Глава 3. Первая осада

   Через тридцать лет после только что описанного события долина Авона все еще сохраняла свой процветающий вид и была покрыта сельскими поселениями; однако перед недавно упоминавшимся мостом и позади него можно было заметить две группы домов, расположившихся в тесной близости: первая распространялась в сторону долины, а вторая нашла себе место в нижней части подъема к лагерю. На берегах у моста на якоре стояло много лодок, и на них грузили или с них выгружали тюки, завернутые в камыш. Наверху скалы виднелись очертания крепостной стены, сложенной из камня, бревен и земли, но с квадратными башнями, большей частью состоящими из бревен и плетней и отстоявшими друг от друга примерно на сто шагов. За пределами крепостных стен поднимались небольшой высоты палисады перед рвом шириной 6 футов и глубиной 3—4 фута. Входы в Оппидум, который все еще занимал ранее указанное место, были обильно окружены извне столбами, соединявшимися с помощью веток деревьев. В нижнем конце рядом с двумя башнями из бревен и плетней были проложены две потайные дороги.

   Причиной таких перемен стали серьезные события.

   Собрание, о котором сообщалось в предыдущей главе, все же состоялось, и именно в лагере на плато. Царившие беспорядки и замешательство грозили кровавым финалом. Воины настаивали на том, чтобы все придерживались программы, изложенной симпатичным Сигильдом, и на сохранении за ними привилегии охраны лагеря.

   Вожди племен не хотели соглашаться с этим. Обратились за советом к овитам, самым мудрым среди друидов. Но их ответы, имевшие несколько двусмысленный, расплывчатый характер, не удовлетворили толпу.

   Последние (овиты) заявили, во-первых, что к Немеде нельзя прикасаться, потому что это навлечет самые жуткие бедствия на племена; что стада, принадлежащие жреческой общине, должны беспрепятственно пастись на плато и что если обитателям долины будет угрожать какая-либо беда, то они, друиды, смогут вовремя предупредить об этом защитников. При оглашении этого решения с лица симпатичного Сигильда не сходила его привычная улыбка, и он вежливо покачивал головой в своей обычной манере, но не произнес ни слова. Жрицы, которые сидели по периметру святилища Немеды, положив руки на колени с мечтательным, задумчивым видом, похоже, не принимали участия в этой дискуссии. Мужчины разделились на группы, и казалось, что до захода солнца не будет принято никакого решения. Голод и жажда все острее давали о себе знать, и женщины стали раскладывать на траве припасы, которые они принесли с собой. В этот момент одна из жриц, подталкиваемая другими, вышла на середину собрания. Она была молода, высока ростом и одета в длинную белую мантию – что-то похожее на верхнюю ризу с широкими рукавами, но без пояса; а ее обнаженные руки были украшены браслетами из черного стекла. При виде жрицы все голоса стихли, и, окруженная другими жрицами, следовавшими за ней, она произнесла следующее:

   «Вы, которые собрались здесь, которые живут в мире, полагая, что вам нечего бояться никаких врагов, не способны спокойно поразмыслить и принять мудрое решение. А что же будет, когда враги нападут на вас? И я предупреждаю вас, что этот враг рядом, он готовит свое оружие и подсчитывает свою добычу, которую получит, разграбив ваши стада и ваши дома; он действительно уже празднует победу, которая ему кажется определенной, потому что знает, что вы не в состоянии действовать воедино, чтобы оказать ему сопротивление.

   Покиньте это место, которое вы не способны защитить, потому что не знаете, как укрепить его; возвращайтесь по своим домам и беспечно дожидайтесь наступления часа беды».

   Вокруг молодой женщины, бледной от волнения и говорившей без единого жеста или движения, как будто слова, медленно произносившиеся ею, исходили от статуи, толпа сбилась в плотную массу. Дрожь пробежала сквозь толпу, как ветер проносится через пшеничное поле. И тут в едином порыве вся толпа обратила взоры на Сигильда. Тот, стоя перед жрицей, остававшейся неподвижной, как статуя, на камне, служившем ей трибуной, вопреки своей привычке, опустил глаза, смотря в землю, как будто не мог вынести огня всех устремленных на него взглядов.

   Сквозь шепот в толпе можно было смутно разобрать имя Сигильда. «Пусть Сигильд будет нашим Бренном!» – произнес чей-то голос. И немедленно тысячи голосов повторили: «Пусть Сигильд будет нашим Бренном!» Было похоже, будто всем тем, кто несколько минут назад был совершенно противоположного мнения, в голову пришла одна мысль и они стали единой душой и единым голосом.

   Так Сигильд был провозглашен Бренном, и ночь прошла в веселом праздновании.

   То ли молодая жрица была информирована о планах, которые строили соседи против счастливых обитателей долины Авона, то ли вдохновение или случай привели к этому совпадению, но прошло лишь несколько месяцев со дня этого собрания, когда люди заметили явных чужеземцев, бродивших возле холмов. Они быстро исчезали, когда жители начинали их расспрашивать; а потом большее, чем обычно, число торговцев появилось в долине. Они вели себя дерзко, осмеливались затевать ссоры с жителями и изрекали угрозы, когда на их высокомерие ответили надлежащим образом; а несколько из них, будучи изгнанными, угрожали вернуться и отомстить.

   И в самом деле, однажды высоты, окружавшие долину, оказались одна за другой заняты отрядами вооруженных людей.

   Но Сигильд, избранный Бренном, времени не терял. Прежде всего он собрал вокруг себя всех своих старых товарищей по оружию; и много молодых людей, которые предпочли военную жизнь мирным хлопотам пастуха или землепашца, также присоединились к нему.

   У нового Бренна было золото, и по обстоятельствам он оплачивал мужчинам их труд в Оппидуме. Испытывая глубокое уважение и почтение к друидам, он украсил Немеду и, казалось, не предпринимал никаких действий, не посоветовавшись с овитами. Бренн (Сигильд) приносил им добычу из своих охотничьих походов, а также издал распоряжение о том, что рыбная ловля выше моста закрепляется за жреческой общиной.

   Лагерь день ото дня принимал все более внушительный, грозный вид, но жить там разрешалось только Бренну и его воинам, вместе с жреческой общиной. Как и ранее, каждый человек в долине был обязан отработать каждый четвертый день на укреплении лагеря; более того, жители Вал д'Авона (долины Авона) снабжали воинов продуктами. Однако они начали роптать и жаловаться на поборы со стороны воинов; и, наверное, дела не могли продолжаться подобным образом, но вдруг появилась угроза извне.

   В лагере немедленно послышались звуки труб: это был заранее согласованный сигнал, и можно было видеть, как несчастные семьи долины в беспорядке ринулись к мосту, гоня перед собой скот и неся на плечах или катя в тележках свое самое ценное имущество – продукты, одежду и даже мебель. Мост был не столь широк для прохода обезумевшей толпы, которая рвалась к нему, лодки были перегружены людьми, и многие из них пошли ко дну.

