Эта книга находится в разделах

Список книг по данной тематике

Реклама

Дэвид Кортен.   Когда корпорации правят миром

20. Лишние люди

Необходимо найти новые территории, где мы
сможем легко получать сырье и одновременно использовать
дешевый рабский труд населения колоний. Кроме
того, колонии обеспечат допинговый сбыт излишков
продукции наших фабрик.

Сесил Родс
«основатель» Родезии [1]


Те из нас, кто вырос в обществе, в котором наличие денег — это вопрос выживания воспринимают такую зависимость как естественную составляющую жизни. Чтобы понять, насколько такое положение противоестественно, необходимо мысленно вернуться к прежним общественным структурам, в которых взаимоотношения людей определялись бережным отношением к семейным и общественным связям. Хотя теперь мы склонны считать общества, существовавшие до появления денег, примитивными культурами с тяжелыми условиями жизни, некоторые из них имели высокоразвитую культуру и обеспечивали своим членам существование, безопасное и разумное как в социальном, так и в духовном отношении.

Хотя жизнь людей в таком обществе иногда была весьма суровой, они редко испытывали чувство обездоленности, неустойчивости и одиночества — то, что постоянно чувствуют не имеющие денег в монетаризированном обществе. Действительно, можно с большой долей вероятности предположить, что в современном мире только 2 - 3 млн. человек ведут менее безопасную и благополучную жизнь, чем их предки, чье существование, как правило, не зависело от денег.

ВО ИМЯ ПРОГРЕССА



Сейчас большая часть мира настолько втянута в глобализованную денежную экономику, что очень немногим из нас выпала благоприятная возможность испытать на себе иной образ жизни. Антрополог Хелена Норбергп Ходж составляет такое исключение. Ей посчастливилось познакомиться с бытом живущих традициями деревень Ладаха, района Кашмира в Индии, расположенного за Гималаями, когда этот регион 20 лет тому назад был впервые открыт дляпосещения. Ее трогательные рассказы о том, что она видела, свидетельствуют о возможностях человечества, в настоящее время почти забытых:

В живущем традициями Ладахе было бы немыслимо ставить понятие счастья в зависимость от размера дохода или собственности. Глубоко укоренившееся уважение к основным потребностям других людей и принятие естественных ограничений, связанных с окружающей средой, удерживало жителей Ладака от ложных оценок. Они просто ощущали себя счастливыми. Хотя их жизнь была тяжелой по западным стандартам, люди решали свои основные физические, социальные, духовные и творческие проблемы, испытывая уверенность и надежность бытия в обществе, основанном на заботе о человеке и гарантирующем пропитание в условиях аграрной экономики, — и явно радовались жизни.

Норберг - Ходж регулярно посещала этот район , наблюдая и описывая последующие изменени по мере того, как вторжение эволюции в западном стиле «порождало вакуум в жизни людей , комплекс неполноценности в их самооценке и алчность в отношении материальных благ». Современной колонизации Ладаха способствовало совместное влияние западного туризма, средств массовой информации, системы образования и техники.

Западный турист может потратить за один день больше, чем семья Ладаха за год. При виде этого жители Ладаха неожиданно почувствовали себя бедными. Эта новая оценка породила пропасть, которой прежде не существовало, так как в традиционном Ладахе людям не нужны были деньги для обеспеченной и полноценной жизни. Общество Ладаха жило на основе взаимопомощи и совместного труда; никто не нуждлся в деньгах для получения работы, обеспечения продуктами, одеждой и кровом...

При своей традиционной экономике жители Ладаха знали, что они зависят от других людей, которые, в свою очередь, зависят от них. В новой экономической системе местная взаимозависимость разрушается вместе с привычным миролюбием. Вместо системы коллективного удовлетворения своих потребностей определяющими факторами выживания стали конкуренция и голод. Кроме того, по мере нарастания веры в далекую бюрократическую машину правительства у людей развивается пассивность. Чем сильнее правительство вмешивается в сельскую жизнь ради ее «развития», тем меньше жители деревни стараются помочь себе.

Попытки индийских органов управления индустриализировать Ладах приводят к тому, что мужчины покидают свои семьи в деревнях ради заработка в городе. Поскольку современный мир считает производительными членами общества только получающих зарплату, домохозяйки, потомственные фермеры и пожилые попадают в разряд «непродуктивных», что представляет собой разительный контраст с их ролью в прежнем Ладахе. Ослабление семейных и общественных связей приводит к нарастанию чувства личной незащищенности, что, в свою очередь, усиливает стремление людей к обладанию признаками материального благосостояния [2].


