2.7.2. Традиция о «третьем владычестве» скифов в Азии

Излагаемые Помпеем Трогом истории второго и третьего владычества скифов над Азией, очевидно, восходят к двум версиям одного и того же скифского предания, так же, как две версии скифской этногенетической легенды у Геродота (IV, 5 — 10) отражают два варианта одной и той же скифской легенды. О третьем походе скифов в Азию в пересказе Юстина не сохранилось практически никаких подробностей (Just. II, 5, 1). Он сообщает лишь, что во время этого похода скифы в течение восьми лет отсутствовали, оставив дома жен и детей. Достаточно подробно, однако, излагается другой сюжет — о войне с рабами, которую скифам пришлось вести по возвращении домой (Just. II, 5, 2 — 7). Согласно рассказу Помпея Трога, жены скифов, устав от долгого ожидания мужей и решив, что они погибли и уже не вернутся (coniuges eorum longa expectatione virorum fessae nec iam teneri bello, sed deletos ratae), взяли себе в супруги рабов, оставленных дома для охраны стад. Когда скифы вернулись с победой (cum victoria), вооруженные рабы задержали их на границе «как чужих» (velut advenas). Победить их в сражении скифам не удавалось. Тогда, вспомнив о том, что речь идет не о врагах, а об их собственных рабах, они решили справиться с ними не оружием, а «по праву господ» (dominorum iure), и, отложив оружие, бросились на рабов с бичами. Те, поняв, что они сражаются с собственными хозяевами, в страхе бежали. Никаких указаний на датировку этих событий у Юстина не сохранилось.

Если традиция о «втором владычестве» скифов в Азии известна, кажется, лишь Помпею Трогу, то рассказы о том вторжении скифов, которое он считает «третьим владычеством», достаточно широко распространены в античной литературе. Сведения о нем сохранились в ряде источников в частично расходящихся между собой версиях. Наиболее известна, пожалуй, версия Геродота (I, 103-106; 130; IV, 1-4, 12), несколько отличающаяся от изложенной Помпеем Трогом. Согласно геродотовскому рассказу, скифы во главе с Мадием, сыном Прототия вторглись в Азию и напали на Мидию. Разгромив мидийцев, они установили владычество над Азией¹⁰ и направились к Египту, однако не дошли до него, поскольку египетский царь Псамметих сумел откупиться от скифов и они повернули обратно. На обратном пути часть скифов разорила храм Афродиты Урании в сирийском городе Аскалоне. Скифы владычествовали в Азии 28 лет, подвергая ее опустошению, пока мидийский царь Киаксар не истребил большую их часть, пригласив их на пир и напоив допьяна. Оставшиеся в живых скифы вернулись домой. Однако за время их 28-летнего отсутствия жены скифов вступили в связь с рабами и родили от них детей. Выросшие дети рабов воспротивились возвращению скифов. Потерпев неудачу в попытках одолеть детей рабов силой оружия, скифы, наконец, вспомнили, что сражаются против собственных рабов, взяли в руки кнуты и бросились на противников. Те, ошеломленные, бросились бежать.

Рассказы Помпея Трога о втором и третьем владычестве скифов в Азии и повествование Геродота восходят по всей видимости к разным вариантам одной и той же скифской легенды. Их сопоставление между собой позволяет восстановить эту легенду и отделить ее от добавлений античных авторов. К скифской основе принадлежит рассказ об особенно далеком походе в Азию, некогда предпринятом скифской молодежью и согласно части версий возглавленном царственным Сколопитом («отцом сколотов»). Поход был очень удачным, скифы покорили многие азиатские страны и вдоволь пограбили местные народы (на это указывают и Помпей Трог, и Геродот). Местные жители не могли победить скифских героев в открытом честном бою, но одолели их с помощью коварства и хитрости. Помпей Трог в эпитоме Юстина лишь упоминает об этой хитрости, Геродот же говорит подробнее: мидийцы пригласили скифов на пир и, напоив допьяна, перебили. Подобные рассказы известны и в осетинском нартовском эпосе. Так, коварные Бората, которые не смогли одолеть Урызмага в бою, пригласили его на пир и пытались напоить допьяна, чтобы потом убить¹¹. Также погиб и другой нартовский герой, Хамыц, которого убили, предварительно напоив, поскольку его невозможно было одолеть, пока он был трезвым¹².