   Вооруженные группы чужаков, появившиеся на холмах, то ли из осторожности, то ли потому, что дожидались команды к наступлению, не спешили спускаться в долину. Прошла ночь, но ни один враг не покинул свои позиции, удобные для наблюдения.

   Эта ночь была мучительной для жителей долины. Стояла осень, и уже стал чувствоваться холод. В лагерь люди прибывали запыхавшись, обливаясь потом; холодный воздух ночи морозил их конечности. Люди звали друг друга, разыскивая родных в толпе, и хотя нельзя сказать, что места недоставало, но казалось, что эта толпа людей никогда не сможет устроиться на плато. Разожгли костры, и воины, товарищи Сигильда, разъезжали взад и вперед на лошадях, требуя внимания и стараясь навести хотя бы небольшой порядок в этой неразберихе; для каждого племени мудрым предвидением Бренна было назначено свое место. Но те, кто прибыли первыми в какую-либо точку, вовсе не желали покидать ее и вновь тащить куда-то свой груз. Мычали и блеяли животные, плакали дети, и рыдали женщины. Долина представляла совершенно иное зрелище; такая оживленная еще лишь прошлую ночь, освещенная тысячами домашних очагов, искрившихся между деревьями, и наполненная вечерними звуками, сейчас она была молчаливой и пустынной; незаметно было ни огонька, ни малейшего проявления жизни. Над полянами висел бледный туман. С наступлением ночи Сигильд приказал закрыть все входы в лагерь, запретив под страхом смерти открывать их кому-либо. Так что многие опоздавшие семьи были вынуждены дожидаться прихода дня под крепостной стеной.

   С улыбкой на лице Бренн неторопливо объезжал различные уголки лагеря: он разговаривал со всеми, кто встречался, и его мягкий, проникновенный голос, похоже, восстанавливал порядок и тишину везде, где его слышали. Его слова и советы, а также усталость, которая стала охватывать толпу, скоро помогли спокойствию победить замешательство, которое поначалу здесь царило. Затем Бренн вошел в свое жилище, которое приказал построить для себя на выступающей вершине скалы перед Немедой, и вызвал к себе Томара.

   Томар был одним из чужеземных воинов, которых Сигильд держал подле себя после описанного выше собрания. Были ли эти иностранные воины вынуждены покинуть свои родные края в результате опустошения их владений и гибели семей, как это утверждал Бренн, или же их изгнали соотечественники за какие-то прегрешения? Этого мы сказать не можем. Наверняка они отдали свои тело и душу Сигильду, который, со своей стороны, был в состоянии щедро вознаградить их за преданность. Томар был среднего роста, и его крупная голова на короткой шее, ощетинившаяся жесткими, густыми волосами, казалось, поворачивалась с трудом. Лицо его тоже сохраняло какую-то печать неподвижности; но не такими были его серые глаза, которые под серыми же бровями как будто пронизывали все вокруг, а в остальном этого человека можно было принять за грубо отесанное изображение из дерева. Со своей согнутой спиной, длинными руками, всегда висящими по бокам, тяжелыми и полусогнутыми ногами, Томар тем не менее мог совершать двенадцатичасовые переходы не повернув головы. И тем не менее к концу перехода это похожее на машину существо успевало разглядеть все, что было видно на всем пути, и могло доложить о том, что оно заметило, с самыми детальными подробностями и в самой точной последовательности. Он мог говорить на многих галльских диалектах, но никто – даже Сигильд – не знал его прошлого. Томар редко смеялся. Как-то бродячий торговец привез с собой в долину обезьянку; и вот, наблюдая за гримасами этого образчика четвероруких, Томар взорвался хохотом. Это был практически единственный раз, когда он позволил себе подобную вспышку эмоций, и, если кому-то хотелось вызвать какое-то подобие улыбки на его жестком лице, он должен был напомнить об этой обезьянке.

   В своей обычной манере Томар вошел в жилище Бренна бесшумно, как кошка, и, остановившись перед Сигильдом, сказал: «Я здесь!» – «Томар, я полагаюсь на твою помощь». – «Да». – «Ты покинешь лагерь так, чтобы ни единый человек – подчеркиваю, ни единый человек – не подозревал о твоем уходе». – «Да». – «Ты дойдешь до границы секванов (секваны – группа галльских племен, жившая на востоке Галлии (совр. Франш-Конте на востоке Франции). – Ред.), понял? Ты переговоришь с Дитовиксом, понятно?» – «Да». – «Ты попросишь у него пятьсот воинов из разряда тех, кому нечего терять». – «Да». – «Ты скажешь ему, что эти воины найдут здесь землю и богатство». – «Да». – «Ты проведешь их через леса, собрав всю информацию, какую сможешь». – «Да». – «Тебе понадобится три дня на дорогу, один день на то, чтобы устроить дела с Дитовиксом, собрать пятьсот воинов – шесть дней, привести их сюда – четыре дня, всего четырнадцать дней.



   Рис. 5a. Первая осада – Сигильд и Томар



   Вечером четырнадцатого дня, начиная с завтрашнего утра, ты и пятьсот воинов будете на расстоянии 3 миль от лагеря, к северу, в лесу. На закате дня на верхушку одного из самых высоких деревьев ты прикрепишь шест; когда пройдет четверть ночи, ты поднимешь зажженную вязанку хвороста на верхушку шеста. Твои воины будут с оружием, и ты сразу же набросишься на врагов, которые будут между нами и вами. Мы в это же самое время внезапно перейдем в наступление и нападем на них». – «Враги будут там?» – «Враги наверняка будут там, потому что если хотят осадить лагерь, то не смогут занять никакую иную позицию. Они наверняка должны быть там». – «Отлично, я ухожу». – «Слушай! Если встретишь какой-нибудь вражеский отряд, скажи, что мы причинили зло тебе и твоим воинам и что ты хочешь нам отомстить, зная, что мы вот-вот сдадимся им. Они примут или отвергнут твое сотрудничество. Если примут, ты и воины Дитовикса займите часть вражеского лагеря и по согласованному сигналу создайте неразбериху повсюду, в то время как мы сделаем вылазку из-за крепостной стены и нападем на них; если же враги откажутся от сотрудничества, то ты вместе с воинами Дитовикса прикиньтесь очень разгневанными; сделайте вид, что уходите, а к концу дня возвратитесь в условленное место». – «Ну а если враг займет это место?» – «Вражеские воины его не займут, потому что мы вынудим их вождей сосредоточить все силы вокруг нас. Погоди, вот золото и кольцо, хорошо известное Дитовиксу. Слушай дальше. Во время атаки, поскольку это будет в полночь, воины, которых ты приведешь, и наши воины, не зная друг друга, могут в драке перебить друг друга. Пусть перед боем каждый из твоих воинов наденет ожерелье из травы и зажжет все, что может гореть. Это будет несложно; враг будет делать для себя укрытие из веток: мы наденем такие же ожерелья, как и у вас, и разожжем костры на нашей стороне. Далее, во время атаки пусть все твои воины кричат «Сигильд!». Наши ответят тем же кличем. Чтобы не возникло проблем с огнем, возьмите горящие угли в глиняных сосудах; пусть будет по крайней мере один сосуд на каждые пять человек. Если же враги примут вашу помощь, держитесь от них как можно дальше, чтобы вам не было трудно изготовить травяные ожерелья; вы будете использовать свои горящие угли и в то же время можете воспользоваться огнем, который зажжен врагами. Но если из недоверия они разобьют вас на маленькие группы, заранее договоритесь о сигнале к атаке и вместо травяных ожерелий обнажите правую ногу… Четырнадцать дней!» – «Понятно».

