Эта книга находится в разделах

Список книг по данной тематике

Реклама

Б. Т. Рубцов.   Гуситские войны (Великая крестьянская война XV века в Чехии)

Глава VIII. Табориты за пределами Чехии. Разгром пятого крестового похода. Прокоп Великий. Переход чашников в лагерь реакции (1427—1433 годы)

Победы, одержанные народом в ходе Великой Крестьянской войны, были велики, но феодально-католическая реакция продолжала вынашивать планы удушения Чехии и расправы с восставшими. В самой Чехии оставались такие враги гуситов, как Пльзеньский ландфрид, моравские паны и, наконец, некоронованный южночешский король Рожмберк. Кроме того, было немало скрытых внутренних врагов, прикрывавших свою измену внешним признанием чаши, на которых и делали ставку император, папа и германские князья. Со своей стороны католические попы и паны-чашники, а также верхушечные слои бюргерства Праги и частично других городов открыто или тайно ориентировались на враждебное Чехии международное окружение. Главной задачей восставшего народа было в этот момент не допустить соединения внешних и внутренних врагов. Таборитское руководство в лице Прокопа, возглавившего в этот период, если не [237] формально, то по существу, борьбу всех прогрессивных сил страны, избрало для решения этой задачи путь, который подсказывался ему наличием боеспособной, манёвренной, закалённой в многолетних боях и овеянной славой многих побед народной армии.

Зимой 1427/28 года военные действия чехов приобрели новый характер. До этого времени гуситы вели главным образом оборонительные войны, отражая или предупреждая очередные нападения феодальной реакции. Зимой 1427/28 года табориты и «сироты» попытались перенести главные военные действия за пределы Чехии, чтобы предупредить дальнейшие вторжения врагов, обезопасить границы родины и отыскать себе во вражеском тылу союзников. Зарубежные походы гуситов должны были способствовать опровержению злобной и грязной клеветы врагов об учении и жизни таборитов, распространению идей Великой Чешской Крестьянской войны среди трудящихся масс соседних стран.

После взятия Колина, в конце декабря 1427 года войска таборитов во главе с Прокопом, отряды «сирот» во главе со священником Прокупеком и присоединившиеся к ним пражане-чашники во главе с Яном Товачев-ским двинулись к Венгерскому Броду, взяли его, а затем вступили в пределы западной Словакии, которая входила тогда в состав Венгерского королевства.1) Войска гуситов двинулись по направлению к Братиславе (тогда называвшейся Прессбургом) и везде встречали сочувствие и поддержку крестьян. Во многих местах крестьяне приходили на помощь гуситам целыми отрядами. Известны случаи, когда даже мелкие шляхтичи организовывали вооружённые выступления, нападая на церковников. Когда воины Прокопа Великого приблизились к Братиславе, в городе было обнаружено властями много сочувствующих чехам, особенно среди рыбаков и городской бедноты. Эти слои населения видели в чехах братьев-освободителей. Хорошо укреплённую Братиславу взять не удалось. Табориты сожгли предместье города и двинулись к Трнаве, отсюда вдоль берега Вага прошли на север — к Новому Месту и возвратились в Моравию.

В начале весны 1428 года гуситы перешли границу Силезии. Здесь они без боя заняли целый ряд городов на [238] левом берегу Одры. 18 марта на берегу Нисы гуситы разгромили войска силезских феодалов во главе с вроцлавским епископом. После этого многие князья оказались вынужденными заключить договоры с гуситами, но епископ Конрад продолжал сопротивляться. Показательно, что чешские паны Пута из Частоловице и Ян из Опочны пришли на помощь епископу. С другой стороны, несмотря на террор феодалов, силезские крестьяне не только польского, но и немецкого происхождения большими группами стекались в лагерь гуситов, так что, по словам современника, войска их «очень усилились за счёт крестьян». Немецким и онемечивавшимся силезским феодалам не помогла бешеная проповедь католических попов, которые клеветали на чехов, утверждая, будто «еретики» убивают и уничтожают всех немцев. В действительности во время продвижения по Силезии гуситы соблюдали строгий порядок. Лазутчики доносили гроссмейстеру Тевтонского ордена, что ненавистные «еретики» «разрушают и опустошают только церкви, дома духовенства, усадьбы дворян и кабаки». В этом сказалась не только высокая дисциплина, но и довольно развитое классовое сознание крестьянских армий гуситов.

1 мая табориты и «сироты» подошли к Вроцлаву. Они сожгли укрепления на подступах к крепости и вслед за тем в полном порядке двинулись в обратный путь, ведя за собой большое количество скота, везя захваченную добычу и трофеи. При возвращении на родину число воинов не только не оказалось уменьшившимся, но, напротив, заметно возросло за счёт силезских крестьян, вступивших на путь антифеодальной борьбы по примеру восставших чешских крестьян. Среди них было немало немцев. В Силезии к гуситам присоединился и князь Фёдор Острожский, родом из русских земель, захваченных польскими и литовскими панами. В отрядах Фёдора было много его соотечественников. Эти отряды действовали на стороне восставших чехов ещё во время битвы при Усти в 1426 году, но затем отошли в Силезию. Совместно с чехами сражался и отряд поляков под командой польского шляхтича Добека Пухала. Так в жестоких и кровопролитных боях создавались славные традиции совместной борьбы чехов, поляков, русских, украинцев, белорусов и немцев против феодального гнёта. Так братская солидарность [239] трудящихся ломала границы феодальных княжеств.

По окончании силезского похода гуситские войска направились на юг, в Австрию, где прошли к берегам Дуная, опустошая владения феодалов и разрушая монастыри. Другой отряд двинулся от Тахова в Баварию и занял там ряд населённых пунктов. В середине июля победоносные войска гуситов с триумфом вступили в Прагу.

Походы 1428 года показали, каким горячим сочувствием пользовались гуситские отряды далеко за пределами Чехии. Везде по пути следования войск Прокопа Великого местные крестьяне оказывали им помощь, вливались в их ряды. Немецкие и австрийские крестьяне, не говоря уже о словацких и польских, видели в таборитах защитников своих интересов. Табориты, сжигая монастыри и владения светских феодалов, брали под защиту крестьян, не допускали по отношению к ним насилий или самовольных захватов имущества.

Во второй половине 1428 года военные действия развивались главным образом внутри страны. Основное значение имела осада Бехине — города, который принадлежал пану Йиндржиху из Лозан. Бехине стал в это время оплотом реакционных панов, получавших из-за границы деньги и другую поддержку. Взятие Бехине войсками Прокопа Великого (октябрь 1428 года) нанесло чувствительный удар панам. Напуганный успехом таборитов, их старый враг Ольдржих из Рожмберка поспешил заключить с ними перемирие. В восточной Чехии «сироты» во главе с Прокупеком осадили замок Лихтенбурк. Затем они перенесли военные действия в пограничные районы Силезии, где одержали над немецкими феодалами крупную победу у Градца. Одновременно табориты во главе с Прокопом совершили очередной поход в Австрию.

В результате военных действий 1427—1428 годов международное положение таборитов настолько укрепилось, что император Сигизмунд решился, наконец, начать переговоры. Не надеясь после стольких поражений на силу оружия, император рассчитывал использовать раскол среди гуситов. Но Прокоп, который вёл все дипломатические дела, разгадал этот вероломный план. Учитывая, однако, стремление народных масс Чехии к миру, он не отказался от переговоров с опасным и лицемерным врагом.[240]

В январе 1429 года на сейме в Ческом Броде было назначено посольство для ведения переговоров с императором. В этом посольстве были представлены все направления гуситов. Возглавлял его Прокоп Великий. Сигизмунд оттягивал переговоры, и они начались только в апреле. Табориты отлично знали, с кем им придётся иметь дело. Поэтому к Братиславе, где должна была состояться встреча, Прокоп и другие вожди гуситов явились в сопровождении большой армии, а в самый город въехали, лишь получив предварительно надёжных заложников от императора.

Во время переговоров гуситские представители держали себя независимо и свободно. Выступавший от имени всей делегации посланец Праги магистр Пётр Пэйн заявил о несокрушимой вере восставших в правоту своего дела и напомнил Сигизмунду, что его многочисленные и хорошо вооружённые войска неоднократно терпели позорные поражения от значительно меньшего числа плохо вооружённых крестьян. Представители гуситов требовали подробно обсудить четыре пражские статьи, причём настаивали на возможно более широкой гласности прений.

Сигизмунд не смел отказаться от переговоров, но всячески подчёркивал, что простому народу не к чему знать об их ходе и что обсуждение спорных вопросов следует вести в узком кругу учёных-богословов. Гуситы ответили отказом. Тогда Сигизмунд пустился на хитрость: он предложил гуситам немедленно заключить мир со всеми соседями, рассчитывая этим добиться роспуска полевых войск, ослабить чехов и разжечь через своих сторонников междоусобную борьбу в стране.