Мы можем много узнать о диапазоне человеческих возможностей, вспомнив домонетарные общества с высокой культурой, подобные Ладаху, разумеется, не предполагая при этом, что наше спасение от кризиса заключается в возврате к прошлому. Изучение последующей эволюции этих обществ дает нам полезную, хотя и не успокоительную возможность понять природу и смысл модернизации.

После более чем 30 лет работы, посвященной вопросам развития общества, я лишь недавно понял, до какой степени инициатива Запада в сфере эволюции была направлена на отрыв людей от привычных им жизненных благ и разрушение защитных связей, обеспечиваемых семьей и обществом, с целью поставить их в зависимость от рабочего места и продукции современных корпораций. Она является естественным продолжением процесса, который начался с огораживания, или приватизации, общественной земли в Англии с целью сосредоточить выгоды от сельскохозяйственного производства в руках меньшинства [3]. Эра колонизации распространила этот процесс на страны с низким уровнем индустриализации. Помощь развивающимся странам и инвестиции после Второй мировой войны явились продолжением того же основного процесса под более деликатным и дружелюбным прикрытием и поставили на службу деньгам производственные и сервисные направления социальной экономики, заменив местные структуры сельского хозяйства, управления, здравоохранения, образования и взаимопомощи системами, более подотчетными центральной власти.

Чтобы лучше понять эру современной эволюции, ее можно охарактеризовать как время расширения перспектив для тех работников, чьи функции порождены денежной экономикой, таких, как руководители корпораций, работники маркетинга, юристы, инвесторы, банкиры, бухгалтеры, брокеры по инвестициям и т.п. Эти «работники финансов» не производят ничего, имеющего реальную стоимость, но получают неплохое вознаграждение за исполнение функций, не существовавших в обществах домонетарного периода. Можно сказать, что именно они извлекли основную выгоду из эволюции и явились колонизирующей элитой общества корпоративного колониализма.

Выше уже приводилось утверждение идеолога глобализации Кеничи Омае, что в современной мировой экономике стоимость производства определяет только примерно 25% товарной цены массовой продукции. Иными словами, 75% стоимости, создаваемой производителями реальных товаров и услуг, присваивается теми, кто имеет дело только с финансами.

Одна из главных проблем для администрации колоний состояла в том, чтобы оторвать тех, кто обеспечивал их существование, от находящейся в их личном и коллективном владении земли и заставить их отдать землю и свою рабочую силу плантациям, то есть сделать их зависимыми от финансовой экономики, чтобы их природные ресурсы, труд и потребление могли приносить выгоду колонизаторам. Первым шагом, как правило, было объявление всех «некультивируемых» земель — обычно участков коллективного владения — собственностью колониальной администрации. «Одним ударом местные общины лишались законного права на землю, которую они всегда оставляли под пар, лесные угодья, пастбищные земли и берега рек, которые они считали местами охоты, сбора ягод и грибов, рыболовства и пастьбы [4]. После этого широкие лесные полосы объявлялись «лесными заказниками». Традиционные права доступа к ним урезались при продаже земли европейским поселенцам или сдаче ее в аренду финансовым концернам под плантации, шахты или для лесозаготовок. Буры в Южной Африке оправдывали изгнание фермеров с их родовых земель тем, что у них не было системы в организации сельского хозяйства и поэтому их можно было считать незаконными владельцами земли [5]. Навязываемая им работа ханжески объявлялась с точки зрения эволюции выгодной для порабощаемых. Министр финансов Франции в 1901 году заявил:

Негр не любит работу, и ему, как правило, чужда идеи экономии; он не понимает, что праздность держит его в состоянии абсолютной экономической неполноценноcтb. Поэтому для улучшения его жизни необходимо использовать рабство и после этого учить его жить свободно [6].

Во многих колонизированных странах требование уплаты налогов только наличными деньгами использовалось для насильственного вовлечения людей в денежную экономику. Возложение обязанности собирать налоги на сельских старейшин разрушало веру в надежность и законность традиционных структур местного самоуправления. Налогами облагалось именно то, обходиться без чего жителям деревни было труднее всего. Во Вьетнаме французы ввели налоги на соль, опиум и алкоголь, англичане в Судане — на зерно, скот, жилище и домашнее хозяйство. В своих западно-африканских колониях французы в качестве наказания за уклонение от уплаты налогов брали в заложники жен и детей, секли людей кнутом, жгли дома и оставляли человека связанным и голодными в течение нескольких дней [7]. В те ранние времена эволюция была жестоким делом.