   Сигильд окружил лагерь чередой деревянных башен, размещенных на старой крепостной стене, которая была укреплена. Эти башни, внешний вид которых показан на рис. 6, были построены из стволов деревьев, уложенных друг на друга в сруб.



   Рис. 6. Деревянные башни Оппидума



   Башни возвышались над крепостным валом. На верхушке каждой башни был сооружен деревянный настил, окруженный бруствером с бойницами; на этот настил взбирались по лестнице, устроенной внутри башни. Нижний этаж обеспечивал защиту для воинов, отвечающих за оборону башен. В случае, если те воины, кто вели наблюдение наверху, замечали какое-то подозрительное передвижение снаружи, они должны были подать сигнал тревоги, протрубив в рог. Сигильд определил на каждую башню по двадцать человек. Двое из этих двадцати постоянно находились на платформе, день и ночь делились на четыре части; восемь человек дежурили днем и восемь – ночью. Из оставшихся четверых первый был начальником башни, второму были доверены склады и раздача пищи и оружия, третий находился в распоряжении начальника башни для доставки сообщений и, в случае необходимости, поисков помощи, а обязанностью четвертого был ремонт повреждений, нанесенных оборонительным сооружениям в случае нападения.

   Поскольку длина внешнего защитного вала составляла четыре тысячи пятьсот шагов, а башни располагались через каждые сто шагов, на валу было сорок пять башен, включая более мощные и высокие, размещенные по обе стороны от входов. Таким образом, для охраны башен было выделено девятьсот человек. Сигильд принял меры предосторожности, создав склад бревен и веток, принесенных внутрь двора Оппидума. Его стараниями были углублены колодцы, а перед северной частью крепостной стены был выкопан ров. Вдобавок к стадам, которые обычно паслись внутри лагеря, огромное количество рогатого скота было пригнано на плато беженцами. Но прокормить всех этих животных было бы невозможно, если бы заранее не были заготовлены запасы сена. Соответственно, рядом со стеной были разложены огромные его копны, связанные камышом.

   Между башнями охрана крепостной стены была доверена тысяче воинов, находившихся под командой пятидесяти трех командиров; два входа были отданы под начало отряда бойцов, чье мужество было проверено, и они были хорошо знакомы Сигильду.

   Весь этот гарнизон, состоявший примерно из двух тысяч человек, давно уже обосновался в лагере и частично выполнил работу по его укреплению. Что касается беженцев, их число могло доходить до двенадцати тысяч, и из этого количества по крайней мере те две тысячи человек, которые были способны сражаться, получили оружие и были приучены к тяготам воинского дела.

   Вместо первоначальных жилищ, которые развалились, Сигильд построил нечто вроде обширных навесов (галле). Таких навесов было шесть, по одному на каждое племя. Перед каждым из них на одном и том же удалении находились круговые очаги, сложенные из плоских камней и предназначенные для приготовления пищи. Как только солнце появилось над горизонтом, на смену тишине пришел неясный гул голосов, который постепенно захватывал плато. Но Сигильд ночью времени не терял. Его надежным сторонникам были отданы приказы; восемь командиров на конях, сопровождаемые вооруженными людьми, прошли вместе с толпами беженцев и указали каждому племени место, которое было ему отведено. То ли из-за усталости, то ли из-за ощущения опасности толпа подчинилась, и к середине дня в лагере исчезли признаки беспорядка, которые проявлялись прошлым вечером. Вокруг навесов, которых не хватало для такого количества семей, можно было увидеть мужчин, мастеривших жилища из веток. Более крупные животные были привязаны к шестам и паслись на траве, которая была не столь затоптана; овец загнали в загоны, а женщины готовили дневную еду; в каждом уголке бегали дети и, казалось, радовались этой новой жизни. Что касается воинов, они молча следили за окрестностями с крепостного вала и с башен.

   Наутро долина была окутана густым туманом, повсюду были видны верхушки холмов, возвышавшихся над пеленой тумана; на их хребтах не было признаков врагов, а из белого пара, спрятавшего долину, не раздавалось ни звука. Может быть, враг отошел? Может, это была ложная тревога?

   Из лагеря едва можно было разглядеть течение реки под плотным облаком тумана, который накрыл ее. К концу первой четверти дня Сигильд отправил отряд из ста человек с приказом осмотреть мост и берега реки и ручья. Если враги не появятся, отряду следовало спуститься вниз по ручью и разведать местность к северу; воины должны были избегать столкновений с врагом. Десять бойцов должны были остаться на мосту, чтобы собрать хворост и поджечь его в тот момент, когда они завидят в долине врага. Постепенно туман рассеялся, и к полудню солнце уже светило во всю мочь на всем протяжении долины. Ничто не нарушало тишину, воздух был спокоен, а вдали было видно, как пасся скот, которого забыли угнать с собой. Многим из беженцев захотелось покинуть лагерь и вернуться в свои дома, чтобы там и остаться, или захватить с собой предметы, которые они не смогли ранее унести. Сигильд удвоил посты на входах с приказом никого не выпускать. Он ходил от одного человека к другому, стараясь объяснить людям, что враг совсем не собирается уходить, а только дожидается случая, чтобы захватить тех беспечных, кто попытается вернуться к себе домой. «Они спрятались в засаде, – убеждал он. – Они надеются, что вы ослабите бдительность и станете их добычей без борьбы; хоть они и жаждут вашего имущества, но еще больше они хотят завладеть вами самими; враги уведут вас, ваших жен и ваших детей, чтобы продать как рабов другим народам – там, за горами». Несмотря на это предупреждение, много народу побрело к местам выхода из лагеря, и вооруженным охранникам пришлось усердно поработать, чтобы оттеснить эту толпу назад, когда к восточному входу подъехали пятьдесят воинов, посланных Сигильдом на разведку. Они были покрыты грязью и потом. На расспросы Бренна они ответили, что были примерно в трех тысячах шагов от лагеря к северу в лесах и, хотя передвигались осторожно, все же внезапно оказались окруженными врагами; своим бегством они обязаны лишь хорошему знанию местности и что они убежали, бросившись в узкий овраг, заросший кустарником и сгнившими стволами деревьев, который привел их к ручью неподалеку от лагеря. «Ваш командир убит?» – спросил Бренн. «Мы не знаем». – «Вы бросили его!» – «Нам было приказано избегать каких-либо столкновений». – «Вы не бросили свое оружие?» – «Оружие при нас». – «Идите и отдыхайте!» Через мгновение вход очистился, и толпа возвратилась в молчании к своим лагерным площадкам.