Прокоп Великий хорошо понимал намерения и расчёты врага и предложил императору прежде всего заключить самому мир с гуситами; а чтобы доказать, что он искренне желает примирения, император должен передать гуситам некоторые замки, где всё ещё держались его сторонники. Угрозы разъярённого Сигизмунда не возымели никакого действия. Посланцы чешского народа ответили, что они готовы до конца отстаивать свободу и независимость родины. Вряд ли могло успокоить императора и условное согласие послов признать его законным чешским королём, так как для этого от него потребовали прежде всего признания четырёх пражских статей.[241]

В это время становилось очевидным, что очередная попытка организовать новую интервенцию находится под угрозой провала. Деньги на крестовый поход поступали очень туго, а князья под различными предлогами не давали военную помощь. Надежд на иностранную поддержку тоже не было, потому что единственным вооружённым отрядом, который двинулся с запада, был пятитысячный отряд англичан, навербованный уже упоминавшимся папским легатом Генрихом Винчестерским. Однако дела самих англичан, ведших уже много лет захватническую войну во Франции, потребовали отозвания этих войск.2) Ввиду того, что не удалось собрать сколько-нибудь значительных сил для вооружённого вторжения в Чехию, Сигизмунд решил продолжать переговоры.

В течение всего этого времени гуситы вели активные военные действия в Австрии и в Баварии. В мае 1429 года в Праге происходили заседания сейма, на котором решались вопросы об участии чехов в намечавшемся новом общеевропейском церковном соборе и об условиях перемирия их с империей. Гуситы согласились участвовать в таком соборе, где будет представлено не только католическое, но и русское, греческое и армянское духовенство.

На сейме Прокоп Великий выступил как защитник прав чешского народа. Он требовал, чтобы из числа участников перемирия были исключены все активные враги гуситов, и настаивал, чтобы Сигизмунд передал управление Моравией, находившейся во власти Альбрехта Австрийского, лицу чешского или вообще славянского происхождения. Особенно показательно, что таборитский вождь призывал не увеличивать тяготы крестьян и отстаивал полную свободу проповеди для народа.

Возобновившиеся переговоры с Сигизмундом не привели к каким-либо серьёзным результатам. Император хитрил, затягивал обсуждение спорных вопросов и уклонялся от всяких ответственных решений. Нетрудно было разгадать смысл этой тактики, и переговоры в июле были прекращены.[242]

Между тем резко обострились противоречия в Праге. Народные массы, материальное положение которых неуклонно ухудшалось в связи с затянувшейся войной, были недовольны произволом богачей, бесконтрольно правивших городом. Разбогатевшие бюргеры Старого города стремились всячески нажиться за счёт городских масс и установить свою торговую монополию, в том числе и на все предметы первой необходимости. Конфликт принял религиозную форму, что было естественно в условиях того времени. Посыпались взаимные обвинения в отступничестве от «истинной» веры. Во главе трудовых масс Нового города стоял один из сподвижников Желивского — Якуб Влк. В защиту интересов богатого бюргерства выступил магистр Ян Рокицана.

Когда в городе начались открытые вооружённые столкновения, на помощь плебсу Нового города прибыли «сироты» во главе со своим предводителем Велеком Кудельником, который сам был ремесленником и хорошо знал нужды и положение пражского люда. Теперь перепуганные бюргеры Старого города согласились передать разрешение разногласий на рассмотрение Прокопа Великого, выбранного третейским судьёй. Прокопу удалось временно смягчить наиболее острые противоречия, так что через месяц он уже мог выступить во главе всех гуситских сил против общего врага.

Первые операции, носившие подготовительный характер, развернулись в Силезии и в Лужицах. Во главе таборитов находился Прокоп, а «сиротами» предводительствовали Прокупек, Велек Кудельник и Пешек с характерным прозвищем Огородник. Военные действия протекали успешно. Был захвачен ряд городов, принадлежавших онемечившимся силезским феодалам. Войска гуситов дошли до границы Бранденбургской марки и в ноябре с победой и большой добычей вернулись на родину.

Теперь табориты и «сироты» стали готовиться к ещё более грандиозному выступлению против враждебных немецких князей. Сознавая, очевидно, что народные массы Германии, задавленные непосильным феодальным гнётом, видят в его войсках освободителей, Прокоп отправил в районы намечавшегося наступления большое количество бедняков-ремесленников, которые должны были подготовить народные массы к приближению гуситов. В декабре 1429 года начался небывалый по своему [243] размаху поход. Под знаменем Прокопа Великого находились кроме таборитов и «сирот» также ополчения пражан и часть шляхты, примыкавшая к чашникам.

Многотысячная армия гуситов двинулась в Саксонию. Она подошла к Пирне и Дрездену, уничтожая на своём пути замки феодалов, сжигая католические монастыри. Если в начале похода многие в Германии верили россказням попов и феодалов о жестокости и жадности чехов, то по мере продвижения таборитов и «сирот» вглубь страны немецкие крестьяне и плебеи могли воочию убедиться в лживости этих клеветнических слухов. Городской плебс и крестьяне Тюрингии и Саксонии оказывали большую помощь наступавшим гуситам. Они указывали им колодцы, кратчайшие дороги, сообщали сведения о численности и передвижениях противника и т. д.

Немецкие феодалы со своей стороны постарались собрать большие силы, чтобы уничтожить, наконец, ненавистные крестьянско-плебейские армии. Появление гуситов у стен замков и возраставшее сочувствие местного населения увеличивали их страх и злобу. Курфюрст Саксонский, маркграф Бранденбургский, герцог Брауншвейгский, ландграф Тюрингский, архиепископ Магдебургский и другие крупнейшие духовные и светские феодалы сосредоточили в районе Гриммы и Лейпцига весьма значительные по тем временам войска.

Узнав через своих сторонников из немецких крестьян об этих грозных приготовлениях, Прокоп двинулся на врага, чтобы предупредить его нападение. По пути таборитам и их союзникам в тяжёлых зимних условиях пришлось форсировать реку Мульду. Хотя во время переправы гуситы были легко уязвимы, страх перед ними и их легендарным вождём не позволил немецким феодалам использовать благоприятный момент. Более того, когда стало известно, что Прокоп Великий во главе своих отрядов приближается, многочисленное рыцарское воинство обратилось в беспорядочное бегство (январь 1430 года). Преследуя бегущего врага, гуситы подошли к стенам Лейпцига. Отсюда они направились на юго-запад.

Гуситы двигались широким фронтом, разделив свои войска на пять отрядов. Сама возможность двигаться одновременно пятью колоннами, поддерживая необходимую связь между ними и координируя свои действия, говорит о том, что организация гуситского войска была [244] намного выше, чем организация феодальных армий. По пути войска Прокопа заняли Альтенбург, Геру, Плауэн, Гоф и ряд других городов.


Бой гуситов с крестоносцами
(гравюра XVI века)

Среди немецкого народа надолго сохранилась память о походе 1430 года. В этой связи следует упомянуть так называемую наумбургскую легенду. Когда войска таборитов приближались к городу Наумбургу, гласит это сказание, напуганные городские власти отправили к Прокопу, о кровожадности которого католические попы распространяли злобные басни, депутацию из женщин, девушек и детей. Депутация женщин в белых одеждах и детей с цветами в руках, во главе которой стояла девушка по имени Анита, свободно прошла через ряды осаждавших до самой палатки сурового полководца. Прокоп обласкал детей и обещал, что его войска не тронут город. Вскоре армия гуситов двинулась в поход, оставив Наумбург, жители которого отделались одним испугом.

Ещё в начале XIX века наумбуржцы ежегодно отмечали дату этого события, направляя девушек и детей из города к тому месту, где, по преданию, их предки были встречены славным вождём Табора, покровителем женщин и детей. [245]

Если наумбургская легенда, сложившаяся значительно позже, отразила лишь смутные воспоминания о поведении таборитов и «сирот» во время похода в Саксонию и Тюрингию, то современные событиям документы говорят о прямых выступлениях народных масс Германии против феодалов в эти годы. Само собой разумеется, что почва для этих выступлений была подготовлена местными условиями, но появление на территории германских княжеств крестьянских армий Табора явилось крупнейшим и важнейшим революционизирующим фактором, ускорявшим народные выступления и помогавшим трудящимся найти организационные формы и выработать собственную идеологию для борьбы за свои классовые интересы.

Особенно показательны в этом отношении события, развернувшиеся в Бамберге, к которому гуситы подошли уже в первых числах февраля 1430 года, взяв по пути Байрейт, Мюнхенберг и Кульмбах. При приближении гуситов большинство богатых бюргеров и католических попов поспешно бежало из города. Городские бедняки, на помощь которым подошёл отряд восставших крестьян численностью до 300 человек, стали хозяевами города. Беднота начала забирать брошенное богачами имущество и занимать их дома. По свидетельству летописца, бедняки «ели и пили вволю и чувствовали себя хорошо». Пример Бамберга показывал, что уже одна весть о приближении чешских крестьянских армий революционизировала массы, наполняя их верой в возможность успешной борьбы за улучшение своего положения.

Опасаясь дальнейшего распространения гуситского влияния на трудящиеся массы немецкого народа и не имея в своём распоряжении готовых вооружённых сил для борьбы с гуситами, германские князья, обескураженные многими поражениями и недавним бегством из-под Лейпцига, решились начать переговоры. В это время гуситские войска контролировали очень большую часть территории Саксонии, Тюрингии и Баварии. Передовые отряды их подходили уже к Нюрнбергу, крупнейшему городу тогдашней Германии. Среди патрициев и богатых бюргеров поднялась паника, особенно когда гуситы заняли соседний городок Графенберг.

