Грязное дело о разводе
Однажды я собрался уехать из Тебриза, и мне нужна была компания в дорогу, я встретил Абу Зайда из Саруджа, закутанного в плащ, в сопровождении женщин. Когда я спросил его, что он делает и куда держит путь, он ответил, указывая на одну из женщин, вероятно самое прелестное создание с самым отвратительным характером:
– Вот женщина, на которой я женился, думая забыть об уделе изгнанника и справиться с горестями холостой жизни, но от нее я получил одни беспокойства, и она отказала мне в моем супружеском праве. Это из-за нее старый конь совсем охромел, и сейчас мы направляемся к судье. Если он уладит нашу ссору, я скажу: «Мир!» Нет – значит, развод. Мне стало интересно, кто же выиграет в суде и чем все закончится, поэтому, оставив свои дела, пошел с ними. Когда мы пришли к судье (человеку, который по своей скупости прятал бы в кладовую застрявшие между зубов кусочки), Абу Зайд упал перед ним на колени со словами: – Вот, посмотри, эта норовистая кобылка, которую я не могу обуздать, хотя покорнее рыбьего плавника и жарче ее собственного сердца. – Безумная! – сказал ей судья. – Разве ты не знаешь, что упрямство – великий грех против твоего повелителя и хозяина? Не знаешь, что расплатишься за него кнутом? – Но послушай, – отвечала она, – это такой человек, что сбегает через заднюю дверь и любит не только соседку, но и соседку соседки. – Стыд! Позор! – воскликнул судья. – Абу Зайд, ты сеешь семя в соленом болоте? Ищешь цыплят там, где не высиживал? О Петух, ты больше не закукарекаешь. – О Повелитель Ветров! – закричал Абу Зайд. – Она лживее жены Мусейлимы. – Абу Зайд зашипел как пламя, вспыхнул ревущим гневом и вскрикнул: – Умри, несчастье мужа и соседей! Ты мучаешь меня дома и лжешь здесь? Ты помнишь, как я женился на тебе, и пришел увидеть свое, и нашел то, что было уродливей обезьяны, суше, чем шкура, жесткое, как древесина пальмы, пахнувшее хуже, чем падаль, холодное, как зимняя ночь, и дикое, как река Тигр. И я еще закрывал на это глаза! Но теперь, хотя Ширин отдала тебе свою красоту, Зубайда – свое здоровье, Шеба – свой трон, Буран – свою постель, Рабия – свою добродетель, никогда больше не унижусь я перед этой кобылицей. Теперь женщина ощетинилась тигрицей, закатала рукава, подоткнула юбку и закричала на него: – Ты хуже человека, плюющего в колодец, ты приносишь отчаяние большее, чем год засухи, ты изменчивей блохи! Обвиняешь меня в своем позоре? Пронзаешь ножом мое доброе имя? Ведь ты сам знаешь, что ты не больше обрезка ногтей и не порядочней его. Ты думаешь, ты мог быть имамом там, где я молюсь? Или мог быть мечом для моих ножен? Слава Всевышнему, нет. Не стоять такому привратнику в моих дверях. – Я думаю, – сказал судья, – что вы двое хуже старого грязного мешка и такой же подкладки. Прекратите свои ссоры и ступайте Истинным путем. Ты, женщина, перестань браниться и будь дома, как у парадной двери. – О Всевышний! – сказала женщина. – Я не буду молчать, пока он меня не оденет, и поднимать для него свой парус, пока он меня не накормит. Но Абу Зайд поклялся тремя клятвами, что у него нет ничего, кроме тряпья, в которое он одет. Теперь судья задумался об их деле и помрачнел. – Достаточно ли, – сказал он, – для того, чтобы судиться друг с другом, стыда взаимных обид и злобы взаимного обмана? Обе ваши задницы не связаны одним законом. Правителем всех правоверных мне приказано судить тяжбы, а не платить за должников, и по его благоволению я сижу в этом кресле и властен лишать свободы и выпускать на волю, и, если вы не скажете мне правды, я буду рассказывать о вас каждому, в назидание имеющим глаза. Абу Зайд смотрел так, будто следил за змеей на земле. – Слушай же, – сказал он и сочинил на ходу: Когда он закончил, начала она: Судья понял, что они столь же бесстыдны, сколь и красноречивы. – Защитить одного и наказать другого, – сказал он, – будет хуже, чем одалживать для уплаты долга. – Он нахмурился, начал волноваться и, закипев от злости, стал ходить кругами, проклиная работу судей и всех, кто хочет ими стать, стонал, как стонут от боли, и наконец сказал: – Я попал в тупик. Я ранен двумя выстрелами в одно и то же место? Или нужно оправдать обе стороны? Откуда все деньги? И главное, откуда все это? – И, повернувшись к судебному служащему, он сказал: – Сегодня день не для суда и не для приговоров, сегодня несчастливый день, день, когда человек попадает в беду, переломный день, роковой день, подходящий день для воровства, но не для суда. Уведи прочь этих двоих, дай им две золотые монеты, чтобы успокоились. После закрой дверь и объяви, что сегодня дурной день и потому судья в скорби и не станет никого выслушивать. – Да будет так, – отвечал служащий и, уронив слезу, заплатил две монеты Абу Зайду и его жене со словами: – Среди всех людей и дьяволов не найдется двоих умнее вас. Но отныне чтите правосудие: прячьте свою непристойность – потому что не каждый судья таков, как судья Тебриза. |
загрузка...