   Затем Сигильд пошел к северной оконечности лагеря; он долго вглядывался в глубины леса; потом он вызвал сюда пятьсот вооруженных людей от племен, кроме тех, кто уже находился на своем посту, и расставил их за бруствером, приказав соблюдать тишину. Он обошел все башни, поднимался в них и негромко разговаривал с каждым из командиров. Потом внезапно поднялся шум на южной стороне плато. Бренн вскочил на коня и спешно поскакал туда, но по пути ему сказали, что горит мост и что десять воинов, поставленных там, входят через западные ворота.

   «Вы видели врагов?» – спросил Сигильд, когда появились эти десять воинов. «Мы видели их: они продвигались большой группой к мосту, прячась за камышом и зарослями ивняка». Тогда Сигильд отобрал сто человек из числа своих лучших воинов и расставил их на склонах плато снаружи западных ворот, приказав им наложить хвороста и бревен в углубленную дорогу, чтобы спрятаться позади насыпей и не использовать при этом луки и пращи до тех пор, пока враг не подойдет близко к заграждению; а если враги попытаются атаковать в этом месте крупным отрядом, отойти внутрь и занять крепостные стены, подключившись к тем воинам, кому поручена их оборона. На самом же деле, однако, Бренн не ожидал никакой серьезной атаки с этой стороны, к которой было трудно подойти. Он полагал, что враги не станут наступать, имея позади себя реку, даже если им удастся переправиться через нее. Его внимание опять было устремлено на север. С этой стороны лагерь фактически отделялся от соседнего плато лишь неглубокой впадиной, которая расширялась и давала место для скопления значительного количества войск, а также являла собой надежное убежище на случай неудачи. Он также убедился, что враги уже заняли это широкое, покрытое лесом плато.

   Сигильд вновь шагом объехал весь лагерь, произнося то здесь, то там слова ободрения везде, где встречался с тревожными взглядами. Его спокойствие, его искренность и приятное впечатление успокаивали самых робких. К тому времени, когда он достиг крепостных стен на северной стороне, уже наступила ночь. В лесах все еще царила тишина. Когда стало совсем темно, вниз через бруствер по его приказу пропустили несколько мальчишек, нагруженных связками соломы и сухой травы; им было сказано развязать эти охапки в канаве, прокопанной в этом месте у подножия эскарпа. Затем с помощью шестов, опущенных к ним, дети выбрались вверх. Сигильд позволил разжечь только несколько небольших костров, которые укрывала высота крепостной стены, и все ждали результата. Бренн прохаживался, разговаривая вполголоса со своими доверенными людьми и воинами, стоявшими возле тлеющих костров, которые отбрасывали на них ослепительный яркий красный свет, лишь негромко и поспешно обмениваясь немногими словами. То тут, то там прорывался смех, но тут же затихал. Охрана на крепостной стене получила приказ следить во все глаза и при виде врагов не поднимать крика. Часовые должны были поднять тревогу, только бросив куски торфа на костры. Они не должны были высовываться из-за плетневого бруствера. Ночь была ясной, но луны не было.

   В середине первой четверти ночи один из командиров спустился со стены и подошел к Бренну.

   «Враг приближается», – сообщил он. «Чем ты это докажешь?» – «Я слышал треск сухих веток». Сигильд поднялся на стену в сопровождении нескольких воинов. «По местам!» – тихо скомандовал он. И в этот же момент на костры упало несколько кусков земли, разбрасывая дождь искр.

   Сигильд и часовые заметили несколько фигур беловатого цвета, которые, похоже, ползли к контрэскарпу. Некоторые из них очутились во рву и, подталкивая друг друга, стали взбираться на эскарп; им удалось добраться до плетня. Не слыша внутри ни звука, они повернулись и помогли другим. Когда наверху эскарпа их набралось человек пятьдесят, им подали шесты с крюками, которыми они вцепились в плетень; потом те, что остались на контрэскарпе, изо всей силы потянули за эти шесты.

   Плетень уступил, и нападающие ринулись к проходу на крепостном валу. Отброшенные мечами защитников, огромное число их скатилось на дно рва. Потом согласно приказу Бренна на солому, раскиданную на дне рва, швырнули горящие угли, они вспыхнули, и в их ярком свете стала видна широкая шеренга врагов. С верхушек башен на них полетели камни из пращей и стрелы из луков, многие защитники готовились перелезть через остатки плетня и ринуться вниз по эскарпу, чтобы схватиться с врагами, но Бренн остановил их, угрожая смертью любому, кто покинет крепостной вал. Внезапность не была достигнута, и ряды врагов заколебались и отступили за пределы досягаемости для метательного оружия.

   Тем не менее Бренн приказал починить плетневую ограду, как только это позволят обстоятельства, и удвоил ряды защитников на крепостном валу для того, чтобы создать прочный фронт на пути атакующих. Помимо этого, он поставил между всеми башнями небольшие отряды по двадцать человек, которые должны были быстро поспевать в слабые точки и сбрасывать вниз любого из нападающих, которому удастся добраться до подножия крепостного вала. Потом он отправил нескольких из числа своих доверенных людей на лошадях на восточный и западный участки стены провести разведку или прислать предупреждение в случае, если вражеские атаки произойдут в нескольких местах сразу.

   Едва он успел принять эти меры, как враги значительными силами стали возвращаться ко рву; с громкими криками они ринулись вверх, на эскарп. Их там тепло встретили, и ров заполнился мертвыми и ранеными, облегчая переход тем, кто следовал за ними, особенно потому, что многие из нападавших несли с собой фашины. После двух попыток врагам удалось захватить подножие одного из бастионов; но тут их атаковали в лоб резервные отряды, в то время как воины с башен, расположенных справа и слева, ударили во фланг.

   То ли зажженная солома не была до конца потушена, то ли осажденные сбросили в ров еще горящих веток, но несколько фашин вспыхнули, сжигая раненых, которые надрывались самыми жуткими криками.

   Атака захлебнулась, и командиры наступавшего воинства подали сигнал к отходу.

   Какое-то число нападавших оказались живыми в руках осажденных, и Сигильд приказал охранять их и не убивать. Что касается раненых врагов, лежавших у вала внутри укреплений, их перебили.

