Часть 2. Берестяные грамоты Новгорода

«Женился бы, да нет при мне документов. Все в Ялте, в столе».

Из письма А. П. Чехова

Президент Российской Федерации Д. А. Медведев лично посетил мероприятия, посвященные празднованию 1150-летия Великого Новгорода. Не глядя на торжественность момента, новгородские историки в приветственной речи слезливо жаловались президенту, мол, развелось сейчас всяких писак. Пишут, будто Великий Новгород совсем не на этом месте стоял, где мы сейчас сидим. Мол, вы там ужо прикажите, чтоб писать прекратили. Хотим, как встарь, бредни народу про Новгород плести, а нам, чтобы за это ордена, премии и ученые звания.

Дмитрий Анатольевич, однако, не поддержал академиков в размазывании соплей и даже похвалил тех, кто ищет в науке разумное зерно, не оглядываясь на закостенелые стандарты. Хотя высказал предложение, чтобы малопроверенные факты не попадали сразу в учебные пособия. Затем, не останавливаясь, перешел к теме Великой Отечественной войны.

Все высказанное новгородскими академиками президенту о нехороших «писаках» в полной мере относится и к нам. Мы так же считаем, что современная версия истории Господина Великого Новгорода как центра евроазиатской торговли имеет не то чтобы изьяны, а целые ямищи и овраги. Насколько могли подробно, мы осветили этот вопрос в предыдущей книге «Криминал как основа происхождения Русского государства». Переписывать оттуда всю цепь приведенных доказательств и рассуждений не имеет смысла, это ведь совершенно другая книга. Но свой взгляд на происхождение Новгородской республики мы вкратце напомним. Если этого не сделать, то тем, кто не читал предыдущую книгу, ход рассуждений окажется не совсем понятен.

Поводом к написанию данной части книги явилось удивление многих наших читателей, связанное с тем, что новгородские историки в защиту официальной версии бравируют такими уникальными документами, как «новгородские берестяные грамоты». Якобы берестяные грамоты настолько органично вписались в их версию, что в учебники даже не потребовалось вносить никаких изменений. Мол, новгородские берестяные грамоты – это лишь еще одно побочное подтверждение того, о чем историки талдычут уже многие лета. Популярная научно-историческая литература буквально пропитана таким духом.

Естественно, обычные люди составили мнение о берестяных грамотах, исходя из того, что им представили учебники и популярные журналы. Ознакомиться же с подлинными материалами раскопок, изданных академией наук СССР, не у всех людей имеется возможность, поскольку труды Арциховского А. В., Янина В. Л., Кислова М. Н., Дрбоглава Д. А. и других замечательных ученых разосланы всего в одном экземпляре на край, область, республику и автономное образование. Да и то, не полным списком.

Понятно, что в условиях, с одной стороны, изоляции первоисточников, а с другой – довольно однобокого их представления научно-популярными изданиями, у населения сложился определенный стереотип отношения к берестяным грамотам. Вполне нормально, что простые люди, узнав наше мнение насчет Новгорода, задавали естественный для них вопрос: «А как же берестяные грамоты? Ведь они подтверждают академическую версию!»

Собственно, как раз этому и посвящена вторая часть настоящей книги. Но прежде чем перейти непосредственно к самим грамотам, коснемся версии «происхождения Новгородской республики», как мы и собирались.

Первое, что не может не вызывать недоумения у любого нормального человека, независимо от пола, возраста и темперамента, это наличие двух Новгородов на совершенно разных реках. Поскольку нынешний Новгород находится на реке Волхве, то Нижний Новгород должен находиться также на этой реке, ниже по течению. Именно об этом свидетельствует название «Нижний». Однако никакого Нижнего Новгорода мы на Волхве не наблюдаем. А наблюдаем его весьма далеко – на реке Волге.

Бывает, что города с одинаковыми названиями располагают на разных реках, но в таком случае к названию городов добавляют название рек: Ростов-на-Дону, Славянск-на-Кубани и т. д. Если же города с одинаковыми названиями находятся на одной реке, то к названию того, который находится ниже по течению, добавляется слово «Нижний»: Нижний Ольшан, Нижний Ломов и т. д.

Если же город расположен выше по течению относительно города, уже имеющего исходное название, в этом случае используют приставку «Верхний»: Верхний Ларс, Верхний Тагил и т. д.

Исходя из подобной практики, есть все основания утверждать, что город с названием Новгород должен находиться на реке Волге, выше по течению от Нижнего Новгорода. Поскольку дата образования Нижнего Новгорода 1221 год, значит, до указанной даты сам Новгород обязан был располагаться на Волге. Если бы до указанного срока Новгород располагался на Волхве, то названию «Нижний Новгород» было просто неоткуда взяться. Новгород на Волге так бы и назвали «Новгород на Волге».

Однако, как свидетельствует любая географическая карта, перед нами не Новгород на Волге, а именно Нижний Новгород. Отрицать или не замечать сей факт невозможно при всем желании. Хотя желание сие у некоторых велико и неуемно.

Основателем Великого Новгорода официально считается Рюрик. Мы тоже такого мнения. Расходимся лишь в том – где поставил Рюрик крепость, от которой «произошел» Новгород, и для чего?

Историки уверяют нас, что свое становление на Руси Рюрик начал со Старой Ладоги. Якобы был такой город на берегу Ладожского озера. Но вся загвоздка в том, что не было в IX веке никакого Ладожского озера. Было Нево-озеро или по-простому Нево-море, которое через Неву-реку соединялось с Варяжским (Балтийским) морем. Откуда же на берегу Нево-моря взяться такому названию, как Старая Ладога?

В то же время европейские летописи пестрят рассказами про русский город «Невогард» (гардами они называли города). Историки объясняют нам, что иностранцы, они тоже тупые были, они все время хотели Новгород написать, но у них это никак не получалось, вот от тупости они и писали Невогард. Это они таким словом Новгород обзывали.

Однако исторические факты больше свидетельствуют о том, что иностранные хронисты были вовсе не тупые, и на берегу Нево-моря находилась не Старая Ладога, а как раз этот Невогард. Именно от названия Нево-море и произошло название Невоград. И князья, которые правили в Невограде, назывались «невские». Точно так же, как в Киеве – киевские, в Ростове – ростовские, во Ржеве – ржевские.

Когда Рюрик впервые сел на княжение в Старой Ладоге, то есть в Невограде, он тоже стал называться «князь невский». И Александр Ярославович, которого несколько раз приглашали на княжение в Новгород из Невограда, был «невским» по этой же причине.

Историки нам, конечно, объясняют, что Невским он стал после того, как побил шведов на Ижоре, а Ижора оказалась притоком реки Невы. Хотя по логике в этом случае его бы следовало назвать «Ижорским», а не «Невским». Но историки настаивают – раз Ижора впадает в Неву, значит, Невским. Спасибо, что не «Атлантическим», ведь по воде от Ижоры и до Атлантики добраться можно.

Кстати, по свидетельству тех же историков, на битву при Ижоре Невский выступил все-таки из Старой Ладоги (Невограда) и основу его дружины составляли «ладожане» (невоградцы). Это вполне естественно. Невоград (Старая Ладога) занимал стратегическое положение. Поскольку в то время сухопутных дорог не существовало, и прочапать от Ильменя до Ижоры по лесам было практически невозможно. А если кто и пытался направить воинство через лес, то заканчивалось это весьма плачевно.

У Карамзина имеется описание подобного «сухопутного» путешествия, предпринятого историческим воинством. Не знаем, насколько оно исторически верно, зато весьма наглядно. Данное описание Карамзин относит к 1316-у году:

«Новгородцы укрепили столицу, призвали жителей Пскова, Ладоги, Русы, карелов, ижерцев, вожан и ревностно готовились к битве… Такое ужасное остервенение и многочисленность собранных в Новгороде ратников изумили великого князя: он стоял несколько времени близ города (Новгорода), решился отступить и вздумал, к несчастью, идти назад ближайшею дорогою, сквозь леса дремучие. Там войско его между озерами и болотами тщетно искало пути удобного. Кони, люди падали мертвые от усталости и голода; воины сдирали кожу с щитов своих, чтобы питаться ею. Надлежало бросить или сжечь обозы. Князь вышел наконец из мрачных пустынь с одною пехотою, изнуренною и почти безоружною».

Поскольку данное описание относится к XIV веку, то мы вполне допускаем, что оно имеет отношение к событиям в Новгороде на Волхве, то есть к нынешнему Новгороду. Хотя и без этого должно быть ясно, что местность, окружающая озеро Ильмень, почти непроходимая, как, впрочем, и большая часть древней Северной Руси. Если летом в сухую погоду или зимой на лыжах еще можно было вести речь о каком-либо передвижении, то весной и осенью в распутицу ни о каком сухопутном передвижении речи не шло. Единственными коммуникациями служили реки. Других «дорог» просто не существовало.

Там, где реки не имели соединения между собой, челны перетаскивали волоком (от слова «волочь»), то есть посуху. Такие места назывались «волоки». Они быстро обрастали инфраструктурой и со временем превращались в населенные пункты. В названиях таких населенных пунктов, как правило, присутствует корень «волоч» или «волок»: Волочек, Волоково, Волокаламск и т. п.

Передвижение товаров осуществлялось исключительно по воде. Соответственно, те места рек, где возможно было контролировать либо вообще перекрыть движение товаров, имели стратегическое значение. Такие места укрепляли в военном отношении, проще говоря, строили крепости. Построив крепость, ее владельцы получали возможность брать с купцов «плату» за проезд. Сегодня это называется «оформлять таможенный сбор».

Естественно, крепость становилась также препятствием для продвижения на территорию не только товаров, но и войск. Как раз эти функции в акватории Нево-моря (Ладожского озера) и его окрестностей выполнял Невоград (Старая Ладога). О Старой Ладоге в исторических кругах вспоминать не очень принято, хотя иногда прорывается информация о том, что ее оборонительные сооружения в инженерном отношении лет на 300 опережали «соседские».

Именно Невоград (Старую Ладогу) и захватил для начала пират Рюрик. Нам, конечно, объясняют, что Рюрик ничего не захватывал, просто его пригласили туда княжить. Народ-то был сплошь темный, тупой. От осознания собственной тупости страшно мучился и искал кого-нибудь поумнее. Для этого посылал разных гонцов и всем сообщал: «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет. Приходите княжить и владеть нами». Пока наконец сердобольный Рюрик не согласился из жалости управлять тупым русским народом.

Мы же считаем, что лихому бродяге и пирату Рюрику особых приглашений не требовалось, а стратегический город Невоград он попросту захватил и сделался в нем «князем невским». Возможно, местное население сильно не расстроилось. Платить налоги Рюрику или кому-нибудь другому – разница невелика. Зато на Невоград теперь никто не нападал. Связываться с сильным, храбрым Рюриком желания ни у кого не возникало.

Скорее всего, Рюрик «пришелся по душе» северным поморам, ведь они тоже были суровыми, воинственными людьми. Рюрик же, усилившись невскими хлопцами, стал подумывать о «расширении предприятия».

Поскольку единственными транспортными коммуникациями являлись реки, главный вопрос того времени звучал так: «Кто владеет реками, тот владеет миром!» Главным желанием правителя любого уровня было «Стать хозяином воды!» Если бы нашлось такое место, где сходились все водные артерии Евразии, то его хозяин автоматически становился самым влиятельным лицом в Европе и Азии и по совместительству самым богатым.

Как ни странно, такое место существовало. Сегодня оно называется Бельская возвышенность. Раньше оно имело другое название. Например, летописец Нестор назвал его «Оковским лесом». Очевидно, здесь сказалась привычка местного населения «окать»:

«Днепр же вытекает из Оковского леса и течет на юг (в Черное море), а Двина из того же леса течет, и направляется на север, и впадает в море Варяжское (Балтийское). Из того же леса течет Волга на восток и впадает семьюдесятью устьями в море Хвалисское (Каспийское)».

Как видим, место, где соединяются водные артерии от трех морей, не являлось секретным. А что такое «соединение трех морей»? Это и есть замок от всей евроазиатской торговли, а ключик от этого замка многие желали бы положить себе в карман.

Ныне это место ничем не примечательно. С появлением новых эффективных способов перевозки товаров оно утратило свое былое значение. Стоит там сегодня небольшой городишко Зубцов. А то, что об этом месте упоминает Нестор в «Повести временных лет», обсуждать не принято. Даже многие из тех, кто имеют сегодня исторические дипломы, об этом никогда не слышали.

Реки Днепр, Волга, Обща, Вазуза, Осуга, Лусса образуют здесь причудливый узор. Расстояние между ними зачастую не превышает пяти километров. Естественно, соединить их между собой не представляло большого труда, но между ними устраивали уже не просто «волоки». Реки соединяли «накатные» дороги.

Накатная дорога сооружалась из катов – древесных стволов одинаковой толщины, которые лежали поперек дороги и выполняли функцию обычных катков. Судна прямо в воде устанавливали на каты, и катаржане за небольшую плату моментально перетаскивали их из одной водной артерии в другую.

В этих местах в годы Великой Отечественной войны руководство Красной армии совместно с немецко-фашистскими захватчиками, умертвило полтора миллиона советских солдат, поэтому история данного места в годы советской власти оказалась засекречена. На археологические раскопки в тех местах наложили табу. Надеемся, теперь наступило время, когда правда о «тонкостях» стратегии РККА станет доступна общественности. Надеемся, археологам поставят задачу узнать правду о сотнях тысяч бездарно загубленных солдатских жизней. Остатки накатных дорог в этом случае также будут обнаружены. Они вполне могли сохраниться.

Вот это место и «подмял под себя» Рюрик. Здесь он построил фортификационные укрепления и остался насовсем. Теперь ему не было необходимости гоняться за купцами по всему «белу свету». Теперь добыча сама плыла (именно плыла) к нему в руки. Никто не мог миновать данного места, а если кто и пытался, используя обходные волоки, Рюрик такие попытки резко пресекал.

Историки, кстати, также утверждают, что Рюрик «срубил в Новгороде крепость», но тычут при этом в нынешний Новгород на Волхве. А на кой черт строить в городе крепость, если город сам по себе крепость? Еще глупее строить крепость рядом с городом, то есть рядом с крепостью.

Но у историков есть для таких случаев универсальное объяснение. Рюрик, мол, тоже тупым оказался, и крепость построил, естественно, в припадке идиотизма. Что с него, с пирата, взять? Ему лишь бы крепость построить. Это у них, у пиратов – любимое занятие. Строят и радуются, как малые дети. А где и зачем, тут у них ума разобраться не хватает. При этом историки зачастую указывают на старинное укрепление, стоящее недалеко от нынешнего Новгорода, и даже называют его «Рюриково городище», хотя археологи давно доказали, что данное укрепление существовало задолго до появления там Рюрика.

История земной цивилизации ни малейшим образом не подтверждает, что пираты любили заниматься зодчеством. И если уж Рюрик взялся за строительство крепости, значит, тому были весьма важные причины. А «застолбить» место, где стыкуется вся евроазиатская торговля, – причина важная. Только по этой причине Рюрик временно мог переквалифицироваться в «заслуженного строителя России».

Эта самая крепость и получила название Новгорода. После того как она обросла инфраструктурой и туда съехались представители половины торгового мира, она превратилась в великий город, который так и называли «Господин Великий Новгород».

Иногда проскакивают данные, что в Новгороде в начале второго тысячелетия проживало 400 000 человек, но историки при этом опять указывают на нынешний Новгород. Археологи же, рассуждая на тему площади интенсивного проживания на территории нынешнего Новгорода, пришли к другому выводу: «Определяя особо ценный объем древней территории, можно условно говорить примерно о 100 гектарах» (Памятники Отечества. Альманах Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры. 1/1982, с. 62).

Вы представляете себе проживание четырехсот тысяч человек на ста гектарах? Для такого количества народу даже туалеты на ста гектарах не разместишь. Сто гектаров – это малюсенький городишко, хоть по древним понятиям, хоть по нынешним. С чего бы его вдруг величать Великим, да еще Господином?

В военном отношении Новгород на Волге занимал уникальное положение. Любой противник, решивший совершить на него нападение, двигался исключительно «против течения», то есть медленно, прилагая для этого немалые усилия. Новгородская же дружина в любую сторону двигалась только «по течению», то есть молниеносно могла оказаться в любой точке Руси, имея полный сил, отдохнувший личный состав.

Новгород на Волге занимал неимоверную по тем временам протяженность. Расстояние между районами (концами), обеспечивающими деятельность инфраструктур на Волге, Вазузе, Днепре, Обще достигало 20 километров. Собрать общенародное вече в таких условиях не представлялось возможным. Поэтому в Новгороде пришлось ввести такой орган, как «совещание представителей». Депутаты представлялись от жилых районов (концов), купеческих гильдий и ремесленных артелей. Именно из-за этого политическое устройство Новгорода на Волге получило название республики.

На остальной территории Руси княжеская власть осуществлялась через бояр. Практически вся пахотная земля, угодья, рыбные запруды и т. п. принадлежали им. Крестьяне хоть и могли выбирать себе хозяина, но полностью зависели от него. В Новгороде (на Волге) боярская власть развернуться в полной мере не могла по причине отсутствия достаточного количества крестьян. Всевозможные артели и гильдии, по сути, являлись самостоятельными органами власти.

Подчинить жителей Новгорода при помощи военной силы также не представлялось возможным. Во-первых, для этого потребовалась бы огромная армия – не менее чем сто тысяч человек. А во-вторых, любое неосторожное действие властей сразу бы вызвало неудовольствие десятков стран Европы и Азии. Хотя, очевидно, это все-таки случилось.

В Новгороде проживало большое количество торговых представителей различных стран. Это вынуждало новгородскую власть решать сложные вопросы исключительно дипломатическим путем.

В нашем понимании, главной причиной происхождения Великого Новгорода являлось наличие пересечения водных торговых путей. Историки говорят абсолютно то же самое, но при этом тычут в место на карте, где в весеннюю и осеннюю распутицу человек вообще не имел возможности передвигаться. Захолустье в дремучих лесах ильменского озера, по мнению историков, и является главным центром пересечения купеческих караванов.

