А. А. Медынцева. Эпиграфические находки из старой Рязани

Окраинное положение Рязанского княжества на границе со степью, близость к Булгарскому государству наложили отпечаток на всю его историю. Изнурительные усобицы, в которых рязанские князья то выступали против степи, то приводили половцев как союзников, завершились гибелью многих рязанских городов, в том числе и Старой Рязани, под ударами войск хана Батыя.
Особенности истории Рязанского княжества не могли не сказаться на состоянии письменных источников. Рязанские летописи до нас не дошли, сохранились лишь некоторые сведения в составе общерусских летописных сводов. Немногочисленные рукописные книги и Юридические акты относятся уже к послемонгольскому времени (из них древнейшая — Рязанская кормчая 1284 г.).

Домонгольская Рязань — столица княжества, богатый и цветущий город с развитым ремеслом и торговлей, великолепными храмами, украшенными фресками и белокаменной резьбой, стала известна благодаря археологическим раскопкам. Раскопки обнаружили и первые вещественные следы, позволяющие судить о высоком уровне не только материальной, но и духовной культуры жителей Старой Рязани: книжные застежки и накладки на переплеты, многочисленные писала¹. Надписи на произведениях прикладного искусства свидетельствуют о том, что многие ремесленники были грамотны. Но особенно интересны так называемые бытовые надписи — надписи владельцев и дарителей, позволяющие судить об уровне распространения грамотности.
Первые находки такого рода стали известны уже давно. Прежде всего это надписи на пряслицах. В довоенные годы в Старой Рязани было приобретено пряслице, переданное позднее в Рязанский краеведческий музей. Н. Порфиридов сообщил, что на нем читается надпись: «Княжее есть», при этом упоминается надпись и на другом пряслице, найденном в Старой Рязани: «Молодило»² (рис. 1 , i). Впервые обе надписи были опубликованы Б. А. Рыбаковым в работе, посвященной овручским пряслицам, где были собраны, прочитаны и объяснены многие известные к тому времени надписи³. Надпись «Молодило» он объяснил как имя человека, подарившего пряслице, относительно прочтения второй высказал сомнение, отмечая ее сложность. Действительно, она трудно поддается расшифровке. Вероятно, читать ее следует справа налево, поэтому одни буквы написаны в «зеркальном» варианте или боком, другие обменены местами. Кроме того, третий знак — скорее всего не буква, а особая тамгообразная метка, часто встречающаяся и на других предметах. Если учесть эти замечания, получаем прочтение, близкое к предложенному Н. М. Порфиридовым: киджее. Такое прочтение этой сложной для расшифровки надписи в настоящее время подтверждается легко читаемой надписью из Друцка «княжин»⁴. Оба пряслица из Старой Рязани — случайные находки, поэтому стратиграфической даты не имеют, по данным палеографии они могут быть отнесены к XI—XII вв.⁵

Другие памятники эпиграфики из Старой Рязани открыты в процессе археологических раскопок. В 1948 г. экспедицией под руководством A. Л. Монгайта на северном городище найден фрагмент корчаги с ручкой, на котором полностью сохранилась прочерченная после обжига надпись в четыре строки: «Новое вино добрило послал князю Богунка». Старорязанская надпись — одна из самых пространных и хорошо сохранившихся среди надписей на корчагах. Это не просто метка владельца или название содержимого, а целое послание князю по случаю отправки вина в Старую Рязань. Тем не менее с истолкованием и датировкой надписи не все ясно. Смущает наличие двух собственных имен, ни одно из которых не может быть княжеским. Отправитель вина — Богунка (уменьшительное от Богуслав, Богухвал), его имя выделено более крупными буквами. Известно и имя «Добрило», но оно тоже не может быть княжеским, к тому же связать его со словом «князю» мешает падежная несогласованность.