   К середине ночи в лесах на удалении около тысячи шагов загорелись костры. Осажденные потеряли лишь несколько человек, а ров у лагеря был полон убитыми и ранеными врагами. Спокойствие ночи прерывалось лишь стонами раненых.

   Сигильд не спал; половину воинов он поставил для ведения особо бдительной охраны стен в течение третьей четверти ночи, а другую половину – в течение последней четверти.

   Те, кто не стоял на часах, спали возле костров. Когда приступ на крепость закончился, Бренн отправил гонцов к вождям восьми племен, сообщив им об удачном исходе первого боя.

   На рассвете Бренн приказал привести к нему пленников. Двое или трое из них говорили на языке долины, хотя и с иностранным акцентом.

   Одетые в подштанники с украшениями и в белые рубахи из некрашеной шерсти с широкой полосой, служившей им поясом, они не очень отличались от тех купцов, что временами заезжали в долину, чтобы обменять желтый янтарь и бронзу на зерно, сыр, дубленые шкуры и шерсть. «Почему вы напали на нас?» – спросил Сигильд. «Нас изгнали с земель, на которых мы жили с самых далеких времен, орды, пришедшие с севера. Эти люди убили много наших, забрали наших жен и перебили наших детей; самые сильные из нас собрались вместе и, переплыв на плотах через широкую реку, пошли в сторону заходящего солнца в поисках дома для себя. За два дня пути отсюда нам сказали, что здесь хорошая страна и она может прокормить многих; поэтому мы пришли сюда. Когда наши вожди увидели, что вы заперлись в этом месте, считая нас своими врагами, они нам сказали, что вначале надо овладеть этим лагерем. Мы подчинились. Мы делаем вам только то, что было сделано с нами». – «Почему вы не послали к нам кого-нибудь из своих, чтобы попросить то, что вам нужно?» – «Я не знаю». – «Вы пришли к нам как враги, и мы встретили вас как врагов. Сколько вас?» – «Очень много». – «Иди найди своих вождей и скажи им, что, если к наступлению ночи вся их толпа не покинет страну Авона, пострадают пленные, которые находятся в наших руках». – «Я не пойду». – «Почему?» – «Потому что наши вожди не оставят эту землю. Убей нас, потому что, если кто-то из вас попадет в руки наших людей, они обречены на смерть, чтобы отомстить за наших товарищей, убитых этой ночью». – «Хорошо». Сигильд приказал связать пленников по рукам и ногам, пока он не решит их судьбу.

   Бренн очень беспокоился о том, что враги займут позиции на севере, напротив слабой точки Оппидума. Соответственно, он продолжал вести непрерывную разведку на восточном и западном фронтах, вплоть до реки и другого берега ручья, чтобы не позволить осаждающим укрепиться на каком-либо из этих участков. На крутых склонах плато, напротив сожженного моста, Сигильд устроил небольшой лагерь, охраняемый двумястами воинами. Разведывательные группы, которые он рассылал в больших количествах, имели приказ доставить в лагерь весь фураж и пригнать весь разбредшийся скот, который они смогут найти, вступая в бой с врагами только в случае, если тех будет немного.

   Но захватчики, казалось, и не помышляли о новом приступе. Они устроились в лесах на севере и на склонах холмов справа и слева, оставляя реку и ручей между собой и лагерем; в долине были видны группы грабителей, которые разоряли и грабили брошенные жилища. По ту сторону уничтоженного моста враги построили широкий палисад, укрепленный бревнами, а еще через два дня возвели на реке плавучий мост, сколотив его из стволов деревьев, скрепленных вместе и удерживаемых на месте с помощью плотины, сложенной из бревен, закрепленных в речном русле и наклоненных вверх по течению.

   Было очевидно, что осаждавшая сторона никуда не спешит, что эти люди живут за счет продовольствия, оставленного в долине, и что они намереваются победить осажденных голодом.

   Действительно, жители Вал д'Авона смогли унести с собой только малую толику припасов еды. У них был скот, но животным не хватало корма, и, скучившись вместе, скот погибал в больших количествах; коровы перестали давать молоко, а запасы фуража стремительно уменьшались.

   На шестой день блокады вожди племен предложили Бренну пробиться сквозь ряды врагов, пока у их воинов все еще сохранялись силы, и не дожидаться, пока из-за полного отсутствия продовольствия они станут зависимыми от милости захватчиков. Конечно, Бренн отклонил это предложение, заявив, что день освобождения придет и что надо запастись терпением. Тем не менее серьезной угрозой для него стало то, что враги сосредоточили свои силы на северной стороне. Поэтому вечером, перед наступлением темноты он собрал два отряда воинов, один у восточных, а другой у западных ворот. Он заметил, что противник обычно готовит свою утреннюю еду перед самым полднем, а также вечером перед закатом. После вечерней еды оттуда доносилось пение и крики.

   Когда наступил подходящий момент, Сигильд разделил каждый из отрядов на две равные части. Первые две половины должны идти вдоль крепостного вала параллельно друг другу до тех пор, пока не дойдут до леса; там они должны напасть на два фланга сторожевой заставы, устроенной осаждающими; они не должны увлекаться этой атакой, а отойти как можно быстрее назад к северному выступу Оппидума. В этом месте вход будет открыт. Тем временем две другие половины, имея при себе колья, объединятся перед этим клином, где построят передовые укрепления-палисад (рис. 7), а затем отойдут на сто шагов вправо и влево.

   Воины, охранявшие северный фас крепости, получили приказ проделать в стене проход шириной двадцать шагов и сбросить фашины и куски торфа в ров, а также приготовить плетни для того, чтобы немедленно закрыть этот проход.

   Первые два отряда выступили в тишине; тот, что был на левой стороне, вышел чуть раньше восточного отряда – с тем, чтобы оказаться на фланге врага в одно и то же время. Два других отряда шли впереди них и остановились у северной оконечности Оппидума, забив свои колья, как им было приказано, а затем отошли вправо и влево. Шел мелкий осенний дождь, и грунт был скользким. Прошло какое-то время, пока оба отряда оказались на виду у лагеря противника. У осаждающей стороны сторожевых постов не было, но их армия, расположившаяся лагерем перед Оппидумом на расстоянии примерно шестисот шагов от него, укрылась в траншеях за бревенчатыми баррикадами; эти траншеи протягивались на значительное расстояние. Вокруг костров видны были вражеские воины, которые громко разговаривали, пели и пили яблочное вино и медовый напиток, которые они обнаружили в избытке в домах долины. О нападении здесь не могло быть и речи, надо было обогнуть этот участок. Поэтому два отряда все больше и больше удалялись друг от друга и с величайшими трудностями пробирались сквозь болота и через лесные заросли в постоянном опасении, что враги их заметят. В конце концов тот, который продвигался справа, добрался до края вражеских позиций, спрятался в укрытии и стал дожидаться сигнала из рога, который должен был подать левый отряд, потому что Бренн рассчитал, что первый достигнет вражеского фланга раньше, чем последний.