Эра традиционного колониализма закончилась после Второй мировой войны, и образовавшуюся нишу занял новый корпоративный колониализм, чему способствовали экономическая помощь из-за рубежа, инвестиции и торговля. В борьбе за души населения колоний религиозную конверсию заменила экономическая. Экономическое развитие пропиталось мистическим смыслом, эликсиром свободы. Этот эликсир был более утонченным, изощренным и соблазнительным, чем прежний колониализм, но результат был тот же — усиление зависимости от денежной экономики и, как следствие этого, рост зависимости от коммерческих учреждений, рычаги управления которыми были в руках меньшинства. Экономисты эры эволюции, пророки экономического развития, проповедовали все те же идеи: чтобы идти в ногу с современностью, люди должны быть насильственно оторваны от своих ферм и должны влиться в массу городских рабочих, занятых на финансируемых зарубежными займами крупных фабриках, чтобы их земля могла быть объединена в плантации, работающие на иностранные рынки. Их труд на земле должен быть обращена использование семян, удобрений и инсектицидов, производимых и поставляемых гигантскими корпорациями. Необходимо нанимать консультантов из-за рубежа на ключевые позиции за непомерную зарплату и с громадным и льготами и импортировать зарубежные технологии и товары.

Многофункциональные банки и агентства по оказанию помощи диктовали экономическую политику «развивающимся» странам. Миссии военной помощи и тайные политические агенты формировали их политику, а международные корпорации эксплуатировали их ресурсы и проникали на рынки этих стран [8]. Соблазном служили деньги — гранты, займы, торговля, инвестиции. В случае любого затруднения или кризиса спасением были деньги — точнее, иностранная валюта для покупки иностранных товаров у иностранных компаний.

С каждым шагом на этом пути ослабевали общественные институты и усиливалась зависимость от денежной экономики, особенно зарубежной. Одобрялось и поддерживалось создание органами управления громадного бюрократического аппарата взамен прежних систем образования, здравоохранения и социального обеспечения. Последовала структурная доводка, и бедным, которые зависели от этих организаций, было заявлено, что они обходят слишком дорого и препятствуют необходимому для экономики международному товарообмену, особенно оплате долгов зарубежным банкам. Людям еле дует обходиться без этих ненужных затрат. Более того, они должны использовать еще больше своих сельскохозяйственных угодий для производства зepна экспорт, импортировать еще больше необходимых им продуктов и привлекать иностранных инвесторов предложениями налоговых льгот, дешевых лесоматериалов, лучших сельскохозяйственных земель, минеральных и топливных запасов и дешевой рабочей силы. Они также должны предлагать субсидированную электроэнергию и физическую инфраструктуру, оплачиваемые новыми иностранными займами.

На пути от колониализма через эволюцию к структурной адаптации жители южных стран были интегрированы в мировую экономику, в которую их буквально тащили шаг за шагом. Немногие счастливцы из южной элиты приспособились к условиям колонизации и сумели накопить громадное состояние. В средний класс некоторых южных стран попало достаточное число людей, чтобы образовать процветающие островки общества потребления. Однако большинство лишились поддержки, которую им прежде оказывала разрушенная теперь социальная экономика, и оказались в новых условиях людьми без места и перспектив.

СВОБОДНЫЕ РЫНКИ, ОТКРЫТИЕ ГРАНИЦЫ



Судьба обществ, в которых, в отличие от остальных, процессы развития колониализма, как старого, так и нового, достигли завершения, подробно описана в статье Роберта Каплана «Грядущая анархия», напечатанной в журнале «Атлантик мансли». Описываемый район — Западная Африка. Каплан расценивает ее опыт как предсказание будущей судьбы человечества — «болезни, перенаселение, неспровоцированная преступность, дефицит ресурсов, миграция беженцев, рост эрозии национальных государств и межгосударственных границ, усиление влияния частных армий, охранных фирм и международных картелей по изготовлению наркотиков» [9]. Иными словами, экономика свободного рынка без предела.

По словам Каплана, правительство Сьерра-Леоне, возглавляемое 17-летним армейским капитаном, — это разношерстная группа подонков, которая дневное время держит под контролем столицу и часть сельских районов. О существовании правительства явно свидетельствует национальная армия, которая угрожает путешественникам на контрольных пунктах, требуя дань. По ночам, когда национальная армия уходит, хозяином положения становится враждующая с ними армия мятежников. Изменившие правительству военачальники вступают в союз с недовольными деревенскими вождями. Два независимых подразделения, оставшиеся после войны с Либерией, содержат на территории Сьерра-Леоне свои базы.