В рассказе Помпея Трога о втором владычестве скифов над Азией достаточно легко выделяются античные добавления к скифской легенде. Соединение этой легенды с греческими мифами об амазонках, очевидно, целиком принадлежит античной литературе и, видимо, относится к достаточно поздней дате. Оно прямо противоречит другим версиям, согласно которым скифы оставили своих жен на родине, а также и всем прочим рассказам этого типа: женщины никогда не участвовали в героических набегах персонажей эпоса, как и в реальных осетинских балцах. Вряд ли вообще можно говорить о женах «скифских юношей», которые фигурируют у Помпея Трога (эта деталь, не сохранившаяся в других передачах легенды, скорее всего, аутентична) — юноши отличаются от мужей именно тем, что они неженаты.

Некоторые детали в рассказе Помпея Трога вполне уверенно объясняются этим вторичным объединением скифской легенды с мифологической историей амазонок. Такой деталью является, прежде всего, локализация места действия легенды «на побережье Каппадокии в области Темискира у реки Термодонт». Такое подробное географическое указание не характерно для фольклора и уже само по себе выдает литературное происхождение этой географической привязки. Еще существеннее, что именно Темискира и река Термодонт являются стандартным местом локализации области амазонок. Уточнение расплывчатой «Азии» других версий легенды о вторжении скифов до области Темискиры у Термодонта объясняется, очевидно, именно этой локализацией области амазонок. Связью с амазонками объясняется и ранняя датировка нашествия скифов. Поскольку основные события истории амазонок были связаны с именами Геракла и Тезея и, соответственно, относились к их поколению, то появление амазонок (resp. скифов) в Азии, естественно, было отнесено к более ранней эпохе. Обе детали — локализция области пребывания скифов и датировка их нашествия, таким образом, имеют чисто литературное и достаточно позднее происхождение.

Фольклорная основа рассказа о владычестве скифов над Азией особенно явно выступает в повествовании о рабской войне вернувшихся из похода скифов. Кроме версий Помпея Трога и Геродота, тот же сюжет в очень кратком виде излагает и Пол иен (VII, 44, 2). В его рассказе противниками скифов выступают их рабы, а не дети рабов, так что Полиен следует той же версии, которая известна Помпею Трогу, расходясь с Геродотом. Известна эта версия и другим авторам (Domit. Callistr. FGrHist 433 F 4; Pacat. Paneg. Theodos. 30; Amm. Marc. XXII, 8, 41). Аммиан Марцеллин сообщает, кроме того, что потомками скифских рабов, завладевших женами и имуществом хозяев «после несчастий господ в Азии» (post eriles in Asia casus), считались синды. Вероятно, эта традиция известна и Валерию Флакку, который, говоря о синдах, упоминает некое преступление их отцов (paternum crimen: Argon. VI, 86)¹³.

Наиболее существенное расхождение в двух версиях этой легенды, изложенных Геродотом и Помпеем Трогом, касается продолжительности скифского господства в Азии — у первого это 28, у второго 8 лет. То, что последняя дата представляет независимую традицию, а не является результатом искажения геродотовской цифры, подтверждается самим содержанием рассказа — вместо геродотовских сыновей рабов противниками скифов в ней выступают сами рабы, оставленные дома для охраны стад. Наличие у Помпея Трога независимых от Геродота источников по ранней истории скифов подтверждается и рассказом о легендарных более ранних походах скифов в Азию, в частности о рассмотренном выше «втором походе» под водительством Плина и Сколопита.

