Эта книга находится в разделах

Список книг по данной тематике

Реклама

Эндрю Росс Соркин.   Слишком большие, чтобы рухнуть

Глава вторая

В зеленом районе на северо-западе Вашингтона, округ Колумбия, Хэнк Полсон мерил шагами гостиную. Была Пасха, прошла неделя после поглощения Bear Stearns, и Полсон обещал жене Венди, что они прокатятся на велосипедах в большом общественном парке Рок Крик, разделяющем столицу на две части, недалеко от их дома. Венди была раздражена тем, что каждые выходные Хэнк тратил столько времени на телефонные разговоры.

— Давай же, всего на час, — упрашивала она, пытаясь вытащить его из дома. В конце концов он уступил, впервые за неделю попытавшись было отвлечься от работы.

Пока снова не зазвонил его телефон.

Через несколько секунд министр финансов, выслушав человека на другом конце провода, в сердцах воскликнул: "Меня тошнит от всего этого!"

Звонивший, Джейми Даймон, говорил по громкой связи из своего отделанного деревом офиса на восьмом этаже штаб-квартиры JP Morgan в центре Манхеттена с видом на пустынную Парк-авеню. Он только что сообщил Полсону то, что секретарь казначейства не хотел слышать: Даймон решил пересмотреть сделку по поглощению Bear Sterns и поднять цену с двух до десяти долларов за акцию.

Новость не была такой уж неожиданной. Полсон, который умел быть беспощадным, всю неделю звонил Даймону практически ежедневно (и однажды застал его рано утром на беговой дорожке), поэтому он знал, что более высокая цена за Bear была возможна. За время, прошедшее с момента объявления сделки, оба стали обоснованно опасаться, что недовольные акционеры Bear не станут голосовать за и выступят против низкой цены, создавая еще одну проблему для компании.

Но решение Даймона все равно взволновало Полсона. Он ожидал, что, если Даймон и повысит цену, то не более чем на несколько долларов — скажем, до восьми за акцию, но не до двузначных чисел.

— Это больше, чем мы договаривались, — ответил Полсон, не веря своим ушам. Его скрипучий голос нельзя было спутать ни с каким другим. Всего неделю назад, когда Даймон намекнул, что готов заплатить четыре доллара за акцию, Полсон негласно поручил ему снизить цену: "Мне кажется, должно быть что-то номинальное, например, один или два доллара за акцию", — сказал он. Дело в том, что Bear оказывался неплатежеспособным без предложения государства выкупить 29 млрд долга, а Полсон не хотел выглядеть простаком, выручая своих друзей с Уолл-стрит.

— Не понимаю, почему они вообще должны получить хоть что-то, — сказал он Даймону.

До сих пор никто, кроме Даймона, не знал, что за жалкой начальной ценой стоял министр финансов Соединенных Штатов Америки, и Полсон хотел, чтобы так и оставалось. Как и большинство консерваторов, он все еще верил в принцип "невидимой руки" — широко известное понятие неоклассической экономики, подразумевающее, что вмешательство власти было крайней мерой.

Как бывший глава компании Полсон прекрасно понимал Даймона. Он тоже намеревался утихомирить рынки, хотя происходящее вокруг них уже стало событием недели. После объявления цены в два доллара за акцию акционеры и работники Bear практически взбунтовались, угрожая не только сорвать сделку, но и "взорвать" рынок. А в наспех подготовленном соглашении о слиянии Даймон нашел жуткую ошибку, в которой обвинил своих юристов из Wachtell, Lipton, Rosen & Katz: акционеры Bear могли проголосовать против сделки, но JP Morgan был бы по-прежнему обязан гарантировать сделки Bear в течение всего года.

Даймон рассказывал Полсону, как Эд Молдавер, старый брокер в Bear, — мудак, по словам Даймона, — публично насмехался над ним во время заседания, которое Даймон созвал, чтобы объяснить условия сделки сотрудникам Bear. "Это не брак по принуждению, — проворчал Молдавер перед сотнями сотрудников Bear. — Это больше похоже на изнасилование".

Теперь Полсон рассказал Даймону, что в Вашингтоне он сталкивается с аналогичными протестами, потому что для большинства людей в правительстве все обитатели Уолл-стрит жадны и слишком много получают, а идея их спасения была так же популярна, как и идея повышения налогов. "Куда ни кинь, всюду клин", — сказал он.

Не облегчало ситуацию и то, что это был год президентских выборов. В понедельник, на следующий день после объявления о сделке Bear Stearns, кандидат от Демократической партии, сенатор Хиллари Клинтон, которая, по данным национальных опросов, в то время немного вырвалась вперед, раскритиковала сделку, зайдя так далеко, что связала спасение администрацией Буша Bear Stearns с проблемами в Ираке.

Демократ Барни Франк, председатель Комитета Палаты представителей по финансовым услугам, был не менее суров. Он тоже представил сделку как обвинительный вердикт боссу Полсона — президенту Бушу. "Все эти годы республиканского дерегулирования и отсутствие регулирования на фоне распространения новых финансовых инструментов позволили им взять большую часть экономики в заложники, — жаловался Франк. — И нам придется заплатить выкуп, нравится нам это или нет".

Хотя критика плана спасения была одним из немногих вопросов, по которым обе партии достигли абсолютного единодушия, республиканцы по разным причинам тоже были недовольны. Консерваторы считали, что рынок позаботится обо всем сам и любое вмешательство государства только ухудшит ситуацию. "Во-первых, не навреди!" — сказали бы они, ссылаясь на "Эпидемии" Гиппократа. Возможно, немного крови и прольется, но креативное разрушение — одна из издержек капитализма. Тем временем умеренных республиканцев заваливали жалобами избиратели, задавшиеся вопросом, почему люди, ответственные за уничтожение их пенсионных накопительных счетов, вообще заслуживают каких-либо денег налогоплательщиков.

Все называли это "выкупом" — словом, которое ненавидел Полсон. Он был уверен, что помог спасти американскую экономику. Это было спасением в буквальном смысле, выкачиванием воды из тонущего судна, а не просто словами. И он не понимал, почему никто в Вашингтоне не замечал этого.

Однако он знал, что в определенный момент придется заплатить дикие суммы независимо от того, насколько точным окажется его прогноз. Хотя президент публично похвалил и его, и сделку, на самом деле Буш был в ярости. Президент понимал необходимость выкупа, но также он понимал и то, каким образом этот выкуп будет политизирован. "За это нас разорвут на части, не так ли?" — спросил он Полсона, прекрасно зная, что ответ будет утвердительным.