A. Л. Монгайт при публикации надписи, ссылаясь на мнение Б. А. Рыбакова, высказал предположение, что «добрило» — название сорта вина, от слова доброе, хорошее⁶. Но скорее всего «добрило» — прилагательное, образованное с помощью суффикса «1» от глагола «добрити» по типу прилагательных «кисел», «гнил», «тепл» и т. д. Поэтому «добрило» — эквивалент — «доброе, улучшенное». Таким образом, полностью становится понятным перевод: «Новое вино доброе послал князю Богунка». К сожалению, имя князя остается неизвестным. A. Л. Монгайт датировал надпись концом XI — первой половиной XII в.,
ссылаясь на стратиграфию и такие палеографические особенности, как остроугольное а, Н с горизонтальной перекладиной, N — сходное с латинским,

с сильно опущенным вниз хвостиком. Но эти особенности свойственны всему XII в.⁷, в то же время некоторые черты более поздней графики — несколько «оплывшие» петли, выносное N, пропущенные слабые глухие — указывают на более позднее время. Корчага, на фрагменте которой обнаружена надпись, относится к типу, распространенному в XII—XIII вв. (если судить по фото и рисунку, так как местонахождение этого фрагмента в настоящее время неизвестно). С учетом этих данных, очевидно, правильнее датировать надпись на корчаге второй половиной XII в., может быть, рубежом XII—XIII вв.

Рис. 1. Надписи на предметах из Старой Рязани

1 — надпись на пряслице с именем «Молодило»; 2 — фрагмент византийской скорописи на штукатурке; 3 — рисунок «пасхальной руки» с календарными расчетами; 4 — надпись-клеймо на кирпиче

Из Старой Рязани происходит еще целая серия надписей, найденных при раскопках Успенского собора. На нескольких кирпичах из его развалин были обнаружены надписи однотипного содержания. Они были вырезаны на деревянной форме для кирпичей и поэтому отпечатались на боковой части кирпичей «зеркально». При издании надпись была прочитана как имя мастера: «Яков тв[орил]». Местонахождение кирпичей в настоящее время не установлено, поэтому проверить прочтение не удалось. Датировка, как и прочтение, затруднена плохой сохранностью.
«смазанностью» некоторых букв. Поэтому наиболее надежная дата — время строительства собораг которое определяется приблизительно серединой XII в.⁸ Независимо от достоверности прочтения надписи клейма на кирпичах свидетельствуют о грамотности мастеров — «плинфотворителей».

Наиболее значительный материал дали раскопки Борисоглебского собора. Остатки этого храма впервые были раскопаны и идентифицированы в 1836 г. Д. Тихомировым. Позднее на месте раскопок в XIX в. была построена большая церковь, полностью скрывшая под собой остатки древнего храма. Поэтому для исследования остались только его притворы. В 1948 г. западный притвор был раскопан A. Л. Монгайтом, в 1979 г. раскопки притвора были продолжены экспедицией под руководством В. П. Даркевича⁹.

Рис. 2. Прорисъ надписи на корчаге

Раскопанный храм большинство исследователей считает Борисоглебским, впервые упомянутым в летописи под 1195 г.¹⁰ Для такого отождествления есть серьезные основания. Прежде всего рядом с руинами этого храма до 1836 г. существовала ветхая деревянная Борисоглебская церковь. Кроме того, сам характер постройки, украшенной фресками и резьбой, погребения знати, обнаруженные раскопками, говорят о том, что это был главный храм древней Рязани. К этим аргументам, известным давно, в специальной статье Г. К. Вагнер добавляет такой важный, как топография: расположение храма на набережной, в княжеско-боярской части города, где именно и должен был располагаться главный княжеский собор, посвященный патрональным святым рязанских князей. Анализ исторической обстановки XII в. и архитектурных особенностей храма позволили ему высказать убедительное предположение о строительстве этого храма Глебом Ростиславичем (1155—1177 гг.)¹¹.