В такой обстановке феодалы вынуждены были прекратить сопротивление и вступить в переговоры с гуситами. 12 февраля 1430 года курфюрст Бранденбургский [246] от имени всех германских князей заключил с Прокопом Великим перемирие в Бегеймштейне до 25 июля. Гуситы получили по условиям соглашения громадную контрибуцию. Фридрих Бранденбургский обещал дать 9 тысяч флоринов, баварский герцог Иоганн — 8 тысяч и нюрнбергские патриции—12 тысяч флоринов. Ещё раньше бамбергский епископ и богатые бюргеры Форхгейма согласились уплатить 12 тысяч гульденов. Значительная часть этих сумм была вручена гуситским гетманам на месте, остальное должно было быть доставлено в Чехию до окончания срока перемирия.

Но гораздо важнее золота была моральная победа гуситов. Немецкие князья и городские патриции согласились созвать в Нюрнберге совещание католических и гуситских богословов. Католики заранее согласились признать те религиозные особенности учения гуситов, правильность которых будет подтверждена авторитетом «священного писания». Это был большой успех гуситов. Никогда в прошлом католическая церковь не соглашалась вести переговоры с «еретиками» как с равными, никогда авторитет библии не ставился ею выше воли папы и учений католических теологов. Существенной уступкой со стороны феодальной реакции было и то, что чешским послам заранее было разрешено явиться на предстоявшее совещание с вооружённой охраной.

После Бегеймштейнского перемирия табориты и «сироты» двинулись в обратный путь. Они везли огромные трофеи. Обоз их составлял более трёх тысяч возов, многие из которых были запряжены шестью, восемью и даже четырнадцатью лошадьми. По пути Прокоп получил ещё выкуп с Хеба. Армия гуситов в этом славном походе не только не уменьшилась, но даже увеличилась, обрастая на пути следования по германским землям отрядами восставших немецких крестьян и городской бедноты. 21 февраля 1430 года отряды Прокопа Великого вступили в Прагу.

Победоносный поход гуситов 1429—1430 годов был событием большого международного значения. Разгром феодальных владений, уже неоднократно служивших базой для агрессивных походов против чешского народа, явился сильным ударом по общеевропейской реакции. Огромная добыча и, в частности, значительная денежная контрибуция, взятая золотой монетой, укрепляла [247] обороноспособность чешских армий и являлась живым доказательством их силы. Вырванное у врага согласие на обсуждение вероисповедных вопросов было серьёзной уступкой католической церкви, подрывавшей папский авторитет.

Внимание всей Европы более чем когда-либо было приковано к героической стране. Во Франции, в Англии, в Италии, даже в далёкой Испании распространялись известия о чехах, отважно поднявших оружие против папы и прелатов, против императора, многочисленных германских князей и собственных феодалов. В массах трудящихся разных стран феодальной Европы находили отклик манифесты таборитов.

Славный поход чешских крестьянских армий на территории Германии показал, что борьба крестьян и городской бедноты Чехии против эксплуатации, в защиту родной страны была тесно связана с борьбой трудящихся масс Германии против католической иерархии и феодального гнёта. Этот поход показал, где и среди кого могли восставшие чехи найти друзей и союзников.

Бегеймштейнское соглашение не привело к прочному миру. Папа Мартин V запретил католическим прелатам и богословам вступать в споры с «еретиками». Он упорно стремился во что бы то ни стало потопить Чехию в потоках крови. С этой целью он завязал новые переговоры со злейшим врагом славянских народов — Тевтонским орденом, одновременно пытаясь убедить польского короля начать войну против чехов. Римская курия чувствовала необходимость подавить любой ценой опасную «ересь», потому что и в Германии, и в Италии, и в других странах борьба гуситов вызывала сочувствие всех простых людей, а распространение гуситских идей угрожало папской власти.

Германских феодалов не надо было долго уговаривать, чтобы заставить их нарушить принятые на себя обязательства; но победы гуситов были для них хорошим уроком. Поэтому на папские призывы начать военные действия князья отвечали уклончиво. Тем не менее папе в конце концов удалось сорвать сначала намечавшееся в Нюрнберге обсуждение спорных религиозных вопросов, а затем и самое перемирие. Военные действия возобновились с новой силой уже весной 1430 года.

В рядах гуситов сражались теперь их союзники — упоминавшийся отряд поляков, которым командовал [248] шляхтич Добек Пухала, вспомогательные соединения силезских князей, а также отряд русского князя Фёдора Острожского. Одним из полководцев гуситов в этом походе был Сигизмунд Корибутович, перешедший к этому времени на сторону таборитов.

Таборитские войска под командой Прокопа Великого снова проникли в Силезию и заняли ряд крупных городов. Особенно большое значение имело взятие Бжега и Немчи (называвшихся тогда Бриг и Нимч), где были поставлены чешские гарнизоны. Эти города являлись воротами в Силезию и надёжно прикрывали подступы к северным границам Чехии. Один из занятых чехами городов — Гливице был отдан в управление Сигизмунду Корибутовичу. 16 мая Прокоп был уже в Чехии и начал деятельную подготовку к новому походу.

Одновременно другая чешская армия, состоявшая из «сирот» под командованием Велека Кудельника и Прокупека, вступила в Моравию и, пройдя через неё, перенесла военные действия в пределы Австрии и Венгерского королевства. Уже на австрийско-моравской границе «сиротам» пришлось выдержать жестокий бой с армиями Сигизмунда и Альбрехта. Но ещё более ожесточённые сражения развернулись на территории Словакии, где император сосредоточил свои отборные силы и сам возглавил их. Несмотря на численное превосходство врага, положение чехов облегчалось тем, что на их стороне были сочувствие и постоянная поддержка словацкого населения.

В окрестностях Трнавы произошла кровопролитная битва. Несмотря на значительный перевес врага, «сироты» одержали победу. В начале сражения им пришлось очень тяжело, так как войска Сигизмунда прорвали их возовое укрепление. Но благодаря своей стойкости, смелости и дисциплине «сироты» сумели вырвать инициативу из рук врага и разгромили его. Радость победы омрачалась большими потерями. Погиб и выдающийся полководец «сирот» Велек Кудельник. Вскоре после сражения у Трнавы чехи вернулись на родину.

К этому времени вновь назрела необходимость обуздать и внутренних врагов. Католические паны, подталкиваемые папой, снова начали активные выступления. Ввиду этого табориты оказались вынужденными приступить к военным действиям против коалиции враждебных [249] панов. В течение лета 1430 года были разбиты паны Бедржих и Гануш из Коловрата и западночешские феодалы из Пльзеньского ландфрида, старые враги восставшего народа. Ландфрид фактически капитулировал перед Прокопом.

Примерно в эти же летние месяцы 1430 года шли и военные действия против моравских панов. Войска таборитов прошли к Брно, а затем осадили сильную крепость Штернберг в Северной Моравии и 15 августа овладели ею, установив тем самым свою власть в этом важном районе.

Вслед за этим табориты снова направились в Силезию, где Прокоп Великий пришёл на выручку осаждённому немцами чешскому гарнизону города Немчи. Вскоре им были взяты город и замок Отмухов, принадлежавшие епископу Вроцлавскому. В Силезии табориты не только укрепили существовавшие у них тесные связи с крестьянами, но и стремились установить контакт с бюргерством. Сохранились обращения таборитов к силезским горожанам, призывавшие их к прекращению войн и установлению прочного союза с Чехией.

В начале 1431 года собрался чешский сейм в Кутной Горе. Здесь было избрано 12 земских владаржей, обладавших всей полнотой власти в стране. Другим важным вопросом, обсуждавшимся на сейме, были переговоры с польским королём, начатые по инициативе последнего несколько раньше.

Ещё в 1430 году папа Мартин V, потеряв надежду подавить восстание чехов с помощью Сигизмунда, стал оказывать нажим на Владислава Ягайло, стремясь превратить его в главную ударную силу европейской реакции. Одновременно папа вёл переговоры с Тевтонским орденом, жестоким и старым врагом Польши. Это возбуждало естественное недоверие польского короля, положение которого в период 20–30-х годов было чрезвычайно сложным. К этому времени старые противоречия между польским королём и его родственником — великим князем литовским Витовтом очень обострились. Император Сигизмунд воспользовался этим и обещал Витовту сделать его королём. Реальное значение этого факта состояло в том, что в случае принятия Витовтом королевского титула Литва окончательно отделялась от Польши. Это ущемляло интересы польских панов, которые рассчитывали [250] прибрать к рукам богатые украинские и белорусские земли, захваченные прежде литовскими феодалами. Поддерживая Витовта, император Сигизмунд стремился ослабить Польшу перед лицом своего союзника — Тевтонского ордена. Это было одной из главных причин, в силу которых Ягайло воздерживался до того времени от вооружённого вмешательства в чешские дела.