Длительность скифского похода в 8 лет, содержащаяся в рассказе Помпея Трога, имеет особый смысл в свете истории с изменой скифских жен. Согласно осетинским обычаям, максимальный срок военного похода (балца) составлял семь лет. В этот семилетний поход (avdazybalc) отправлялись самые мощные воины и само участие в нем было очень почетным и считалось высшей точкой карьеры мужчины и воина. Если воин не возвращался домой после семилетней отлучки и от него не было никаких известий, он считался погибшим. Соответственно, его жена, выдержав положенный обычаем годичный траур, получала право (и даже была обязана) вступать в новый брак. Таким образом, через восемь лет отсутствия мужа, его жена считалась вдовой и могла вновь выходить замуж. Поэтому действия скифских жен вовсе не являются столь преступными, как они должны были показаться греческому читателю¹⁴. В этой связи особый смысл приобретает замечание Помпея Трога о том, что скифские жены считали своих мужей погибшими, а оставленные для охраны стад рабы не узнали хозяев. Таким образом, приводимая Помпеем Трогом цифра — восьмилетнее пребывание скифских воинов в походе и владычество над Азией — вполне возможно восходит к скифской эпической традиции и объясняется связью двух сюжетов, переднеазиатского балца и измены скифских жен с рабами.

Интересно, что в рассказе Помпея Трога о скифо-египетской войне и последовавшем затем первом владычестве скифов над Азией (см. выше, 2.6.6), вся история которого, очевидно, создана на основе тех же преданий о скифских набегах в Азию, также идет речь о скифских женах. Согласно этому рассказу, скифы во время своего набега оставались в Азии 15 лет и вернулись обратно лишь после того, как оставшиеся дома скифские женщины пригрозили им, что если они немедленно не вернутся, то те заведут детей от соседей, чтобы скифский народ в будущем не исчез. Эта деталь, вполне возможно, также восходит к скифскому фольклору.

Что касается датировки продолжительности «скифского владычества», которую дает Геродот (28 лет), то она скорее всего является результатом его подсчетов, связанных с общей хронологией истории Азии. Геродотовская схема восточной истории, в которую включается и «скифское владычество в Азии», основывается на представлении о параллельном развитии «Верхней» и «Нижней» Азии, границей между которыми является река Галис. Скифское владычество в этой схеме должно было соответствовать одному поколению и трем годам, что при поколении в 25 лет дает 28 лет¹⁵. Эта цифра, таким образом, была сконструирована в ходе достаточно поздних хронографических калькуляций и вне всякого сомнения не является исторической.

Скифские легенды не были для античной традиции единственным источником информации о скифских походах в Азию. Греческие авторы совмещали их со сведениями, почерпнутыми из других источников, в частности с сообщениями о скифских набегах, сохранившимися в местных традициях народов Малой Азии. Тем не менее, вряд ли возможно возводить рассказы о скифском владычестве к мидийской традиции, как это иногда делалось¹⁶: было бы странно, если бы в этой традиции героизировались враги мидийцев, тогда как сами они представлялись в неблагоприятном свете. В самом деле, Киаксар не смог победить скифов в честном бою и погубил их благодаря вероломству и предательству.