Эпиграфический материал из раскопок притворов представляет значительный интерес. На многих фрагментах фресковой штукатурки обнаружены начерченные острым предметом рисунки и обрывки надписей, кресты и орнаменты. Около 20 таких фрагментов было найдено в 1948 г. Большинство их опубликовано в прорисях, частично — в фотографиях. A. Л. Монгайт привел лишь самые общие характеристики надписей, отметив, что по большей части они сильно повреждены и почти не читаются¹². К сожалению, местонахождение этих фрагментов с граффити в настоящее время тоже неизвестно, сохранившиеся фотографии «слепы», а прориси искажают многие тексты. Тем не менее некоторые из этих материалов (фотографий и прорисей) заслуживают более подробного рассмотрения. На одной из фотографий можно прочесть: «ГНПОМЪЗ ...[C]B0ЭMУN...» Перед нами традиционная молитвенная формула, от имени сохранилась лишь начальная буква. Надпись начерчена привычной к письму рукой. Обращает внимание написание «У» вместо «ОУ» и Ъ на месте этимологического О. Эти особенности датируют надпись XII—XIII вв.

На другой фотографии видна длинная плохо сохранившаяся надпись, в которой удается разобрать лишь: МЦА ФЕВРАРѦ ... [Р] aБУ СВОε ... Вероятно, речь идет о каком-то событии в феврале, уточнить содержание в настоящее время не представляется возможным.
На третьем фрагменте — изображение креста в круге, рядом — шестиконечный крест на Голгофе и надпись. 1СЪ [ХСЪ] NHKa.
Среди этих традиционных для храма надписей выделяются надписи и рисунки на фрагменте штукатурки, склеенном из нескольких частей (рис. 3,1). A. Л. Монгайт отмечал, что на нем изображен орнамент и заглавная буква Г, широко распространенные в рукописных книгах XI—XIII вв. На этом же фрагменте он прочел имя «Игорь» и начало молитвенной надписи «ГН ПО ...» Эти обрывки заслуживают дополнительного внимания. Инициал — буква Г — прочерчен между двумя треугольниками в орнаментальном плетении и состоит из двух жгутов раздельного плетения, завершающихся внизу двумя узелками. Горизонтальный навес буквы заканчивается орнаментальным отростком. Ниже имени «Игорь» повторена та же буква в новом орнаментальном решении, оставшаяся неоконченной. Левее этих букв расположено начало молитвенной надписи, написанное колонкой: ГН ПО..., выше — несколько четких крупных букв: ВаЛѦ (вероятно, «хваля») и неясный рисунок какой-то буквицы¹³. В целом надписи и рисунки на этом фрагменте штукатурки отличает профессиональность исполнения. В их авторе мы должны видеть опытного писца-профессионала, для которого эти рисунки и обрывки надписей — своеобразная «проба пера». Привлекает внимание и имя «Игорь» вне обычного контекста молитвенной формулы или глагола «писал». Это имя известно по источникам лишь как княжеское и к тому же довольно редкое. Согласно летописям, в Рязани было лишь два князя с таким именем. В Никоновской летописи под 1147 г. сообщается, что князем стал Игорь Святославич, по другим источникам — Давыдович. Другой Игорь — Глебович упоминается вместе с братьями Романом и Владимиром в 1182 г.¹⁴ О смерти его в 1194 г. сообщает ряд летописей. В Никоновской летописи это известие дополнено данными о месте захоронения князя: «Положен во граде Рязани в церкви каменой святых мученик Бориса и Глеба»¹⁵. Большинство исследователей признают авторитетность этого сообщения о месте погребения Игоря Глебовича. Однако исследователь рязанского летописания А. Г. Кузьмин предположил, что это сообщение имеет в виду собор Бориса и Глеба в Переяславле Рязанском¹⁶. Эта попытка «перенести» летописный храм Бориса и Глеба в домонгольский Переяславль представляется неудачной, так как ряд аргументов, прежде всего сам «каменный» храм, убедительно доказывают правомерность отнесения летописного свидетельства к Старой Рязани. И надпись-граффити с именем Игоря еще раз подтверждает сообщение Никоновской летописи. Если учесть, что собор был постороен Глебом Ростиславичем (1155—1177 гг.), то в надписи имеется в виду Игорь Глебович. Конечно, неясно, какое событие послужило непосредственной причиной ее появления, но скорее всего именно погребение Игоря в этом храме дало повод книжнику-профессионалу для своеобразной «пробы пера» на церковной стене.
Среди опубликованных материалов привлекает внимание и небольшой фрагмент с остатками надписи и рисунка¹⁷. Рисунок изображает какого-то зверя с разинутой пастью в орнаментальном плетении, выше можно различить:

(рис. 3, 2). Предполагалось, что здесь написано: «гривную половин...». Но здесь легко читается, если допустить утрату четырех букв: «гривну от половника», первая строка неясна. Половник — категория экономически зависимого населения, которая обрабатывала чужую землю с уплатой «половия». Известны были половники монастырские, поповские¹⁸. Таким образом, перед нами остатки какой-то хозяйственной записи, фиксирующей получение денежной суммы в одну гривну в счет «половия». К сожалению, получатель остается неизвестен. Обращает на себя внимание красивый, уверенный почерк и рисунок, представляющий собой элемент распространенного позднее в книжной орнаментике «звериного» стиля. Для датировки надписи данных мало, особенно если учесть, что от нее сохранилась лишь прорись. Но «геометрический» стиль почерка наряду с утратой слабых (гривну, половника) дают основание отнес²⁰ти ее к XII-XIII вв.

Рис. 3. Прориси надписей и рисунков на фрагментах штукатурки из раскопок Борисоглебского храма

1 — фрагмент с надписью «Игорь»; 2 — фрагмент надписи с упоминанием «половника»; 3 — рисунок «пасхальной руки» с календарными расчетами; 4—8 — фрагменты рисунков

Еще одна надпись известна не только по прориси, но и по фотографии, что дает возможность исправить прорись и частично прочесть текст:

Полностью надпись прочесть не удается, можно разобрать отдельные слова: ...передал ... торг, не ходи, ходити по осени. Ключевыми словами для понимания надписи являются: торг, передал, ходити по осени. Вероятно, в этой надписи идет речь о получении торговой десятины. В качестве аналогии можно указать на устав Владимира о передаче церкви наряду с другими доходами «... ис торгу десятую неделю» ¹⁹. Вероятно, в надписи говорится о разделе торговой пошлины между князем и церковью по определенным сезонам («в торг ходити по осени»). Фрагментарность надписи не позволяет более детально выяснить сущность раздела. Датировка надписи также достаточно затруднительна. «Оплывшие» петли, почти четырехугольные петли Ъ свидетельствуют скорее в пользу датировки XIII вв., чем XII в. Таким образом, эта надпись является документальным свидетельством практического применения одной из статей церковного устава Владимира в Рязанской епархии.
Интересные материалы были получены в процессе продолжения раскопок в 1979 г. В районе западного притвора был заложен раскоп-траншея, где были обнаружены несколько десятков фрагментов фресковой штукатурки с остатками рисунков, крестов, молитвенных надписей. Среди них начало обычной записи: ГН ПЪМ... с обычной для XII—XIII вв. заменой этимологического О на Ъ, фрагменты какой-то многофигурной композиции, от которой сохранились лишь мелкие детали: голова зверя, ноги с копытами и т. п. (рис. 3,5—8). Выделяется небольшой обрывок надписи, начерченный византийской скорописью (рис. 1,2). Греческие граффити — достаточно редкое явление даже для кафедральных храмов Киева и Новгорода. Эта надпись — свидетельство не только грамотности, но и известной образованности писавшего. Исключительный интерес представляет небольшой обломок, штукатурки, на котором начерчен рисунок левой человеческой руки (рис. 1,3; 3,3). В основании пальцев буквы: , В, Г, Д, выше — начало следующего ряда — S3. Хотя рисунок сохранился фрагментарно и записи на нем не окончены, определение характера граффити не представляет труда: это рисунок так называемой пасхальной руки, по другим источникам «руки Иоанна Богослова». Так назывались специальные таблицы для определения воскресных дней любого года, что было необходимым условием вычисления дня, на который приходился праздник Пасхи, от которого зависели в свою очередь остальные даты переходящих церковных праздников. Согласно определению первого вселенского собора в 325 г., день пасхи приходился на первое воскресение вслед за весенним полнолунием. Первой задачей являлось определение дня, с которого начинался год, что было необходимо для дальнейших расчетов. В календарном году содержится 52 недели плюс 1 или 2 дня в зависимости от того, является ли год високосным или нет. Поэтому воскресные дни перемещаются из года в год, совершая полный цикл в 28 лет. Этот период называется «кругом солнца». Весеннее полнолуние в зависимости от «лунных месяцев» совершает полный цикл в период, равный 19 годам («лунный круг»). Таким образом, для определения пасхи нужно было вычислить день полнолуния и ближайший воскресный день. Эти расчеты были довольно сложными и для их облегчения использовались специальные таблицы. Все числа календарного года расписывались в определенной последовательности по первым семи (согласно числу дней недели) буквам- цифрам кирилловского алфавита. Таким путем каждая буква связывалась с определенным днем недели, та из них, которая приходилась на воскресенье в данном году, называлась «вруцелетом года»²¹.