Осенью 1430 года Витовт был уже недалёк от своей цели. После сложной и длительной дипломатической борьбы Ягайло был готов признать Витовта королём. Но Витовт умер, не дождавшись короны. Однако борьба между польскими и литовскими феодалами не прекратилась, а приобрела ещё более острую форму. Наследник Витовта Свидригайло готовился в 1430—1431 годах к вооружённой борьбе против Польши; он не остановился даже перед тем, чтобы вступить в переговоры с орденом.

В такой обстановке польский король не обнаружил особого желания выполнить панские требования и, напротив, завязал новые переговоры с гуситами. Международный авторитет Чехии после отражения ряда крестовых походов вырос до такой степени, что гуситы в качестве арбитров принимали участие в польско-литовских делах.

В марте 1431 года в Кракове начались регулярные переговоры Владислава Ягайло с чехами. Гуситы были представлены Прокопом, паном Вилемом Косткой из Поступиц, Петром Пэйном и Бедржихом из Страшиц. Характерно, что обсуждение спорных вопросов велось на чешском языке, а не на латыни. Представители гуситов предлагали положить в основу обсуждения четыре пражские статьи, обещая после этого заключить мир и вступить в сношения с открывавшимся Базельским собором, от которого ожидали серьёзных церковных преобразований католической церкви. Владислав затягивал переговоры, требуя безусловного подчинения чехов будущим решениям собора. Краковский епископ Збигнев Олесницкий прилагал все усилия к тому, чтобы вообще сорвать переговоры: он даже запретил в Кракове богослужение на всё время пребывания там «еретического» посольства. Посольство в свою очередь отказывалось заранее капитулировать перед любым решением Базельского собора. Чешские уполномоченные соглашались вступить в Базеле в переговоры как равноправная сторона, не принимая на [251] себя никаких предварительных обязательств. Несмотря на то, что среди поляков было много сторонников союза с чехами, переговоры были в конце концов сорваны крупнейшими польскими магнатами и верхушкой католического духовенства.

Находясь в Кракове, Прокоп Великий развил кипучую дипломатическую деятельность. Он стремился завязать при посредстве Сигизмунда Корибутовича сношения с литовским князем Свидригайлом Ольгердовичем, который вёл упорную борьбу с враждебной группировкой литовских феодалов, получавших поддержку Ягайло. Эти переговоры не привели, однако, к определённым положительным результатам.

Вскоре после прерванных совещаний в Кракове открылся сейм в Праге (май 1431 года). Перед ним стояла задача: найти общую платформу для предстоявшего выступления гуситов на Базельском соборе. Достичь соглашения было очень трудно, так как ни чашники, ни табориты не хотели поступиться своими взглядами. Более того, в выступлении идеолога чашников магистра Яна Рокицана содержался прямой выпад лично против Прокопа. Рокицана с напускной наивностью спрашивал сейм, допустимо ли, что некоторые таборитские священники пользуются светской властью? При этом имелся ввиду прежде всего славный вождь таборитов Прокоп Великий.

На сейме присутствовали послы Сигизмунда. Сам он в это время готовил силы для вероломного нападения на чехов. Всячески желая замаскировать свои намерения, император лицемерно предложил продолжить обсуждение спорных вопросов в Хебе. Табориты совершенно не доверяли Сигизмунду, но и не отказывались от мирных переговоров. На пражский сейм прибыло и польское посольство. Представителей братской Польши приветствовал лично Прокоп. Среди польских послов был шляхтич Абрагам из Збоншина, который позднее выступил под знаменем гусизма в борьбе против всемогущего краковского епископа Збигнева Олесницкого.

К этому времени роль гуситских войн как крупнейшего международного фактора выявилась во всём своём значении. Прежде всего, непосредственное участие в этих событиях принимали соседние славянские народы.

На территории братского словацкого народа, стонавшего под тройным игом венгерских, германских и своих [252] феодалов, гуситские отряды всегда находили поддержку и помощь. Жесточайшие репрессии феодалов не могли уничтожить сочувствие угнетённых масс словацких земель к освободителям-гуситам.

Однако в Словакии антифеодальные выступления масс не приобрели такого размаха и характера, как в Чехии. Это объяснялось условиями социально-экономического развития словацких земель в средние века и в первую очередь более низким уровнем развития производительных сил Словакии в начале XV века.

Существенную помощь восставшей Чехии оказал польский народ. Сочувствие поляков боровшимся гуситам приходилось учитывать и польскому королю Владиславу. Особенно ярко проявилось боевое содружество чешского и польского народов во время похода гуситов к Балтийскому морю в 1433 году. Да, собственно говоря, и весь этот поход был бы невозможен без деятельной поддержки населения по всему пути следования гуситских войск.

Несмотря на территориальную отдалённость, в славных битвах таборитов принимали участие и русские люди. Их было много в войсках Сигизмунда Корибутовича и Фёдора Острожского.

Но было бы неправильно ограничивать международное значение гуситских войн одними славянскими странами. Источники сохранили немалое количество сведений об отзвуках гуситских войн в Германии. Вопреки клеветническим измышлениям историков буржуазно-националистического лагеря, утверждавших, будто в ходе гуситских войн столкнулись «германство и славянство», сам ход событий свидетельствовал о неизменной классовой солидарности трудящихся Германии и Чехии. Все походы гуситов в Германию и особенно поход 1429—1430 годов неизменно кончались тем, что их армия обрастала большим количеством немцев-крестьян, мужественно сражавшихся в дальнейшем против отечественных феодалов бок о бок с таборитами — своими чешскими братьями по классу. О влиянии гуситского движения на развитие революционной борьбы в Германии свидетельствуют события 1431 года. В таком крупном городе, как Магдебург, плебеи изгнали архиепископа, захватили власть в городе и обратились к таборитам с просьбой прислать своего начальника, который должен был организовать их для [253] вооружённого отпора феодалам. В Пассау (Австрия) подобным же образом был изгнан епископ.

Неизменным сочувствием и вниманием пользовались в германских землях проповеди таборитских священников и распространявшиеся ими манифесты, которые призывали к активным выступлениям против феодальной эксплуатации и католической церкви. Не только в Германии, но и дальше на Западе было заметно революционное влияние чешской крестьянской войны. В Турнэ, во Фландрском графстве, ещё в 1423 году был сожжён один из жителей этого города — Жиль Мерсо, который распространял воззвания гуситов и вёл проповедь среди бедноты. В 1430 году в том же Турнэ снова сожгли двух крестьян-проповедников, призывавших последовать примеру чехов. В юго-восточной Франции в Дофинэ собирали добровольный сбор в пользу гуситов, причём собранные средства достигли Чехии. В соседнем графстве Форэ восставшие против феодалов крестьяне выдвинули программу, во многом сходную с требованиями чешских таборитов. Участники выступлений на территории графства Форэ и Маконского бальяжа призывали уничтожить сложную католическую иерархию и провозглашали, что все люди, не исключая знатных, обязаны жить своим трудом. Сбор средств в пользу гуситов был организован и в Нормандии.

Под влиянием таких же фактов на церковном соборе в Бурже французское духовенство в 1432 году вынуждено было признать, что гуситство находит почву для распространения во всех странах, так как требует облегчения материального положения крестьян, выступает против феодальных поборов и церковной иерархии. Французские церковники прямо указывали, что во Франции и в Италии многие народные восстания были непосредственно связаны с распространением гуситских взглядов и лозунгов.

Манифесты таборитов, содержавшие призывы к расправе с ненавистным католическим духовенством и к захвату награбленного папами имущества,, распространялись в самых удалённых от Чехии уголках Европы. Один из испанских монахов — Хуан из Сеговии отмечал, что в Испании появилась «богемская чума», причём «ересь» эта особенно опасна, ввиду того что «еретические» писания [254] обращены не только к зажиточным и образованным людям, но и к бедноте.

Упоминаемые Хуаном манифесты относятся уже ко времени, когда во главе таборитов стоял Прокоп. Но ещё с первых лет гуситских войн народ, восставший против католической иерархии и угнетения, старался ознакомить все соседние и даже отдалённые страны со своим учением, со своими идеалами. Гуситы хотели прежде всего рассеять густой туман злобной лжи и ядовитой клеветы, которым со времени Констанцского собора католическая церковь старалась отделить чехов от других народов. Они стремились донести до всех угнетённых живое слово правды о своих требованиях, а в дальнейшем и о своей борьбе. Манифесты гуситов были средством действенной революционной агитации, остриё которой было направлено в первую очередь против католической церкви — главной идеологической опоры средневекового феодального строя.

Манифесты были написаны живо и доступно для понимания масс. Чтобы облегчить их распространение, табориты составляли свои обращения на различных языках, в зависимости от того, куда они их направляли. У чашников же многие манифесты были составлены по-латыни и предназначались для образованной публики — для университетских магистров, дворян, верхушки городского населения.