Как следствие, около 400 000 граждан Сьерра-Леоне — внутренние мигранты, более 280 000 бежали в соседнюю Гвинею, еще 100 000 — в Либерию, хотя 400 000 л иберийцев бежали в Сьерра-Леоне. Гондама, третий по величина город Сьерра-Леоне, — это лагерь перемещенных лиц. С учетом того, что 400 000 либерийцев переселились в Гвинею и 250 000 — на Берег Слоновой Кости, границы между этими четырьмя странами практически утратили смысл. Даже в спокойных зонах ни одно правительство, за исключением Берега Слоновой Кости, не следит за состоянием школ, мостов, дорог и полиции, что входит в обязанности нормально функционирующей верховной власти [10].

Происходит стремительное уничтожение лесов, что приводит к эрозии почвы, наводнениям и размножению комаров. Малярия — почти повсеместное явление. Насилие, нестабильность жизни и болезни изолируют сельские районы от городов. Производство какао, некогда процветавшее в Береге Слоновой Кости, притягивает рабочих мигрантов из других стран Западной Африки подобно магниту. Примерно половина населения страны в настоящее время не граждане Берега Слоновой Кости, а в Абиджане их около 75% от общего числа жителей. Районы жалких лачуг занимают все больше места среди небоскребов, создающих видимость процветания в «западно африканском Париже». Эти трущобы сделаны из отбросов; их обитатели испражняются в канавы, наполненные мусором, в которых лежат свиньи, а женщины в тех же канавах моют посуду среди полчище малярийных комаров. Молодежь пьет пиво, пальмовое вино и джин, днем играет в азартные игры, а по ночам грабит дома в более зажиточных соседних районах.

У населения, жившего традициями Ладаха, вероятно, были свои трудности, и немногие из нас, живущих в современном западном обществе, хотели бы поменяться с ними образом жизни. Однако жизнь в тесно взаимосвязанных общинах Ладаха была раем по сравнению с районами, подобными Западной Африке, где общественные структуры разбивались вдребезги следующими одна за другой волнами колониального вторжения.

Каплан отмечает, что пример Западной Африки — не единичное явление. Он ссылается на Мартина ван Кревельда, военного историка Древнееврейского университета, который следующим образом представляет себе нарождающийся мир запредельного неравенства, нищеты и обнищавших государств, мир, потерявший способность поддерживать общественный порядок:

Как только законная монополия на содержание вооруженных сил, издавна принадлежащая государству, будет вырвана из его рук, существующая грань между войной и преступлением, рухнет, как это уже случилось в Ливане, Шри-Ланке, Эль-Сальвадоре, Перу и Колумбии. Городская преступность может развиться в тлеющий конфликт в результате слияния религиозных, социальных и политических противоречий [11].

Это довольно точное описание той власти насилия, которая превратила многие американские гетто в настоящие военные зоны. Апокалиптическая картина Каплана — угрожающе достоверное изображение текущего процесса и скрытой за ним динамики. Для все возрастающего числа людей в мире, особенно для молодежи, этнических меньшинств и женщин, больше не существует мечты об обеспеченном и спокойном будущем, есть только мрачная перспектива обособленности, отчаяния, лишений, позора и жестокого насилия.

Статистические данные ООН обеженцах выявили один из самых пугающих показателей нарастания степени общественного распада и разобщенности в мировом масштабе. В 1960 году ООН классифицировала 1,4 млн. людей в мире как беженцев. К 1970 году эта цифра возросла до 2,5 млн., к 1992 году —до 18 млн. Большинство из них находятся в лагерях беженцев в Азии и Африке, где ним добавляются в среднем почти 10 000 человек вдень [12]. В 1994 году в лечение 48 часов более миллиона жителей Руанды бежали от кровавых боев в своей разрушенной стране в соседний Заир, после чего общее число беженцев из Руанды, по официальным данным, достигло 2,1 млн. человек [13].

Кроме того, поданным ООН, более 24 млн человек кочуют в своих собственных странах. Это значит, что примерно один из каждых 130 жителей планеты против своей воли оторван от места, которое он считает своим домом эхом слов Каплана звучит высказывание Садако Огата, главного уполномоченного ООН по делам беженцев:

Проблема беженцев сейчас более, чем когда-либо, является результатом жестоких внутренних конфликтов. Националистические, этнические и внутриобщинньц противоречия стали основными причинами перемещения беженцев по всему миру, будь это мыс Гэрн в Африке, Судан, бывший СССР и Балканы или Средний Восток и регионы Азии... Ослабление власти авторитарных режимов и разрушительные последствия гражданских войн вносят напряженность в хрупкие государственные структуры. В таких случаях, как Сомали или Босния и Герцеговина, это привело к распаду государств на части, управляемые конкурирующими кликами [14].