В недавнее время С. А. Высоцким была обнаружена начерченная на стене храма Софии в Киеве таблица, датированная исследователем XIII в. Она представляет собой 28 клеток, в которых в определенной последовательности повторяются семь букв — условные обозначения дней недели — седмиц. С. А. Высоцкий определил эту таблицу как специальное пособие для определения дня недели, с какого начинается год²². Для вычисления дня пасхи требовались дополнительные расчеты.
Теперь вернемся к рисунку из Старой Рязани: в нижней строке легко читаются буквы аВГД, во второй SЗ, Т. е. налицо полное совпадение с киевской таблицей первых шести букв. Рисунок остался неоконченным, вероятно, потому, что автор его слишком близко начал писать второй ряд к первому и буквы слились. Заметив эту ошибку, писец оставил рисунок незавершенным. Но это не мешает нам восстановить его полностью: совпадение первых рядов «седмиц» предполагает совпадение и в остальных рядах. Различие между двумя рисунками состоит в том, что в киевском основу составляет расчерченная сетка, в рязанском — изображение левой руки. Ближайшую аналогию рисунку из Борисоглебской церкви представляет изображение в служебнике первой половины XIV в., предположительно также происходящем из Старой Рязани²³. На л. 394 наряду с другими календарными расчетами и записями помещено изображение двух рук: левой и правой. На левой руке в полном соответствии с рисунком из Рязани и таблицей из Киева помещены ряды букв — седмиц. На правой — обозначение дней весенних полнолуний. Считается, что метод расчета пасхи с применением «вруцелета» сложился не ранее XIV—XV вв. В известном трактате Кирика Новгородца сообщается, что для определения дня пасхи очень важны понятия круга солнца и круга луны, приводятся результаты этих расчетов на 1136 г., но конкретно об их методике ничего не сообщается. Поэтому предполагают, что в домонгольское время существовала несколько иная система расчетов, подобная календарным таблицам в Норовской псалтыри, датированным XIV—XV вв.²⁴ В их состав в развернутом виде входит таблица типа Киевской и Рязанской.
Очень важна датировка рисунка из Старой Рязани. Комплекс всего эпиграфического материала не выходит за пределы XII—XIII вв., поэтому, хотя сам фрагмент материала для палеографической датировки содержит мало, вероятно, его дата не выходит за эти хронологические пределы. Важна для датировки и стратиграфия. Как предполагают исследователи, храм был разрушен во время взятия Рязани Батыем в 1237 г. Следовательно, и этот рисунок «пасхальной» руки не может быть датирован позднее первых десятилетий XIII в. Тем самым он доказывает, что система пасхальных расчетов, известная по более поздним источникам, использовалась уже в домонгольское время. Следует также подчеркнуть, что не только в таких общепризнанных культурных центрах, как Киев и Новгород, но и в столицах удельных княжеств, таких, как Старая Рязань, проводились достаточно сложные календарно-астрономическпе расчеты, доказательством чего и служит найденный на штукатурке рисунок, начерченный, вероятно, для тренировки в процессе обучения.