Особенно усилился выпуск манифестов после разгрома четвёртого крестового похода, когда табориты под руководством Прокопа Великого совершали свои блестящие походы в соседние страны. По всей вероятности, автором многих манифестов этой поры был сам Прокоп, подпись которого стоит под некоторыми из них вместе с подписями других таборитских священников. Основным содержанием таборитских манифестов являлось изложение гуситской программы и обличение католической иерархии. В одном из них, например, выражалось удивление: почему шляхтичи, бюргеры, да и все люди, бедные и богатые, в Священной Римской Империи и в других землях разрешают католическим прелатам нападать на чехов? Если папы и епископы хотят доказать свою правоту, пусть возьмут священные книги и опровергнут гуситов «духовным оружием». Но на самом деле они боятся вступить в спор и не могут опровергнуть гуситское учение, а все их [255] выступления содержат одну лишь брань и упрёки. Если, писали авторы таборитского манифеста, прелаты и попы закоснели в своей гордыне и боятся выступить открыто, то следует ли вообще считать их христианами? Отказ же их вступить в честный спор доказывает только, что они сами не верят в силу своих доводов и боятся быть опозоренными перед всем миром. Далее составители манифеста излагали свои взгляды по церковно-догматическим вопросам. Особенно интересно то, что эти взгляды содержали и обосновывали мысль о целесообразности существования бедной церкви. Табориты разоблачали продажность и корыстолюбие духовенства и делали вывод, что вся католическая иерархия от папы до последнего сельского плебана проклята богом за свою страсть к наживе. Для излечения церкви табориты предлагали очень простое средство. «Если забрать у дерущихся собак кость, они перестанут грызться», — говорили они. Поэтому все верующие совершили бы акт христианского милосердия по отношению к своим заблудшим пастырям, если бы отняли у церкви её богатые имения. В таком случае можно надеяться на исправление хотя бы некоторой части католического духовенства. «Поэтому пробудитесь и возьмите у церкви то, что принадлежит вам по праву!» — кончали авторы манифеста свои призывы, обращенные ко всему христианскому миру.

Рассматривая таборитские манифесты конца 20-х — начала 30-х годов, нетрудно заметить, что в них не нашли чёткого выражения классовые требования крестьянства и городской бедноты. Антифеодальная направленность этих документов несомненна, но вся острота, вся сила и страстность обращены против католической церкви. Это, безусловно, обеспечивало гуситским манифестам широкое распространение во всей Европе, но наиболее горячие симпатии должны были они вызывать не среди угнетённого крестьянства, а среди бюргеров.

Однако живые распространители этих манифестов, ежеминутно рисковавшие попасть в тюрьму, на пытку и на костёр, вели, по всей вероятности, гораздо более радикальную проповедь среди своих слушателей. Сам факт распространения манифестов за пределами Чехии свидетельствует, что, несмотря на большие трудности, стоявшие на пути распространения их идей, табориты не щадили сил для привлечения союзников во всех странах тогдашней [256] Западной Европы. Удивление и восхищение вызывают подвиги тех часто остававшихся неизвестными героев из народа, которые сеяли слово правды среди эксплуатируемых и угнетённых масс феодальной Европы. Достойна изумления и высокая организационная работа руководителей и идеологов чешской Великой Крестьянской войны XV века. В те времена в Европе не существовало ещё печатного станка, и кроме всех других трудностей распространение гуситских идей усложнялось целым рядом технических препятствий.

Усиление международного влияния чешских событий вызывало злобный страх и бешеную ярость врагов. Феодально-католическая реакция, собрав все свои силы для интервенции, решила ещё раз попытаться подавить свободолюбивый чешский народ. Под прикрытием переговоров, начатых в Хебе, император Сигизмунд стал собирать новую армию для вторжения в Чехию. В этом ему оказывал деятельную помощь папский легат кардинал Джулиано Чезарини.

Ещё в начале 1431 года на имперском сейме в Нюрнберге было определено, какое количество воинов должны выставить феодалы германской империи. В мае — июне отряды феодально-католической реакции стали постепенно стягиваться к назначенным пунктам сбора у границ Чехии.

Вдохновителем захватнического похода был, как всегда, папа. Папский легат Чезарини, благословляя одной рукой крестоносные банды, другой готовился принять от Сигизмунда добрый кусок Чехии, который он выклянчивал за свои «заслуги» в деле истребления «еретиков».

О надвигавшейся опасности знали и в Чехии. Угроза нападения крестоносцев снова объединила всех гуситов. Ещё в мае Прокоп Великий начал деятельно готовиться к тому, чтобы дать агрессорам достойный отпор. Под его командованием находились полевые войска таборитов и «сирот», отряды пражан и шляхтичей-чашников, а также польские войска Сигизмунда Корибутовича.

Приведя армию в боевую готовность, вождь таборитов обратился к Сигизмунду с мирными предложениями. Последний, однако, надеясь на скорое уничтожение ненавистных гуситов, отказался вести переговоры. [257]

Понимая, какую большую опасность представляют в момент войны внутренние враги, Прокоп Великий предупредил переход крупных западно-чешских феодалов на сторону Сигизмунда, последовательно разгромив наиболее агрессивно и враждебно настроенных панов. После этого таборитский полководец распустил по домам часть своей крестьянской армии, так как приближалось время уборки урожая, и, сохранив лишь ядро своих сил, несколько отступил от границ. Это отступление усилило воинственное настроение крестоносцев, пыл которых уже успел несколько поостынуть ввиду того, что многие немецкие князья воздержались от присылки приходившихся на их долю отрядов.

1 августа 1431 года огромная (по некоторым данным, чуть ли не стотысячная) армия крестоносцев перешла чешскую границу и устремилась к Тахову. Одновременно Альбрехт Австрийский вторгся в Моравию, а с севера чешскую границу перешли войска силезских князей, осадивших Немчу и двинувшихся по направлению к Жатцу. Крестоносные армии сеяли смерть и разрушение на своём пути. Снова задымились развалины чешских сёл и городов, снова по дорогам потянулись толпы женщин, детей и стариков, стремившихся найти спасение, убежище и надёжную защиту у гуситских воинов.

Ещё до перехода войсками крестоносцев границы Чехии папский легат обратился к населению Чехии с длинным и лицемерным посланием. Елейно вздыхая о «заблудших чадах церкви», он обещал раскаявшимся полное прощение грехов и в то же время выражал надежду, что среди них найдутся приверженцы католической церкви и папы. В ответ на это последовал знаменитый манифест гуситов от 21 июля, в котором они протестовали, что их, подобно Гусу, осудили, не выслушав. Гуситы красочно обрисовали испорченность католического духовенства и подтвердили своё желание справедливого мира лишь при одном условии: гуситам должно быть дано право защищать свои взгляды на основании библии. Затем, после изложения четырёх пражских статей и предложения обсудить спорные вопросы религии на соборе, гуситы обращались к рядовым воинам врага. «Зачем, — говорилось в манифесте, — нужна вам война? Разве для защиты имущества корыстолюбивой и развратной церкви, которая нарушает заповедь евангельской бедности, стоит проливать [258] кровь?» Манифест предупреждал, что начавшие несправедливую войну получат достойный отпор и ответом на насилие будет насилие.


Прокоп Великий

В первых числах августа главные силы крестоносцев двинулись от Тахова к Домажлице и осадили город. Учитывая угрозу, возникшую в этом районе, Прокоп, находившийся 12 августа около Бероуна, 14 августа был уже вблизи Домажлице, пройдя со значительными военными силами за двое суток почти 100 километров. Такая скорость передвижения военных отрядов является беспримерной для того времени и показывает, как высоки были дисциплина, выучка и моральные качества «божьих воинов», горевших энтузиазмом и желанием изгнать [259] с родной чешской земли ненавистного и коварного врага.

Крестоносцы стояли на возвышенности. По численности они в несколько раз превышали чехов. Но кардинал Чезарини не слишком полагался на храбрость своего войска. Незадолго до решительного столкновения он писал, что сомневается не только в том, будет ли одержана победа, но даже и в том, вступят ли крестоносцы в бой. Действительно, едва только рыцари услышали грохот гуситских возов и грозный боевой гимн приближавшихся таборитов, они обратились в неудержимое, беспорядочное бегство, не попытавшись использовать ни выгоду своего положения, ни свой численный перевес.

Кардинал Чезарини, первоначально пытавшийся вселить бодрость в своих воинов, вскоре сам обратился в бегство, притом настолько поспешно, что в руки таборитов попало несколько его личных вещей, золотой кардинальский посох и даже оригинал папской буллы о крестовом походе против «еретиков».

Табориты и на этот раз получили огромное количество трофеев. Было взято свыше 2 тысяч возов, 300 пушек, много знамён и оружия, палаток, денег, золотой и серебряной посуды, одежды, провианта и т. п. Немало крестоносцев попало в плен. Опасность, нависшая над Чехией, снова была ликвидирована героическими усилиями восставшего народа. Пятый крестовый поход европейских феодалов окончился таким же бесславным провалом, как и предыдущий.

Непосредственно от Домажлице Прокоп Великий двинул свои армии на север, на выручку осаждённой Немчи. Силезские князья не дождались его и поспешили отойти. Отсюда Прокоп быстро прошёл на юг, соединился с войсками «сирот», которыми командовал Прокупек, и обрушился на Альбрехта. Последний в это время свирепо расправлялся с моравскими гуситами, убивая без разбора всех попадавшихся на его пути и сжигая сёла и местечки. Узнав о подходе таборитов, Альбрехт поспешил назад. Табориты и «сироты» изгнали его из моравских земель и преследовали до самого Дуная.