   Рис. 7. Передовые укрепления Оппидума



   Однако время шло, а Сигильд, который выдвинулся вперед на коне с несколькими воинами вдоль кромки леса, так все еще ничего не слышал. Он послал двух воинов выяснить, где находятся эти два отряда; им было очень трудно пробраться через лес, в то время как вражеские костры, которые они видели в отдалении сквозь стволы деревьев, только добавляли для них трудностей, не давая им возможности разглядеть место, по которому они пробирались. Правый фланг вражеских позиций в направлении реки образовывал длинную кривую, и левый отряд продолжал продвигаться параллельно ему, не находя места для атаки.

   Минула полночь, когда этот отряд очутился наконец перед проходом, оставшимся в заграждении, но этот разрыв образовывал внутренний угол, отчего атака становилась очень опасной. Отряд дождался, пока все в лагере утихло. Костры, в которые хворост подбрасывали нерегулярно, отбрасывали то туда, то сюда дрожащий свет, и меньше теней стало мелькать перед жаровнями.

   Прибыл один из воинов, посланных Сигильдом; тот считал, что атаку в этом месте откладывать нельзя и что врага надо застать врасплох во время его первого сна.

   Один из бойцов подал обусловленный сигнал, и отряды ринулись в этот проход, убивая всех подряд с жуткими воплями, расшвыривая костры и образуя треугольник, чтобы не дать врагам возможности взять их в кольцо. Они продвинулись не очень далеко, потому что от криков нападающих и стонов раненых, как было видно, со всех сторон вставали воины и спешили к месту атаки. Тут маленький отряд собрался вплотную и, прекратив наступление, повернул назад и понесся к Оппидуму, держась края леса и вдоль крутых берегов реки. Затем послышался долгий крик на левом фланге врага; на той стороне тоже началась атака.

   То ли враг, начавший преследование левого отряда, сумел окружить его, то ли отряд сам заблудился в темноте, но он не смог вернуться на плато вовремя и продолжал продвигаться по течению реки.

   Что касается отряда, посланного направо и который оказался ближе к Оппидуму, то его стали теснить крупные вражеские силы, он отступил в полном боевом порядке и, как и было договорено, вышел прямо к углу между рвами, яростно преследуемый толпой осаждавших. В то же время большинство вражеских сил, начавших преследование этого отряда, приближалось к этому месту.

   Бренн допускал вероятность, что нападение, которое он организовал, окажется успешным не везде. Несмотря на темноту, он видел, что его люди не были впереди, как должны были быть, вражеских воинов, которые появились слева; поэтому Бренн быстро ретировался за внешнее укрепление из кольев, которое было построено по его приказу, и дал команду поджечь солому.

   Два отряда, находившиеся в засаде справа и слева вне крепостной стены, получили приказ воздерживаться от атаки до тех пор, пока не будет дан условный сигнал. К заграждению из кольев в этот же момент подбежал отступавший правый отряд, а с ним и та часть врагов, которые близко преследовали их, и те, кто искал заблудившийся левый отряд.

   Множество воинов очертя голову ворвалось в этот треугольник, образованный кольями. И он стал сценой неописуемой рукопашной схватки; те, кто защищал этот плетень, закрывавший брешь, осмелились не делать никакого прохода для своих братьев по оружию, которые вступили в схватку с врагом. Бренн врезался в самую гущу толпы, пытаясь собрать своих людей. Ему удалось пробить дорогу к плетню, к которому он прислонился спиной; и воины правого отряда, воодушевленные его примером, ощетинились против врага, чьи ряды все росли и росли. Еще каких-то несколько минут, и они будут сметены толпой нападавших; уже последние подошедшие гнали вперед тех, кто был перед ними, и плетень и защищавшие его воины вот-вот будут снесены этой людской волной. Бренн своим длинным мечом создавал вокруг себя круг мертвых и раненых врагов. Затем он крикнул через бруствер, чтобы подали сигнал, и звуки труб заглушили крики сражающихся. Враги, похоже, на мгновение заколебались; затем, сомкнувшись в плотную группу, они ринулись на заграждение, которое уступило перед ними, как будто сметенное мощным потоком.

   В тот же миг с обоих вражеских флангов послышались громкие крики; два отряда, сидевшие в засаде, напали на смешавшиеся внутри бастиона вражеские колонны…

   Бой не прекращался до рассвета. Те из врагов, кому удалось прорваться в Оппидум, были либо убиты, либо взяты в плен. Треугольник из сломанных кольев был повсюду усеян мертвыми телами. Враги, обескураженные двумя фланговыми атаками и оказавшиеся разрезанными на две части, уже не были в состоянии организовать в темноте наступление и отступили. Тем не менее те, кто был окружен во внешнем укреплении и в бреши в стене, упорно сражались до последнего, и пленные, которых прогнали строем перед Бренном, были все в той или иной степени ранены.

   Сигильд был весь в крови и грязи; его огромный черный конь был убит в последнем рукопашном бою, а самого его потоптали.

   Он взобрался на ближайшую башню и увидел, что враги остались неподалеку; они строили заграждения в трехстах шагах от Оппидума. Их поведение было угрожающим, и надо было опасаться, что они замышляют новую атаку. Поэтому Бренн приказал немедленно заделать проход, а бруствер усилить крепкими кольями через каждые 2 фута. Кроме этого, он приказал быстро выкопать второй ров с укреплениями за ним в виде вогнутой линии внутри северного выступа Оппидума. Этого оборонительного сооружения не было видно снаружи. Он замыслил устроить выходы с обоих концов напротив башни. Цель была достигнута; враги концентрировали силы на фронте перед слабым выступом Оппидума и подходили все ближе. Защитники же крепости, не ведая о мотивах, по которым Бренн предыдущей ночью предпринял опасную вылазку, качали головой и испытывали тревогу. Если и было убито две или три сотни вражеских воинов, то и они потеряли почти столько же.

   Женщины, чьи мужья погибли, заполнили лагерь плачем. И все же Бренну было важно сохранять уверенность в своих братьях по оружию до тех пор, пока не произойдет развязка, которую он приготовил. Он созвал вождей племен.

   «Вы хорошо видите, – заявил он, – что мы не можем прорваться сквозь оборонительные рубежи, которыми окружен лагерь. Враг очень многочислен и не дезорганизован. Кроме того, как можем мы думать о том, чтобы бросить стариков, женщин и детей, сделав их добычей врага! Совершенно ясно, что даже если отряд смелых воинов пробьет себе дорогу через такое скопище врагов, женщины, старики и дети не смогут последовать за ним.