Это ставит вопрос о предназначении, характере самого храма Бориса и Глеба. Как уже говорилось, Г. К. Вагнер считает его вслед за A. Л. Монгайтом княжеским, допуская, что после выделения Рязанской епархии он мог стать одновременно и кафедральным, подобно черниговскому Спасскому собору. Наличие профессионально выполненной надписи с упоминанием Игоря (Глебовича?) подтверждает связь храма с княжеской семьей, и летописное свидетельство 1196 г. о месте погребения этого князя становится еще более достоверным. Вне сомнений, какое-то время этот храм выполнял роль главного княжеского патронального храма. Когда строился этот храм (по предположению исследователей, Глебом Ростиславнчем) Рязанская епархия еще входила в состав Черниговской. Время выделения Рязанской епархии известно лишь по сообщению, сохранившемуся в трудах В. Н. Татищева,— 1198 г., но оно хорошо увязывается с данными летописей²⁵. Логичным выглядит предположение, что Борисоглебская церковь становится после этого кафедральным храмом Рязанской (тоже Борисоглебской) епархии.
Характер эпиграфического материала: книжные орнаменты, греческая скоропись, фрагменты хозяйственных записей, в которых оговаривается время получения торговой пошлины, и особенно учебная таблица по расчету пасхалий выделяет Борисоглебский храм из обычных церковных построек. Скорее всего — это кафедральный собор, место резиденции епископа, где велась документация по сбору десятины, где обучали письму и переписывались рукописи, украшенные орнаментами и инициалами, где были образованные книжники, знавшие греческий язык, и где, наконец, велось обучение не только письму, но и сложным календарным расчетам. Если грамотеи, записывающие события из жизни княжеской семьи и знающие греческий язык, могли быть и при княжеской церкви, то церковные хозяйственные записи и пасхальные расчеты скорее всего указывают на то, что храм стал кафедральным. Возможно, как и предполагает Г. К. Вагнер, он продолжал оставаться одновременно и княжеским. Но не исключено, что строительство третьего каменного храма — Спасского, которое относится исследователями к концу XII в., было вызвано необходимостью иметь специальную княжескую церковь после передачи Борисоглебской епархии.

После разорения ордами Батыя Старая Рязань постепенно утрачивает свое значение и уступает место стольного города соседнему Переяславлю. Начинается постепенное восстановление городов и поселений. Не прерывается и письменная традиция, о чем свидетельствует переписка в 1294 г. для Рязанской епархии свода законов — Рязанской кормчей. Другая рукопись — Рязанский служебник первой половины XV в. демонстрирует ту же систему календарных расчетов, что существовала ранее. Но, вероятно, грамотность и образованность уже не могли достичь такого уровня, какой демонстрирует домонгольская Старая Рязань. Среди грамотных людей того времени были княжеские люди и ремесленники, женщины, высокообразованные книжники из кафедрального собора и, вероятно, рядовые прихожане. Несмотря на окраинное положение, Старая Рязань по уровню распространения грамотности и образованности не уступала другим столицам удельных княжеств, а в некоторых отношениях, насколько можно судить по дошедшему до нас материалу, их превосходила. Уместно будет напомнить слова Б. А. Рыбакова, характеризующие культуру русских княжеств эпохи феодальной раздробленности: «Вычленение феодальных княжеств в первой трети XII в. не только не приостановило развитие культуры, но и содействовало ее дальнейшему расцвету. Все важнейшие, наиболее совершенные памятники искусства и литературы созданы в эпоху феодальной раздробленности, когда ее отрицательные черты еще не проявили себя в полной силе»²⁶.