Скорее с мидийской традицией может быть связан другой рассказ Геродота о событиях близкого времени, который также имеет очевидное фольклорное происхождение (I, 73 — 74). Согласно этому рассказу, Киаксар предоставил убежище группе скифов, переселившихся в Азию, и принял их на службу. В частности, он поручил скифам обучать мидийских мальчиков стрельбе из лука. Через некоторое время между скифами и Киаксаром произошел конфликт, и царь оскорбил их. В отместку скифы зарезали одного из обучавшихся у них мальчиков, и, разделав его, как дичь, послали Киак-сару, а сами сбежали к царю Лидии Алиатту. Поскольку Алиатт не выдал преступников, между Лидией и Мидией началась война. Судя по распределению ролей и образу Киаксара, источник этого рассказа был мидийским. В самом деле, здесь нет и речи о победе скифов над мидийцами; Киаксар вовсе не подчинен скифам, а наоборот принимает их на свою службу. Скифы изображены отнюдь не как могучие герои и победители, а как беглецы, которые оказываются вероломными, жестокими и неблагодарными дикарями. Скорее всего, именно таким был образ скифов в мидийской традиции, а возможно и традициях других народов, перенесших скифские набеги (ср. страшный образ северных врагов у Иеремии и Софонии, конечно, с поправкой на профетическую образность и фразеологию, ср. ниже, 2.7.3). Мидийский фольклорный рассказ, происходящий явно из другого источника, чем героизирующая скифов традиция, подтверждает, что мидийским царем во время скифских походов в Азию был именно Киаксар. Кроме того, он свидетельствует о наличии связей между скифами и лидийским царем Алиаттом, которая предполагалась на основании других данных (см. выше, 2.5.1).

Другим примером нескифской традиции, отражающей эти походы, является рассказ Геродота о разграблении скифами храма Афродиты Урании в Аскалоне и их наказании богиней. Он происходит, вероятно, из местной храмовой легенды, созданной ad maiorem deae gloriam¹⁷, видимо, напоминавшей эфесскую легенду о гибели киммерийского царя Лигдамиса, пытавшегося разграбить и разрушить храм Артемиды (Callim. III, 251 — 258, см. выше, 1.1.5, 2.0.0). Существование подобных легенд в местной переднеазиатской среде еще раз подтверждает реальность скифских набегов, хотя, конечно, речь не идет о настоящем господстве над Азией.

У Геродота храмовая легенда о разграблении святилища в Аскалоне служит одновременно этиологическим объяснением существования у скифов специальной категории жрецов-трансвеститов, энареев: в наказание за святотатство богиня наградила их и их потомков «священной болезнью». Энареи упоминаются Геродотом и в другом месте его сочинения (IV, 67), где о них говорится как об андрогинах, обладавших даром прорицания, которым они были обязаны Афродите. Реальное существование энареев в Скифии вряд ли может вызывать сомнение. Об этом свидетельствует достаточно подробное их описание в независимом от Геродота и примерно одновременном с ним гиппократовском трактате De аёrе, aquis, locis (22)¹⁸. Гиппократовский трактат содержит не только более подробные сведения об этих андрогинах, но и более точную, чем у Геродота, передачу их названия. У Геродота они называются ένάρεες (I, 105,4: έναρέας codd.; IV, 67, 2: ένάριες stirps Florentina (ABCTM), νάρεες stirps Romana (DRSVP)), тогда как в гиппократовском трактате — άναριεΐς (άνδριεΐς V). Слово имеет прозрачную иранскую этимологию — *anarya-, «немужественный», «unmännlich»¹⁹, причем гиппократовская форма передает иранское слово абсолютно точно. Кстати говоря, наличие убедительного иранского объяснения этого слова является дополнительным аргументом реальности существования соответствующего класса жрецов в Скифии.

Эти жрецы-андрогины, очевидно, произвели большое впечатление на греков, и сведения о них вошли в греческую литературу независимо друг от друга и примерно одновременно. Оба автора указывают на то, что сами скифы приписывали появление анареев божественному влиянию, однако Гиппократ отвергает это толкование и дает в высшей мере рационалистическое объяснение причин возникновения этой «священной болезни». При этом его текст не дает никаких оснований для предположения о том, что ему была известна изложенная Геродотом версия причины появления скифских анареев — напротив, то, что они пишет, прямо противоречит ей. Прежде всего, его анареи подобны евнухам и неспособны к деторождению, следовательно, не может быть и речи о «потомках энареев», о которых говорит Геродот. Кроме того, прямо говорится о том, что соответствующая болезнь могла развиться у любого скифа (но чаще у богатых и знатных), причем если это случалось, скиф винил в этом самого себя и подозревал, что дело в оскорблении, которое он сам (а вовсе не его предки) нанес божеству (22, 7). Таким образом, можно полагать, что автору гиппократовского трактата и его источнику не была известна этиологическая легенда, связывавшая современных им анареев с древними разрушителями храма Афродиты Урании в Палестине.