Многие уже задавались вопросом, как ильменский Новгород может олицетворять мировую торговлю, если с южной стороны он вообще не имеет соединения с водными артериями, а весной и осенью в этих местах пеший человек испытывает неимоверные трудности при передвижении. На это историки, не моргнув глазом, отвечают, что человек просто привязывал к себе морскую ладью с товаром (именно морскую, которая в несколько раз крупнее речной), и в этом случае шагать становилось гораздо легче. Прицепивши к себе ладью, он с легкостью преодолевал три сотни километров, которые отделяли судоходную часть реки Ловать от Смоленска. Вся эта дурость, вместе взятая, получила название «Великий торговый путь из варяг в греки».

Вынуждены сообщить историкам, что их излюбленный трюк в данном случае не катит. Объяснения исторических событий у них основываются на том, что все и всегда были идиотами: цари, народы, полководцы, разбойники и т. д., но в данном случае на это списать не удастся. Купцы не были идиотами и никогда не могли ими быть. В противном случае у них бы просто не оказалось денег. Глупых купцов в природе не бывает. Тот, кто занялся бы «тяганием» посуху морских кораблей, прогорел бы после первого «тягания». Ведь остальные купцы в это время перевозили бы товары по рекам, которых на Руси с избытком. Железный закон экономической целесообразности защищает купцов от обвинения в слабоумии.

Не хочется уже намекать на то, насколько лакомый кусок для грабителей представляла собой ладья с заморскими товарами посреди болотистых лесов Белоруссии. Бытовавшее в 70-х годах выражение «подводная лодка в степях Украины» уже признано шуткой, а «ладье по лесам Белоруссии» видно еще плыть и плыть…

Так что не было никакого таскания ладей из Ловати в Смоленск, что, кстати, подтверждают практические эксперименты, проделанные Лебедевым и Митляевым.

В данном случае берестяные грамоты вполне могут сыграть роль лакмусовой бумажки. Их тексты как раз раскрывают перед нами историю того места, которое ныне принято называть Великим Новгородом. Хотя человек достаточно знакомый с последними достижениями истории, как мы упоминали, сразу скажет: «Научно-популярные издания утверждают, что берестяные грамоты полностью подтверждают академическую версию!» Согласны с тем, что академическая версия трактует все именно так, но, может, давайте сами заглянем в тексты древних грамот. Так сказать, без посторонних интерпретаторов. Не настолько мы глупее этих самых историков, чтобы не разобраться.

Для начала обратимся к материалам раскопок, проведенных в Новгороде археологами А. В. Арциховским, М. Н. Тихомировым, В. Л. Яниным, В. И. Борковским, в обработке текстов Д. А. Дрбоглавом и А. А. Зализняком.

Прежде чем приступить к детальному обсуждению берестяных грамот, предлагаем ознакомиться с текстами наиболее характерных из них. Получив из первых рук представление о самих грамотах, гораздо легче станет обсуждать интересующие нас вопросы. Да и просто у человека не могут не вызывать интерес мысли, чаяния, суждения, просьбы наших далеких предков. Даже к соседу по лестничной клетке приятно заглянуть в замочную скважину, а тут такое дело!

Какие же темы из века в век интересовали простых, обычных людей? Если следовать академической версии, представленной в учебниках, то тексты берестяных грамот, очевидно, должны быть следующего содержания:

1. Ранний, так сказать, домонгольский период, очевидно, должен изобиловать всякими торговыми новостями, обсуждаться цена на хлеб в Неаполе, мед в Самарканде, янтарь в Эфиопии. Очевидно, больше половины из них должно содержать переписку иностранных торговцев на иностранном языке. Не могли же грамотные иностранные купцы не переписываться, когда обычные русские крестьяне занимались этим почти каждый день. Ну и русские купцы, соответственно, должны раздавать указания родственникам, кладовщикам, ключникам и т. д. Наверное, подобные тексты должны выглядеть как-то так: «Черевики в Париже купил, а трусы из Амстердаму», «Передай Андрополосу и Папандопулусу, пойду на их корабле», «Вильгельму 3 куны, Гансу гривна, Леонарду конь…», «Споможи Индиборгу ладьи до Смоленска дотащить, в греки не езжай, в Витебске не пьянствуй», «Криштофер еще пива просит», «…aber shuer… I liben…», «Как Себастьян из Царьграда пребудет, бархатом отдам», «Мазовецкому отмеряй, сколько попросит, не жадничай», «Robert atlas of the London, Christian too…», «Мойше не продавай, совести не имет», «Видел, как бегала ты до хазарина, еще раз сведаю, убью досмерти» и т. п.

2. В период избиения Руси монголами, пожалуй, переписку должна переполнять тревога за страну, за близких, за товары, а также патриотические призывы к борьбе с супостатом: «Враг приближается, закапывай урожай», «Антонио, картины никто не покупает, все ждут монголов», «Цименсий, сбывай товар по любой цене, а то монголы даром заберут», «Федорка в Ростове убили, а Селину его монголы в полон увели», «Милый Алекс, я вынужден покинуть…», «Корнелиус, на Руси неспокойно, сворачиваем торговлю», «Как греки добро соберут, наведаемся с кистенем», «Забудь обиды, выводи дружину» и т. п.

3. Период монгольского ига, по идее, должен отражать тяжесть народных мук, неимоверное мытарство и надежду на восстановление справедливости: «Где 500 гривен Неврюю обещанных», «Доберешься до Орды, хану привет передавай», «Жить от проклятого Берке невмочь», «Скоро жди с монголами в гости. Чаю завари», «Менгу-Тимур сестру в рабство забрал», «Кадыр-Берды произвел перепись», «Выхожу замуж за Субадая, он ничего, хорошенький», «Хайдару 3 куны, Бердибеку гривна, Абу-Саиду конь…» и т. п.

Интересно будет узнать, совпадают ли наши предположения, основанные на академической версии с реальностью? Соответствуют ли тексты настоящих берестяных грамот выводам академиков?

Для простоты восприятия мы расположили тексты берестяных грамот в хронологическом порядке: по возрастающей. Сначала следуют самые древние тексты, затем более поздние. На номера грамот не следует обращать внимания. Номера грамотам присваиваются по мере их нахождения, то есть номер грамоты является учетной цифрой и не имеет отношения к времени ее написания.

Мы представляем вниманию читателей несколько наиболее характерных грамот. Дело в том, что эти грамоты просто лежали в земле многие века, пока их оттуда не извлекли «нежные» руки археологов. Естественно, многие из них сохранились плохо. На некоторых можно разобрать несколько или даже всего одно слово. Отдельные грамоты вовсе не читаются. Так что, не глядя на внушительную нумерацию найденных грамот, имеющих весь текст и полностью читаемых, из них существует относительно небольшое количество.

Грамота № 527. XI век. Одна из самых древних грамот. Троицкий раскоп. Грамота сохранила лишь левую нижнюю часть.

«…дьши ньи… ати буде война, а на… мя почъну а молитеся… Гостятою къ кънязю» (а будет война, а на… начну молиться… Гостятино к князю).

Данных для толкования грамоты, конечно, недостаточно. Но прекрасно видно, что автор грамоты обсуждает какие-то будущие события, возможно, войну, и в случае их наступления предлагает свои меры.

Грамота № 423. Начало XII века. Ильинский раскоп.

«Поклонъ отъ Гюргея къ отьчеви и къ матери. Продвъше дворъ, идите же семо, Смольньску ли, Кыеву ли (продавайте двор и переезжайте в Смоленск или в Киев). Дешевле ти хлебе (хлеб там дешевле). Али не идете, а присеете ми граматичу, сторови ли есте».

Сын просит отца и мать продать двор и переехать в Смоленск или в Киев, поскольку там везде дешевле хлеб. А если они не будут этого делать, то просит сообщить об этом письмом. В конце интересуется их здоровьем.

Довольно странный факт для центра мировой торговли: хлеб настолько дорог, что легче вообще оттуда уехать. Это как-то ближе к голодомору, чем к торговому порту. На пересечении караванных путей, наоборот, все должно быть самым дешевым, в том числе и хлеб. В огромном торговом городе такого просто не могло случиться. Это исключено.

Придется данный вопрос рассмотреть более подробно.

Грамота № 421. Середина XII века (ориентировочно 1140–1148 годы). Ильинский раскоп.

«От Братяте къ Нежилу. Поиди соуноу домовъ свободнее еси (приходи, сын, домой, ты свободен). Паки ли не идеши, а послоу на тя ябьтьникъ (если же не придешь, пошлю на тебя ябетника – судебного исполнителя). Я заплатилъ 20 гривнъ, а ты свободенъ».

Братята заплатил за своего сына Нежилу 20 гривен и предлагает ему вернуться домой. По-видимому, Нежила совершил какое-то серьезное преступление и скрылся; штраф, который с него следовал, пришлось вносить отцу. Согласно Русской Правде, штраф 20 гривен («полувирье») взыскивался за отсечение у кого-либо руки или ноги, за ослепление человека либо за убийство своей жены.

Грамота № 69. Конец XII – начало XIII века. Неревский раскоп.

«От Тереньтея к Михалю. Пришлить лошакъ съ Яковьцемъ. Поедуть дружина Савина чадь. Я на Ярославли, добръ, здоровъ и с Григоремь. Углицане замерзьли на Ярославли. + Ты до Углеца, и ту плкъ дружина».

На обратной стороне грамоты написано единственное слово «Wтьр». Причем оно написано не потому, что просто не хватило места, места как раз осталось достаточно для целой строки. Скорее всего, это какой-то знак.

В грамоте Терентий сообщает Михаилу о том, что сам он находится в Ярославле и ладьи угличан стоят здесь же, скованные льдом. Возможно, это боевые ладьи. Похоже, что город Углич на время остался без своей дружины и Терентий призывает Михаила послать «до Углеца» дружину во главе с Савиным.

Знаком «Wтьр» на обороте грамоты Терентий, очевидно, заверяет подлинность письма или подает какой-то условный знак. На наш взгляд, грамота свидетельствует о подготовке бандитского налета на Углич. Возможно, первоначально она посылалась не в нынешний Новгород, это слишком далеко от Ярославля, а просто была сохранена на случай последующего разбирательства, и хранилась немалое время. Грамота найдена в строительном ярусе XIII века, но палеографически датируется XII веком.

Вот грамота начала XIII века. Возможно, современница «монгольской» Калки. № 510. Козмодемьянский раскоп.

«Съ сталъ бьшь Кузьма на Здылу и на Домажировца (вот Кузьма выступил против Здылы и Домажировича). Торговала еста сьломъ бьз мьнь (заключили торговую сделку относительно купли-продажи села без моего участия). А я за то сьло поруцнь (а я за то село выступил поручителем). И розвьли есть цьлядь и скотину, и кобылъ, и рожь (развезли по разным местам челядь, скотину, кобыл и рожь). А Домажиръ побегль нь откупивъ у Вяцьслава из долгу (а Домажир – отец Домажировича, убежал, не выкупив этого села у Вячеслава из долга). Како жь еста торговала, тако жь… (как торговали, так пусть…) истерю мою 6 сотъ пакы жь посли… (убытки мои шесть сотен, если же нет, пусть пошлют…)».

Проще говоря, Домажир купил у Вячеслава село ценой 600 гривен (примерно 120 килограмм серебра). Был обусловлен срок выплаты этой суммы, а до той поры поручителем за Домажира выступил Кузьма. Домажир до наступления установленного срока сбежал, не уплатив денег, а его сын вдобавок продал практически не принадлежащее ему село Здылу, который вывез из него челядь, скот, лошадей и зерно, очевидно, в другие свои владения. Кузьму при этом жестоко «кинули», он обязан уплатить как поручитель Вячеславу 600 гривен, почему он и требует разбирательства.

Что здесь можно сказать? За 800 лет на Руси ничего не поменялось.

Грамота № 531. Начало XIII века. Троицкий раскоп.

«От Ане покло ко Климяте (от Анны поклон Клименту). Брате господине, попецалуи о моемо орудье Коснятину (господин брат, позаботься о моем деле перед Константином). А ныне мзвета ему людеми (а теперь объяви ему перед людьми). Како еси возложило порукоу на мою сестру и на доцерь еи, назовало еси сьтру мою коровою и доцере блядею (по какой причине ты разгневался на мою сестру и ее дочь, называл сестру коровою, а ее дочь блядью). А нынеца Федо прьехаво, услышаво то слово и выгонало сьтру мою и хотело потяти (а теперь Федор, приехав, услышав тот упрек, и выгнал сестру мою и хотел убить). А нынеца, господине брате, согадаво со Воеламово, молови ему тако (а теперь, господин брат, посоветовавшись с Воеславом, скажи ему (то есть Константину) так). Еси возложило то слово, тако доведи (докажи свои обвинения). Аже ти возомолови Коснятино (если же скажет Константин). Дала руку за зяте (она поручилась за зятя). Ты же, браце господине, молови емо тако (ты же, господин брат, скажи ему так). Оже буду люди на мою сьтру, оже буду люди при комо буду дала руку за зяте, то те я во вине (если бы нашлись свидетели на мою сестру, если бы нашлись свидетели, при которых она якобы поручилась за зятя, тогда вина на мне). Ты пако, брате, испытаво, которое слово звело на мя поруку (ты же, брат, разузнай, какая причина возвела на меня гнев Константина). А буду люди на томо, тобе не сетра, а мужеви не жена (а если бы нашлись свидетели на том, я тебе не сестра и мужу не жена). Ты же мя и потении, не зеря на Федора (ты же меня и убей, не дожидаясь Федора). И даяла моя доци куны людеми с ызветомо, а заклада просила (моя дочь давала людям деньги (в рост) по всем правилам и просила заклад). И позовало мене во погосто (пусть вызовут меня для разбирательства). И язо прехала, оже онъ поехало проце, а рекя тако: Азо солю 4 дворяно по гривене сьбра (и я приехала, а он поехал прочь, сказав: „Шлю 4 дворян по гривне серебра“)».

Кстати археологи давно объяснили, что «Коснятин» – это всего лишь своеобразное произношение имени Константин. Однако историки по сей день пичкают нас рассказами о славном новгородском роде «Коснятиных». Возможно, указанные историки также считают, что Карл Маркс и Фридрих Энгельс – это четыре человека. Специально для них сообщаем: «Нет, это всего два человека». Пусть возьмут себе на заметку.

Грамота № 61. XIII век. Неревский раскоп.

(начало не сохранено) «…з гостомо полотрьтиядесято гривьно сьрьбра (очевидно, речь идет о пересылке с „гостем“ 25 гривен серебром. Огромная по тем временам сумма)…» Пробел в тексте. «…истины 10 пудово мьду, а три годы, а Ное самъведаете, кодцо исправить, кодь, что взятии, а ко мне кажить о всьмо».

Слово «истина» означает здесь основной капитал. 10 пудов меда – так же значительная ценность. Упоминание при этом о трех годах, возможно, свидетельствует о задолженности этого меда. «Ное» означает имя собственное – Ной, который сам ведает, что исправить, что взять. В конце автор просит обо всем ему подробно рассказать впоследствии.

Грамота № 771. XIII век. Неревский раскоп.

«Офимия каже весте къ тобе (Офимия сообщает тебе весть). Гривну серьбра присли на дьвке (пришли гривну серебра за девку). Детятию присли весте (с ребенком пришли об этом весть). Ажь долго буде медляти, присли весте (если тебе придется долго медлить, то тоже пришли весть)».

Здесь как раз тот случай, когда Офимия не сама пишет письмо, а за нее это делает другой человек. «Девка» – это холопка, челядинка, уступленная адресату на время или насовсем за гривну серебра.

Грамота № 420. 30–60-е годы XIII века. Ильинский раскоп.

«От Панка къ Захарьи и ко Огафону. Продал сорок бобров Миляте за десять гривен серебра. Олна же взьмь серьбро (так что взяв серебро), то же даи бобры (дай еще бобров), а даи серьбро Захарьи (а серебро надо отдать Захарьи)».

Из этой грамоты мы имеем возможность узнать стоимость шкуры бобра в середине XIII века. Гривна серебра – 196 граммов, соответственно, 10 гривен – 1 килограмм 960 граммов. Почти два килограмма серебра. Делим на 40 шкур, получается, по курсу валюты на 1 января 2010 года, шкура бобра стоит ровно сто евро. Совсем не дешево, знаете ли!

Грамота № 481. Последняя треть XIII века. Суворовский раскоп.

«Поклонъ от ловца (рыбака) ко Остафии. Посли грамоту оже куны на сеть и наимиту (пришли письмо и деньги на покупку сети и оплату наемного работника). А роже, каковъ Зеиду Бог даст ловъ, тако възмуть (что касается ржи, то ее возвращение зависит от того, какой Бог даст Зеиду улов. Очевидно, пойманную рыбу Зеид должен был обменять на рожь)».

Грамота № 53. Конец XIII века. Неревский раскоп.

«Поклонъ от Потра к Марье. Покосиле семь пожню, и Озерици у мене сено отъяли (покосил семь покосов, а Озерицкие у меня сено отобрали). Спиши списокъ с купной грамоте да пришли семо (перепиши данные с купчей на землю и пришли сюда). Куды грамота поведе, дать ми розумно (куда грамоту показать, мне понятно)».

Обычный человек купил себе участки для произведения на них покоса сена, но местные жители после того, как он закончил покос, сено отобрали. Теперь он просит свою жену, чтобы она прислала ему документы для подтверждения права на владение участками.

Грамота № 445. Первая половина XIV века. Найдена при рытье траншеи по пр. Ленина, на торговой стороне.

«Всяло горончаро (взял гончар) 2 сорока куницею, кобылу, 3 кожи, шапка, сани, хомуты. А целовало еси ко мнь (а ты клялся мне вернуть в срок взятое имущество), а не прислало еси (а ничего не вернул). Ясо погибло (я разорен)».