¹Монгайт А. Л. Старая Рязань//МИА. 1955. № 49. С. 179, рнс. 24, 25, 38; С. 180, рис. 139, 2, 8, 16, 17.
²Порфиридов Н. Заметки о двух археологических памятниках Новгородского музея. Ч. 2. Надписанные пряслица из Рюрикова городища//Материалы и исследования Новгородского исторического музея. Новгород, 1930. Вып. 1. С. 35.
³Рыбаков Б. А. Овручские пряслица//Докл. и сообщ. Ист. фак. МГУ. 1946. Вып. 4. С. 21-31.
⁴Алексеев Л. В. Полоцкая земля в IX-XIII вв. М., 1966. С. 233.
⁵Медынцева А. А. Надписи на пряслицах и грамотность женщин па Руси// «Слово о полку Игореве» и его время. М., 1985.
⁶Монгайт А. Л. Археологические исследования Старой Рязани в 1948 г. // Изв. АН СССР. Серия истории и философии. 1949. Т. 4, № 5. с. 461.
⁷Щепкин В. Н. Русская палеография. М., 1967. С. 114—115.
⁸Монгайт А. Л. Раскопки в Старой Рязани//КСИИМК. 1951. Вып. 38. С. 18-20. рис. 9, 2.
⁹Монгайт А. Л. Старая Рязань. С. 76—86; Даркевич В. П. Исследования Старорязанской экспедиции // АО 1979. М., 1980. С. 53.
¹⁰См.: Раппопорт П. А. Русская архитектура X-XIII вв.//САИ. 1982. Вып. Е1-47. С. 49-50.
¹¹Вагнер Г. К. Архитектурные фрагменты Старой Рязани//Архитектурное наследство М., 1963. № 15. С. 19-23.
¹²Монгайт А. Л. Старая Рязань. С. 187, рис. 146, 147, 190.
¹³ПСРЛ. Т. 9. Комментарии см.: Монгайт А. Л. Рязанская земля. М., 1961. С. 172,342.
¹⁴ПСРЛ. Т. 10. С. 18.
¹⁵ПСРЛ. Т. 18. С. 36.
¹⁶Кузьмин А. Г. Рязанское летописание. М., 1965. С. 122-123.
¹⁷Монгайт А. Л. Старая Рязань. Рис. 147.
¹⁸Кочин Е. Материалы для терминологического словаря древней России. М.; Л., 1937. С. 254-255.
¹⁹Там же.
²⁰Даркевич В. П. Исследования Старорязанской экспедиции // АО 1979. М., 1980. С. 53. Пользуюсь случаем выразить благодарность В. П. Даркевичу, предоставившему материал для публикации.
²¹Каменцева Е. И. Хронология. М., 1967. С. 98—102; Климишин И. «Держу в руце лето...»//Наука и жизнь. 1985. № 2. С. 116.
²²Высоцкий С. А. Средневековые надписи Софии Киевской. Киев, 1976. С. 202-205.
²³Вздорное Г. И. Искусство книги в древней Руси. М., 1980. № 14.
²⁴Симонов Р. А. Кирик-новгородец. М., 1980. С. 76-78; Он же. Календарно-астрономические таблицы Норовской псалтыри // Язык и письменность среднеболгарского периода. М., 1982.
²⁵Кузьмин А. Г. Рязанское летописание. С. 127.
²⁶Рыбаков Б. А. Киевская Русь и русские княжества XII-XIII вв. М., 1982. С. 589.

<<Назад Вперёд>>

Просмотров: 10103

загрузка...

Другие книги по данной тематике