   Моя цель в вылазке прошлой ночью состояла в том, чтобы заставить врагов сосредоточить все свои силы на севере, к чему они еще более предрасположены, поскольку это самая слабая точка Оппидума. Когда мы таким образом затянем врага на эту сторону, заставив его уйти со склонов холмов, мы спустимся вниз темной ночью в долину, переправимся через реку по мосту, который у меня готов и который пятьдесят человек смогут установить на месте, и помчимся к реке. Когда мы увидим, что продовольствия осталось не больше, чем мы можем взять с собой, друзья, с которыми я поддерживаю связь, проведут нас к соседним племенам нашего народа, которые окажут нам сердечное гостеприимство, потому что хотят помощи в возделывании просторных земельных площадей, которыми они владеют.

   Поэтому вам надо попросить свои племена и воинов запастись мужеством – предусмотрены любые обстоятельства.

   Но если этому плану суждено осуществиться, мы не должны позволить врагам ни минуты покоя, пока они остаются на нашей земле».

   Не имея предложить ничего лучшего, вожди племен, похоже, поверили словам Сигильда. Его уверенный вид, его внешность, энергия, которую он излучал, и тщательность, с которой он вникал во все происходящее, – все это продолжало обеспечивать ему симпатии несчастных беженцев.

   В маленьком лагере над сожженным мостом он приказал изготовить, согласно объявленному плану, несколько легких плотов, которые было легко связать вместе. Он часто ходил туда посмотреть на ход работ и, видимо, придавал этому огромное значение. Пленных, которые были тяжело ранены, он приказал перебить; остальным, захваченным в последнем сражении, давалась пища в изобилии. Заключенные в некоем подобии ямы, огороженной кольями, они не могли видеть того, что происходило в лагере. Днем их усиленно охраняли, а ночью по приказу Сигильда за ними почти не следили из предположения, что кто-нибудь из них ухитрится сбежать и убедит врагов, что в лагере не испытывают недостатка в продовольствии. Именно так и произошло. Однажды ночью троим самым крепким пленникам удалось выбраться из ямы и, проскользнув вдоль крепостной стены, вернуться в лагерь осаждающих. И тогда Сигильд приказал умертвить остальных.

   Из воинов, не участвующих в охране крепостных укреплений, Бренн создал четыре отряда из трехсот—пятисот человек в каждом; и в определенное время дня и ночи он посылал их через одни или другие ворота беспокоить вылазками врагов по одну сторону своего лагеря. Ни одна из сторон в этих столкновениях не несла тяжелых потерь, а в результате осаждающие находились в постоянном напряжении, это их изматывало и обязывало концентрировать свои силы. Было также очевидно, что враги готовятся к генеральному штурму. Они накапливали вязанки хвороста, вырезали длинные шесты и делали плетеные щиты.

   Наутро четырнадцатого дня осады на окружающих крепость холмах были видны только несколько разрозненных групп вражеских воинов, в то время как в долине палисад, созданный напротив сожженного моста, и наплавной мост все еще оставались занятыми значительным количеством вражеских войск. «Наверняка, – сказал Сигильд вождям племен, – враг готовится атаковать нас. Мы должны решительно отразить этот штурм, а потом воспользоваться утомлением врага и беспорядком, чтобы выполнить наш план бегства». Подготовка осаждающих выглядела очень внушительно, а их лагерь напротив северного выступа Оппидума представлял собой очень оживленное место. Сигильд, со своей стороны, не упускал из виду никакого из средств для обороны, хотя и рассчитывал на приход воинов, вызванных на помощь, этим вечером. Он в достатке снабдил башни камнями и дротиками, он укрепил на них и на валах плетневый бруствер и увеличил количество скатов для облегчения доступа на валы.

   Обе стороны готовились к решающему столкновению. Площадка за рвом, сооруженным позади выступа, была хорошо укомплектована людьми, и Бренн обучал своих воинов выходить в полном составе через два прохода, образованные оконечностями этого плацдарма, с тем чтобы ударить нападающих во фланг.

   Однако тот день прошел без сражений. На закате Бренн поднялся на одну из башен и внимательно оглядел горизонт. Его окружение думало, что он наблюдает за перемещениями врага; но он на самом деле ожидал сигнала от Томара. Прошла ночь, но сигнала не было.

   Подавив все проявления глубокой тревоги, которая угнетала его в эту ночь, еще до того, как солнце поднялось над горизонтом, Бренн расставил своих воинов в пунктах, которые, как он полагал, скорее всего подвергнутся атаке.

   Враг сформировал два больших отряда в трехстах шагах от Оппидума; противник сосредоточил перед ними немыслимое количество вязанок с хворостом, брусьев и плетней. Солнце уже было высоко над горизонтом, когда они пришли в движение. Вначале вперед тронулась шеренга воинов под прикрытием плетневых щитов, защищавших их от дротиков и камней.

   На своем пути, несмотря на град метательных снарядов с башен, они дошли до контрэскарпа рва. Потом враги починили плетневые щиты, и за ними постепенно собралось огромное количество воинов противника с фашинами в руках. Затем через эти щиты они набросали в ров множество фашин. Когда враги сочли, что этого достаточно, они бросили сверху горящие угли.

   У осажденных не было средств, чтобы противодействовать такого рода атаке. Они осыпали нападающих градом дротиков и камней, но лишь ранили немногих из них, да те как будто и не обращали внимания на эти снаряды. Ветер дул с северо-запада. Фашины скоро разгорелись, и дым и искры ослепляли защитников. Вскоре вместе с плетнем крепостной стены вспыхнули три башни.

   Сигильд, спокойный и невозмутимый, отвел своих людей за вторую линию рвов. «Враги, – заявил он, – не смогут пройти, пока все не сгорит; пусть они забираются на вал и кричат о победе. Потом придет наше время действовать». И в самом деле, сырое дерево горело плохо и создавало много дыма; осажденные бросали ветки кустарника и щепки на раскаленные от огня фашины, чтобы подпитывать огонь, и он продолжал гореть. Враги стали терять терпение; осажденные весело наблюдали за происходящим. Примерно в разгар дня, однако, ветер в некоторых местах стих; осаждающие набросали куски земли и бревна в траншею и, не заметив никаких защитников, подумали, что крепостной вал, утратив свою прочность, брошен. С криками они ринулись вверх по склонам, перепрыгнув наполовину сгоревший плетень, и, не встречая никакого сопротивления, спустились плотной группой в лагерь (рис. 8). Там их внезапно встретил дождь дротиков и камней; но они без колебаний рвались к укреплению у второго рва, которое представляло собой лишь невысокое возвышение рельефа и неглубокую ложбину, полагая, что легко им овладеют.

   Но это укрепление было прочным и оснащенным толстыми острыми кольями. Нападавшие, стремясь вперед и помогая друг другу, взобрались на гребень, а там их встречали мечами и пиками, и нападавшие откатывались назад, погибая, и падали на своих товарищей, а их места заняли другие.