Хотя письмо лишено обращения и называет гончара в третьем лице, тем не менее он и являлся его адресатом, который не вернул долг.

Грамота № 50. XIV век. Неревский раскоп. В грамоте сохранились не все слова.

«3 дежи (кадки) трьтие… Радославомо дижя семая (седьмая кадка Радослава). Воислали 2 дежи (выслали 2 кадки)… дослаля не половия 13 улоки (половье – натуральный оброк, улка – очевидно, мера измерения объема). За Олександромо лонеского жита 13 улоки (за Александром прошлогоднего ячменя 13 улков). Олександре дале Коромолнику 3 улки верши (Александр дал Коромолнику 3 улки ярового хлеба). Волосе на Хомутини у… искорми (Волос из Хомутина у… накорми). Ладога 3 дежи (Ладога 3 кадки). Ондришку 4 улики искормили (Андрейке 4 улики скормили). 14 улки овиса Олександръ с Волосомо (14 улков овса Александр с Волосом)».

Данная грамота принадлежит людям, которые пользуются старинными, неизвестными мерами объема (а ведь это XIV век). К тому же Радослав, Ладога и Волос (Велес) – ведические славянские имена, они не могли принадлежать христианам. Весьма нехарактерный для ильменской местности факт, тем не менее имеющий место.

Грамота № 474. Конец XIV века (примерно 1380 год). Суворовский раскоп.

«…ця, господине, пережата черось меже детьее моихъ и жонъ (нарушена межа, принадлежащая моим детям и жене). Жона моя зобижона (жену мою обидели). Бога деля, господине оборони (ради Бога, господин, защити). Аз тоби клан… (очевидно, я тебе кланяюсь)».

Русские правовые кодексы предусматривали наказание за нарушение межи. По нормам Русской Правды: «А иже межу переорет (перепашет), либо перетес (перекосит), то за обиду 12 гривен». Весьма большая сумма.

Перед нами заявление о нарушении имущественных прав. Но автор хлопочет не о своей земле, а об участке, принадлежащем его жене и детям. Это обстоятельство заставляет припомнить статью 94 Русской Правды, трактующую существование в Древней Руси (историки XIV век на Руси относят к древнему периоду) раздельной собственности супругов. В указанной статье говорится о том, что после смерти первой жены, если вдовец, снова женившись, решил передать второй жене участок первой супруги, то дети от первого брака имеют право на участок своей матери. Следовательно, муж не получал наследственной доли в имуществе жены, а только управлял этим имуществом.

* * *

Мы привели тексты самых обычных берестяных грамот и ответственно заявляем, что существенных, коренных отличий от других грамот они не содержат. Совпал ли их смысл с нашими предположениями и ожиданиями? Однозначно нет. Тексты берестяных грамот никак не соответствуют академической версии. Они ее не подтверждают.

С иностранными купцами вообще недоразумение. Не писали эти купцы друг дружке совсем. Ни один занюханный Диего не написал никакому Антонио или Гансу даже строчки. Так как же, граждане историки, у нас насчет всемирной торговли? Может, потрудитесь объяснить, почему археологи ни одной иностранной купеческой записки не обнаружили?

Однако рано мы обрадовались! Не долго музыка играла, не долго фрайер танцевал… Нашли-таки историки веские доказательства того, что обсуждаемое место было центром европейской торговли. Целую иноземную факторию откопали (в прямом смысле откопали). Любого несогласного или сомневающегося такой факт разит наповал, и ему ничего не остается, как только лежать вповалку.

Фактория вышеназванная располагалась в Готском дворе, и раскоп, который здесь произвели, назвали Готским. Понятно, когда целый двор готических мужиков собрался, это не меньше чем европейскую торговлю обозначает. Стали бы эти готические мужики по всяким перифериям шляться?

Наверное, всем интересно, что же такого замечательного выкопали в Готском дворе? А выкопали там целую грамоту! Одну всего, правда, но очень ценную и очень готическую. Номер этой грамоте присвоили 488. По ней-то историки и вычислили, что вот это место, которое теперь именуется Великий Новгород, было скопищем иностранных торговцев, кои лезли сюда необозримыми толпами, сбивались в огромные кучи и чего-то продавали.

Приводить оригинальный текст грамоты, возможно, не представит интереса, потому как не все еще сегодня на Руси настолько владеют латинским языком, чтобы читать его в готическом исполнении. Мы лучше приведем результаты прочтения и палеографического анализа изложенного в грамоте исследователем Д. А. Дрбоглавом:

«Текст грамоты написан мелким готическим обиходным курсивом, на латинском языке. Первые три строки содержат 1 и 2 параграфы 94-го псалма Давида из Ветхого Завета. Текст не обнаруживает расхождений с каноническими текстами 94-го псалма в изданиях Библии на латинском языке. Четвертая строка содержит указание следующих одна за другой частей литургического комплекса, связанного с Девой Марией. Пятая строка переводится как: „Книги священного Завета. В апрельские календы – три чтения из Евангелия“. Шестая строка содержит текст: „Бог есть и…“.

Детальный анализ всех частей позволяет высказать соображения, подводящие к датировке написания грамоты».

В разделе датировки у Д. А. Дрбоглава делается такое предположение:

«Над буквой „i“ еще не заметно последовательного использования точки, в то время как ее наличие могло бы более убедительно свидетельствовать о XV веке, как о более вероятном времени написания грамоты… Конец XIV начало XV веков представляется наиболее вероятным временем составления грамоты № 488».

Вот теперь всем видно и понятно, раз тут аж два псалма нашли, значит, торговал означенный Новгород со всей ивановской, в смысле со всем миром. Разве поехали бы эти готические мужики в какое захолустье? Им непременно центр всей торговли подавай. И правильно! Чего мелочиться?

Откуда же эти смелые готические мужики к нам на Русь пожаловали? Кто их сюда, интересно, направил? Судя по тому, что двор у нас не остготский и не вестготский, значит, прибыли они не иначе как из IV века новой эры. И направил их, стало быть, не ниже чем сам Германарих. Хотя вот неувязка, Германарих хоть и долго прожил, говорят до ста лет, но тут другое измерение получается. С IV века до XIV не сто, а целая тысяча выходит. Не мог старик столько протянуть, да и готические мужики, пожалуй, тоже.

Может, историки готических мужиков с готическим стилем перепутали? Действительно, был такой стиль в архитектуре Европы, наравне с мавританским, арабским, перпендикулярным и т. п. Только этот стиль торговать не ездил. Он больше по заборам сидел и еще из него крыши делали. А вот чтобы пеньку на воск менять, так этого за ним не замечалось.

Тогда, если никаких готических мужиков в XIV веке существовать не могло, откуда же Готский двор взялся? С чего это историки двор Готским решили обозвать? Так тут все просто. Помните, как псалмы написаны? «Мелким готическим обиходным курсивом». Вот и вся разгадка. Как только кто-то выронил бересту с «мелким готическим курсивом», так двор сразу и стал «Готическим», а захолустье, естественно, центром европейской торговли.

Чтобы внести для читателя некоторую ясность с Готским двором, поясним, что «Готский двор» – это всего лишь неудачная попытка привязать Новгород (на Волхве) к торговле с Готландией, основным партнером которой в торговых делах на самом деле являлся Смоленск.

«Смоленск имел знатную торговлю с Ригою, с Готландиею и с немецкими городами, чему доказательством служит договор, заключенный с ними смоленским князем Мстиславом Даниловичем в 1228 году».

Так что Смоленск, а не Новгород (на Волхве) заключал договора о торговле с европейскими соседями. Весьма интересным и показательным нам представляется окончание текста договора 1228 года:

«5. Когда смоленский князь идет на войну, то ему не брать немцев с собою, разве они сами захотят участвовать в походе. И россиян не принуждать к военной службе в земле немецкой.

6. Епископ Рижский, мастер Фолкун и все другие рижские властители признают Двину вольною, от устья до вершин ее, для судоходства россиян и немцев. Если – чего Боже избави – ладия русская или немецкая повредится, то гость может везде пристать к берегу, выгрузить товар и нанять людей для вспоможения; но им более договорной цены с него не требовать.

Сия грамота имеет для Полоцка и Витебска то же действие, что и для Смоленска. Она писана при священнике Иоанне, мастере Фолкуне и многих купцах рижского царства, приложивших к ней свои печати…»

Сведений же о подобных договорах с участием Новгорода (на Волхве) история не содержит. Новгородский двор, который историкам неймется представить торговым, можно было бы обозвать «Готландским», а не «Готским». Да вот беда, «готландского обиходного курсива» в природе никогда не существовало.

Имеется множество упоминаний об интенсивном участии Пскова в делах торговых. Это не может вызывать сомнений, поскольку Псков имел непосредственный выход в Финский залив Балтийского моря через Чудское озеро и Нарву.

Упоминание в смоленском договоре 1228 года Полоцка не случайно, ведь именно через Полоцк и Витебск, стоящих на Двине (Даугаве), проходил настоящий «Великий торговый путь из варяг в греки».

* * *

Говоря о берестяных грамотах, уместно привести высказывание Андрея Анатольевича Зализняка, известного российского лингвиста:

«Любопытное отклонение состоит в том, что все-таки есть некоторые более длинные письма, нарушающие принцип лаконизма. Это, как правило, женские письма. Они в иной тональности, и нет ограничения на кратчайший объем. Надо сказать, сам факт, что какие-то письма написаны женщинами, был чудовищным сюрпризом для историков. Представить себе, что была хотя бы одна женщина, не княгиня, а просто новгородская жительница, которая умела писать, совершенно не входило в традиционные понятия историков».

Не только грамотные женщины, но и грамотные люди низшего сословия не укладывались в сознание многих историков до того момента, как обнаружили первую берестяную грамоту. Мы уже обсуждали, какими низкоморальными уродами ученые показывают наших предков, в полной мере это относится и к вопросам грамотности. Берестяные грамоты самим своим существованием доказали беспочвенность подобных суждений.

Хотя и тут находятся «мудрецы», которые утверждают, что берестяные грамоты – это всего лишь свидетельства трудов профессиональных писцов. Якобы в ходу была привычка обращаться к профессиональным писцам, с целью продиктовать кому-нибудь письмо, а те за небольшое вознаграждение с удовольствием это исполняли.

Подобные сомнения рассеивают даже не сами берестяные грамоты, а «орудия», которыми эти грамоты писались, – железные, бронзовые, костяные стержни-писала. Таких писал на одном только Неревском раскопе найдено свыше семидесяти. Далекий предок авторучки был не редким предметом, а такой же бытовой вещью, как гребень или нож. Наивно думать, что семьдесят писал потеряно в одном месте профессиональными писцами. Они потеряны людьми, жившими здесь и писавшими письма без посторонней помощи.

Еще один аргумент в пользу поголовной грамотности, который сможет понять и оценить истинно русский человек: каменные стены церквей покрыты древними процарапанными надписями.

Такие надписи, их называют «граффити», в изобилии испещрили стены Софийского собора, знаменитых церквей Спаса-Нередицы, Федора Стратилата, Николы на Липне и многих других. Часть этих надписей носит служебный характер. Например, в церкви Николы на Липне в алтаре, где во время богослужения помещались священнослужители, на стенах записаны дни поминания умерших. Но большинство надписей находится там, где во время службы помещались не церковники, а прихожане.

В. Л. Янин пишет об этом так:

«Своим происхождением такие граффити обязаны скуке церковного обряда. Вместо того чтобы молиться, прихожане извлекали из кожаных чехлов свои „перья“ и царапали стены. Порой надписи благочестивы: „Господи, помоги рабу своему“, но чаще мысли владельца „писала“ были далеки от благочестия. Он оставлял деловые записи, подобные записям на бересте. Так, на стенах церкви Спаса-Нередицы нацарапано: „На Лукинъ день взяла проскурница пшеницю“, „Лазорь писал грамоту“. Или рисовали картинки. Или кто повторял азбуку, особенно если ему было немного лет. И во всех случаях инструментом для письма по штукатурке служил стержень, применявшийся для писания на бересте. Вполне понятно, что до открытия берестяных грамот обилие надписей, процарапанных на церковных стенах, казалось загадочным, а в орудии письма на штукатурке предполагали шило или обычный гвоздь».

Берестяные грамоты не были узко новгородским явлением. Они широко употреблялись на Руси. Берестяные грамоты найдены в Смоленске, где работала экспедиция Московского университета под руководством Д. А. Авдусина. Экспедиция Г. П. Гроздилова обнаружила древние берестяные тексты в Пскове. С 1966 года экспедиция Института археологии ведет успешные раскопки в Старой Руссе. В 1980 году берестяную грамоту нашел при раскопках в белорусском городе Мстиславе археолог Л. В. Алексеев. В 1983 году первая находка была сделана в Твери.

Новгородские грамоты на бересте являются одним из самых замечательных открытий отечественной археологии XX столетия. Их называют и драгоценными свитками березовой коры, и самым поразительным чудом человеческого познания. В действительности они такими и являются.

А вот объявить их находку сенсацией поторопились. Сенсация – это то, что производит переворот в науке и выводит ее на более высокий уровень. Случилось ли это с наукой историей? Абсолютно нет! Тексты «драгоценных свитков березовой коры» подогнали под академическую версию, провели торжественный митинг, похлопали в ладоши. Собственно, научную сенсацию на этом объявили «закрытой», поскольку для академической версии она больше не представляет интереса. Дальнейшие тексты берестяных грамот признали считать выполняющими декоративную роль к уже имеющимся. Только вот с нашей точки зрения, грамоты на бересте – «самое поразительное чудо человеческого познания», своего слова еще не сказали.

Отличительной чертой берестяных грамот является их независимое происхождение. В официальных исторических текстах легко отыскиваются следы последующей корреляции и подгонки под «нужды политического момента». Ни одна историческая летопись не является беспристрастным, нейтральным изложением. Берестяные грамоты полностью лишены этого недостатка. Лингвист А. А. Зализняк так высказался на данную тему:

«Берестяные грамоты оказались прямой противоположностью. Это записки, касающиеся ровно той части древней жизни, которая всегда скрывалась официальной литературой, всегда считалась недостойной фиксации. Это простейшие записки внутри семьи или от хозяина дома к домочадцам, или к зависящим от него людям, которые живут на его усадьбе, или ремесленникам, которым он заказывает изготовить какие-то предметы или что-то продать, что-то купить. То есть обстоятельства текущей жизни являются главным содержанием этих писем. Кроме того, это обстоятельства семейной жизни, отношения между людьми, ссоры, угрозы, судебные дела и т. д. – все то, что занимало людей на уровне ежедневного существования, а не на уровне официально-праздничного бытия».

Поскольку темой нашего повествования является Господин Великий Новгород, то мы будем вести речь о новгородских берестяных грамотах. При необходимости мы вспомним о грамотах других городов и сразу оговорим это.

Главная тема, которой посвящено подавляющее большинство берестяных текстов XII века, – это… деньги. Деньги в разных формах их применения – при уплате долга, при покупке, уплате штрафа и продаже собственности.

Демьян приказывает своему адресату продать коня за любую предложенную сумму, запомнить, что он на этом потеряет, и внушить Кузьке, чтобы тот не потерял деньги, потому что Кузька человек ненадежный (№ 163). Прокша советует Нестору заплатить шесть гривен, а штраф не платить (№ 115). Автор грамоты 78 пишет: «Возьми у Тимошки, Воицина шурина, одиннадцать гривен за коня, а также сани, хомут, вожжи, оголовье и попону». Семко, который тогда же бывал или жил в Переяславле под Киевом, прослышав, что его адресат Кулотка продолжает числить за ним долг, о чем сказал Несде, сообщает, что долг этот выплачен компаньону Кулотки – Лазовку, когда они были в Переяславле (№ 105). Автора грамоты № 160 Василия волнует вопрос о продаже его коня светло-желтой масти и покупке коня рыжей масти. Твердята приказывает Зуберю взять у госпожи 13 резан (примерно четверть гривны) (№ 84). Яким велит Нестору дать векшу (мелкую денежную монету) (№ 120). Петр клянется Волчку, что некий Нустуй «не векшею не должен» (№ 336). Носко приказывает Местяте взять две гривны в качестве процентов за наем и т. д.

Одна грамота за другой знакомят нас с монотонными расчетами: на таком-то взять такую-то сумму, тот-то столько-то должен. Суммы крупные и мелкие, денежные единицы в разных комбинациях: гривны и веверицы, резаны и куны, векши и ногаты, числа, написанные цифрами и написанные словами. О деньгах написано буквально в каждом послании.

Одному только попу Дрочке как будто ничего не нужно. Но это только на первый взгляд. В конце он передает привет всем знакомым: «От Дрочке от папа пъкланяние ко Демеяноу и къ Мине и къ Ваноукоу и къ вьхемо вамо. Добре створя…» Это «добре створя» на современный язык переводится как «пожалуйста». Значит, в оторванной части письма не обошлось без просьбы – скорее всего денежной (№ 87).

Более поздние тексты в большинстве своем имеют отношение к земле сельской местности. Это письма ключников и старост своим живущим в городе господам, это жалобы крестьян, это распоряжение об урожае, семенах, севе, сельскохозяйственных запасах, списки недоимщиков и, наконец, сообщения о конфликтах из-за земельных границ и имущества.

Академик В. Л. Янин объясняет это следующими причинами:

«Эта картина – говорю об этом с уверенностью – характерна именно для Новгорода и неповторима в других русских регионах. Как показывает изучение писцовых книг конца XV века, отразивших землевладельческую ситуацию Новгорода, основная масса землевладельцев жила в самом Новгороде, тогда как их вотчины могли располагаться за десятки и сотни верст… Нигде, кроме Новгорода, не наблюдается столь разительного удаления земледелия от землевладельца».

Валентин Лаврентьевич справедливо отмечает данную особенность Новгорода на Волхве. Действительно, больше ни один город на Руси никогда не проводил подобной «земельной» политики. Иметь земельные участки, расположенные за двести с лишним километров, неудобно и непрактично. Тем более что, учитывая новгородские особенности, добраться до них можно лишь или в очень сухую погоду, или в хороший мороз. Остальное время года данные земли недоступны для хозяина.