Полсону не нужно было напоминать, какую позицию занимал президент по данному вопросу. В среду перед сделкой с Bear Полсон провел день в Овальном кабинете, консультируя Буша перед его выступлением в Экономическом клубе Нью-Йорка в отеле Hilton в ближайшую пятницу. Буш включил в свое выступление тезис о том, что никаких выкупов не будет.

— Не говорите этого, — настаивал Полсон, просматривая текст.

— Почему? — спросил Буш. — Мы не собираемся никого выкупать.

— Вы можете оказаться вынуждены выкупать, как бы отвратительно это ни звучало, — заметил Полсон.

В целом ситуация для Полсона складывалась наихудшим образом: экономика превратилась в политический футбол, репутация оказалась под ударом, а сам Полсон был вынужден играть по правилам Вашингтона.

***

Понимание Генри Полсоном того, как в столице все работает, было одной из причин, по которым он отклонил приглашение занять должность министра финансов весной 2006 года, причем не один, а два раза. Он сознавал риски, связанные с этой должностью. "Я брошу здесь все, не смогу работать с этими людьми и уйду с испорченной репутацией. Посмотрите, что говорили о Сноу и О'Ниле!" — сказал он. Его предшественники, Джон Сноу и Пол О'Нил, приехали в Вашингтон признанными мастерами в своих отраслях, а ушли с запятнанными репутациями.

Он несколько месяцев мучился, прежде чем принять решение. Он был уверен, что у него уже есть лучшая работа в мире: генеральный директор Goldman Sachs, наиболее почитаемого инвестбанка на Уолл-стрит.

В качестве руководителя компании Полсон путешествовал по всему миру, уделяя большую часть внимания Китаю, где стал кем-то вроде неофициального посла американского капитализма, возможно, добившись более крепких отношений с китайскими лидерами, чем кто-либо в Вашингтоне, включая государственного секретаря Кондолизу Райс.

Джошуа Болтен, новый руководитель администрации президента Буша, особенно сильно подталкивал Полсона присоединиться к команде. Он убедил президента, что тесные связи Полсона в Китае могут оказаться огромным преимуществом, учитывая быстрый и геополитически значимый рост китайской экономики. Болтен хорошо знал Полсона как профессионала. Бывший инсайдер Goldman Sachs, в 1990-е Болтен работал в качестве лоббиста в Лондоне и некоторое время служил в качестве руководителя администрации Джона Корзина, когда тот возглавлял банк.

Но Болтену не удалось как-либо повлиять на Полсона или его семью. Совсем не помогало и то, что жена Полсона не выносила президента, хотя ее муж был "пионером" Буша в 2004 году — так называли тех, кто собрал более 100 тыс. долларов на президентскую избирательную кампанию. Его мать Марианна была настолько ошеломлена идеей, что расплакалась. Сын Полсона, один из руководителей Национальной баскетбольной ассоциации, и дочь, репортер Christian Science Monitor, также изначально были против того, чтобы он занял эту должность.

Еще одним сомневающимся был Джон Уайтхед, наставник Полсона. Бывший председатель Goldman и "отец" для многих в банке, служивший в Государственном департаменте при Рейгане, Уайтхед считал, что согласиться будет большой ошибкой. "Эта администрация — сборище неудачников, — говорил он. — Тебе будет трудно довести что-либо до конца".

В апреле в интервью Полсон все еще отрицал, что был кандидатом на пост министра финансов, и говорил Wall Street Journal: "Я люблю свою работу. Я действительно думаю, что у меня лучшая работа в деловом мире. Я хочу задержаться здесь как можно дольше".

Между тем Болтен настаивал. К концу апреля Полсон принял приглашение встретиться с президентом. Но глава администрации Goldman Джон Ф. Роджерс, который служил под началом Джеймса Бейкера в администрациях Рейгана и Буша, советовал не участвовать в заседании, если только он не собирается принять предложение. "К президенту не ходят изучать предложения", — сказал он Полсону. С Роджерсом нельзя было не согласиться, поэтому Полсон, подавив неловкость, позвонил и отказался.
Но Полсон с женой присутствовали на обеде в Белом доме, организованном в этом месяце в честь председателя Китая Ху Цзинь Тао. Супруги прогуливались по столице после трапезы, и у здания казначейства Венди вдруг повернулась к мужу.

— Надеюсь, ты отказался от предложения не из-за меня, — сказала она. — Потому что если ты действительно хотел этого, то я не была против.

— Нет, я отказался не поэтому.

Несмотря на его нежелание, другие считали решение Полсона неокончательным. Например, Роджерс был уверен, что его босс втайне хотел получить эту должность. В первый воскресный майский день в своем доме в Джорджтауне он обнаружил, что беспокоится о том, не дал ли Полсону плохой совет. Наконец он позвонил Болтену. "Я знаю, Хэнк отказал вам, — сказал он. — Но если президент на самом деле хочет именно его, вы должны сделать еще одну попытку".

Когда Болтен перезвонил и повторил свою просьбу, Полсон задумался, не является ли его упорство боязнью неудачи. В Goldman он был известен как человек, который не боится проблем. Не бежит ли он от них теперь?

Полсон, приверженец христианской науки, восхищался сочинениями Мэри Бейкер Эдди, которая, стремясь вернуть внимание раннего христианства к исцелению, основала Церковь христианской науки в 1879 году. "Страх есть источник болезней, — писала она. — Страх должен быть искоренен в пользу Господа".

Полсон уже начал сомневаться, стоило ли отклонять предложение о работе в казначействе, когда следом за Болтеном позвонил Джеймс Бейкер. Бейкер, серый кардинал Республиканской партии, признался, что рекомендовал президенту Полсона как лучшего кандидата на эту должность. Будучи глубоко польщенным, Полсон заверил его, что самым серьезным образом рассматривает предложение.

На той же неделе Джон Брайан, исполнительный директор Sara Lee, давний знакомый, директор Goldman и клиент Полсона с тех пор, когда тот еще был инвестиционным банкиром в Чикаго, посоветовал: "Хэнк, жизнь не репетиция. Вы же не хотите в восемьдесят сидеть и рассказывать внукам, что однажды вам предлагали пост министра финансов? Вы должны сказать, что были им".

В конце концов 21 мая Полсон согласился принять должность, но, поскольку Белый дом не планировал объявлять о назначении до следующей недели, когда закончится обязательная проверка, он оказался в неловкой ситуации, на выходных участвуя в ежегодном собрании партнеров Goldman в Чикаго и будучи не вправе рассказать о своей отставке. (По иронии судьбы, приглашенным оратором в этот день был младший сенатор от штата Иллинойс Барак Обама.) Но, поскольку газеты, не говоря уже о коллегах, по-прежнему спекулировали на тему его ухода в администрацию, Полсон в течение всего мероприятия прятался в своем гостиничном номере.

