVIII в. стал важным этапом в развитии предпринимательства, что связано с мероприятиями Екатерины II. Изменения правительственной политики привели к отмене городского и сельского производства, росту торгового капитала, ориентации промышленников на использование наемной рабочей силы, а также вызвали социальноэкономические сдвиги в крепостной деревне. По Манифесту Павла I, нелюбимого сына Екатерины II, от 5 апреля 1797 г. была ограничена тремя днями в неделю барщина. Купеческое сословие получило возможность выбирать своих представителей на высокие государственные должности, а само купечество формировалось в основном за счет способных предприимчивых разночинцев и крестьян. Все это отражалось благотворно на развитии буржуазных отношений в России и становлении капиталистического типа предпринимателя.

   Экономическая политика правительства Екатерины II способствовала существенным сдвигам в развитии отечественного предпринимательства во второй половине XVIII в., хотя на этот раз, в отличие от эпохи Петра I, гораздо большее значение имела естественная эволюция, нежели поддержка государства. Именно во второй половине XVIII в. завершается становление предпринимательства в сфере промышленности, основанной на наемном труде и ориентированной на широкий рынок. В дальнейшем оно неуклонно и необратимо развивается в условиях сохранения в стране крепостнической системы. В этом смысле последние десятилетия XVIII и первая половина XIX вв. представляют собой единый этап в развитии российского предпринимательства.

загрузка...
Другие книги по данной тематике

Николай Скрицкий.
100 великих адмиралов

Сабатино Москати.
Древние семитские цивилизации

Эрик Шредер.
Народ Мухаммеда. Антология духовных сокровищ исламской цивилизации

Елена Жадько.
100 великих династий

под ред. Р. Н. Мордвинова.
Русское военно-морское искусство. Сборник статей
e-mail: historylib@yandex.ru