Показательны здесь тексты грамот, в которых упоминаются рыбы лососевых пород (№ 92, № 258, № 280). Лов семги и тайменя проводился на Белом море, естественно, осенью, то есть в самую распутицу, поэтому для осуществления доставки рыбы в Новгород приходилось ждать морозов, что создавало определенные трудности и повышало ценность самой рыбы.

Валентин Лаврентьевич отмечает особенности, связанные с новгородским землепользованием, но не дает разъяснений по поводу этих странностей. А ведь объяснения существуют. И мы обязательно их поищем.

В грамотах новгородских усадеб решительно преобладают сюжеты, связанные с «деньгами в рост», то есть с ростовщичеством. Это весьма прозрачно характеризует материальную основу жителей Новгорода.

Также значительная часть текстов посвящена сбору налогов. Выявлена целая переписка сборщиков налогов по карельской местности Григория и Димитра, которые предупреждают друг друга о возможных сложностях при сборе дани и даже иногда подменяют друг друга.

Грамота № 278 принадлежит «карельскому даннику» Григорию:

«У Икагала у Кривца 3 кунице. У Иголаидовеи в Лаидиколе поло рубля и 2 кунице. У Леинуя в Лаидиколе 6 бело. У Филиппа у деяка 30 бело. У Захарии в Калиница поло сорока и 5 бело. У Сидуя у Авиници 4 куници. У Миките исто в Нои у Еванова 6 куници. У Муномела в Куроле у Игалина брата поло рубля и 2 кунице. У Лег…»

Хотя грамота не закончена, ясно, что это список повинностей. Названия населенных пунктов и имена преимущественно карельские. Таких грамот Григория выявлено несколько. Грамота № 130:

«У Вигаря 20 локото хери безо локоти. У Валита в Кюлолакши 14 локти хери. У Ваиваса у Ваякшина 12 локти водмолу и поло третиянацате локти хери. У Мелита в Куроле 4 локти хери».

Здесь повинности карел исчислены в тканях: «херь», или «серь», а также «водмол» – названия двух сортов набеленного домотканого сукна.

Следует уточнить, что сбор дани проводился не единолично, а в сопровождении вооруженного отряда. Понятно, что одному человеку такое мероприятие не по силам. Случись чего, даже его труп невозможно было бы отыскать среди карельских болот. Но и не только по этим причинам.

Непростая ситуация развернулась в грамоте № 724 XII века Михаилоархангельского раскопа:

«От Савы покланянее къ братьи и дружине (поклон от Савы братии и дружине). Оставили мя были людье. Да остать дани исправити было имъдосени, а по первому пути послати и отъбыти прочее…»

Автор грамоты Савва занят сбором дани. Некие люди были обязаны остаток дани собрать до осени, прислать его по первопутку и отбыть прочь, но эти люди «покинули» Савву, то есть с остатком дани так и не появились.

Читаем грамоту дальше:

«И заславъ Захарья въ вере уроклъ: не даите Саве ни одиного песця хотя на нихъ емати…»

Оказывается, некий Захарья, прислав (какого-то человека), клятвенно заявил: «Не давайте Савве ни единого песца с них собрать. Самъ в томъ…»

Упоминание песцов служит указанием на местонахождение Саввы. Песцы (иначе – полярные лисицы), будучи представителями фауны Арктики, обитают в полярных материковых тундрах. Савва находится далеко на Севере для получения дани с тамошних жителей. Речь в грамоте идет об отказе местных людей выплатить обусловленный остаток дани, который местным старейшинам надлежало собрать до осени.

Поводом для отказа послужило распоряжение некого Захарьи, запретившего давать Савве «хотя бы единого песца». Основание такого распоряжения содержится в следующей фразе, переданной Захарьей через своего посланца: «Самъ въ томъ». Которую можно перевести, как: «Я сам за все отвечаю».

Читаем дальше:

«А въ томь ми ся не исправилъ въ борзее, ни къ вамъ, ниту ти былъ. А въ томъ есмь осталъ…» – «А со мной по этому поводу не справлялся и не побывал ни у вас, ни здесь. Поэтому я остался».

Дело на этом не заканчивается:

«По томь пришли смерди, от Аньдрея мужь прияли и дани отъяли людье…»

Затем пришли смерды, то есть плательщики дани, приняли «мужа» от Андрея, и «люди» (люди этого мужа) собрали дань в пользу Андрея.

«И осьмь высягла что о Тудоре. Порозумеите, братье, ему даче что въ то ему състане тягота тамъ и съ дружиною егъ», – «А восемь (человек), что под началом Тудора, вырвались (очевидно, от людей мужа). Отнеситесь же с пониманием, братья, к нему, если там из-за этого приключится тягота ему и дружине его».

Савва остался на месте и объясняет, почему люди Тудора возвращаются «пустые», то есть без дани. Письмо Саввы оправдывает Тудора.

Мы же из приведенного текста прекрасно видим, что одним из видов деятельности жителей ильменского Новгорода являлся сбор дани с огромных северных территорий, вплоть до побережья Ледовитого океана. Но при этом им приходилось вступать в нешуточный спор с жителями другого региона, возможно, Белозерска, хотя высказывается предположение, что речь идет о князе суздальском.

С помощью берестяных грамот археологи смогли установить и проследить целые династии жителей. Точно установлено местонахождение дворов Мирошкиничей, Мишиничей, Твердиславичей, Мирославичей и т. д. Поскольку все установленные династии являлись знатными фамилиями, тексты грамот, обнаруженные в их дворах, в основном содержат жалобы крестьян, живущих в их далеких поместьях.

Грамота № 370: «Поклонъ ко Юрью и к Микссиму от всихъ сиротъ. Цто еси даль намъза клуцка, за насъ не стоть, насъ продаеть, и окрадони от ного есми. А лежи ни от ного, не отъезде да. А ми есми в томъ погибли. Аже ему будьть сидить, намамъ сили ниту сидити. А даи намъ смирного человека. А на томъ тобе цоломъ».

Здесь крестьяне жалуются на ключника, которого к ним назначили. Он не защищает их, запрещает выезжать на промыслы, охоту и рыбалку, а кроме этого, обкладывает штрафами. Применительно к современному языку эта грамота звучит так:

«Поклон Юрию и Максиму от всех крестьян. Кого ты нам поставил ключником, тот за нас не стоит, разоряет нас штрафами, мы им ограблены. А сиди и не смей от него отъехать! А мы из-за этого погибли (разорены). Если ему (предстоит) и дальше сидеть, нам сидеть силы нет. Дай же нам смирного человека – на том тебе (бьем) челом».

Крестьяне предупреждают, что у них больше «нет силы сидеть» на этой земле, и если ключником не поставят «смирного человека», они вынуждены будут перейти к другому хозяину. Подобных грамот множество.

№ 311: «Господину своему Михаилу Юрьевичу хрестяни твои череншани чело биюте. Што еси одода деревеньку Клименцу Опарину, а мы его не хътимо: не суседнеи человеко. Волено Богъ де и ты».

Михаил Юрьевич сдал в аренду деревеньку вместе с проживающими в ней крестьянами некому Клименцу Опарину, но крестьяне «его не хотят». Он «не суседнеи человеко», то есть чужой человек.

Грамота № 301 отправлена тому же Михаилу Юрьевичу:

«Господину Михаилу Юрьевичу, сыну посадничьему, слуга твой Кля бьет челом. Чем, господин, пожалуешь свою волость? Половина пуста, а кто остался, те хотят, чтобы их пожаловали – подати убавили. А тебе, господину, челом бьют».

Кля сообщает, что из-за неумелого управления половина крестьян уже ушла к другим хозяевам и скоро вообще не останется тех, кто будет обрабатывать землю.

Ознакомившись с приведенными текстами, невозможно не заметить, что и Юрий, и Михаил Юрьевич люди крайне бестолковые, бесхозяйственные и нерачительные. Что папаша, что сынок вели хозяйство неумело. Крестьяне разбегались от них, вследствие чего они неминуемо должны были нести убытки, но при этом никаких выводов для себя из крестьянского бегства они сделать были не в состоянии.

Как видим, знатность не спасает от бестолковости. К счастью, глупость посадников не могла оказывать существенного влияния на дела Новгородской республики. Причины такого положения мы разберем чуть ниже.

Приведенные письма от крестьян и ключника к посаднической семье демонстрируют еще одну немаловажную черту новгородских порядков: крестьяне абсолютно не имели собственной земли, хотя могли по личной инициативе переходить от одного землевладельца к другому. А ведь еще в X веке у племени ильменских словен таких проблем не существовало.

В XII веке, как мы видим, 95 % населения Новгородской области (республики) уже являются официально безземельными и вынуждены обрабатывать землю, принадлежащую богатым землевладельцам. По сути, это обычное крепостничество немецкого образца. Вследствие чего в столь короткий период (практически за сто лет) порядок землепользования претерпел коренные изменения? Может, это как-то связано с изменением политического устройства «Новгородской республики»? Мы думаем, что именно с этим и связано. Хотя историки никаких отличий не заметили. Для отечественных историков «не приметить слона» всегда являлось делом обычным, скорее даже будничным.

Грамота № 297 сообщает о наличии других способов крестьянского протеста:

«Целобитье от Сергия з братьеи изъ Рагуилова господину Михаили Юрьевицу. Стогъ, господине, твои ржаныи цетверетьнъи тати покрали: овиновъ пять свезли въхъ и…»

Сергей и братья из Рагуилова сообщают Михаилу Юрьевичу, что его ржаной стог украли воры. Емкость стога равна пяти овинам, а сам стог называется четвертным.

Грамота № 23 принадлежит уже к концу XIV века, но сельскохозяйственный смысл текстов практически не меняется:

«Поклон от Карпа господину моему Фоме. Я был, господин, на Пустоперже, разделил рожь с Олексой и с Гафанком. Немного, господин, ржи (пришлось) на твою долю – два овина четверти. А Пянтелик видел сам (то есть тому свидетель)».

Грамоты знатных горожан содержат переписку с другими знатными жителями и духовенством. В качестве примера такой переписки можно привести текст грамоты № 736, относящейся к 10–30-м годам XII века:

«От Ивана к Дристливу. Если ты взял Павловы проценты, то (нужно также) взять у Прокопьи. Если ты (уже) взял, то возьми и для Завида. Если же (и это) взял, то пришли об этом весть сюда, пока я сам не отдал все проценты (по собственным долгам)».

Данная грамота интересна тем, что на внутренней стороне листа Дристлив нацарапал Ивану ответ:

«От Дристлива к Ивану. Я не взял ни векши и (даже) не видал его. Я взял только у Прокопьи, (а именно) взял гривну без ногаты».

Для удобства чтения данный текст мы привели в уже обработанном виде, применительно к современному языку.

Вот личное письмо государственного деятеля и крупнейшего землевладельца XIV века Онцифора Лукинича. Оно зафиксировано как грамота № 354:

«Онцифор своей матери челом бьет. Вели Нестеру скопить рубль (примерно 170 граммов серебра) и сходить к Юрию сукладнику (очевидно, компаньону, с которым сложились в складчину для какогото дела). Молиеся ем, что бы конь купилъ. Да иди с Обросиемъ к Степану, жеребии возмя или возметъ рубль, купи и другии конъ…»

Онцифору, находящемуся где-то вдали от города, нужно, чтобы в его отсутствие были куплены два коня. Одного Нестер должен купить за рубль при помощи Онцифорова складника Юрия, а второго мать вместе с Обросием пусть купит у Степана за другой рубль, либо в счет доли Онцифора в совместном предприятии.

«…Да прошаи у Юрия полтини, да купи соли с Обросием…», также у Юрия нужно попросить полтинник на покупку соли. «…А михи и серебра не добудеть до пути, пошли с Нестером симъ…»

Этот отрывок грамоты В. Л. Янин комментирует так: «Если же мешков и денег не удастся собрать „до пути“, то есть до установления летнего или зимнего пути, то, когда дороги наладятся, пусть их привезет Нестер. Нужно полагать, что на этот случай, если деньги будут собраны раньше, Онцифор надеется получить их одновременно с конями и солью, ожидая к себе Обросия. Очевидно, что письмо написано в распутицу, весной или осенью, когда дороги раскисли от грязи и стали непроезжими. А что Онцифор ждет к себе обоз из города, видно из следующих слов его письма»:

«…Да пошли 2 кози, корякулю, пятень, полъсти, веретища, мехи и медвидно…»

У Онцифора очень разнообразный перечень потребностей. «Коза» – таган, «коракуля» – бараньи шкуры, «пятно» – клеймо, «полъстъ» – тканный или меховой ковер, «веретища» – холщевый полог, «михи» – мешки, «медвидно» – медвежья шкура.

«…Вели у Максима у ключника пшенки попросить, и деду поклонись, чтобы ехал в Юрьев монастырь попросить пшенки; а здесь ее достать и нечего надеяться».

Из-за этой самой пшенки поначалу данное письмо не было включено в остальные письма Онцифора Лукинича. Не верилось, что знаменитый государственный деятель и богатейший землевладелец мог унизиться до того, что пошлет свою мать к Максиму ключнику, а деда в Юрьев монастырь просить пшенку. Однако А. В. Кирьянов археолог и историк земледелия, внес ясность, установив судьбы разных сельскохозяйственных культур.

Оказалось, что просо, которое было главной культурой в X веке, уже в XI стало энергично вытесняться рожью. В XII веке проса было еще довольно много, хотя и меньше, чем ржи. В слоях XIII века его осталось довольно мало, а в слоях XIV и XV веков его встречаются ничтожные количества. А вот пшено было дефицитным товаром, и любителям пшенной каши, даже если они принадлежали к числу крупнейших землевладельцев, не зазорно было искать его, возлагая надежды на богатейший Юрьев монастырь.

Еще одно письмо Онцифора к матери № 358 наглядно демонстрирует нужды и заботы горожан XIV века, хотя оно и не сохранилось в полном тексте:

«Поклонъ оспожи матери. Послалъ есмь с посадницим Мануиломъ 20 белъ к тобе. А ты, Нестере, про чицякъпришли ко мни грамоту, с кимъ будешъ послалъ. А в Торжокъ приихавъ, кони корми добрым синомъ. К житници свои замокъ приложи. А на гумни стои, коли молотятъ. А кони корми овсомъ при соби а в миру. А в клить ржи с… перемирь и овесъ тако же. А сказаваи, кому надоби рож ли или овесъ…»

Из письма видно, что обширные земли Онцифора располагаются не около Ильменя, а возле Торжка, то есть за сотни километров. Причем, если верить писцовым книгам, фамильной вотчиной Онцифора является село Медное. А это даже не Торжок, это практически Тверь, хотя проводить помол зерна он все же предпочитает в Торжке.

Нельзя не обратить внимание на слишком спокойный тон письма для человека, ежедневно рискующего пасть жертвой звероподобных монголов. Ведь время написания письма совпадает со смертельно опасными событиями первой половины XIV века. Историки непреклонно настаивают на этом:

«Все эти годы на Руси царило „смятение“ – города и села грабили и выжигали ордынские и свои же русские отряды». А тверское восстание 1327 года против ордынского баскака Чол-хана вообще привело к практическому вырезанию всего живого в тверской округе:

«Иван Данилович (Калита), вернувшись из Орды с татарским войском, огнем и мечом прошел по тверским местам». Дальнейшая история характеризуется непомерными поборами всей русской земли в пользу Калиты и Золотой Орды. В последующем положение еще больше усугубляется, поскольку Москва вступает в смертельную схватку с Новгородом.

Исходя из академической версии, Онцифора Лукинича как новгородского землевладельца тверскими поместьями должны были по крайней мере раз двадцать четвертовать и столько же зарубить или повесить. Однако Онцифор даже не догадывается о таких страстях. Его заботы никак не поднимаются выше приложения замка к житнице, хорошего сена для коня, а овса в меру, да чтобы мать самолично присутствовала при молотьбе, а рожь и овес перемерила, после того как их свезут в клеть.

Но не только Онцифор Лукинич ничего не слышал о монголах, Батые, Золотой Орде и прочей дребедени. Ни один новгородец об этом никогда не слышал. Говоря «новгородец», мы не имеем в виду граждан, проживающих в городишке на реке Волхве. «Новгородцы» – это население, проживающее на территории от Торжка до Швеции, от Волги до Ледовитого океана. Вот такое огромное население почему-то не было оповещено, что ужасно мучается под тяготами монгольского ига.

Чтобы прийти к такому выводу, не требуется регулярно писать диссертации и посещать научные симпозиумы, достаточно один раз прочитать тексты берестяных грамот.

Может, в грамотах вообще не встречается никаких разговоров о войне? Может, люди были к этому безразличны? Естественно, такого происходить не могло и подобные донесения в грамотах встречаются. Например, знаменитая грамота № 590 второй половины XI века: «Литва въстала на корелу», показывает, что жители Новгорода (на Волхве) строго отслеживали международную обстановку.

Донесение второй половины XIII века, получившее № 636: «Пришьль искупник ис Полоцька. А рать поведае велику. А водаить пошьниць во засаду». И тут же следующая грамота, написанная этой же рукой (№ 704): «От городчан к посаднику великому. Вот ясеняне бежали…» Речь в грамоте идет о жителях Ясенского погоста в верховьях реки Шелонь, которые предпочли самостоятельную эвакуацию, не дожидаясь начала каких-либо действий.

Не были безразличны новгородские жители ко всяким опасностям. И бегали, и письма писали. Но раз уж ничего не знали про монголов, значит, не знали. Добавить к этому нечего.

Вступать в спор с известными людьми, у которых персональные данные начинаются на «В. Ян», стало у нас уже доброй традицией. Первый, с кем это произошло, был В. Янчевский, творческий псевдоним В. Ян. Этот замечательный литератор многим читателям знаком с детства. В частности, его перу принадлежит трилогия о начале Монгольской империи. Мы еще раз снимаем шляпу перед В. Яном как перед писателем, но как с историком мы во многом с ним не согласны, поэтому и выставили наш спор на суд читателя в предыдущей книге.