***

На Уолл-стрит есть два вида банкиров: гладко выбритые продавцы, которые преуспевают за счет ума и обаяния, и те, кто добиваются своего с упорством бульдога. Белому дому предстояло обнаружить, что Полсон принадлежит к последним. Перед тем как официально начать работу, Полсон уяснил несколько принципиальных деталей. Если тридцать два года в Goldman Sachs и научили его чему-то, так это тому, как заключать наиболее выгодные сделки. Он потребовал письменных гарантий того, что казначейство будет иметь такой же статус в Кабинете, как Министерство обороны и Госдепартамент. Он знал, что в Вашингтоне близость к президенту имела значение, и не собирался быть маргинальным функционером, которого по прихоти Буша можно вызвать, но который не смеет надеяться, что высшая исполнительная власть ответит на его звонок. Каким-то образом он даже сумел заставить Белый дом согласиться, что Национальный экономический совет, возглавляемый Аланом Хаббардом, одноклассником Полсона по Гарвардской бизнес-школе, будет проводить некоторые из своих заседаний в здании казначейства и что вице-президент Дик Чейни будет присутствовать лично.

Надеясь заранее исключить любые предположения того, что он будет благоволить бывшему работодателю, Полсон добровольно подписал шестистраничное "этическое" соглашение, которое запрещало ему каким-либо образом участвовать в делах Goldman Sachs на протяжении всего срока его пребывания в должности. Его заявление выходило далеко за рамки годового срока, обычного для государственных служащих. "Из соображений осторожности в течение всего срока моего пребывания на посту министра финансов я не буду принимать участие в обсуждении вопросов, связанных с конкретными сторонами, в которых Goldman Sachs Group, Inc является или представляет участника, — написал он в письме, служившем соглашением. — Я считаю, что таким образом избегаю даже возможности возникновения конфликта интересов при исполнении своих обязанностей в качестве министра финансов". Это было заявление, которое, несомненно, подрывало его власть, учитывая роль Goldman едва ли не в каждом аспекте жизни Уолл-стрит, и которое он позже будет отчаянно пытаться обойти.

С назначением было связано еще одно дополнительное условие: Полсон должен был продать внуштельную долю в Goldman Sachs — примерно 3 млн 230 тыс. акций на сумму около 485 млн долларов, а также избавиться от выгодных капиталовложений в фонд Goldman, который имел долю в Индустриально-коммерческом банке Китая. Поскольку новые правила службы внутренних доходов (налоговая служба США) позволяли руководителям, которые поступили на государственную службу, продавать свои доли, не уплачивая налог, Полсон сэкономил более юо млн долларов. Это была, пожалуй, одна из самых выгодных сделок, которые он когда-либо совершал, но в течение многих месяцев до кризиса он с досадой наблюдал, как акции Goldman росли — со 142 долларов в момент продажи до максимальных 235,92 доллара в октябре 2007 года.

Генри Мерритт Полсон-мл. был официально выдвинут на должность министра финансов 30 мая 2006 года. Всего семь дней спустя Washington Post опубликовала информацию о нем, которая начиналась так: "У Генри М. Полсона-мл., назначенца президента Буша на пост министра финансов, возможно, мало шансов, чтобы повлиять на большинство экономических вопросов в администрации, которой осталось всего около двух с половиной лет".

Ничто не могло быстрее и эффективнее пробудить в нем желание доказать обратное.

***

По стандартам Уолл-стрит, Полсон был непонятным отшельником, титаном, который не проявлял интереса к жизни мультимиллионера Карнеги-Хилл. Простой парень со Среднего Запада, он вырос на ферме около Чикаго и был игл-скаутом1. Он и Венди усиленно избегали манхэттенской тусовки, стараясь ложиться спать в девять вечера как можно чаще. Они предпочитали наблюдать за птицами в Центральном парке — Венди по утрам работала экскурсоводом для "Охраны природы" — рядом с их квартирой в двенадцать сотен квадратных футов и с двумя спальнями, скромной резиденцией одного из самых высокооплачиваемых боссов на Уолл-стрит. Полсон носил пластиковые часы, и любой намек на то, что ему, возможно, придется потратиться, пресекался Венди, дочерью морского офицера, чья бережливость удерживала Полсона на земле. Однажды Полсон пришел домой с новым кашемировым пальто от Bergdorf Goodman, купленным на замену того, что было у него десять лет. "Зачем ты купил новое пальто?" — спросила Венди. На следующий день Полсон вернул покупку в магазин.

И, несмотря на баснословные суммы, собранные для президента Буша, он вряд ли подходил под образ бескомпромиссного республиканца. Убежденный защитник природы, чьим единственным автомобилем была "тойота приус", он был темой для недобрых разговоров и головной болью для некоторых раздраженных акционеров Goldman Sachs, когда в 2006 году пожертвовал Обществу охраны дикой природы (WCS) 680 тыс. акров принадлежащей Goldman земли южноамериканского архипелага Огненная Земля. В это время он был председателем WCS, а его сын — одним из советников. Хотя в то время ирония не могла быть оценена, фирма приобрела экологически чувствительные южноамериканские земли как часть портфеля ипотечных дефолтных бумаг.

Достижения Полсона уже давно превышали ожидания окружающих. Несмотря на относительно скромные физические данные — шесть футов один дюйм роста и 195 фунтов веса, — он входил в команду всех университетов Лиги плюща, где играл за Дартмут и где за жесткость в игре получил прозвища Молот и Забивающий Хэнк. Но, в отличие от товарищей по команде, любящих выпить на вечеринках, в холодильнике своего братства Sigma Alpha Epsilon он держал апельсиновый сок и имбирный эль, чтобы пить во время пивных вечеринок. (Он встретил будущую жену, когда та училась в Уэлсли; среди одноклассников Венди была Хиллари Родхэм, в некотором смысле ее соперница: Венди была президентом класса в 1969 году, Хиллари — президентом студенческого совета). Полсон закончил Phi Beta Kappa в Дартмуте в 1968 году по специальности "английская литература".