Поражение при Домажлице ещё более накалило атмосферу в соседних с Чехией странах. Именно в этот период, в 1431—1432 годах, произошло крупное восстание крестьян в юго-западной Германии (в районе Вормса и [260] Шпейера). Восстание в Рейнской области было направлено не только против католического духовенства, но и против городской верхушки. Восставшие перевозили из села в село своё знамя, и везде к ним присоединялись новые отряды. В ряды крестьян влились и некоторые разорившиеся бюргеры. Движение грозило перекинуться на соседние земли. Всюду было много недовольных среди крестьян и городских низов, а победы гуситов показали им силу сплочённых народных масс. Князья юго-западной Германии почувствовали, что им угрожает серьёзная опасность. Войска пфальцского курфюрста и других соседних князей подавили восстание вормских крестьян и варварски расправились с захваченными. Но и после этого во всей Германии было неспокойно. Сами феодалы понимали, что почва ускользает у них из-под ног и что следует опасаться всеобщего народного восстания.

Напуганные восстаниями в собственном тылу, получив под Домажлице еще один наглядный и убедительный урок, многие руководители феодально-католической реакции пришли к заключению, что с чешскими «еретиками» надо так или иначе договориться, ибо все попытки военной интервенции неизменно кончаются позорным провалом. Обескураженные длинной цепью серьёзных поражений, в том числе и понесённых на своей территории, и напуганные ростом активности народных масс в Германии, даже самые твердолобые и упорные немецкие феодалы стали склоняться к мысли о необходимости приступить к переговорам с гуситами. При этом наиболее хитрые и дальновидные из них рассчитывали на раскол среди гуситов. Они надеялись на поддержку со стороны панов и богатого бюргерства внутри Чехии. В случае если переговоры; оказались бы безрезультатными, они всё же дали бы необходимую передышку для новых военных приготовлений. Драпируясь, таким образом, в одежду миротворцев, враги чешского народа готовились нанести ему предательский удар.

Форма намечавшихся переговоров с гуситами определялась сама собой. Следовало только допустить чешских представителей участвовать в совещаниях открывшегося в 1431 году церковного собора в Базеле.

Открытию Базельского собора предшествовала долгая и сложная борьба. Констанцский собор, пытавшийся залечить наиболее смрадные язвы католической церкви, [261] прекратил раскол, но не мог преодолеть её общее разложение. Избранный на соборе папа Мартин V, изыскивая всё новые и новые источники доходов, не брезговал и старыми. Все должности попрежнему продавались, денежные поборы увеличивались, а разврат и жадность духовенства были неискоренимы. На Констанцском соборе верхушка католической иерархии вынудила папу дать обязательство регулярно созывать соборы. Папа понимал, что регулярный созыв церковных соборов основательно ограничил бы его власть и доходы. Поэтому он стремился править самовластно и всячески откладывал созыв очередного собора. В 1430 году, однако, папе Мартину V пришлось подчиниться. Дело в том, что даже среди кардиналов всё громче стали раздаваться голоса о необходимости основательной чистки авгиевых конюшен католической церкви, а германские князья открыто призывали созвать собор, который должен был так или иначе прекратить страшную гуситскую «ересь». Когда в самом Риме стали распространяться прокламации с требованием собора и выяснилось, что император и короли европейских государств также стоят за созыв собора, Мартин V вынужден был издать соответствующую буллу и поручил кардиналу Чезарини председательствовать на соборе. Но вскоре папа умер, а его преемник Евгений IV опять начал затягивать открытие собора. Поражение крестоносцев под Домажлице показало, что дальше медлить нельзя. В декабре 1431 года состоялось первое заседание собора, хотя он считался официально открытым ещё в июле.

Задача Базельского собора была сформулирована следующим образом: 1) прекращение «ересей», 2) исправление и преобразование церкви, 3) установление всеобщего мира. Все эти пункты были связаны с гуситством. Именно гуситы были теми «еретиками», которых собор должен был обратить в лоно церкви. С другой стороны, пункт об исправлении церкви означал, что критика гуситами католической церковной организации и разложения духовенства в той или иной форме будет принята во внимание собором. Наконец, когда речь шла о мире, каждому было ясно, что имеется в виду прежде всего прекращение войны с восставшей Чехией. Собор не скрывал, что чешские дела стоят в центре всей его деятельности; но пока ещё можно было надеяться на успех крестоносцев, «благочестивые отцы» выжидали, не зная, в какой форме придётся вести [262] переговоры с «еретиками». Позорный крах интервентов, которых возглавлял сам председатель собора — папа, заставил прелатов забыть о непримиримости и надеть личину евангельской «кротости и любви». Эти «христианские чувства» ещё более овладели сердцами «пастырей стада Христова», когда выяснилось, что новая попытка Сигизмунда собрать средства и войска для войны против Чехии обречена на провал. На призыв императора явиться во Франкфурт на сейм для обсуждения вопроса о новом крестовом походе не откликнулся ни один германский князь, и в назначенный день налицо оказались лишь уполномоченные самого Сигизмунда. Вполне понятно поэтому, что в соборном послании, направленном в Чехию в октябре 1431 года, вместо обычных угроз и проклятий по адресу непокорных, осмелившихся отступить от «истин» католической веры и обличить перед всеми разложение и стяжательство церковников, звучат елейные ноты притворного смирения и миролюбия, а также содержится предложение прислать депутатов для участия в работе собора.

Обращение собора встретило в Чехии различный приём среди чашников и таборитов. Противоречия между ними, несколько смягчившиеся во время крестового похода, разгорелись затем с ещё большей силой. Бюргерство и рыцарство стало уже очень ненадёжным союзником народа в борьбе против внешних врагов, и только победы таборитов и страх перед восставшим народом удерживали теперь большую часть их от окончательного перехода в лагерь реакции.

Многолетние войны губительно сказывались на всей экономике Чехии. Главная тяжесть военного разорения ложилась на крестьян и тесно примыкавший к ним городской плебс, которые составляли основное ядро героических защитников родины. Широкие слои чешского народа видели выход из этого тяжёлого положения в заключении мира. В одной из песен, сложенной вскоре после славной Домажлицкой битвы, выражена надежда народа, что настанет время, когда из мечей будут выкованы плуги, а из копий — серпы и сосед не пойдёт на соседа войной, и каждый будет радоваться, живя в мире со всеми. Но крестьяне и городская беднота имели все основания не доверять медоточивым заверениям устроителей собора. Они не забыли, как другой собор подверг мучительной казни [263] двух лучших сынов народа. Поэтому вожди таборитов, угадывая коварные планы врага, считали, что никоим образом нельзя распускать полевые армии, так как только сильная Чехия может рассчитывать быть выслушанной на соборе как равная сторона.

В противовес этому чашники призывали к немедленному примирению с церковью и готовы были, как это показали дальнейшие события, немедленно разоружить и распустить армии восставшего народа.

Такая позиция была выбрана чашниками не случайно. Шляхта и бюргерство, обогатившись за счёт духовенства и немецкого патрициата, не хотели расстаться ни с какой частью своей добычи, не желали идти ни на какие жертвы и более всего боялись дальнейшего обострения классовой борьбы масс, хотя она, в сущности, и дала им возможность поживиться имуществом церкви и немецкого патрициата. Разбогатевшие бюргеры и политически укрепившиеся шляхтичи стремились к компромиссу с папой и императором, хотя компромисс этот представлял бы собой на деле не что иное, как прикрытую фиговыми листками временных уступок капитуляцию перед силами феодально-католической реакции.

В то время как чашники готовы были принять любые условия переговоров с собором, Прокоп с армией таборитов и «сирот» вновь нанёс один за другим ряд ударов феодальной реакции. Пройдя Моравию, народная армия вступила в пределы словацких земель. Оставив здесь отряды «сирот», табориты повернули на юг, так как Альбрехт Австрийский, нарушив перемирие, снова напал на Чехию. Военные действия таборитов были успешны, но положение «сирот», остававшихся в Словакии, оказалось менее благоприятным. Здесь отразилось как значительное превосходство вражеских сил, так и неудачное руководство. После смерти Кудельника во главе «сирот» стоял рыцарь Чапек из Сана. «Сироты» потерпели поражение и вернулись в Чехию с большими потерями. Их начальники, пытаясь переложить ответственность на других, обвиняли в своей неудаче таборитов и, в частности, самого Прокопа Великого.

Этим недовольством «сирот» поспешили воспользоваться враги из католического лагеря, а также чашники, всё более с ними смыкавшиеся. Реакционные силы полагали, что настал долгожданный момент. К тому же Прокоп [264] заболел, и враги откровенно говорили, что дни народного вождя сочтены. На просьбу больного Прокопа направить к нему врача пражане ответили, что охотнее прислали бы палача.

Тем не менее полевые армии таборитов и их вождь были всё же достаточно страшны для предателей. Слишком свежи были в памяти народа воспоминания о недавних победах славных «божьих воинов». Сейм, специально созванный в Праге в январе 1432 года для решения вопроса о переговорах с Базельским собором, долгое время не принимал никакого решения, дожидаясь представителей таборитов, хотя «сироты» и выступали в согласии с чашниками.