Сегодня хотелось бы обсудить некоторые моменты с археологом В. Яниным. Валентин Лаврентьевич Янин, бесспорно, выдающийся отечественный археолог. Начав свою деятельность под руководством академика А. В. Арциховского, он практически посвятил свою жизнь берестяным грамотам. Благодаря его самоотверженному (не побоимся этого слова) труду, мы можем сегодня узнать о берестяных грамотах практически все. Имя Владимира Янина золотыми буквами вписано в книгу отечественной археологии.

Мы преклоняемся перед Вами, Валентин Лаврентьевич, как перед археологом, но когда в Вас просыпается историк, уж простите. «Платон мне друг…»

Именно Валентин Лаврентьевич сам обращает внимание на то, что в период якобы начавшегося «избиения Руси монголами», грамотность населения не только не падает, а наоборот, продолжает расти:

«Из 394 грамот, найденных на Неревском раскопе в условиях, позволяющих точно определить время их написания, в слоях XI века найдено 7 грамот, в слоях XII века их оказалось 50, в XIII веке в землю было брошено 99 грамот, в XIV веке – 164».

В. Янин показывает, что количество найденных берестяных грамот растет век от века. Если уж на небольшой площади раскопа их содержится такое количество, то по всей площади населенного пункта их лежат тысячи и тысячи. Хотя практически подтвердить это не представляется возможным. Понятно, что ради грамот никто не будет сегодня сносить кварталы и выселять жителей.

В. Янин отмечает продолжающийся рост грамотности населения в условиях «монголо-татарского ига» и даже удивляется, ведь это полностью противоречит здравому смыслу. Естественно, о каком повышении грамотности может идти речь, когда население нещадно уничтожается, уводится в плен, облагается неимоверными налогами. В таких условиях речь можно вести только о выживании. Никому в голову не придет заниматься в такое время просвещением. Однако факт налицо. И Янин видит это, но тут в нем просыпается историк…

Вместо того чтобы начать скрупулезно разбираться в столь вопиющих противоречиях, уважаемый Валентин Лаврентьевич игнорирует факты и просто повторяет версию, на которую историков натаскивают со студенческой скамьи. Янин «подтаскивает» (уж простите, Валентин Лаврентьевич) «расцвет боярской республики» под поголовное повышение грамотности, вместо того чтобы усомниться в реальном существовании самих «монгольских ужасов». При этом не замечает, что «расцветом боярской республики» полностью подтачивает академическую версию о «невиданном разорении».

Чтобы не сложилось превратного мнения, мы заявляем, что, не глядя на некоторые разногласия, глубоко уважаем Валентина Лаврентьевича. Ознакомившись с его трудами, любому становится понятно, что В. Л. Янин прекрасный ученый, больше доверяет собственным глазам, чем штампам, в конце концов, он честный, искренний человек. Он не всегда следует «общепринятым» нормам и установкам. В частности, это относится к его выводам по поводу происхождения кириллицы. Янин не побоялся косых взглядов в свою сторону и обвинений в ненаучности.

Ранее мы тоже высказывали несогласие по поводу «авторского изобретения» кириллицы Кириллом и Мефодием. Приводили доводы многих филологов и исследователей старины. Валентин Лаврентьевич без всяких обиняков и недомолвок также высказывается на данную тему:

«Среди новгородских азбук грамота № 460, относящаяся к XII веку имеет закономерную неполноту. А обнаруженная на стене киевского Софийского собора процарапанная славянская азбука XI века содержит только 27 букв, расположенных в строгом соответствии порядку знаков греческого алфавита. Она несколько отличается от азбуки нашей грамоты № 591, но в ней так же нет йотованных букв, а также „щ“, „ы“, „ь“, „ю“.

Из приведенных сопоставлений следуют два существенных вывода. Во-первых, на протяжении первых столетий употребления кириллицы на Руси существовали две ступени обучения грамоте. Первую составляло обучение облегченному, бытовому письму, отраженному грамотой № 591, и киевскими граффити. Вторая ступень требовала полного знания азбуки и предназначалась поначалу профессиональным переписчикам книг. Во-вторых, – об этом свидетельствует киевская азбука, – основу кириллицы составлял греческий алфавит, лишь постепенно пополнявшийся специфическими славянскими буквами. Сначала в ее состав были включены такие буквы, как «б», «ж», и лишь на каком-то дальнейшем этапе «щ», «ь», «ы», «юс» и йотованные.

Поэтому нет оснований приписывать изобретение кириллицы святым Кириллу и Мефодию. Скорее, греческий алфавит был пополнен ими несколькими самыми необходимыми славянскими буквами».

Крайне смелое заявление. От других «официальных» историков мы никогда ничего подобного не слышали. Конечно, это не может не вызывать уважения. Мы обширно и с удовольствием ссылаемся на научные выводы Валентина Лаврентьевича, однако когда не согласны с ним, то не согласны. Надеемся, Валентин Лаврентьевич воспримет это без обид.

* * *

Извлекая из земли не только берестяные грамоты, но и предметы быта, одежды, орудия производства, более ясной становится картина основных занятий жителей Новгорода (на Волхве).

По данным, достигнутым только к 1982 году, из культурного слоя извлечено 130 тысяч индивидуальных находок, на разных хронологических уровнях вскрыто более 2100 построек, из них 600 жилищ и 135 ремесленных мастерских (Памятники Отечества. Альманах, 1982). По мере возможности мы знакомим читателя с данными археологических исследований и комментариями ведущих археологов, чтобы читатель мог составить собственное мнение о повседневном быте новгородцев.

Установлено множество мест проживания христианских священников. Археологи рассказывают об этом так: «Присутствие священнослужителей проявлялось самим составом находок, в числе которых встречались обрывки священнических облачений, золотые украшения риз, множество нательных крестов… Любопытным оказалось наличие заметного числа культовых предметов, связанных с не христианской религией, а с языческими верованиями – амулетов, неолитических „громовых стрел“, змеевиков (памятников двоеверия – медальонов с изображением на одной стороне христианского, а на другой – языческого символа). Надо полагать, что подобные обереги отбирались священниками у прихожан, поскольку церковь предписывала самую активную борьбу с пережитками прежних верований.

Однако наиболее важные материалы, характеризующие церковную принадлежность, дал комплекс найденных берестяных грамот. Только в усадьбе «А» Троицкого раскопа из 34 обнаруженных здесь документов 19 содержат в своих текстах только имена, во всех случаях канонические православные, а не мирские, отсутствующие в святцах. В качестве примера можно привести грамоту № 544 с таким текстом: “Павла, Климента, Спиридона, Олексу”».

Примечательно, что христианские монахи проживали не только в монастырях, но и в городских дворах. В. Л. Янин обращает на это внимание:

«Заметная рассредоточенность и несомненная территориальная отдаленность адресатов и авторов писем указывает на то, что варваринские черницы жили не только на территории самого монастыря, но и в окрестных дворах, а также за пределами города, откуда на усадьбу Троицкого раскопа и приходили их письма».

Особое место в раскопках занимает усадьба художника-иконописца Олесия Гречина. Многие грамоты, найденные на этой усадьбе, представляют собой заказы художнику или подготовительные записки самого Олесия. Они относятся к началу XIII века.

Грамота № 549: «Поклон от попа Гречину. Напиши для меня двух шестикрылых ангелов на двух иконках, (чтобы поставить) на верх деисуса. Приветствую тебя. А относительно платы – порукой Бог или же договоримся».

Грамота № 558: «От попа Мины к Гречину. Будь здесь к Петрову дню с иконами».

А вот как Гречин делал собственные записи-поминания:

№ 506: «Петре – Евана. Маримияна, Яна – Георгия. Федоръ – Прокопия. Оводокия – Евана Рождество».

№ 545: «Гергъ – Ириния, Марофу, Марофу, Стефана. Фоврония – Романа, Марофу».

Здесь художник перечисляет имена заказчиков и указывает, какую именно икону они заказывают. Примечательно, что Олесий Гречин был не просто художником-иконописцем, а еще и священником. И не просто священником, а авторитетным духовным лицом высокого ранга, позволившего ему впоследствии занять пост архимандрита и выставлять свою кандидатуру на владычную кафедру.

Особого внимания заслуживает происхождение фамилии Гречин. Известно, что на Руси фамилии простых людей происходили от имени отца – Иванов, Петров, Сидоров – или от рода занятий – Кузнецов, Рыбаков, Купцов, Пастухов. Можно было бы предположить, что род Гречиных выращивал гречку, но доподлинно известно, что гречка на Ильмене в те годы не росла. Единственным началом для происхождения данной фамилии может служить только… национальность.

Историков почему-то не интересует вопрос, откуда на Руси после крещения моментально появилось огромное число духовных лиц, храмовых зодчих и художников-иконописцев. Подразумевается, что это русские пахари, охотники и рыболовы, забросив мотыги с удочками, в одночасье перешли работать владыками, архимандритами и иконописцами. Нам же такой подход представляется упрощенным.

Вспомним высказывание конца XIX столетия, принадлежащее Н. П. Кондакову и И. И. Толстому: «Начиная с купола, как обычной главы церковной росписи, Нерединская церковь строго воспроизводит все основы византийского храмового живописного цикла и заложенной в нем богословской идеи».

Каким же образом в Новгороде удалось соблюсти строгость византийской канонической композиции? Понятно, что бывшие хлебопашцы и рыболовы не сумели бы в момент усвоить правила византийского строительства и богописания. Вполне должно быть очевидно, что специалисты, имеющие отношение к проповеди, церковному строительству и росписи, а также к иконописи, откуда-то завозились. И опять же не требуется глубокого мыслительного процесса, чтобы догадаться о завезении оных из Византии (Греции).

Фиксированным историческим фактом является то, что поначалу лица русского происхождения не имели права на Руси занимать высшие духовные должности. Нам это представляется вполне естественным. Византия получала свою долю средств от доходов русской епархии, а такое дело нельзя доверять чужакам, то есть русским.

Вспомним такой занимательный факт: «В Новгороде (на Волхве) существовали две Цареконстантиновские церкви – на Росткине и соседней с ней Яневой улицах Софийской стороны. Они находились так близко одна к другой, что в летописных указателях их чаще всего принимали за одну, якобы выходившую фасадами на две улицы».

В честь какого же «царя Константина» поставлено сразу две церкви? Среди русских царей такого не значится. Зато в Византии Константин – самое царское имя. Какому же по национальности человеку пришло в голову восхвалять византийских царей? Мы так думаем, что это был ГРЕК. И все остальные вышеперечисленные специалисты были тоже греками, то бишь византийцами.

Сохранившийся отрывок текста, обозначенный как грамота № 700, выдается историками за неоспоримый признак Новгорода как центра международной торговли: «…оу кого любо и грьчскаго бобоу сьмьни жь…» Грамота действительно свидетельствует о наличии в Новгороде (на Волхве) любителей «греческого боба», то есть фасоли. Также при раскопках обнаружены остатки скорлупы грецких орехов. Что вроде опять подтверждает академическую версию.

Тем не менее это свидетельствует совершенно о другом. Это говорит лишь о том, что в Новгород (на Волхве) после христианизации Руси из Византии было завезено множество греков, которые построили монастыри, церкви, расписали их и наладили иконопись. Естественно, что они желали питаться привычной для себя пищей и предпринимали для этого все возможное. Нет ничего удивительного в том, что грекам из Греции привозили фасоль и орехи. Только это совершенно не подтверждает наличие морского торгового пути «из варяг в греки», проходящего по реке Волхов.

У нас как-то не принято и даже считается неприличным обсуждать, каким же образом золото и серебро, собранное церковниками с необъятной новгородской территории, попадало к их законному владельцу – главе всея греческой Церкви, по совместительству императору Византии. А меж тем понятно, что попадало. И еще как попадало. Вот эти-то вывозильщики и снабжали своих греческих сородичей, засланных в далекую северную страну, грецкими орехами и фасолью. Отчего же не захватить орехов, когда за золотом собираешься.

Нам представляется вполне естественным, что имена новгородских художников, дошедшие до нас, звучат как: Олесий Гречин, Исайя Гречин и Феофан Грек. Заметьте, последний даже не Гречин, а просто Грек. Фамилий художников типа Иванов, Петров, Сидоров в истории Новгорода (на Волхве) не содержится. Фамилия Грек нам представляется естественной, потому что ее обладатель по национальности был греком. Пожалуй, было бы удивительно, если бы грекам начали давать фамилии Голобородько или Нечипайло. Для историков же эта загадка пока считается неразрешимой и разрешения на ее разрешимость в обозримом будущем не ожидается.

Археологам удалось установить поместье наместника заволочской земли Феликса. «Заволочской» называлась Северодвинская земля. Грамота № 417 первой четверти XIV века содержит интересные сведения о сборе Заволочской дани:

«Приехав из Заволоцея, носили серебро Клименц с племенем на заветре (на следующее утро) по Петрове дни. Носили Федорку Слепеткову с братею. А серебром ходил Грегорий Фларев, Двыд Попов, Матвей Кенище, Лука Онишков, Сафрон Мишкин».

В грамоте идет речь о том, что к Петрову дню (29 июня) Клименц с родственниками отнес «заволочное» серебро Федорку Слепеткову с братией. «Братия» – возможно, церковные служители. В грамоте также перечисляются люди, которые привезли серебро из Заволочья.

Некоторые из археологов предполагают, что через Заволочье шло «закамское» серебро, то есть уральское. В подтверждение приводится фраза из Новгородской 1 летописи: якобы Иван Калита в 1332 году «възверже гневъ на Новъград, прося у них серебро закамское».

В этом случае не ясно: либо Узбек – хан Золотой Орды – платил дань Новгороду зауральским серебром, либо никакая Орда уральским серебром в 1332 году не распоряжалась, что больше похоже на правду.

Большой интерес могут представлять сведения об устройстве местной власти. В частности, у археологов накопился объемный материал по владычным наместникам: «Знакомство с собранными в Новгороде свинцовыми печатями древних пергаментных документов обнаруживает существование наместников новгородского архиепископа, владевших целыми областями Новгородской земли. Известны печати многих наместников архиепископа».

Кстати, сразу бросается в глаза, что финансовые документы ведомства архиепископа выполнены на пергаменте, а не на бересте, как остальные, но ни одного такого пергаментного документа в распоряжении историков на сегодняшний день почему-то нет. Историки, обронив данную фразу, предпочитают к ней больше не возвращаться, а ведь было бы чертовски интересно заглянуть в «скромную» пергаментную бухгалтерию. Полюбопытствовать, сколько же поступало средств на «счет» архиепископа и куда они потом девались? Сколько оставалось на Руси, а сколько вывозилось в Византию? Но, похоже, кроме случайной фразы о пергаментах наместников архиепископа, которые «владели целыми областями», историческая копилка больше ничем не пополнится. Церковные финансы – это тот аспект, который историкам никогда обсуждать не доведется.

В качестве легкой иллюстрации к церковному имуществу можно привести небольшое наблюдение В. Л. Янина. Пытаясь проследить судьбу населенных пунктов, указанных в грамотах № 509 и 516, он попутно сообщает следующие сведения:

«Легче всего отыскиваются Молвотицы. Это был небольшой городок на речке Щеберихе в 140 километрах к юго-востоку от Новгорода. Этот городок был центром молвотицкого погоста. И следует обратиться к писцовой книге XV века, чтобы поискать в этом погосте Озерева и Велимичи. Нужно сказать, что владельческий состав погоста был достаточно пестр. 130 деревень в нем, как и сам городок, принадлежали архиепископу, и почти столько же деревень – разным монастырям и частным владельцам.

Деревня Вельмичи отыскивается в той части погоста, которая была владычной. А вот деревни Озерева в нем нет. Эту деревню, однако, мы обнаруживаем в расположенном неподалеку Жабенском погосте и выясняем, читая его описание, что она тоже принадлежала владыке».

Только в одном погосте 130 деревень принадлежат архиепископу. Остальные тоже не совсем «штатские». Половина из оставшихся находится в собственности монастырей. Для особо непонятливых дополнительно поясняем: «Монастырское имущество то же самое, что и церковное». Да и остальные земельные владельцы обладают некоторыми специфическими, чисто «новгородскими» особенностями. Мы на них остановимся ниже.

Нелишне будет вспомнить, что та область, которую историки обозначают «Новгород», географически включала в себя современные Республику Карелию, Новгородскую и Ленинградскую области, часть Тверской, Вологодской и Архангельской областей. При этом данниками Новгорода числились жители современной Мурманской области и Финляндии. По площади данная область значительно превосходит многие Европейские страны. К тому же, как показывают археологи и писцовые книги, большая часть перечисленных земель являлась собственностью церковной епархии.

Когда же церковь успела обзавестись подобным «хозяйством», если крещение Руси произошло только в 988 году? Кстати, по утверждению тех же археологов, сумма археологических данных позволяет утверждать, что Новгород облик города стал приобретать во второй половине X столетия. В это время повсеместно начинается сооружение уличных деревянных мостовых, появляются дренажи, возникает уличная приусадебная планировка. До этого будущий Новгород представлял собой набор отдельно стоящих друг от друга хуторов, окруженных пахотными полями.

Нельзя не заметить, что дата «появления» города поразительно совпадает с датой крещения Руси. Дата крещения является в судьбе Новгорода (на Волхве) как бы отправной точкой. Именно после крещения начинается мощение мостовых, сооружение ливневой канализации, строительство церквей, монастырей, лузганье грецких орехов и варение «греческого боба» – фасоли.

Думается, рассуждения о том, что местные жители, впервые перекрестившись, сразу поменяли культурные традиции – наивны. Понятно, что подобные новшества могут принадлежать только приехавшим византийцам, не привыкшим у себя в Греции «месить грязь». Нету у них в Греции грязи, не произрастает она там. Налицо высадка византийского десанта в составе греческого духовенства, а также зодчих, иконописцев и других лиц, сопутствующих духовной миссии.