Впервые Полсон приехал в Вашингтон в 1970-м, после окончания Гарвардской школы бизнеса. В то время у него не было даже костюма. Вооруженный рекомендацией от одного из профессоров Дартмутского университета, Полсон получил работу в качестве помощника по персоналу ассистента министра обороны США. В скором времени он проявил некоторые навыки, которые впоследствии сделали его столь эффективным трейдером в Goldman Sachs. Всего через два года он перешел в Белый дом, где стал помощником директора Совета по внутренней политике, возглавлявшегося тогда Джоном Эрлихманом, который впоследствии будет осужден за заговор, воспрепятствование правосудию и дачу ложных показаний в Уотергейте. Полсон отвечал за связь с Федеральным казначейством и Министерством торговли. "Учитывая то, как [Хэнк] перешел с низшего руководящего поста в Пентагоне в Белый дом, сложно не понять, насколько хорошо он чувствует, откуда дует ветер, — вспоминал друг и бывший руководитель Goldman Кеннет Броди. — Но во время Уотергейта о Хэнке не прозвучало ни слова".

Когда в 1973 году Венди забеременела их первенцем, Полсон, желая заработать, решил оставить Белый дом Никсона и начал искать должность в финансовом секторе, но не в Нью-Йорке. Он побывал на интервью в нескольких финансовых компаниях Чикаго, и из полученных предложений выбрал два от манхэттенских фирм с крупными отделениями в Чикаго: Salomon Brothers и Goldman Sachs. Он решил остановиться на Goldman, после того как Роберт Рубин, партнер Goldman, и будущий секретарь казначейства Гас Леви, легенда в фирме, а также Джон Уайтхед убедили его, что он может преуспеть у них, и при этом ему не придется жить в Готэм-сити. Его зарплата составляла 30 тыс. долларов.

В январе 1974 года Полсон переехал с семьей туда, где он вырос, — в Баррингтон Хиллс, город с населением менее 4 тыс. жителей к северо-западу от Чикаго. Полсон купил пять акров семейной фермы у отца, который был оптовым торговцем ювелирными изделиями. Там, недалеко от родительского дома, он построил непритязательный дом из дерева и стекла, расположенный среди высоких дубов в конце подъездной дороги длинной в полмили.

В Goldman у Полсона было неожиданно много обязанностей для младшего инвестиционного банкира. "Вы знаете, Хэнк, мы обычно не нанимаем на эту должность парней вашего возраста, но вы выглядите старше", — сказал ему Джим Гелдер, старший партнер, имея в виду его ранние залысины. Быстро проявив себя с важными клиентами Среднего Запада Sears и Caterpillar, Полсон вскоре был назван восходящей звездой в штаб-квартире на Манхэттене. В 1982 году он стал партнером, войдя в элитную группу, имевшую право на большую часть премиального фонда. Когда он стал соруководителем инвестиционного подразделения банка и членом правления фирмы из Чикаго, он был вынужден тратить много времени на телефон и делал это мастерски, в любое время оставляя бесконечные сообщения.

Но спустя всего четыре года, в сентябре 1994-го, Goldman Sachs был в смятении. Неожиданный рост процентных ставок по всему миру сильно ударил по фирме, чья прибыль упала более чем на 6о % в течение первой половины года. Исполнительный директор Стивен Фридман вдруг объявил, что уходит в отставку, 36 других партнеров Goldman вскоре последовали за ним, причем вместе с капиталами и связями.

Чтобы "остановить кровотечение", совет директоров компании обратился к Джону Корзину, тихому руководителю департамента бумаг с фиксированной доходностью Goldman. Директора воспринимали Полсона вторым номером, который был способен не только дополнить Корзина, но и послать сигнал, что инвестиционный бизнес — специальность Полсона — будет, как и прежде, оставаться для Goldman ключевым направлением. Они рассчитывали, что Корзин и Полсон смогут создать партнерство, такое же мощное, как партнерство Фридмана и Роберта Рубина, а до них — Джона Уайтхеда и Джона Вейнберга.

У этого плана был лишь один изъян: участники "спасения" не были в восторге друг от друга.

На совещании в квартире Фридмана на Бикман-Плейс Полсон выразил нежелание работать под Корзином и переезжать в Нью-Йорк, чего он упорно избегал все эти годы. Корзин, который, как все знали, был особенно убедителен на встречах тет-а-тет, предложил Полсону прогуляться. — Хэнк, ничто не может доставить мне такого удовольствия, чем более тесное сотрудничество с вами, — сказал Корзин. — Мы будем работать в тесном взаимодействии. Мы действительно станем партнерами, — и в течение часа они договорились.

По прибытии в Нью-Йорк Полсон действовал быстро. Они с женой посмотрели десятки квартир в течение нескольких дней. После того как в списке остались две, Полсон пробежался по комнатам каждой, держа сотовый телефон у уха, и дал жене знать о своем выборе. А потом бросился в аэропорт.

Осенью 1994 года Корзин и Полсон как президент и главный операционный директор соответственно неустанно работали над решением проблем Goldman, путешествуя по всему миру, чтобы встретиться с клиентами и сотрудниками. Полсон получил незавидную задачу урезать расходы на 25 %. Но усилия были вознаграждены: в 1995 году Goldman Sachs перестал терять деньги, а в 1996-м и 1997-м принес хорошую прибыль. Однако кризис убедил Корзина и некоторых других в Goldman, что фирма должна иметь возможность воспользоваться публичными рынками капитала, чтобы противостоять будущим потрясениям. Решением, по общему мнению, был выход на ІРО.

Но Корзин не был достаточно убедителен, когда в 1996 году впервые рассказал партнерам, почему Goldman должен стать публичной компанией. Сопротивление идее ІРО было ощутимым, потому что банкиры опасались, что это разрушит культуру и партнерские отношения фирмы.

Лишь с помощью Полсона, который стал исполнительным содиректором в июне 1998 года, Корзин в конечном счете победил: первичное размещение акций Goldman было назначено на сентябрь того же года. Однако тем летом Россию потряс кризис рубля, и Long-Term Capital Management оказался на грани краха. Goldman потерял сотни миллионов долларов и был вынужден внести 300 млн долларов в фонд, организованный Федеральным резервным банком Нью-Йорка для спасения Long-Term Capital компаниями Уолл-стрит. Потрепанный Goldman отозвал оферту о первоначальном размещении в последнюю минуту.

Только узкому кругу самых близких друзей Полсона было известно, что он на самом деле подумывает уйти из фирмы, устав от Корзина, Нью-Йорка и внутренней политики. Однако в декабре 1998 года динамика в Goldman существенно изменилась: Рой Цукерберг, сильный сторонник Корзина, ушел из обладающего большой властью исполнительного комитета Goldman, оставив там только пять членов: Корзина, Полсона, Джона Тейна, Джона Торнтона и Роберта Херста. В то же время совет директоров Goldman все больше разочаровывался в Корзине, который за их спинами участвовал в переговорах о слиянии с банком Mellon.