В январе 1432 года «сироты» вновь примирились с таборитами. Планы чашников были расстроены. Участие таборитов в сейме сказалось на его решениях. Была составлена особая комиссия, в которую вошёл выздоровевший к тому времени Прокоп Великий. Эта комиссия должна была уточнить условия участия чехов в совещаниях Базельского собора.

Желая укрепить свои внешнеполитические позиции, табориты решили совершить ещё один поход в глубокий тыл врага. На этот раз путь армий, предводительствуемых Прокопом, лежал на север. В апреле войска таборитов прошли Силезию и вплотную приблизились к резиденции Фридриха Бранденбургского — Берлину. Были заняты Альтландсберг и Штраусберг, находившиеся у самого города. Затем табориты двинулись ещё дальше на север и подошли к Ангермюнде, а в середине мая вернулись с победой в Прагу.

Эти успехи послужили предостережением для устроителей собора. Вскоре чехи получили приглашение приехать на собор. Теперь оставалось уладить некоторые процедурные вопросы. Местом переговоров был избран Хеб. Но, зная коварство врагов, табориты согласились явиться, туда, только получив заложников.

В мае 1432 года в Хеб съехались представители гуситов и католиков. Совещание в Хебе имело большое значение, так как здесь гуситы вырвали у католических верхов ряд серьёзных уступок.

Показательно, что на решения совещания оказали воздействие жители Хеба. Под их давлением представители собора, первоначально пытавшиеся затянуть обсуждение, [265] вынуждены были пойти на существенные уступки. Стойкую и последовательную позицию во время переговоров занимал Прокоп. Представляя в Хебе восставшую Чехию, он заставил всю феодальную Европу юридически признать гуситов. Условия соглашения предусматривали участие чехов в Базельском соборе, причём участники собора вынуждены были согласиться рассматривать их не как отпавших от церкви «еретиков», а как представителей, равных себе. Кроме того, чешские представители получили право выступать на соборе неограниченное количество раз, причём после надлежащей подготовки и без ограничения времени выступления.

Сразу же после возвращения из Хеба гуситы решили двинуться в Силезию, чтобы прекратить, наконец, постоянные нападения силезских князей и вроцлавского патрициата. Но, прежде чем отправиться в Силезию, они вступили в Моравию, чтобы освободить гарнизон укреплённого Градищенского монастыря, который был осаждён войсками австрийцев. Здесь Прокоп Великий узнал о том, что на обоз, доставлявший продовольствие и боеприпасы в осаждённую силезскими князьями Немчу, напали войска вроцлавских бюргеров. Уже через несколько дней чехи обрушились на не ожидавших нападения силезских феодалов. Затем военные действия были перенесены на территорию врага, и силезские князья и вроцлавский епископ поспешили заключить перемирие, уплатив чехам большой выкуп. Одновременно чехи подписали в Пабьяницах договор с польским королём Владиславом Ягайло, направленный против Немецкого ордена.

Большие успехи были достигнуты летом 1432 года и в Словакии, где отряд «сирот» под командой уроженца южной Чехии Блажко из Боротина занял одну из важных крепостей страны — Трнаву. Взятие города оказалось возможным лишь благодаря активной помощи городской бедноты. Крестьянское войско «сирот» помогло жителям соседних сёл вернуть их виноградники, захваченные трнавскими патрициями.

В Словакии гуситы создали себе важные опорные пункты в Тополчанах и Ликаве. Эти укрепления имели большое военное значение. Присутствие в юго-западной Словакии постоянных чешских гарнизонов было возможно лишь при условии поддержки их местным населением, которое видело в гуситах своих освободителей и братьев.[266] В районы, занятые гуситами, стекались беглецы из всех областей Словакии. Словацкие крестьяне выступали против феодалов, отказывались платить церковную десятину, бросали обработку господских земель, а иной раз и расправлялись с наиболее ненавистными феодалами, особенно из числа церковников. Среди городских жителей, бедноты и мелкого бюргерства также, несмотря ни на какие репрессии, росли симпатии к единокровным братьям-чехам, выступавшим против эксплуататоров и иноземного патрициата, в защиту угнетённых. В 1432 году в Братиславе была обнаружена тайная организация, целью которой было соединение с гуситами и передача им города. Сторонникам гуситов не удалось выполнить этот план, но в последующие годы (1433—1434) подобные попытки снова повторились. Только после Липан братиславский патрициат смог решительно расправиться со сторонниками гуситов, среди которых были и немцы.

Против католического духовенства выступали и некоторые словацкие земаны. Так, Штефан из Плаштёвниц собрал отряд из крестьян своих и соседних владений и вёл «малую войну» против крупных феодалов, нападая на земли духовенства и опустошая их.

В апреле 1433 года гуситы, пройдя через Польшу, снова вступили в Словакию. При движении по польской территории гуситы встречали горячее сочувствие и поддержку местных крестьян. Зато польские паны предупреждали венгерских феодалов и Сигизмунда о готовившемся ударе, они разрушали мосты, перекапывали дороги и всеми силами старались помешать продвижению гуситов. Тем не менее табориты со своими вождями Бедржихом из Стражниц и Яном Пардусом заняли Кежмарок, Кремницу и, пройдя по всей северной и западной Словакии, отправились на родину с богатыми трофеями, в то время как венгерские феодалы так и не осмелились встретиться с ними в открытом бою.

Походы таборитов в Словакию укрепляли дружественные связи чешского и словацкого народов, способствовали подъёму борьбы народных масс против эксплуататоров и подготовляли почву для дальнейшего распространения гусизма в Словакии.

Для подготовки переговоров гуситов с Базельским собором был собран сейм в Кутной Горе. На сейме был принят текст договора с Польшей, а также утверждены [267] условия перемирия с силезскими князьями и саксонским герцогом. Затем сейм приступил к выбору депутации в Базель. В состав посольства было избрано 3 рыцаря, 4 представителя от городских союзов и 8 от духовенства. В состав посольства входили Пётр Пэйн, Микулаш из Пельгржимова, Ян из Рокицан, а также пан Вилем Костка из Поступиц, главой посольства был Прокоп Великий. Ян из Рокицан — посланец богатых бюргеров Праги — призывал перед отправлением чешской делегации в Базель принять предложение собора о немедленном заключении мира со всеми соседями. Прокоп возражал против этого, напоминая о многих варварских преступлениях Альбрехта Австрийского против чехов. Он указывал, что заключение мира с ним нецелесообразно в данный момент, тем более что никак нельзя допустить, чтобы чехи, распустив полевые войска, остались без защиты перед лицом своих злейших врагов. В решении сейма было отмечено, что чехи уже неоднократно показали на деле своё стремление к установлению прочного мира, а теперь очередь за их противниками.

Пока чешская делегация готовилась к поездке в Базель, в Прагу прибыло посольство из Польши (октябрь 1432 года), имевшее своей целью уточнить конкретные условия выполнения соглашения в Пабьяницах. Переговоры вёл снова Прокоп Великий, который приветствовал прибытие польских послов как залог прочной дружбы Чехии и Польши.

В начале декабря 1432 года чешские представители выехали в Базель. Во время проезда их через Германию народ стекался отовсюду толпами. Немцы с любопытством смотрели на грозные возы таборитов, на первом из которых развевался стяг со словами Яна Гуса: «Правда победит». С особенным интересом смотрели — кто с сочувствием, кто с затаённой враждебностью — на Прокопа Великого, о котором уже тогда ходили легенды. Городские власти и князья не чинили чехам препятствий по пути, если не считать того в высшей степени характерного факта, что нюрнбергские патриции потребовали убрать с головного воза стяг с приведённой выше надписью.

При въезде в Базель чешское посольство было встречено огромными массами народа. С первых дней пребывания в Базеле члены посольства не ограничивались выступлениями перед «отцами» собора, они произносили [268] проповеди перед жителями города. При этом Прокоп и другие чешские проповедники совершали богослужение и выступали на немецком языке. Это нарушало все расчёты собора, который попытался было запретить чехам выступать перед народом. Гуситы отвергли это ограничение. Потребовалось специальное постановление базельских властей, угрожавшее смертной казнью всем немцам, слушающим «еретические» проповеди. Но изолировать послов всё же было невозможно. Вскоре в собор стали поступать жалобы католического духовенства, что даже простые конюхи из прислуги чехов проповедовали учение Гуса среди городской бедноты. Так представители восставшего чешского народа стремились использовать каждую возможность, чтобы довести до широких масс за пределами их родины слово правды о своём учении и о своей многолетней борьбе.

На соборе при рассмотрении гуситских взглядов каждая пражская статья обсуждалась отдельно. Микулаш из Пельгржимова в своём выступлении защищал гуситское учение о необходимости наказания смертных грехов. Пэйн выступил в защиту конфискации церковных земель и имущества крупных феодалов. Ольдржих из Знойма развивал мысль о недопустимости какого-либо стеснения свободы проповеди. Наконец, причащение под двумя видами отстаивал Ян из Рокицан. В развернувшихся прениях участвовали и другие члены посольства; всеобщее внимание и интерес привлекали выступления Прокопа.