Чем же, кроме духовной миссии, ознаменовалось прибытие нового, энергичного пополнения? Как видим, и это не секрет – массовой скупкой земли. Но не только массовой, а еще и скоростной. Греческая ортодоксальная церковь практически «приобрела» Новгородскую область в течение первых ста лет после крещения. Согласитесь, такие результаты не могут не впечатлить.

Как выясняется, одной скупкой земли дело не закончилось. «Анализом совокупности письменных источников выяснено, что в XIV веке аппарат архиепископа получил право контроля не только над фондом „черных“, небоярских земель, но и над всеми операциями с землей. Акты, подтверждавшие куплю-продажу любых земельных участков, их дарение, наследование и обмен, утверждались свинцовыми печатями владычных наместников, получавших доход с каждой такой операции за ее оформление и утверждение печатью».

По сути, к XIV веку завершилось то, ради чего все и затевалось. Ни один сантиметр земли не мог быть куплен, продан и даже подарен без ведома архиепископа. Хотя если учесть, что уже в XII веке почти вся «новгородская» земля была в собственности Церкви, то это просто формальность.

По-детски, на фоне вышеизложенного, выглядят патриотические выкрики историков о вечевом принятии решений в Новгороде на Волхве и народно-мудром управлении хозяйством. Не могли людские массы тявкать на «хозяина». А власть высокопоставленных бояр, якобы считавшаяся равной с «хозяйской», скорее, была символической.

Мы уже отмечали, что боярство Новгорода (на Волхве) весьма специфическое. Главной задачей новгородских бояр являлась… забота о церквях, их строительстве, росписи, содержании. Бояр хоронили не на кладбищах, их хоронили… в церквях. Для примера можно привести фрагменты истории двух семей Мишничей, которые своей схожестью доставили немало хлопот археологам.

Юрий Мишнич в 1316 году, а Варфоломей Юрьевич в 1342-м похоронены в церкви Сорока мучеников. Церковь Спаса на Разваже построена в 1421 году Лукьяном Онцифоровичем. Церкви Кузьмы и Демьяна в 1400 году Юрий Онцифорович подарил богослужебную книгу. Это очень дорогостоящий подарок по тем временам. Кроме того, Юрий Онцифорович создал Колмов монастырь. После этого соборная церковь стала официальной усыпальницей Онцифоровичей. А потомков другого знаменитого Миши погребали в церкви Вознесения.

К тому же все посадники и бояре в конце жизни были обязаны принимать схиму, то есть постригаться в монахи. Не вдаваясь в теоретические рассуждения, можно констатировать, что это свидетельствует о чрезмерном влиянии церкви на представителей высшего сословия.

Если кто-то пожелает упрекнуть нас в предвзятости, то пусть обратит внимание: мы всего лишь перечисляем факты, добытые археологами. Как говорится – ничего личного. Не бывает такой правды, чтобы никому не было обидно, а смотреть ей прямо в глаза – занятие не для слабонервных.

Ведя разговор о жителях Новгорода (на Волхве), интересно будет ознакомиться с грамотой № 519, которая является «духовной грамотой», то есть завещанием. Грамота очень длинная и приводить ее всю довольно утомительно. Мы хотим лишь перечислить основные земли, которые передает по наследству «раб Божий Мосей»:

«А отказывает свое имущество своим детям. Сосенскую землю и Засосенскую землю по деловой грамоте, и Зашолонскую землю… и во Вшашкеи земле… И Кромиски земли свою треть, и на Вышкове свою треть… и Пожарскую землю… а Скутовскую землю Матфею и брату его Григорию… А Кромеская и Вышкевеская земля святеи Богородиции на Дубровни… А дворъ мои в городе, а пожня на Глушици, а другая за Городищем, а то Даниловымъ детям».

Перед нами обычный землевладелец, живущий в городе и получающий ренту с принадлежащих ему земель. Интересно то, что археологи, просчитав все принадлежащие ему участки, отнесли Мосея к самым мелким новгородским землевладельцам. Это обычный горожанин. Таких в Новгороде (на Волхве) было полно, и они не представляют для археологов особого интереса. Хотя необходимо отметить, что даже простой горожанин в завещании не забывает часть имущества передать церкви.

Но дело не в самом Мосее, а именно в том, что таких было полно. Изучая социальный состав городских жителей, археологи пришли к совершенно неожиданным выводам. Мы передаем их в том виде, как их представил В. Л. Янин, хотя напоминаем, что не во всем с ним согласны:

«Почему представление о традиционности кланового боярского городского землевладения кажется мне столь важным? Попробуем вместе разобраться в одной необычайно сложной проблеме.

Если один боярский род владел на территории Новгорода значительным комплексом усадеб, то есть большим районом города, а в этом районе, кроме самих бояр, жили многочисленные представители других социальных слоев, значит, подавляющее большинство населяющих эти усадьбы людей жило не на своей земле. Все эти люди находились в разных формах зависимости от владевших комплексом усадеб бояр. Вместе с тем боярский род, увеличиваясь с течением времени, сохраняет единство, которое проявляется в совместном владении комплексом этих усадеб. Такая организационная ячейка общества называется патронимией.

В том, что мы стоим на правильном пути, убеждают некоторые особенности планировки новгородских концов. Рассказывая о землевладении Мишиничей в городе, мы заметили, что принадлежащий им комплекс усадеб со всех сторон окружен церквами, возникающими по инициативе владельцев усадеб. К району городских владений Мишиничей примыкают четыре церкви: Сорока мучеников, Саввы, Спаса, Кузьмы и Демьяна на Козмодемьянской улице, образуя гнездо. Об одной группе церквей в Новгороде кем-то было сказано, что они «кустом стоят». Вот такой куст мы и видим вокруг усадеб Мишиничей. Но если внимательно рассмотреть план древнего Неревского конца, мы обнаружим на нем и другие подобные «кусты». К северу от комплекса изученных усадеб, имеется подобный «куст» – церкви Кузьмы и Демьяна на Холопьей улице, Георгия, Якова и Мины. В этом же районе существуют еще два подобных, но менее выраженных района. Не такие же ли это патронимии, как на Дмитриевской улице?

Исследователей давно интересовал механизм политической борьбы в Новгороде. Была высказана, например, такая мысль. Разные районы города населяли люди разной социальной принадлежности. В одних местах жили бояре, в других купцы, в третьих ремесленники. Поэтому столкновение территорий отражает расстановку классовых сил в новгородском обществе. Эта мысль опиралась на особенности в названиях разных концов и улиц города. Полагали, что на Торговой стороне жили купцы, в Плотницком конце – плотники, в Гончарском (Людином) конце – гончары, на Холопьей улице – холопы, на Щитной улице – ремесленники, изготовлявшие щиты, и т. д.

Археологические раскопки развеяли эту гипотезу (!). И на Торговой стороне, и на Холопьей улице открыты богатые боярские усадьбы, а следы ремесленного производства оказались характерными для любых участков древнего города. Более того, выяснилось, что и боярские хоромы, и ремесленные мастерские располагались на одних и тех же усадьбах.

Иными словами, стало очевидным, что значительная часть простого населения Новгорода зависела от бояр больше, чем было принято думать. Эти люди не имели своих дворов, а вынуждены были жить на земле, принадлежащей боярам, составляя, таким образом, один из элементов боярской патронимии».

Видите, Янин пишет «развеяли эту гипотезу». Только теперь вопрос: «Для кого?» Академик Янин думает, что научные открытия могут каким-либо образом влиять на мнение столпов исторической науки, на того же Сахарова. Ничего подобного. Через десять лет после «развеивания этой гипотезы» Сахаров как ни в чем не бывало пишет:

«Славился Новгород своими мастерами кузнечного и гончарного дела, золотых и серебряных дел, оружейниками, плотниками, кожевенниками.

Улицы и «концы» города зачастую носили названия ремесленных профессий: Плотницкий конец, улицы Кузнечная, Гончарная, Щитная…»

И плевать на ваши археологические раскопки. Сахаров никому не позволит вносить изменения в историю, которую он уже затвердил!

Однако данные выводы Янина «развеивают» вдобавок еще и «гипотезу столкновения территорий». Раньше причины столкновений объяснялись «профессиональной» неприязнью: пошивщики лифчиков злобно кидались на вышивальщиков крестиком, учителя начальной школы на дворников. Теперь же, когда выяснилось, что все территории города подчинены лицам одного круга, причин для «столкновения территорий» не осталось. А раз не было причин, резонно задать вопрос: «А были ли столкновения?» Ведь исследование беспричинного кидания на людей не входит в функции историков. Этим занимается другое ведомство.

Если возникал конфликт интересов, например двух знатных владельцев земли, то это называлось «поругались две боярские морды», а не «столкновение территорий». Вряд ли по этой причине подневольный плотник одного господина побежит с удовольствием вырезать семью другого такого же плотника. Действительно ли подобные рассказы относятся к Новгороду на Волхве или данные события происходили совсем в другом городе?

Знакомясь с экспонатами раскопок и текстами берестяных грамот, В. Л. Янин находит и другие нестыковки с академической версией, хотя высказывается довольно осторожно:

«Один из крупнейших купеческих городов Европы Новгород стоял на пересечении важнейших международных торговых путей». Эту фразу Янин вставляет, возможно, больше для самоуспокоения, потому что дальнейший его текст большей частью сказанное опровергает. «На фоне колоссального товарообмена перед глазами исследователей долгое время маячили только две фигуры – фигура богатого гостя, купца, держащего в своих руках все нити большой торговли, и фигура производителя купеческих товаров – охотника, рыболова, бортника. Принято было считать, что торговля была основой новгородской экономики. Ни ремесло, ни земледелие на нее не влияли».

Дальше Янин, не глядя на лояльное «предисловие» к официальной истории, выпаливает совсем уж крамольные вещи:

«Анализ письменных источников – летописей и актов, писцовых и лавочных книг – выдвинул на первый план в управлении республикой фигуру боярина-землевладельца, которому принадлежали села и пашни, рыбные ловы и промысловые леса…

Основу новгородской экономики, источник новгородских богатств современные историки увидели не в международных купеческих спекуляциях, а в эксплуатации боярами массы новгородских крестьян и ремесленников».

Высказывания о спекуляции и эксплуатации выдает склонность Янина к коммунистической терминологии, но даже в такой форме полностью отвергает основы академической версии. По академической версии, Новгород (на Волхве) – громадный морской порт – и земледелие (в почти северных широтах) не может играть заметной, а тем более решающей роли в экономике. Янин же настаивает на том, что основу экономики играет сельское хозяйство. В подтверждение своих заявлений он приводит десятки текстов берестяных грамот. В конечном виде его выводы звучат так:

«Из-за строк берестяных грамот перед нами рядом с красочным Новгородом иноземных товаров и загорелых моряков вырастает другой Новгород, власть в котором принадлежала владельцам разбросанных по всей Новгородской земле крупнейших вотчин, деревень и промысловых угодий».

На секунду прервемся для того, чтобы сделать небольшое замечание. Янин прекрасно осведомлен, что «крупнейшим владельцам» принадлежало не более 20 % новгородской земли, основным владельцем земли, то есть 80 % являлась Церковь, но почему-то не желает заострять на этом внимание.

«Перебирая берестяные письма Мишиничей-Онцифоровичей, мы каждый раз убеждались, что предположения современных историков, высказанные еще до находки берестяных грамот, верны. Теперь эти предположения перестали быть всего лишь гипотезами.

Да, власть в Новгороде принадлежала крупнейшим землевладельцам. Да, источником богатств и могущества этих землевладельцев была прогрессирующая эксплуатация простого населения Новгорода и Новгородской земли. Да, торговля в Новгороде не играла первостепенной роли, и купцы занимали в нем подчиненное положение. Ради только этих трех «да» стоило девять лет волноваться, вскрывая по кускам пласты посадничьих усадеб!»

Эти слова принадлежат академику, выдающемуся археологу! Итак, облик Новгорода (на Волхве) начинает раздваиваться. Такое ощущение, что историки описывают один Новгород, а археологи совсем другой.

А что по поводу международной торговли сообщают сами берестяные грамоты? Прежде чем обратимся к текстам, необходимо доложить читателю: ни одной купеческой усадьбы в Новгороде археологами не обнаружено. Официальное объяснение по этому поводу такое: «Просто еще не откопали. Все впереди». Наше объяснение другое: откапывать на самом деле нечего, поскольку купеческих усадеб в Новгороде просто нет и никогда не было. Раскопов в Новгороде на самом деле существует уже достаточно. Если бы купеческие усадьбы в действительности существовали, то хоть одна обязательно бы обнаружилась.

Вообще в истории такое явление, как апеллирование к еще не сделанным открытиям, процветает. В данном случае историки уверяют нас в существовании массы богатейших новгородских купцов и тут же сообщают, что их еще «не откопали», но непременно «откопают» в скором будущем. Как же ученые назвали данное явление? А никак! Ученые делают вид, что такого явления в науке не существует. Но даже семикласснику видно, что перед нами обычная «научная ипотека». От финансовой она отличается тем, что если финансовый должник не выполняет своих обещаний, то его объявляют мошенником и отправляют «топтать зону», ученым же позволительно не выполнять своих обещаний веками. Это, кстати, абсолютно не мешает им именовать себя «передовыми людьми» и «совестью нации». Теперь к текстам.

В грамоте № 125 некая Марина, живущая в XV веке, просит своего сына Григория купить зендянцу, то есть хлопчатобумажную ткань. Поскольку данная ткань в Новгороде не производилась, это, по мнению «специалистов», явный признак широкой международной торговли.

Грамота XIV века № 282: «…Купилъ есмь соль немецкую…» Эта грамота, по мнению опять же «специалистов», также свидетельствует о нахождении в Новгороде (на Волхве) крупного морского порта, не глядя на то, что обычные новгородские хутора зачастую стояли рядом с немецкими.

Вот еще одна очень международная грамота. № 32, XIV век: «Фешко Юргию челом бьет… соль срочно, не поступала мне от тебя соль два года». После ее прочтения даже у самых скептичных людей должны пропасть сомнения насчет международной торговли. Правда, с одним условием, при этом нельзя вспоминать, что Старая Русса, располагающаяся через озеро от Новгорода, – являлась соледобывающим городом.

Еще один почти заграничный документ. Грамота № 173, XV век: «Поклонъ от Панфил к Мар… и ко попу. Купите маслеца древяного да пришлите симъ». Древяное масло – это то, которое заливали в лампадки. «Древяным» называли самое низкосортное оливковое масло. А раз оливковое, значит, заграничное. Да, заграничное. Но на какую заграницу оно недвусмысленно указывает? Дураку ясно, что на Византию, откуда и грецкие орехи и греческий боб – фасоль.

Являются ли представленные грамоты бесспорным доказательством существования международного морского порта в Новгороде? «Специалисты» считают, что являются. Мы же оспаривать или обсуждать этого не будем, потому как глупость подобных утверждений права на обсуждение не имеет.

Зато множество других грамот весьма наглядно оспаривают «портовскую» сущность Новгорода. Помните грамоту № 423, которую мы обещали рассмотреть подробнее? «…Продвъше дворъ, идите же семо, Смольньску ли, Кыеву ли (продавайте двор и переезжайте в Смоленск или в Киев). Дешевле ти хлебе (хлеб там дешевле)…» и т. д. Согласно тексту данной грамоты хлеб в Новгороде настолько дорог, что дешевле продать все нажитое и уехать отсюда навсегда. Это свидетельствует о масштабном голоде, а не просто о цене на хлеб.

Как же так? Что же это за портовый город, через который идет «перевалка» товаров из Европы в Азию, Африку и обратно? Разве может такой город в чем-либо нуждаться?

Если в городе, стоящем на пересечении караванных путей, в котором отираются тысячи заграничных купцов, вдруг подорожал хлеб, как на подобное увеличение цены отреагируют меркантильные купцы? Совершенно ясно, что срочным образом повезут в Новгород хлеб пудами и тоннами. Причем каждому нужно успеть первым. Когда хлеба привезут в избытке, цена упадет ниже минимальной. Свое нужно урвать, пока цена не упала.

А в грамоте речь идет о бегстве из Новгорода практически от голодухи. У людей почему-то нет надежды на скорое «выравнивание» ситуации. Значит, никто не собирается привозить хлеб в Новгород? Где же заграничные купцы? Выходит, их нет?

Но может, это просто нетипичный случай? Так, запаниковал кто-то раньше времени, а на самом деле всего-навсего один раз хлеб подорожал и все. И не надо никуда уезжать.

Оказывается, надо. И голодуха в Новгороде (на Волхве) не редкое явление. Об этом нам прямо сообщает В. Л. Янин. Мы даже приведем выдержки из его изысканий. Все, что сообщает здесь академик Янин, связано с изучением причин написания вышеупомянутой грамоты № 423:

«Гюргий написал грамоту в Смоленске, но сам он намеревается идти дальше, в Киев. Родители, продав свой двор, могут присоединиться к нему в Смоленске, но могут идти и в конечный пункт его путешествия. Зачем? Каковы причины такого решительного жизненного поворота? Почему нужно ликвидировать хозяйство в Новгороде и переселяться на юг? Грамота дает недвусмысленный ответ на этот вопрос: „дешев хлеб“.

«Дешев хлеб» – эти слова поставили нашу грамоту в один ряд с повторяющимися на многих страницах летописи сообщениями о частых недородах в Новгородской земле. Перелистаем несколько таких страниц:

1127 год. «На осень уби мороз верше всю и озимице, и бы голод и церес зиму, ржи осминка по полугривне».

1128 год. «В се же лето (летом в Древней Руси назывался год) лютее бяше: осминка ржи по гривне бяше; и ядаху люди лист липов, кору березову, инии молиць (мякоть дерева) истълокше, мятуце с пелъми (мякиною) и с соломою; инии ушь, мох, конину…, а друзии разидошася по чюжим землям».

1137 год. «И стоя все лето осминка великая по 7 резан».