Последовала серия тайных встреч, и результатом стал переворот, достойный Римской империи или Кремля. Полсон и три других члена комитета, которых уговорили остаться и руководить компанией, согласились заставить Корзина уйти в отставку. Корзин почти плакал, когда узнал об этом решении.

Полсон стал единственным исполнительным директором с Тейном и Торнтоном в качестве сопрезидентов, глав по операционной деятельности и предполагаемых наследников. А в мае 1999 года состоялся торговый дебют акций Goldman, оцененных в 3660 млн долларов.

К весне 2006 года Полсон уже оставался в должности генерального директора дольше, чем ожидал, и в результате стал одним из самых квалифицированных людей в своей области. Он был награжден премией в 18,7 млн долларов наличными за первое полугодие, а в 2005 году стал самым высокооплачиваемым генеральным директором на Уолл-стрит, заработав в общей сложности 38,3 млн долларов. В Goldman у него не было соперников, и его тщательно подобранный преемник Ллойд Бланкфейн терпеливо ждал своего часа. Сам банк стал лидером в качестве консультанта по крупнейшим слияниям и поглощениям и ведущим трейдером на товарных рынках и рынке облигаций. Он получал щедрые вознаграждения от хедж-фондов, пользующихся его услугами, и стал восприниматься как независимая сила на рынках частного акционерного капитала.

Goldman стал создающей деньги машиной, успех которой хотела бы повторить каждая фирма Уолл-стрит.

***

После тридцати двух лет в Goldman Полсону было нелегко приспособиться к жизни в правительстве. Например, он был вынужден делать намного больше телефонных звонков, потому что уже не мог, но своему обыкновению, оставлять длинные сообщения сотрудникам, как делал в Goldman. Голосовая почта казначейства, как ему неоднократно сообщали, еще не обладала такой емкостью. Ему рекомендовали электронную почту, но он никак не мог освоиться с этим инструментом; он остановился на варианте, когда один из его помощников распечатывал его почту. И еще он не знал, что делать с сотрудниками спецслужб, сопровождавшими его повсюду. Он знал руководителей, которых постоянно сопровождали охранники, и всегда считал такие меры высшей демонстрацией высокомерия.

Большая часть сотрудников Казначейства не знала, что думать о Полсоне и особенностях его характера. Сотрудники обращались за советом, как лучше вести себя с их новым боссом, к Роберту Стилу, заместителю секретаря Полсона и бывшему сотруднику Goldman. Стил всегда говорил им одно и то же: "Во-первых, Хэнк на самом деле умен. По-настоящему умен. У него фотографическая память. Во-вторых, он невероятный трудоголик, невероятный. Самый большой трудоголик, которого вы когда-либо встретите. И он ждет от вас того же. В-третьих, у Хэнка нет социального EQ (эмоционального фактора), никакого, ноль. Не принимайте это близко к сердцу. Он и не заметит, что пошел в туалет и не закрыл за собой дверь".

На заре пребывания на посту секретаря казначейства Полсон пригласил некоторых сотрудников в свой дом за 4,3 млн долларов, расположенный в северо-западной части Вашингтона (раньше этот дом, по странному совпадению, принадлежал Джону Корзину). Гости собрались в гостиной, большие окна которой выходили на лес, и казалось, что они сидят в домике на дереве. Их окружали фотографии птиц, большинство — авторства Венди.

Полсон объяснял некоторые из своих идей. Венди, полагая странным, что ее муж забыл предложить гостям что-нибудь выпить в такой жаркий летний день, прервала заседание, чтобы сделать это самой.

— Нет, они не хотят выпить, — рассеянно сказал Полсон и продолжил заседание.

Через некоторое время Венди вышла с кувшином холодной воды и стаканами, но никто не посмел притронуться к воде в присутствии босса.

***

Полсон унаследовал казначейство, находящееся в беспорядке. Его предшественник, Джон Сноу, бывший глава железнодорожной компании CSX, не контактировал с сотрудниками. Штат был деморализован и чувствовал себя заброшенным и недооцененным. Полсон был уверен, что сможет исправить это. Но его удивило, насколько мало было сотрудников. Он полагал, что неэффективность правительства гарантирует, что ему придется иметь дело с тысячами людей, не задействованных в полной мере. Но теперь он руководил ведомством с персоналом в 112 тыс. человек, которое не располагало большими средствами, и Полсон понимал, что придется привлекать опытных ветеранов Уолл-стрит, которые знали, что такое усердно работать.

Связи с Goldman были одним из тех факторов, о которых Полсон обязан был помнить, хоть и считал это непрактичным. Он знал, что теории заговора по поводу предполагаемого захвата власти Goldman в Вашингтоне расцветали всякий раз, когда кто-то из топ-менеджеров Goldman поступал на государственную службу, будь то связано с назначением Роберта Рубина министром финансов при Клинтоне или выбором Джона Корзина сенатором от штата Нью-Джерси, несмотря на то что тот уже избирался после отставки. (Еще до того, как Полсон согласился стать секретарем казначейства, Рубин, который в настоящее время работал в Citigroup, также напомнил ему, что надо быть осторожным в отношениях с Goldman.)

В первые несколько недель работы, пока над экономикой сгущались тучи, но еще никто не предсказывал бурю, Полсон сосредоточился на укреплении боевого духа казначейства. Он посетил отделы, в которых член кабинета министров не бывал многие годы, и приказал реконструировать тренажерный зал в подвале здания. Полсон серьезно относился к физической подготовке и часто катался на велосипеде по столице, когда Венди удавалось оторвать его от телефона.

Уже в начале своей деятельности Полсон был озабочен рынками. На первом брифинге с президентом Бушем и его экономической командой в Кэмп-Дэвиде 17 августа 2006 года он предупредил, что экономика давно созрела для кризиса. "Когда есть много сухой травы, никогда не угадаешь, отчего она загорится, — сказал он. — Такие периоды случаются у нас каждые шесть, восемь, десять лет, и есть еще множество примеров".

Полсон дал понять, что администрации придется иметь дело по крайней мере с одной серьезной проблемой: хаосом с субстандартными ипотечными кредитами, последствия которого уже начали сказываться. Bear Stearns и другие были глубоко вовлечены в этот бизнес, и нужно было найти способ получить власть и прекратить операции этих брокеров-дилеров. У традиционных банков имелась Федеральная корпорация страхования депозитов, FDIC, к тому же Федрезерв эффективно защищал их от банкротства; У этих учреждений был предусмотрен переходный план, позволявший спокойно взять проблемные банки на баланс, а затем продать их с аукционов. Но FDIC не имеет никакой власти над инвестиционными банками, такими как Goldman Sachs, Morgan Stanley, Merrill Lynch, Bear Stearns и Lehman Brothers, и, если Полсон не получит сопоставимой власти над этими учреждениями, заявил он в ходе заседания, на рынках может разразиться хаос.