В дополнение к этому миллионы людей лишаются своих домов из-за того, что вызванные природными явлениями или действиями других людей катастрофы делают места их проживания непригодными для нормальной жизни или снижают способность земли обеспечить нужды зависящих от нее людей. Природные катаклизмы могут, в свою очередь, способствовать усилению внутренних вооруженных конфликтов, которые обычно связывают с комбинацией ухудшения экономической обстановки, отсутствия сильных и представительных политических институтов и разрушения традиционных связей. В этих условиях политический конфликт часто переходит в анархию и низводит страну в положение одного из многих соперников в борьбе за сокращающиеся прибыли, а ее население остается без какой-либо защиты со стороны государства. Конфликт нарушает процесс производства и распределения продуктов питания; вот почему во время конфликтов гораздо больше людей умирают от истощения и болезней, чем из-за самого конфликта. Такой мир едва ли удобен для существования, как отдельных людей, так и корпораций, и, тем не менее, это именно тот мир, к которому нас неумолимо толкают силы корпоративной колонизации.

Альтернативы для изгоев для тех, кто оказался на обочине жизни и кому мировая монетаристская экономика не оставляет надежды на будущее, остаются три возможности:

1) смириться с неизбежным и жигь подачками благотворительных организаций или отбросами, медленно погибая от истощения, либо совершить самоубийство; 2) искать товарищей, не бояшихся насилия, и жить преступлениями и грабежом; 3) объединяться и возрождать общины, изолированные от мировой экономики. Первый вариант не требует пояснений. Два других определяют противоположные взгляды на будущее человечества: обреченность и надежда.

Каплан обнажает пугающую истину: тем, чья жизнь — сплетение жестокости и лишений, организованное насилие приносит чувство облегчения:

Множество людей нашей планеты, которым совершенно незнакома комфортабельная и спокойная жизнь среднего класса, считают войну и жизнь в бараках шагом скорее вверх, чем вниз. Там, где всегда была массовая нищета, насилие выглядит освобождением [15].

Мы приходим к пониманию того, что то же самое можно сказать об участи обитателей гетто в бандах, которые удовлетворяют жажду общения и дают ощущение коллектива, недостижимое каким-либо иным путем. Организованное насилие заполняет эту нишу, давая возможность чувствовать себя частью большой группы людей, найти товарищей, которые обеспечат коллективную поддержку и помогут оправдать желание излить свою злобу на мир, который до этого тобой не интересовался. Для некоторых это почти религия, дающа обостренное чувство познания себя через признание жизни исключительно в данный момент и освобождение от размышлений о неудачах. Пока в нашем мире существуют вынужденные физические, социальные и духовные лишения, насилие является их почти неизбежным следствием.

К счастью, для выброшенных из жизни существует третий путь — возрождение общин, отгородившихся от прислуживающей корпорациям мировой экономики. В качестве противовеса своему описанию ужасающей анархии в трущобах Западной Африки Роберт Каплан пишет о влиянии на жизнь общества района трущоб в столице Турции Анкаре. Его обитатели, бедные и обездоленные, сохраняют свою сильную культурную общность, духовные ценности и социальную общность. Преступления против личности и алкоголизм — явления исключительные. Внутри временных жилищ идеальная чистота, и дети учатся в школе.

Пришло время понять, что лекарство от нищеты бесполезно искать в экономическом росте мирового свободного рынка, ослабляющего и разрушающего культурные и общественные связи в угоду мировым корпорациям. Необходимое лечение состоит в восстановлении и укреплении этих связей. Наше общее выживание — не только бедных и обездоленных, но и относительно зажиточных и еще не выброшенных на обочину жизни — состоит в создании организационной структуры и шкалы ценностей, способствующих этому восстановлению.
загрузка...
Другие книги по данной тематике

А.Л.Никитин.
Эзотерическое масонство в советской России. Документы 1923-1941 гг.

Юрий Гольдберг.
Храм и ложа. От тамплиеров до масонов

Эндрю Росс Соркин.
Слишком большие, чтобы рухнуть
e-mail: historylib@yandex.ru