1161 год. «Стоя все лето ведромъ, и пригоре все жито, и на осень уби всю ярь мороз… И купляхом кадку малую по 7 кун. О, велика скорбь бяше в людех и нужа».

1215 год. «…кадь ржи купляхуть по 10 гривен, а овса по 3 гривне, а репе воз по 2 гривне; ядаху люди сосновую кору и лист липов и мох».

1230 год. «Изби мраз… обилие по волости нашей, и оттоле горе уставися велико: почахом купити хлеб по 8 кун, а ржи кадь по 20 гривен, а во дворех по пол 30, а пшенице по 40 гривен, а пшена по 50, а овсе по 13 гривен. И разидеся град наш и волость наши, а полни быща чюжии гради и страны братье нашей и сестр, а останок почаша мерети. И кто не прослезиться о сем, видящее мертвеца по улицам лежаща, и младенця от пес изедаемы».

Число таких невеселых сообщений можно увеличить, здесь приведены наиболее яркие. Если мы выпишем из летописей все, то в глаза бросится немаловажное обстоятельство: большинство сообщений о голодных для Новгорода годах падает на древнейший период XI–XIII веков…

Лишь широкое освоение пахотных земель во второй половине XIII–XV веков, создавшее основу могущества Новгородской республики, сделало Новгород независимым от ввоза хлеба извне».

Интересные вещи рассказал нам академик Янин. Люди «соснову кору, липов лист и мох ядаше», «мертвеца по улицам лежаща», а кадь ржи по 20 гривен стоит, то есть почти четыре килограмма серебра. Но заморских купцов, толпами шныряющих по городу это ни капли не волнует. Им совершенно не хочется привезти в Новгород кадь ржи и обменять ее на четыре килограмма серебра.

Жизнь заморского купца в Новгороде получается несколько странной. Выходит, приехал он в Новгород, продал свой товар (исключительно промышленного назначения), купил себе дорогую шубу, шапку, сапоги, пришел домой, лег спать и, не раздеваясь, под утро окочурился с голодухи. Можно ли поверить в подобную белиберду? Если вы историк, то, конечно, можно, но мы спрашиваем это у нормальных людей. Понятно, что никакие купцы Новгород (на Волхве) посещать не могли, и никаким купечеством там отродясь не пахло.

Крайне удивительно, почему Янин, знающий лучше остальных о полном отсутствии каких-либо сведений в берестяных грамотах, связанных с иностранной торговлей, молчит об этом? Он обосновал, что Новгород (на Волхве) являлся «земледельческим». Доказал, что экономическую мощь Новгород приобрел в результате широкого освоения пахотных земель, но… как бы и все. Про купцов очень вскользь, обтекаемо, общими словами… Скромно молчит академик, не желает «связываться с коллегами по цеху». Мол, кто захочет, между строк прочтет, а я и так уже сказал больше, чем разрешено.

Пожалуй, самое время напомнить основные вехи академической версии, составляющие историю Господина Великого Новгорода. Кого же, как не Сахарова, следует цитировать для этого? Он ведь у нас самый глав… ну, вы знаете.

А. Н. Сахаров. История России. 2005, с. 130: «Новгород с самого начала вырос не столько как резиденция варяжских князей, но в первую очередь как торговый и ремесленный центр. Он располагался на знаменитом пути „из варяг в греки“. Отсюда шли пути в Южную Прибалтику, в немецкие земли, в Швецию и Норвегию. Через озеро Ильмень и реку Мету пролегал путь на Волгу, а оттуда в Волжскую Булгарию, Хазарию, страны Востока. По Днепровскому пути новгородские купцы доходили до Западного Причерноморья, Балкан, Византии.

Новгородцам было чем торговать. Они вывозили прежде всего пушнину, которую добывали в северных лесах, ремесленники поставляли на внутренний и зарубежный рынки свои изделия. Славился Новгород своими мастерами кузнечного и гончарного дела, золотых и серебряных дел, оружейниками, плотниками, кожевенниками. Улицы и «концы» города зачастую носили названия ремесленных профессий: Плотницкий конец, улицы Кузнечная, Гончарная, Щитная…

Богатые торговцы имели не только речные и морские суда, но и склады, амбары. Они строили богатые каменные дома, церкви. В Новгород приходило немало иноземных купцов. Здесь располагались «Немецкий» и «Готский» дворы, что указывало на тесные торговые связи с немецкими землями. В торговлю включались не только купцы, ремесленники, отдававшие свою продукцию скупщикам, но и бояре, представители Церкви, в том числе новгородский владыка – архиепископ…

По берегам Волхова стояли многочисленные пристани. У причалов теснились речные и морские суда. Они стояли так тесно, что в случае пожаров огонь порой по судам переходил с одного берега на другой».

Надо же, как сильно теснились «речные и морские суда». Для того чтобы огонь «по судам перешел с одного берега на другой», они должны стоять не «вдоль берега», а «поперек реки». Такая сильная корабельная «пробка». Нынешние автомобильные пробки по сравнению с этой – детские забавы.

Понятно, что такое количество кораблей не могло обойтись без починки. Берега Волхова должны быть испещрены не только причалами, но и судоверфями. А как же! Невозможно починить или очистить дно корабля, не вытащив его на сушу. Ну, а раз уж столько верфей существует, не грех и самим новгородцам корабли строить. Верфи имеются, мастеров навалом – строй не хочу.

А сколько этим кораблям всяких запчастей нужно! Вот ремесленникам-то раздолье. Только подвози. Все влет уйдет. Золотые времена для торговли корабельными причиндалами.

Но вот что странно. Не нашли археологи корабельных запчастей. Ни парусов, ни канатов, ни снастей, ни приборов. Совсем не нашли. Хотя нарыли более чем достаточно. И на берегах реки в том числе копали. Не было в Новгороде верфей. Не строили там корабли, не чинили. И инструментов для изготовления морских кораблей в Новгороде отродясь не водилось. И окрестные леса для этого не вырубались, и корабельные сосны никому не требовались.

Историки своим долгом считают вставить в любой учебник, справочник, энциклопедию и т. п. репродукцию под названием «План древнего Великого Новгорода, изображенный на иконе Знамения, находящейся в Знаменском новгородском соборе». Данная иллюстрация неотъемлемый атрибут для оформления трудов Н. М. Карамзина и Н. И. Костомарова. На репродукции графически изображен древний город, разделенный пополам рекой. Данные археологических раскопок подтверждают наличие и территориальное совпадение реальных строительных объектов Новгорода на Волхве с изображениями в репродукции. Иллюстрация представляет нам и кремль, и мост, и крепостные стены, и здания наиболее значимых соборов, нет только… причалов. Вы уж, граждане историки, загляните в собственные учебники. Полюбопытствуйте.

Занимательно судоходство Волхова выглядит в изображении Адама Олеария («Описание путешествия в Московию»):

«В семи верстах от Ладоги на этой реке пороги и еще через семь верст другие. Через которые очень опасно переезжать в лодках, так как река там стрелою мчится вниз с больших камней и между ними. Поэтому когда мы прибыли к первым порогам, то вышли из лодок и пошли берегом, дожидаясь, пока наши лодки сотнею людей перетаскивались через пороги на канатах».

Заметьте, на лодках «опасно переезжать», про корабли вообще ни слова. Не нравятся историкам иностранные записки? Допускаем. Плевали они на них со всей патриотической гордостью. Но как же им удалось проигнорировать икону отечественной истории Н. М. Карамзина:

«Правительство обязывалось за установленную плату высылать к Ижоре, навстречу им (купцам) лодошников, ибо сии купцы, боясь порогов невских и волховских, обыкновенно перегружали товары в легкие лодки, внося в казну с каждого судна гривну кун, а с нагруженного хлебом полгривны» (История государства Российского. Том 3, глава 7).

Но судоходство по Волхову это еще не все, что нас интересует. Ведь Новгород – не конец маршрута. Новгород – это «главная база», через которую следуют морские суда половины мира. Как свидетельствует описание «Пути из варяг в греки», после Волхова и Ильменя этот путь лежит по реке Ловать. Как же у нас обстоят дела с судоходностью на этой самой Ловати?

«В верхнем течении до города Великих Лук несудоходна. От Великих Лук до границы с Новгородской губернией Ловать уже сплавная, хотя судоходство затруднено многими порогами. Ширина до 50 саженей, глубина очень изменчива, в малую воду на порогах до 2-х футов и менее» (Словарь Ф. А. Брокгауза и П. А. Эфрона).

Менее 2-х футов – это практически по колено. Не представляем, как насчет судоходства, а порядочному человеку, чтобы в такой луже утопиться не меньше литры до того выкушать требуется (без закуси, разумеется). Уж не в этих ли местах обрели рождение знаменитые строки:

И скачут лягушки за мной по пятам,

И просят меня: прокати, капитан!

Но это, опять же, про судоходную часть Ловати. После Великих Лук она вообще несудоходна!

Собственно, казалось бы, ничего сложного. Зимой путь «из варяг в греки» функционировать не мог, поскольку реки замерзали. Весной и осенью таскать корабли по лесам не представлялось возможным ввиду полнейшей распутицы, а летом реки мелели до состояния «несудоходности». Следовательно, никакого торгового пути по здешним местам проходить не могло в принципе.

Казалось бы, столь простые вещи доступны пониманию любого лица, включая пьяниц без определенного места жительства, не говоря уже об академиках. Однако, как видим, обсуждать «простые вещи» с академиками бесполезно. Подобные обсуждения лишь навевают образы огромных лесных опушек с многочисленными пеньками твердых пород. Академики продолжают настаивать, что путь «из варяг в греки» проходил именно здесь и работал непереставаючи. Даже не «работал», а просто вкалывал, как проститутка, невзирая на климат и смену сезонов.

А как же письма на бересте? Представьте, сколько берестяных грамот в портовом городе должны иметь отношение к морскому делу? Например, всего из двух грамот, обнаруженных в Звенигороде Галицком, одна посвящена «ладейным деньгам». № 2, XII век: «От Говеновой (вдовы) к Неженцу. Дай шестьдесят кун ладейных (то есть за ладью). (Так) сказал Говен перед смертью, а поп записывал. Дай их Луке. Если же не дашь, то я возьму у князя отрока (пристава) и приеду – это тебе встанет в (куда) большую сумму».

Да и в других городах упоминание в берестяных грамотах морских перевозок не редкость. Псков, грамота № 7, XIII век: «Поклон от Степана Вацюте. Сколько ты взял того сукна, (в этом) я полагаюсь на Бога и на тебя. Срочно погрузи его на ладью, при этом объяви своим сукном. А что касается того, сколько будет за это платы, то мы договоримся».

Так можно ли считать Новгород (на Волхве) портовым городом, если из целой тысячи берестяных грамот, найденных в нем, ни в одной не упоминаются морские перевозки, корабельные товары, запчасти и инструменты? Нет ни одного чертежа, имеющего отношение к починке или строительству кораблей. Напрочь отсутствует переписка кого-либо с корабельными мастерами. Нет ни одной грамоты, принадлежащей моряку. И уж поскольку основная часть новгородских грамот посвящена деньгам, то половина из них обязательно содержала бы переговоры о «ладейных деньгах», имей Новгород (на Волхве) малейшее отношение к «ладейным перевозкам». Ни одной, даже самой маленькой ладейки в грамотах «не проплывает».

Знает ли об этом академик Янин? Несомненно, знает. Он наверняка помнит тексты всех берестяных грамот наизусть. Однако вставляет в свою книгу вот такой абзац:

«Перед каждым человеком невольно возникает привычный образ большого торгового города на Волхве. Серая гладь широкой реки расцвечена всеми красками бесчисленных парусов. Перекликаются кормщики. На шумных пристанях скрипят блоки. Проплывают на смоленых канатах тюки фландрских сукон и двинской пушнины. По наклонным помостам с гордо выгнувших свои резные носы ладей и учанов загорелые моряки выкатывают бочки дорогого фряжского вина. Пахнет рыбой, смолой и нагретой солнцем древесиной кедра. Разноголосая, разноязыкая речь – русская и немецкая, шведская и карельская, новгородское „цоканье“ и московское „аканье“. Шумит торг. А в тени розовых стен церкви Параскевы-Пятницы, покровительницы торговли, бывалые корабельщики плетут небылицы о заморских странах и самозабвенно врут о дочери морского царя и Садке богатом госте.

Что ж! Приблизительно так и было».

Как понимать слова академика? Почему тон его письма, всегда выдержанный в строго научных формулировках, превратился в лирично-художественный? И что означает расплывчатая фраза: «Что ж! Приблизительно так и было»? Ведь Янин уже не молодой человек и понимает, что может запомниться потомкам именно по этой фразе: «Приблизительно так и было». Тем не менее он осознанно идет на это.

Книги Янина вообще-то посвящены берестяным грамотам. Он скрупулезно исследует их тексты и обычно делает собственные выводы, опираясь на горы переработанного материала. Тут же мы наблюдаем безапелляционное, ни на что не опирающееся, ничем не подтвержденное лирическое повествование, заканчивающееся скорее намеком, чем научным выводом: «Приблизительно так и было». Чем объяснить такую более чем странную тактику поведения?

Конечно, точный ответ на данный вопрос может дать только сам В. Л. Янин. Но нам кажется, что вызвана она все же опасением, если не сказать страхом. Похоже, даже звание академика в науке истории не гарантирует полной безопасности. Возможно, академик Янин, высказав множество научных идей, противоречащих официальной догме, на секунду представил, как на следующий день после выхода его новой книги главные жрецы исторической секты скомандуют: «Фас!!!» И бывшие друзья, соратники, ученики бросятся на него с рычанием, переходящим в хрип. Вцепятся в запястья, лодыжки, потом начнут вырывать мякоть вместе с хрящами и кусками одежды. Не тронут только глаза, чтобы он видел, как его кровь брызжет на стены и окна, стекаясь на полу в темные остывающие лужи. Чтобы в последние минуты своей академической жизни он понял и осознал, против кого восстал и на что замахнулся.

Возможно, такие невеселые размышления заставили Валентина Лаврентьевича вставить в свой труд лирический, ни к чему на первый взгляд не обязывающий абзац. Возможно, данный абзац выполняет роль некой прокладки для предохранения. Дальше он все-таки высказывает совершенно другую мысль, уже свою, выстраданную, проверенную. Если мы пожелаем и постараемся увидеть смысл, заложенный им между строк, то поймем, как на самом деле думает академик Янин:

«Вчитываясь в переписку посадничьей семьи, мы за строками берестяных писем хорошо разглядели, чем жили и как богатели вершители судеб Новгородской республики. Земля, владение землей, эксплуатация крестьян – вот основа благополучия и власти новгородского боярства. В грамотах Мишиничей-Онцифоровичей нет ни слова о заморских товарах, потому что торговля в боярском хозяйстве не играла определяющей роли. Но за строками берестяных писем мы можем увидеть и иную картину – Новгород, одиноко стоящий посреди обширной равнины, лишенной или почти лишенной других центров городской жизни. Вся эта необъятная территория служила основой одному городу, который и года не просуществовал бы, будучи оторванным от своей сельской округи».

Да, осторожно. Да, не в прямую, но Янин дает понять читателю, что не было никаких заморских купцов, разноцветных парусов, шумных пристаней и загорелых моряков. Одним словом, Новгород на Волхве никогда за всю историю не являлся морским портом.

Почему же с маниакальной настойчивостью историки всех мастей твердят, что Новгород появился на свет исключительно благодаря пересечению морских караванных путей? Ну твердят-то они, понятно, по причине собственной недалекости. А вот кто первоначально выдвинул данную версию? Для чего она понадобилась? Ведь ясно, что ее изобретение принадлежит очень непростым ребятам, раз она по сей день «охраняется государством».

Слово «изобретение» не совсем подходит к данному случаю. Точнее будет сказать «наложение». Перед нами случай откровенного наложения истории одного города на историю другого. Если все изложенное историками принимать за историю одного города, то она выходит откровенно сомнительной, но при этом имеющей отдельные совпадения с историческими источниками и материалами археологических раскопок. Если же понять, что перед нами история города «Новгорода на Волхве», на которую искусственно наложили историю «Новгорода на Волге», то все становится на свои места и всякие недоразумения пропадают. Естественно, что Новгород, основанный Рюриком в «Оковском» лесу на 100 лет раньше волховского, возник благодаря исключительно пересечению водных караванных путей. А Новгород на Волхве как город возник вследствие приезда туда большого количества греческого духовенства и греческих финансовых вливаний.

Недаром уже в XI веке в Волховской местности практически не встречается славянских имен, что характеризует неестественно быстрый переход славян к новой (христианской) вере. Мы уже обращали на это внимание читателя, когда обсуждали грамоту № 50. Имена Воислав, Нежата, Будота, Боян, Волос в Новгороде на Волхве редкость с момента его образования. Зато Ной, Матфей, Лука, Ыван (Иоанн) и Коснятин (славяне даже не могут толком выговорить греческое имя Константин) прочно бытуют в общении. В этом наглядно проявляется влияние Греческой ортодоксальной церкви.

Берестяные грамоты прекрасно демонстрируют собственную историю возникновения Новгорода на Волхве, становление и развитие которого отличается от официально объявленной. Если убрать искусственные наложения, принадлежащие истории совсем другого Новгорода, то перед нами встает настоящий Новгород на Волхве. Со своими взлетами и падениями, героическими и трагическими страницами жуткого голода и экономического процветания, временами небывалой славы и небывалых унижений. Новгородские грамоты кричат, вопиют об этом. Нужно всего лишь не «затыкать им рот».

Система городского, точнее республиканского, правления по сей день считается загадкой для науки. Историки, собрав в кучу обрывки политической атрибутики, склеили уродливую абракадабру, которую прилепили к Новгороду на Волхве, и договорились между собой считать ее «действующей управленческой моделью».