27 марта 2008 года в 8:30 утра, через три дня после "новой" сделки с Bear, Полсон собрал сотрудников на совещание. Он только что закончил свою обычную тренировку в Sports Club/LA в отеле Ritz-Carlton в нескольких кварталах от казначейства. Его мозговой центр — Боб Стил, Джим Уилкинсон, Дэвид Насон, Мишель Дэвис, Филипп Свагель, Нил Кашкари и другие — занял кабинет на третьем этаже казначейства, окнами на розарий Белого дома и монумент Вашингтона на юге.

Полсон сел на стул в углу помещения с высокими потолками, стены которого уже были украшены десятками фотографий птиц и рептилий, сделанных Венди. Некоторые сотрудники расположились на синем бархатном диване, другие стояли, опираясь на стол красного дерева с четырьмя мерцавшими экранами Bloomberg.

Полсон проводил эти встречи со своим ближайшим окружением ежедневно в 8:30 утра, за исключением каждой второй пятницы, когда завтракал с Беном Бернанке, председателем Федеральной резервной системы. Полсон предпочел бы проводить заседания еще раньше, но его сотрудники были государственными служащими, а он и так требовал от них слишком многого. Большинство в его команде получало около 149 тыс. в год, хотя потенциально каждый мог получать гораздо больше в частном секторе.

Обходя комнату и разбирая причины гибели Bear, Полсон остановился перед Насоном. Насон, 38-летний помощник секретаря по финансовым учреждениям, начал работать в казначействе в 2005 году и был его внутренним политическим мозгом. Республиканец и приверженец свободного рынка, Насон уже несколько месяцев предупреждал о возможности возникновения ситуаций, подобных Bear Stearns, в еще одном или нескольких банках. Он и другие официальные лица казначейства пришли к заключению, что царящая на Уолл-стрит модель, при которой участники постоянно имели доступ краткосрочному финансированию другими инвесторами, по определению была пороховой бочкой. Пример Bear доказал, насколько быстро может рухнуть банк; в отрасли, кровью которой является простое доверие других инвесторов, это доверие способно рухнуть при малейшем намеке на проблемы. Но, какой бы опасной ни была общая ситуация, Насон оставался категорически против выкупов — концепции, которую он терпеть не мог.

Насон заявил, что вместо этого казначейство должно сосредоточить усилия на двух направлениях: подвергать инвестиционные банки процедуре организованного банкротства, что не будет нервировать рынки, и, в более близкой перспективе, побудить банки увеличивать капиталы. В предыдущие полгода американским и европейским банкам, включая Citigroup, Merrill Lynch и Morgan Stanley, удалось привлечь около 80 млрд долларов в качестве нового капитала, часто за счет продажи своих активов государственным инвестиционным фондам Китая, Сингапура и стран Персидского залива, известным как "суверенные фонды благосостояния". Но этого было явно недостаточно, и банкам пришлось брать в долг у инвесторов с глубокими карманами.

Оставив, казалось, проблему Bear Sterns позади, сегодня утром Полсон сосредоточился на том, что, как он полагал, станет следующей проблемой: Lehman Brothers. Инвесторы, возможно, были загипнотизированы представлением Эрин Каллан во время конференции на тему доходов, но Полсона это не обмануло. "Они тоже могут быть неплатежеспособными", — спокойно заметил он. Полсон беспокоился не столько об оценке Lehman своих активов, которая показалась ему чересчур оптимистичной, сколько об их неспособности увеличить капитал. Полсон подозревал, что Фулд неразумно сопротивлялся, боясь размыть доли акционеров фирмы, в том числе более 2 млн акций, принадлежавших ему лично.

На полсоновский анализ дел Lehman влияло бытовавшее во время его работы в Goldman Sachs мнение о компании: у нее не было такого же уровня или таланта. Хотя Полсон, еще будучи в Goldman, по крайней мере однажды назвал Lehman "кучей бандитов", он тем не менее уважал их корпоративную культуру, любуясь, с какой настойчивостью банкиры Lehman отстаивают свои интересы. Лояльные даже на грани поражения, они были сплоченной группой, которая напомнила Полсону о партнерстве Goldman. Тем не менее было что-то в Фулде, что заставляло его нервничать. Он любил риск, по мнению Полсона, неоправданный. "Он как кошка, у него девять жизней", — сказал он на одном из совещаний. Полсон считал, что его старый коллега пo Goldman Боб Рубин невольно выручил Фулда в начале 1995 года, когда в качестве секретаря казначейства предоставил помощь Мексике во время кризиса песо. Lehman неправильно поставил состояние на мексиканское песо без хеджирования. Полсон хорошо помнил тот момент и рассказал о нем своим сотрудникам из-за ходивших тогда обвинений, будто Рубин на самом деле организовал международное спасение мексиканского песо в попытке спасти Goldman Sachs.

Справедливо или нет, Полсон ставил Фулда в один ряд с теми, кого считал арьергардом Уолл-стрит, — финансистами вроде Кена Лангона и Дэвида Комански, типажами, привычно обедавшими с властями в ресторане San Pietro на Манхэттене, и друзьями Ричарда Грассо, символа излишеств. Полсон был членом Комитета штата и компенсаций Нью-Йоркской фондовой биржи, который утвердил зарплату Грассо, председателя NYSE, в 190 млн долларов. Фулд тоже был членом этого комитета, а Лангон там председательствовал. После шумихи из-за размера компенсационного пакета Грассо Полсон выступал за его отставку. По его мнению, Грассо был не просто жадным, он был еще и лживым. Элиот Спитцер, прокурор Нью-Йорка, тогда находящийся на вершине карьеры, вскоре стал участвовать в решении этого вопроса, подав в суд как на Грассо, так и на Лангона. Именно в ходе разразившейся битвы Полсон стал недолюбливать дружков Грассо, которые, казалось, были готовы толкнуть Полсона под автобус, если бы это отвечало их целям.

Но как секретарь казначейства он был обязан быть дипломатом и в этом качестве поддерживать хорошие отношения со всеми руководителями на Уолл-стрит. Они будут ценными активами, его глазами и ушами на рынках. Если ему был нужен поток сделок, он предпочитал получать его непосредственно от них, а не от каких-то не связанных с рынками пожизненных чиновников казначейства, чья работа состояла в том, чтобы выявлять такие вещи.