В то же время трудно предположить, что жители Аскалона были настолько хорошо осведомлены о скифской этнографии, что знали о существовании анареев. Наиболее простым и вероятным мне представляется предположение о том, что создание этой этиологической легенды принадлежит самому Геродоту. С одной стороны, ему была известна храмовая легенда о том, что скифы разорили святилище Афродиты Урании в Аскалоне и богиня их за это покарала болезнью (легенда храма Артемиды Эфесской о каре Лигдамиса совершенно аналогична), возможно, связанной с утратой мужественности. Кстати говоря, в описании в клинописных источниках болезни, от которой погиб Лигдамис, также сообщается, среди прочего, что у него были поражены или даже отвалились гениталии, что может быть не является случайным совпадением. С другой стороны, когда Геродот собирал материалы о скифской этнографии, ему стало известно о существовании у скифов особых прорицателей-андрогинов, о которых, очевидно, охотно рассказывали причерноморские греки. Сопоставление двух первоначально независимых сообщений напрашивалось, и Геродот произвел его. Речь, таким образом, идет о его собственном умозаключении, которое, разумеется, никак не могло отразиться в параллельном источнике — гиппократовском трактате. При этом, Геродота, похоже, не особенно волновало, каким образом разорители святилища Афродиты, несмотря на утрату своего мужества, все же могли произвести потомство и передать ему свою «священную болезнь» — во всяком случае он не счел нужным это объяснить.

Кроме Геродота и Помпея Трога, скифское владычество в Азии упоминают и другие авторы. Так, о нем сообщает Диодор (Diod. II, 43, 4 — 6). Согласно его рассказу, скифы, покинув свою первоначальную территорию и перейдя Танаис, завоевали причерноморские степи до Фракии, а двинувшись в другую сторону, дошли до Нила в Египте. Рассказ не содержит новых деталей или существенных расхождений с Геродотом и Помпеем Трогом и вряд ли в данном случае Диодор располагал источником, имевшим доступ к дополнительной информации. Правда, здесь же Диодор говорит, что во время своего владычества скифские цари переселяли многие народы на другие территории, в том числе ассирийцев — на землю между Пафлагонией и Понтом (видимо, имеются в виду так называемые «левкосирийцы»), а мидийцев — на берега Танаиса, где они дали начало сарматам. Видимо, это добавление принадлежит какому-нибудь эллинистическому эрудиту, стремившемуся объяснить появление на отдаленных территориях двух омонимичных (сирийцы и левкосирийцы) или родственных (мидийцы и сарматы) народов. Возможно, в основе подобных рассказов лежат сведения о реальной практике новоассирийских и нововавилонских царей, о которой скорее всего были осведомлены греки, однако они связывались с самыми различными народами и легендарными восточными правителями. Так, аналогичным образом парфяне считались потомками скифов, переселенных в Персию египетским царем Сесострисом (Io. Malal. 11,3 Thurn; Suda s.v. Σώστρις, Πάρθοι и др., ср. выше, 2.6.8). Достаточно поздняя дата этого рассказа удостоверяется особым вниманием к сарматам, которые, согласно этому сообщению, захватили и разорили скифскую землю. Речь идет, очевидно, о событиях III в. до н. э., в течение которого скифы были вытеснены сарматами из причерноморских степей в Крым и Добруджу. Поздней чертой является и расширительное употребление термина «скифы», вошедшее в употребление в эллинистическое время; под скифами подразумеваются и саки, и масса-геты, и аримаспы. Таким образом, вероятно, что источник Диодора датируется позже III в. дон. э. Длительность владычества скифов в Азии у Диодора прямо не определена, однако он явно считает его весьма продолжительным, поскольку за время владычества успело смениться несколько скифских царей. Сведения Диодора о владычестве скифов в Азии настолько неопределенны, что неясно, имеет ли он в виду скифское вторжение эпохи Киаксара, известное Геродоту, или мифический скифский поход эпохи Сесостриса, традиция о котором восходит к Эфору. В пользу последнего предположения свидетельствует, пожалуй, длительная продолжительность скифского правления в Азии, а также и то, что Диодор излагает историю амазонок вслед за рассказом о владычестве скифов, хотя непосредственно и не связывает их друг с другом.