Весьма занятным в изображении историков выглядит всенародное вече Новгорода, которое собирал вечевой колокол. На вече собирался «новгородский люд». Правда, «новгородский люд» – это не поголовно жители Новгорода, как некоторые могли подумать, а только самые богатые новгородцы, которых, кстати, собиралось весьма ограниченное количество. Хотя и с «самыми богатыми» тоже не все просто. По заявлениям историков, на вече собирались не только «самые богатые», но и «самые знатные». Здесь не уточняется, термин «самые знатные» используется в качестве дополнения к «самым богатым» или, кроме «самых богатых», имеется некоторая часть населения, характеризующаяся «знатностью», не демонстрирующая при этом собственных богатств? И похоже, такая «знатная» часть имелась. Понятно, что игумены пятидесяти монастырей были вполне «знатными» новгородцами. Да и попы бесчисленных церковных приходов вряд ли числились простолюдинами.

Историкам удалось установить точную цифру собиравшихся на вече. Они разделили ширину вечевой площади на количество скамеек, которое на ней могло поместиться, и получилось примерно 400–500 человек. Путем таких сложнейших математических… нет, «математических» – это слишком круто, путем сложнейших арифметических вычислений была установлена численность «народного» вече. Данный вывод с использованием сложнейших арифметических приемов историки включили в разряд серьезных научных открытий, но, на наш взгляд, это больше напоминает рассуждения детей, не достигших подросткового возраста.

К сожалению, «добытых» арифметических данных в этом случае недостаточно. Во-первых, скамеек могло оказаться гораздо меньше, например всего 300 или даже 100. Во-вторых, за всю историю существования земной цивилизации количественный состав представительского органа никогда не определялся количеством скамеек. Нормы представительства обычно зависят от количественного состава электората либо по числу представленных территорий.

Голосование по обсуждаемым вопросам на новгородском вече проходило не просто голосом, а с использованием бюллетеней. В доказательство историки рассказывают, что археологам даже удалось раскопать несколько таких бюллетеней. Новгородский голосующий бюллетень представлял собой кусок бересты с нацарапанным на ней именем голосующего.

Правда, археологи, в отличие от историков, почему-то отнесли данные «бюллетени» к биркам на товаре, которые позволяли перевозчику не перепутать адресата, потому как рядом с именем зачастую значилось название продуктов: «рожь», «соль», «жито» и т. п. Да и по опыту голосований бюллетень обычно содержит мнение голосующего по конкретному вопросу: «за», «против» или «да», «нет», а вот чтобы в бюллетене значилась фамилия голосующего, случилось всего один раз – когда в президенты Ирака избирался король Ирака Саддам Хусейн, хотя данные выборы не были засчитаны как демократические.

Имеет ли право элитарное собрание «самых богатых» и «самых знатных» жителей строго ограниченного количественного состава именоваться «всенародным вече»? Историки утверждают, что имеет. На наш взгляд, самое демократичное название, которое можно подобрать данному «мероприятию», – это Пленум. Хотя если учесть, что право участия в его работе определялось наличием конкретного количества валюты и недвижимости, то и название «Пленум» также не подходит. Правом участвовать в работе любого Пленума должны наделять люди, а правом участвовать в новгородском вече, как видим, наделяли деньги.

По идее, при таком «органе управления» речи ни о какой «республике» идти не может. Слово «республика» подразумевает, что высшим органом власти является народ. Если же вместо народа власть принадлежит кучке «самых богатых» с «самыми знатными», то такое государственное устройство может быть чем угодно, только не республикой. Историки, признавая данный факт, тем не менее не смутились и, не моргнув глазом, родили (хотя это больше напоминает выкидыш) «боярскую республику». Так в политической жизни земного шара впервые появился новый термин, рожденный отечественными историками. Историки хороши тем, что любая глупость-выкидыш воспринимается ими с восторгом и способна занять высокие постаменты, вплоть до самых почитаемых.

Однако такая политическая конфигурация, как «боярская республика», нелепа до извращения. Бояре, сами по себе, это должностные лица, между которыми распределялась княжеская земля. И именно через бояр князья осуществляли управление своей территорией. Бояре – ближайшие княжеские чиновники и, естественно, первейшие противники всяких республиканских замашек.

Если апеллировать к современной фразеологии, то синонимом «боярской республике» может служить «Российская Федерация министров Российской Федерации» или «Республика директоров департаментов администрации Краснодарского края».

Причины «обзывания» новгородского политического устройства «республикой» совсем иные. Рассказы «про республику» – очередное наложение истории волжского Новгорода на волховский. Да, огромный город на Волге – Господин Великий Новгород – был республикой. Республикой он был по той причине, что в отличие от остальных городов Руси элиту в нем составляли не бояре, а купцы, ремесленники, работники каторг и причалов, которые объединялись в свои гильдии и артели. Самое главное – эти люди не имели отношения к земле. Она была им не нужна.

Кроме того, в городе находилось огромное количество «прибывших на заработки» и моряков, которые проживали в городе временно и вообще не являлись жителями города, но «побузить» запросто могли. Поэтому у новгородских бояр не было возможности оказывать на «безземельные» массы никакого влияния, и княжеская власть осуществлялась в Новгороде на Волге номинально. Кроме того, попытки проведения в жизнь княжеских решений без одобрения «общества» были чреваты взрывами народного недовольства.

«Натягивая» новгородское (на Волхве) государственное правление на «республиканское», историки вынуждены рожать всевозможных политических уродцев, вместо того чтобы, скрупулезно исследуя обширные материалы археологов, пытаться установить истину.

Показателен в разрезе обсуждаемого вопроса текст грамоты № 594: «Приказ от М… ко Онсифору посаднику. Посли господине Микулу…» Текст, как видите, достался археологам не полный, но из того, что осталось, недвусмысленно следует, что некий «М» отдает приказ новгородскому посаднику Онцифору Лукиничу. Кто же имел право отдать приказ высшему новгородскому руководителю? Проведя немалую работу, археологи установили, что приказ новгородскому посаднику поступил от архиепископа Моисея. Грамота наглядно демонстрирует, что отношения между «всенародно избранным» посадником и архиепископом далеко не республиканские. Похоже, архиепископ в Новгороде (на Волхве) вполне обладал правом приказывать посаднику. Получается, по статусу архиепископ был немножко выше первого лица Новгорода.

Следующий момент, о котором обычно вскользь, легонько упоминают историки: «Архиепископ выделял деньги на содержание ополчения». Прочтя данную фразу историков, складывается впечатление, что архиепископ выделял деньги по доброте душевной, единственно из любви к горожанам и от чувств. Но может, правильнее будет сказать: «Архиепископ содержал новгородское ополчение»? Хотя опять как-то не конкретно. Сегодня многие богатые дяденьки содержат молодых длинноногих красавиц, но всем понятно, что они не просто их содержат, главное, что они при этом их имеют.

На наш взгляд, аналогия уместна. Правильнее будет сформулировать, что архиепископ не «содержал ополчение», а «ополчение было на содержании у архиепископа и полностью ему подчинялось», и тысяцкий, который командовал ополчением, также подчинялся лично архиепископу.

Мы помним, что в случае начала военных действий возглавить новгородское войско приглашалось лицо княжеского рода. Кто же принимал решения осуществлять данные приглашения? Учебники истории отвечают: «новгородцы». Но при существующей системе «республиканского» правления видим, что в понятие «новгородцы» не включено 99 % жителей городской черты, не говоря уже о сельской местности. Почему же историков не мучает совесть, когда ничтожной кучкой они подменяют понятие «новгородцы»?

Да и права данной «могучей кучки» весьма сомнительны. Возможно, собрание (неустановленного названия) особо знатных и богатых новгородцев, каким-то образом принимало участие в обсуждении кандидатуры будущего князя, но судя по тому, что ополчение, по сути, принадлежало архиепископу, то такое «участие» было скорее символическим. Этим 500 (или меньше) было кому «в рот заглядывать». А остальных «новгородцев», понятно, вообще никто не спрашивал.

Следующий момент. Историки фиксируют, что архиепископ постоянно возглавлял переговоры государственного уровня. При этом историки опять оговаривают, что данные функции архиепископ брал на себя исключительно из любви к «чадам своим» и из милосердия, как общественную нагрузку.

Ну за что бы новгородский архиепископ ни взялся – всегда аттракцион невиданной щедрости и гуманитарности. Читая учебник, не покидает желание навалиться кому-нибудь на плечо и благодарно всхлипывать, изредка переходя на рыдания. Какой все-таки замечательный архиепископ поселился в Новгороде.

Правда, вот какое дело. Существует «золотое правило переговоров», которое даже историкам следовало бы знать: во всем мире переговоры ведутся только с первым лицом! Вести переговоры даже со вторым лицом – бессмысленно. А тут вообще какой-то «левый гражданин», да еще на общественных началах. Как же первые лица других государств могли повестись на такое?

Вот еще фраза из учебника, которая нас, в отличие от историков, сильно насторожила: «Помимо церковных дел архиепископ скреплял своей печатью все международные договоры». У обычного человека построение данной фразы ассоциируется примерно с такой картиной: сидит старенький архиепископ, занят непомерно, дел невпроворот, а тут еще международный договор приносят: «Скрепляй давай. Мы тут договор подписали». Архиепископ: «Да сколько можно? Я же на прошлой неделе вам уже два раза скреплял. Прекратите меня отвлекать от церковных дел! Когда это кончится?» Но мы же помним, что архиепископ не только скреплял печатью международные договоры, а сам и возглавлял предшествующие им международные переговоры. Поэтому, если убрать наивно-лиричный тон исторических учебников, картина складывается следующая. Архиепископ – единственное должностное лицо, которое имело право представлять Новгород на международных переговорах. Архиепископ – единственный, кто имел право подписи международных договоров, и только печать архиепископа имела юридическую силу. Заметьте, мы лишь перечислили то, что представлено в учебниках истории. Просто слегка поправили тон изложения.

Следующий не до конца раскрытый историками момент. Возглавлял городскую власть или, выражаясь по-другому, главной фигурой новгородской администрации являлся посадник. Вроде бы понятно. Что такое «глава администрации» мы все знаем. Но в 1354 году произвели реформу власти, и в городе стало сразу пять посадников. Как выясняется, это тоже был еще не конец. Число посадников в дальнейшем продолжало возрастать. Говорят, дошло до 36.

Вот теперь вопрос: кто же заведовал городской казной, если все посадники были равны друг другу по значимости? Не могла же казна дробиться на количество посадников. Вопрос-то на самом деле – ключевой. В чьем же распоряжении находилась городская казна? Да и «городская казна», в понятии современного человека, тоже не совсем «городская». Нельзя забывать, что в «городскую казну» платили налоги также Псков, Изборск, Торжок, Старая Ладога (Невоград) и остальное население, проживающее вплоть до Ледовитого океана, поэтому название «городская казна» не что иное, как игра слов. По своему объему, надо понимать, такая «городская казна» ни в один подвал не вмещалась.

Так вот, оказывается, между посадниками спор из-за казны никогда не возникал. На самом деле они к казне отношения не имели по причине того, что к казне их не подпускали. Глава администрации – посадник, не являлся главой администрации в современном смысле. Он скорее являлся председателем «товарищества собственников жилья». А заведовал городской казной, которая одновременно являлась областной или, как нас убеждают, республиканской, не кто иной, как архиепископ. Об этом историки вполне официально сообщают нам в учебниках, правда, опять вскользь, поскольку не совсем представляют, что на самом деле это означает. Мы уже отмечали, что детская непосредственность историкам всегда к лицу. Однако это проливает достаточно света на случаи проявления «отчаянной гуманности» в поведении архиепископа, содержание народного ополчения и т. п.

Теперь, дорогие друзья, нам бы хотелось рассказать сказку. Сюжет у нее точно такой же, как и в сказке про «голого короля». Но это не плагиат. Это совсем новая сказка. Хотя придется в двух словах напомнить и старую. Как выяснилось, много молодых людей не слышали сказку про «голого короля».

Сюжет старой сказки в общем-то не сложен. Два мошенника предложили королю сшить костюм, но предупредили, что ткань, из которой они собираются его шить не простая, ее не может видеть глупый человек. При этом они руками делали движения будто перебирают ткань. Материи на самом деле никакой не было и, естественно, никто ничего не видел, но, включая короля, никто не хотел признаться об этом вслух, боясь, что его примут за глупца, а наоборот, начали расхваливать расцветку и качество.

Так король оказался голым на улице, при этом придворные не переставали восхищаться его новым костюмом. Тут какой-то мальчик, который не боялся показаться глупым, произнес знаменитую фразу: «А король-то голый!» После его фразы придворные начали выяснять, кто же на самом деле видит волшебную ткань? Оказалось, ткань не видел никто, и выяснилось, что короля просто надули.

В истории изучения Новгорода присутствует весьма похожий сюжет. Связан он с гербом Новгорода. На гербе изображена некая конструкция, в которой историки узрели вечевую трибуну, а поверх сего сооружения лежит посох. Этот герб историки выставляют в качестве главного подтверждения «республиканственности» новгородского правления.

Якобы трибуна и посох – главные атрибуты власти новгородского посадника. Трибуна олицетворяла выборность власти, а посаднический посох – высшую власть в перерывах между выборами. Надо понимать, этим посохом посадник указывал верную дорогу новгородской демократии и при необходимости еще куда-нибудь. Ну и поскольку вечевую трибуну с собой он таскать не мог, значит, при нем всегда находился только посох.

Но посох – это не просто палка, на которую опираются при ходьбе. Посохи, которые олицетворяют принадлежность человека к определенной должности, культу, положению и т. п., имеют строго установленную конфигурацию. Что примечательно, конфигурация посоха, изображенного на гербе Новгорода, с тех пор не изменилась, в чем легко убедиться, изредка заглядывая в телевизор.

И сегодня, в XXI веке, люди, владеющие посохом данной конфигурации, исполняют вполне определенные обязанности и занимают вполне определенные должности. Только, как вы догадались, это совсем не посаднические должности.

Зря историки тычут нам в нос «новгородский посох», приписывая его к атрибутам посаднической власти. Власть он, несомненно, олицетворял, только чью?

Сказку нам хочется закончить почти такой же сакраментальной фразой, как у известного мальчика: «А посох-то патриарший!» Так что атрибут высшей власти, изображенный на гербе Новгорода, принадлежал не посаднику, а архиепископу!!!

Стоит ли после всего изложенного бездумно доверять сказкам историков про Новгородскую «республику»? А для того чтобы уяснить механизм осуществления власти в Новгороде на Волхве, достаточно сопоставить в общем-то известные факты:

1. Дата начала интенсивного развития Новгорода на Волхве точно совпадает с датой крещения Руси.

2. В Новгороде на Волхве с этого момента проживает большое количество духовных лиц, являющихся греками по национальности.

3. Зажиточные жители города обязаны в конце жизни принимать схиму (монашеский постриг).

4. Все жители в случае смерти обязаны отписать часть своего имущества конкретной епархии.

5. Славянские имена даже в XI веке встречаются уже крайне редко, что свидетельствует о неестественно быстрой христианизации бывшей «языческой» местности.

6. Основным собственником земель новгородской области (80 %) является архиепископ.

7. Крестьяне не имеют собственной земли и обрабатывают землю богатых землевладельцев, то есть землю, в основном принадлежащую Церкви.

8. Любые операции с землей, включая куплю-продажу, дарение, наследование и т. д., регистрируются только епархией.

9. Все должностные лица, включая посадника, подчиняются архиепископу.

10. Каждый город, погост и отдельная земля Новгородской области обязательно имеет владычного наместника (то есть от епархии).

11. Новгородское войско содержится архиепископом и подчиняется архиепископу.

12. Переговоры на высшем уровне ведет только архиепископ.

13. Международный договор имеет юридическую силу только при наличии печати архиепископа и его личной подписи.

14. Распорядителем новгородской казны является архиепископ.

15. Высшим атрибутом власти, изображенном на гербе Новгорода, является патриарший посох (то есть посох архиепископа).

Что же в итоге у нас получилось? Получилось нечто такое, что в отечественной истории нам никогда не встречалось. Вернее, историки нам о таком никогда не рассказывали.

Если бы данное политическое устройство размещалось где-то по соседству с Новгородом, например, там, где ныне находятся земли Литвы, Латвии и Эстонии, то тогда вопросов нет. Тогда понятно. Это описание внутреннего устройства Ливонского религиозного ордена.

И СОВЕРШЕННО ПРАВИЛЬНО!

Структура Новгородской власти никогда не являлась «республикой», структура власти банально повторяла «орденскую». Перед нами русский религиозный орден, созданный византийцами. Понимаем, что после такого заявления кого-то может постигнуть отравление собственными газами, тем не менее в этом нет ничего удивительного или необычного.

Новгородская структура с самого начала создавалась Византией как заслон от продвижения на восток Drang nach Osten. После уничтожения пруссов в Пруссии следующими на очереди стояли кривичи и ильменские словене. Не следует думать, что Византии было жаль кривичей со словенами, просто дальнейшее продвижение Рима на восток Византии стало крайне невыгодно, и требовалось срочно его остановить. Сколачивание из русов Новгородского «заслона» было одним из основных условий получения великого княжения Владимиром Красно Солнышко из рук Византийского императора.

Построение мощного государственного образования на Севере своими силами Руси было не под силу, поэтому Византии пришлось поначалу «вливать» в Новгород на Волхве деньги и людские ресурсы. Надо отметить, что ничего этого даром не пропало. В конечном итоге Новгород оправдал надежды Константинополя.

К началу XII века структура папского воинства, предназначенного для утверждения во всем мире апостольского престола по римскому образцу, окончательно оформляется в структуру религиозных орденов (госпитальеры, тамплиеры).

С их появлением Drang nach Osten, понятное дело, начинает еще быстрее набирать обороты. Вскорости по соседству с Новгородом «оседают» Тевтонский орден и орден Меченосцев, которые не перестают предпринимать попыток продвижения на восток. Переход Новгорода на Волхве на аналогичную орденскую управленческую систему – естественный ответный ход.

Пока Византия находилась на подъеме экономического и политического процветания, она всячески поддерживала Новгород. Когда же Византия потерпела крах, Новгороду пришлось…

Впрочем, это уже совсем другая история…