Примерно через месяц после начала работы в правительстве, летом 200б года, Полсон позвонил Фулду, которого застал за игрой в гольф с другом в Сан-Вэлли, где у того был дом. Фулд только начал седьмую лунку, пар 5 с изгибом налево, когда услышал звонок сотового. Хотя мобильные телефоны на поле были запрещены, он все равно ответил, и никто не сказал ни слова против.

— Знаю, вас удивит этот звонок, — начал Полсон. — Мы с вами пытались переспорить друг друга в течение многих лет.

Фулд засмеялся, польщенный тем, что Полсон признал в нем достойного противника.

— Я хотел бы иметь возможность звонить вам время от времени, — продолжал Полсон, — чтобы поговорить о рынках, сделках, конкуренции и узнать, что вас заботит.

Фулд был доволен таким жестом и рассказал ему все.

После этого разговора они регулярно беседовали. В самом деле, Полсон в значительной степени полагался на Фулда в вопросах разведки рынка и в свою очередь делился собственными взглядами, которые Фулд рассматривал как официальное мнение.Удивительно, но, учитывая, сколько он поносил этого человека, будучи генеральным директором Goldman, Полсон обнаружил, что Фулд интересен и впечатляюще практичен. Хотя он все еще не совсем доверял Фулду, он знал, что они сработаются.

Но в условиях текущего рынка последние несколько звонков были особенно сложны, а следующий — еще сложнее.

Утреннее заседание у Полсона подходило к концу, и он раздал задания сотрудникам. Так, Нил Кашкари и Фил Свагель должны были поторопиться и закончить проект апокалипсического доклада о том, что правительство должно сделать для спасения финансовой системы, если та начнет рушиться.

Когда все стали выходить, секретарь казначейства отвел в сторону Боба Стила, чтобы обсудить специальное поручение, которое дал самому себе. "Я буду опираться на Дика", — объявил он.

Через час его помощник Кристал Вест дозвонилась Дику Фулду по первой линии.

— Дик, — весело сказал Полсон, — как дела?

Фулд, который был в своем офисе, ожидая звонка, ответил: "Держусь".

Они разговаривали несколько раз за неделю, прошедшую со сделки Bear, но не обсуждали ничего существенного. Звонок этим утром был другим. Они говорили о колебаниях рынка и акциях Lehman. Все банки пострадали, но цена акций Lehman упала ниже всех, более чем на 40 % за год. Больше всего беспокоило, что шортисты2 почуяли кровь, то есть короткая позиция — ставка на то, что акции Lehman упадут гораздо ниже, — была огромной, на нее приходилось более 9 % стоимости всех акций Lehman. Фулд попытался убедить Полсона попросить Кристофера Кокса, председателя SEC, заставить "медведей" прекратить разрушать его фирму.

Полсон сочувствовал позиции Фулда, но хотел получить новые данные о планах Lehman по привлечению капитала. С Фулдом уже связались некоторые из его главных инвесторов, говоривших, что это было бы мудрым поступком, особенно пока в прессе для компании была сравнительно хорошая ситуация.

— Это было бы реальной демонстрацией силы, — сказал Полсон, надеясь убедить его.

К удивлению Полсона, Фулд ответил, что согласен и уже думал об этом. Некоторые из держателей его облигаций давили на него, чтобы он собрал деньги на фоне положительного отчета фирмы о прибылях.

— Нам хотелось бы установить контакт с Уорреном Баффетом, — добавил Фулд. Это было тщательно рассчитанное замечание: Фулд знал, что Полсон дружил с легендарным инвестором из Омахи. Хотя Баффет и славился презрением к инвестиционным банкирам в целом, в течение многих лет он использовал чикагский офис Goldman для некоторых своих дел, и Полсон с Баффетом подружились.

Инвестиция Баффета была эквивалентом Good Housekeeping Seal of Approval3 в финансовом мире. Рынкам это понравилось бы. "Вы должны заинтересовать его", — сказал Полсон, вздохнув с облегчением. Наконец-то Фулд принимает меры в этом направлении.

— Да, — согласился Фулд. — Но не могли бы вы замолвить словечко?

Полсон колебался: вероятно, выступать посредником для сделок на Уолл-стрит — не слишком хорошая идея, если ты секретарь казначейства. Тот факт, что Баффет был клиентом Goldman, мог только усугубить ситуацию.

— Дайте мне подумать, Дик. Я перезвоню, — сказал он.

28 марта легендарный инвестор Уоррен Баффет сидел, ожидая звонка Дика Фулда, в штаб-квартире Berkshire Hathaway в Омахе в своем кабинете за простым деревянным столом, которым когда-то пользовался его отец. Днем раньше их связал Хью "Скип" МакГи, банкир Lehman, который обратился к Дэвиду Л. Соколу, председателю MidAmerican Energy Holdings, принадлежащих Berkshire Hathaway. (Баффету звонили с предложениями инвестиций почти ежедневно, и он считал такие звонки рутиной.)

Он почти не знал Фулда, встречал его всего несколько раз; последний раз, когда они были вместе, он сидел между Фулдом и Полом Волкером, бывшим председателем Федрезерва, на ужине казначейства в Вашингтоне в 2007 году. Одетый в один из своих фирменных костюмов — стандартных, без выкрутасов, в очках в черепаховой оправе, — Баффет обходил гостей и умудрился пролить бокал красного вина на Фулда непосредственно перед тем, как подали десерт. Человек со вторым (после Билла Гейтса) состоянием в мире покраснел, в то время как гости, включая Джеффри Иммельта из General Electric, Джейми Даймона из JP Morgan Chase и бывшего секретаря казначейства Роберта Рубина, вежливо наблюдали, как облитый вином Фулд пытался все свести к шутке. С тех пор они не виделись.

Когда Дебби Возняк, давняя помощница Баффета, доложила, что Дик Фулд на линии, Баффет отодвинул банку диетической Cherry Coke и снял трубку.

— Уоррен, это Дик. Как поживаете? Со мной здесь Эрин Каллан, мой финансовый директор.

— Привет, — как обычно приветливо сказал Баффет.

— Думаю, вы знаете, что мы ищем, где бы собрать немного денег. Наши акции падают. Это великолепная возможность. Рынок не понимает, что с нами происходит, — заговорил Фулд, прежде чем начать продавать себя. Он пояснил, что Lehman ищет инвестиции в размере от 3 до 5 млрд долларов. Через некоторое время Баффет дал понять, что может быть заинтересован в инвестировании в привилегированные акции с дивидендами от 9 % и опционах на покупку акций Lehman по 40 долларов. В пятницу акции Lehman закрылись по 37,87.