В ходе работы собора гуситские представители не только проявили энтузиазм и веру в правоту своего дела, но и продемонстрировали перед всем миром глубину своих знаний и эрудицию. Многие из них специально добивались и получили право пользоваться местными библиотеками. Дискуссия с гуситами продолжалась с января по апрель 1433 года.

На соборе в полной мере выявились наряду со строгостью и непримиримостью таборитских проповедников и Прокопа колебания и соглашательство вождей чашников. Наиболее ярким представителем этой внешне компромиссной, а в сущности предательской группы был Ян из Рокицан.

Затянувшиеся переговоры не привели к определённым результатам. Собор ставил основным условием соглашения признание непогрешимости католической церкви, [269] требовал покорности и раскаяния, не допускал ссылок на библию, приводимых гуситами в защиту своих взглядов, не разрешал никаких отступлений от католических догматов. В конце концов собор решил отправить в Чехию своих уполномоченных для переговоров на месте. Таким образом, в апреле 1433 года стало ясно, что собор фактически не хочет примирения, а ждёт односторонней капитуляции со стороны чехов и рассчитывает при этом на врагов народа внутри самой Чехии. В такой обстановке дальнейшее пребывание посольства в Базеле становилось бесцельным.

Если чешскую делегацию при въезде в Базель встречало множество народа, то ещё большие толпы провожали её при отъезде (в середине апреля 1433 года). С бессильной яростью смотрели на это отцы собора, вынужденные скрывать под личиной притворного доброжелательства свои истинные чувства. Не добившись победы ни в открытых боях, ни в дипломатических переговорах, феодально-католическая реакция возлагала теперь все надежды на предателей и изменников среди самих гуситов.

Чешские послы прибыли в Прагу 8 мая. Вскоре после них приехали уполномоченные собора во главе с епископами Филибером Кутаисским и Петром Аугсбургским. Кроме них было послано несколько крупных католических теологов, среди них испанский богослов Иоанн Паломар. Паны-чашники и богатая верхушка бюргеров Праги встречали послов собора очень доброжелательно. Начались взаимные визиты, которые послы собора сразу же постарались использовать для агитации за подчинение католической церкви, против таборитов и их вождей. С первых же дней делегаты собора начали плести чёрную паутину интриг, стремясь выявить и использовать своих тайных сторонников среди чехов. Паломар завязал явные и тайные сношения с идеологами чашников — пражскими магистрами, с предателями из «сирот» и таборитов, а также с охвостьем недобитого католического лагеря, которое, чувствуя благоприятную обстановку, снова стало поднимать голову.

В это трудное время всё громче звучал голос лучших сынов чешского народа, предупреждавший об опасности, надвигавшейся на страну. В Новом Пражском городе большим успехом пользовались проповеди друга пламенного трибуна пражского плебса Яна Желивского, Якуба [270] Влка, который разоблачал подрывную деятельность послов собора. Влк указывал, что цель собора — не заключение мира, а увеличение вражды, самих же представителей собора называл «сеятелями яда». Опасность понимали и вожди таборитов, в том числе Прокоп Великий. Но они не могли найти выхода из создавшегося положения, да и объективная действительность не давала такого выхода.

В июне 1433 года в Праге собрался сейм. Феодально-католическая реакция, лицемерно призывая к миру, стремилась разоружить восставший народ, чтобы быстрее расправиться с ним. Вожди таборитов здесь, как в Базеле и ещё раньше, во время переговоров с Сигизмундом в Братиславе, разгадали и разоблачили коварный приём врага. Отвергая капитулянтские предложения Паломара, феодалов-католиков, Прокоп выступил с речью, в которой выразил отношение народа к миру и войне. Прокоп Великий сказал, что, поднимая оружие в борьбе за свободу, чешский народ боролся за мир для всех людей. Выступление Прокопа было проникнуто глубокой верой в справедливость народной борьбы.

Стремясь обострить противоречия в рядах гуситов, послы Базельского собора потребовали точного изложения четырёх пражских статей. Магистры Пражского университета, выражая точку зрения чашников, дали такую формулировку пражских статей, которая уничтожала всю их антифеодальную направленность. Из всех статей чашники оставили фактически только одну, наиболее аморфную и безобидную в социальном отношении — статью о причащении под обоими видами. Остальные статьи были дополнены таким количеством оговорок, что их первоначальный смысл был совершенно затушёван.

Табориты и «сироты» с негодованием отказались признать, что изуродованные магистрами статьи выражают ту программу, которую они в течение стольких лет с оружием в руках отстаивали от многочисленных врагов на полях сражений. Для того чтобы достичь соглашения, была составлена комиссия из восьми человек, где большинство составляли табориты и «сироты». В комиссию входили Прокоп, Пётр Пэйн, Микулаш из Пельгржимова, священник Амброж, а также Рокицана. Но предательство последнего сорвало деятельность комиссии. В доме Рокицаны послы собора тайно встретились с панами-подобоями и стали указывать им на то, что чешское дворянство [271] находится в очень незавидном положении, так как вынуждено повиноваться людям, недостойным быть даже его слугами. Единственный выход для благородных, утверждали хитрые попы, — это снова покориться святой католической церкви и собору, тем более что три статьи, по поводу которых идут споры среди самих гуситов, несущественны в сравнении с четвёртой, о принятии которой они уполномочены заявить от имени собора. До тех пор пока в стране был король, продолжали послы, в ней был порядок и власть была в руках панов. Теперь же всё изменилось. Задача панов и всей шляхты должна состоять в том, чтобы восстановить королевскую власть и укрепить старые порядки.

Такие рассуждения были по душе панам-чашникам. Послы собора задели их самую чувствительную струну и в то же время умело дали почувствовать, что собор не смешивает тех, в ком он видит своих собратьев по классу, «с толпами буйной и мятежной черни». Этот коварный дипломатический ход принёс свои результаты. От имени всех панов-подобоев пан Менгарт из Градца поблагодарил уполномоченных собора и сказал, что их слова будут приняты во внимание.

На ближайшем заседании сейма, которое состоялось 25 июня, паны-подобои и богатые бюргеры, составлявшие большинство на сейме, перешли к действиям. Они, не обращая внимания на возражения таборитов и «сирот», объявили, что если собор признает причащение под двумя видами, то об остальном можно будет договориться.

Теперь, когда измена чашников уже полностью выявилась, отцы собора решили выиграть время, чтобы дать возможность своим сторонникам в Чехии вооружиться и подготовиться к неизбежному столкновению с таборитами и «сиротами». Главной их надеждой был союз панов юго-западной Чехии — Пльзеньский ландфрид. Летом 1433 года паны, входящие в ландфрид, открыто начали укреплять Пльзень, свозили туда припасы, порох и оружие. Желая дать своим сторонникам время убрать урожай, послы собора стали затягивать обсуждение пражских статей.

Пока сейм вёл открытое обсуждение спорных вопросов, чашники продолжали за спиной таборитов совещания с уполномоченными собора. Дом Рокицаны был в эти дни штабом всех чёрных сил, стремившихся снова ввергнуть восставший чешский народ в ярмо к церковникам. Паны-предатели [272] до того обнаглели, что осмелились открыто оскорбить светлую память Гуса, священную для всех патриотов и борцов за свободу. Некоторые из них стали говорить на сейме, что, называя чехов гуситами, собор наносит им оскорбление. Прокоп Великий заклеймил изменников, сказав, что, напротив, такое название представляет собой великую честь для всех верных сынов родины. Красноречие прославленного вождя таборитов не могло, однако, помочь делу, остановить чашников, с каждым днём уходивших всё дальше от народа и всё глубже погружавшихся в болото предательства. 3 июля послы собора в последний раз выступали на сейме. Через неделю они выехали назад в Базель. Вместе с ними ехали чешские послы, которые имели широкие полномочия для переговоров с собором. Эти посланцы реакции, навсегда покрывшие позором свои имена, были посланы чашниками из числа учёных прислужников реакции, без участия таборитов и «сирот». Посольство возглавлял магистр Прокоп из Пльзня.

Таким образом, летом 1433 года паны-чашники, примыкавшие к ним земаны и разбогатевшая верхушка бюргерства окончательно предали интересы народа. Вместе с тем бюргерство и шляхта изменили и знамени народно-освободительной борьбы. Однако они не могли чувствовать себя спокойно, пока в стране оставались народные армии таборитов и «сирот», пока были живы их опытные и славные вожди. Поэтому предатели должны были ещё стать и палачами.

Так история многолетней борьбы чешского народа против социального и национального гнёта вступила в свою последнюю, трагическую фазу.


1) Напомним, что королём Венгрии был император Сигизмунд.

2) Именно в летние месяцы 1429 года в ходе Столетней войны между Англией и Францией произошёл решительный перелом: французские войска, возглавляемые Жанной д'Арк, двигались к Орлеану и вскоре освободили его.

загрузка...
Другие книги по данной тематике

А. Л. Станиславский.
Гражданская война в России XVII в.: Казачество на переломе истории

под ред. А.Н. Чистозвонова.
Социальная природа средневекового бюргерства 13-17 вв.

Сьюард Десмонд.
Генрих V

Д. П. Алексинский, К. А. Жуков, А. М. Бутягин, Д. С. Коровкин.
Всадники войны. Кавалерия Европы
e-mail: historylib@yandex.ru