Курций Руф также сохранил упоминание о скифском владычестве, которое вложено в уста скифского посла, пришедшего к Александру. Здесь это упоминание содержится в единственной фразе (Curt. Ruf. VII, 8, 18): Inimicos sagittia eminus, hasta comminus petimus: sic Syriae (Modius, scythia, greciae scithiae, scythae, scythyae codd.) regem et postea Persarum Medorumque superavimus, patuitque nobis iter usque in Aegyptum — «Врагов мы поражаем стрелой издали, копьем с близкого расстояния: так мы победили царя Сирии, а затем персов и мидийцев, и нам открылся путь до Египта». Под царем персов и мидийцев, вероятно, имеется в виду Киаксар (возможно, Киаксар и Дарий, если разделять персов и мидийцев), однако о том, кто имеется в виду под сирийским (очевидно, ассирийским) царем, сказать трудно.

⁹ Ср. Bremmer 1987, 30-43, с литературой. В этих обществах неженатые юноши составляли особые группы, отделенные от остального общества, часто бывшие его основной военной силой.

¹⁰ Ср. Vaggione 1973, 523-530, который полагает, что Геродот имеет в виду лишь «верхнюю Азию», расположенную за Галисом.

¹¹ Нарты 1989, 89-92, 234-241.

¹² Нарты 1989, 278-279.

¹³ Gutschmid 1894, 88. Высказываемое здесь предположение о том, что общим источником Валерия Флакка и Ал1миана Марцеллина в данном случае был Помпей Трог, недостаточно обосновано. Во всяком случае в сохранившихся частях сочинения Помпея Трога ничего не говорится о происхождение синдов от скифских рабов, а сами рабы, как и их жены, по его рассказу гибнут после возвращения скифов.

¹⁴ Cр. подобную историю в греческом контексте: Ephor. FGrHist 70 F 216 = Strabo VI, 3, 3. Спартанцы в течение 19 лет вели войну против мессенцев. На десятый год войны спартанские женщины, устав от одиночества, пожаловались мужьям, обратив их внимание на то, что из-за отсутствия мужчин перестали рождаться дети, а это подвергает всю страну опасности скорого обезлюживания. Тогда спартанцы отправили домой самых молодых мужчин. Между двумя историями есть, однако, существенная разница: спартанские юноши сожительствовали только с незамужними женщинами, а возможность супружеской измены или связи с рабами в данном случае даже не упоминается.

¹⁵ См. подробно Ivantchik 1993, 107-112; Иванчик 1996, 110-119.

¹⁶ См. например Müllenhoff 1892, 23-27; Piotrowicz 1929, 473; Tokhtas'ev 1996, 14.

¹⁷ Ср. предположение об использовании Геродотом локальной аскалонской традиции в описании скифского похода: Parker 1995, 27-28. Предположение И. Н. Медведской (Медведская 2000, 227-228), что в основе этой легенды лежит традиция о разрушении храма иудейским царем Иосией в ходе его религиозной реформы и что это разрушение было приписано скифам самим Геродотом, представляется мне в высшей степени невероятным. Оно не подтверждено никакими аргументами и остается сугубо гипотетичным.

¹⁸ Об этом пассаже см. подробно, в том числе со ссылками на основную литературу об энареях, Jouanna 1996, 22-24, 335-344.

¹⁹ См. уже Миллер 1887, 132; Vasmer 1923, 13.

<<Назад Вперёд>>

Просмотров: 4660

загрузка...

Другие книги по данной тематике