Это было агрессивное предложение оракула из Омахи. 9 % дивидендов — очень дорогое удовольствие. Например, если Баффет вложит 4 млрд долларов, он будет получать 360 млн в год, но такова была цена "аренды" его имени. Тем не менее Баффет сказал, что ему нужно кое-что проверить перед тем, как согласиться даже на эти условия. "Позвольте мне кое-что посчитать, и я перезвоню вам", — сказал он Фулду.

В Омахе Баффет начал сомневаться, сможет ли он заставить себя снова вложить деньги в инвестиционный банк. В 1991 году он спас Salomon Brothers, когда Нью-Йоркский инвестиционный дом был на грани разорения, но тогда он быстро понял, что не выносит культуру Уолл-стрит. Если бы он сейчас пришел на помощь Lehman, мир самым тщательным образом изучал бы его деятельность, так что он отлично понимал, что под ударом оказывались не только его деньги, но и его репутация.

Хотя Баффет часто торговал на рынках с использованием хеджей и производных, он презирал дух трейдерства и высокие зарплаты, обогащающие людей, которых он не считал ни особо умными, ни создающими важные ценности. Он всегда помнил, как расстроился после выплаты 900 млн долларов в виде премий в Salomon, и был особенно потрясен, когда Джон Гутфройнд, председатель фирмы, потребовал 35 млн за то, чтобы просто удалиться от беспорядка, который сам создал. "Они взяли деньги и сбежали, — сказал он однажды. — Было очевидно, что все это затеяно ради обогащения сотрудников. Инвестиционные банкиры не делают деньги, но чувствуют себя аристократами. И они ненавидят трейдеров — отчасти потому, что трейдеры делают деньги и располагают большей силой". В тот вечер Баффет решил остаться в офисе и разобрать по косточкам годовой отчет Lehman за 2007 год. Взяв еще одну банку диетической Cherry Coke, он начал читать годовой доклад компании, когда зазвонил телефон. Это был Хэнк Полсон. Все выглядело так, словно было специально подстроено.

Полсон начал так, будто это был дружеский звонок, отлично понимая, что ступает по тонкой грани между регулятором и посредником в сделке. Тем не менее он быстро перешел к обсуждению ситуации Lehman Brothers. "Если бы вы решили участвовать, одно ваше имя уже успокоило бы рынок", — сказал он, стараясь не слишком сильно настаивать. В то же время он завуалированно дал понять, что не собирается поручаться за бухгалтерию Lehman — в конце концов, в течение многих лет Баффет слышал от него как высшего должностного лица в Goldman критику других фирм, которые, по его мнению, были слишком агрессивны как в инвестициях, так и в бухгалтерии.

После многих лет дружбы Баффет знал код Полсона: его было трудно завести, и, если он очень хотел чего-то, он бы так прямо и сказал. Сейчас он чувствовал, что Полсон не слишком сильно нажимает. Собеседники обещали оставаться на связи и пожелали друг другу спокойной ночи.

Баффет вернулся к рассмотрению отчета Lehman. Всякий раз, когда у него появлялась озабоченность какой-то цифрой, он отмечал номер страницы на обложке доклада. Менее чем за час обложка была заполнена Десятками номеров страниц. Это был красный флажок, поскольку у Баффета имелось простое правило: он не может вкладывать средства в фирму, к которой у него так много вопросов, даже если на них есть предполагаемые ответы. Он прервался, решив, что вряд ли будет инвестировать.

В субботу утром, когда перезвонил Фулд, быстро обнаружилось, что существует проблема помимо соображений Баффета. У Фулда и Каллан сложилось впечатление, будто Баффет попросил 9 % дивидендов и ордера "до 40", что значило бы, что цена исполнения ордера будет на 40 % выше текущей. Баффет, конечно, думал, что ясно дал понять: ценой исполнения ордера будет 40 долларов за акцию, всего на пару долларов выше текущей цены. Мгновение все они говорили одновременно, как если бы были Эбботом и Кастелло со скетчем Who's on First? Они не поняли друг друга, и Баффету показалось, что это кстати. Переговоры завершились.

Сидя за своим столом в Нью-Йорке, раздраженный Фулд сказал Каллан, что считает предложение Баффетта неоправданно дорогим и что они должны искать других инвесторов.

К утру понедельника Фулду удалось привлечь 4 млрд долларов в конвертируемых привилегированных акциях по ставке 7,25 % и 32 % премии за конвертацию от группы крупных инвестиционных фондов, уже имевших долю в Lehman. Это было гораздо выгоднее, чем предложение Баффета, но деньги не несли с собой той уверенности, которую породили бы инвестиции от него.

Тем же утром Фулд позвонил Баффету, чтобы сообщить об успехе в сборе средств. Баффет поздравил его, но про себя задался вопросом, использовал ли Фулд его имя, чтобы облегчить сборы.

Хотя Баффет не поднимал эту тему, он считал занятным то, что Фулд никогда не упоминал о важной новости прошедших выходных: "Lehman пострадал от мошенничества на 355 млн долларов". Lehman был обманут на 355 млн двумя сотрудниками в банке Marubeni в Японии, которые, по-видимому, использовали поддельные документы и подставных лиц, чтобы совершить преступление.

Это еще раз напомнило Баффету о Salomon — тот эпизод, когда Джон Гутфройнд и юристы Salomon не сказали ему, что фирма была вовлечена в крупный скандал, связанный с искусственным занижением цены на аукционах по размещению казначейских векселей, скандал, который почти уничтожил фирму.

Таким людям просто нельзя доверять.




1 Игл-скаут (англ. Eagle Scout) — высший знак отличия американских скаутов.
2 Шортить, играть вкороткую, открывать короткие позиции — играть на понижение, продавая активы, которых у тебя нет в наличии, в надежде на падение цены, которое позволит позже выкупить актив по более низкой цене.
3 Знак качества, которым журнал для домохозяек Good Housekeeping отмечал наилучшие, по его мнению, способы ведения домашнего хозяйства.
загрузка...
Другие книги по данной тематике

Энтони Саттон.
Орден «Череп и кости»: документы, история, идеология, международная политика

Александр Дугин.
Геополитика постмодерна

Д. Г. Великий.
ЦРУ против Индии

коллектив авторов.
Теория заговора: Самые загадочные события тысячелетия

Юрий Бобылов.
Генетическая бомба. Тайные сценарии наукоёмкого биотерроризма
e-mail: historylib@yandex.ru