   Рис. 8. Штурм Оппидума



   Тела убитых и раненых, которые в некоторых местах постепенно заполнили ров, создали для идущих сзади бойцов возможность перебраться через ров. Многим врагам удалось пробиться в глубь обороняющихся и в открытые глубокие проходы в их рядах, которые тут же заполнились самыми отчаянными из нападавших. Глубокий фронт, который Бренн создал позади укрепления за вторым рвом, был прорван. И тут он открыл два прохода в оконечностях укрепления, бросив в бой два отряда отборных воинов, которые, держась поближе к опустевшей крепостной стене, атаковали плотный поток нападавших. Толпа была настолько плотной и настолько велико было давление на укрепление за рвом, что для них почти не оставалось места для маневра. Вышеупомянутые два отряда ударили по толпе. Но все новые вражеские воины продолжали прибывать, и отвоеванное пространство тут же заполнялось новыми атакующими, которые, невзирая на атаки на их фланги, бешено рвались к центру.

   Тела убитых и фашины заполнили ров на протяжении ста шагов, и ослабленные колья представляли собой слабую защиту для оборонявшихся. Гул битвы привлек огромное количество женщин, устремившихся к этому месту. Они прибежали с голыми руками, хватали камни и с пронзительными криками швыряли их в противника или приканчивали раненых, упавших внутри укрепления за рвом, деревянными пестиками, использовавшимися для приготовления пищи и которыми толкли травы и мясо в каменных ступках. Раздался крик, толпа нападавших раздвинулась, и появились сто человек, которые упорно шли вперед, неся на своих плечах огромный ствол дерева, а их окружали воины, вооруженные топорами. Эта колонна, опрокидывая все на своем пути, будь то друг или враг, проделала широкий проход в укреплении, усеяв его мертвыми и ранеными. Ствол дерева уже вошел более чем наполовину в ряды обороняющихся, когда прибежали женщины и, ринувшись, как волчицы, на фланги вражеской колонны, пробились между воинами и вцепились в ноги несущих. Огромный брус закачался, перевернулся и рухнул всей своей огромной массой и на атакующих, и на обороняющихся. Сигильд, воспользовавшись замешательством, ринулся в брешь во главе отряда воинов, которых он не без труда удерживал в резерве. В свою очередь этот отряд пробил проход сквозь толпу нападавших. Видя этот маневр, воины, вышедшие из двух оконечностей внутреннего укрепления за вторым рвом, удвоили свои усилия. Другие через боковые выходы внутреннего укрепления бросились на дорожку, проходившую по верху крепостной стены, и обрушились на врагов, которые находились внутри и снаружи вала. Последние, столпившись в узком месте, притом что их центр был разгромлен, не были в состоянии использовать свое оружие. Некоторые упали на землю и задохнулись под весом нагромоздившихся сверху тел мертвых и еще живых. Те, кто находились на выступающей части стены, начали поворачивать и бежать в тыл колонне своих наступающих товарищей, которые, не видя того, что происходит сзади, пытались заставить их вернуться и продолжать бой.

   Толпу охватило замешательство, и, не обращая внимания на крики командиров, она скапливалась в такой массе во рву, на эскарпах и дорожке на стене, что могла действовать только своим количеством и одновременно превратилась в объект для атаки, поскольку не могла эффективно защищаться. Большинство наступавших бросили свои щиты, которые стесняли движения.

   Сигильд продолжал продвигаться вперед, и все воины, не задействованные в защите укрепления за вторым рвом, образовали позади него колонну, которая с каждым моментом становилась все плотнее. Едва выйдя вперед за пределы укрепления, эти воины повернулись и атаковали толпу нападавших с флангов. Оказавшись как бы в клещах, созданных войском Сигильда и теми, кто подходил из выходов в укреплении, враги были перебиты, почти не оказав сопротивления.

   Напрасно командиры вражеских войск трубили отступление. Вся масса нападавших, которая скопилась между стеной и укреплением за вторым рвом, не могла ни двигаться вперед, ни отступить. Очень немногим из оказавшихся в этой ловушке удалось вырваться и пробиться к своим.

   Защитников сейчас сдерживала лишь усталость; это уже был не бой, а резня.

   Хотя воины Вал д'Авона тоже понесли значительные потери, успех в отражении этого штурма опьянил их, и они так страстно желали воспользоваться беспорядком во вражеских рядах, что вышли из Оппидума и бросились на врага. Сигильду пришлось обрушить на их головы самые ужасные проклятия, заявляя, что их месть будет более эффективной, если свершится попозже.

   Он, однако, сказал им, что врагов очень много и что потери, которые противник понес, не ослабили его до такой степени, чтобы теперь агрессоров можно только презирать; нет, они теперь будут гореть жаждой мести, и атаковать их в их же лагере означает дать им ту самую возможность, о которой они мечтают. Тем не менее пришлось прибегнуть к власти вождей племен и авторитету друидов, чтобы удержать воинов внутри Оппидума.

   На неширокое поле битвы, покрытое телами убитых и раненых, легла ночь. Бренн, отбивший у врага ранее захваченный участок крепостной стены, приказал спешно привести в порядок плетневый бруствер, прикончить раненых врагов, а своих раненых приказал перенести в середину лагеря, где их передали заботам женщин; затем он поднялся на одну из несгоревших башен на этом участке стены, надеясь заметить сигнал Томара. Но ночь была подернута дымкой, и даже костры врагов на расстоянии трехсот—четырехсот шагов были едва видны.

   Было ясно, что Томар не смог зажечь свой костер, или если он его зажег, то сквозь туман разглядеть огонь было невозможно.

   Воины после такого тяжелого и утомительного дня, освежаемые осенним туманом, спали вокруг своих костров. Победные крики сменились мертвой тишиной, прерываемой лишь стонами некоторых раненых, о которых позабыли.

   Бренн раздумывал, будет ли разумно следовать плану, о котором он рассказал вождям племен, – покинуть лагерь перед рассветом, переправившись через реку по наплавному мосту до того, как у врага будет время для осуществления нового приступа. Продовольствие наверняка скоро закончится. Но как сдвинуть эту толпу? Воины нуждаются в отдыхе. «Еще один день, – сказал он себе, – и, если не будет никаких новостей от Томара, я все-таки должен иметь в виду этот вариант». Затем Сигильд вышел и отправил в место, подвергшееся нападению, отряд в несколько сот воинов, которые, охраняя во время приступа неразрушенную часть укреплений и не принимая участия в сражении, сохранили свежесть и энергию. На башни поднялись даже некоторые из женщин. Он приказал всем им немедленно подать сигнал тревоги, если они вдруг увидят, что враг подходит к укреплениям, – чтобы разбудить спящих воинов. Нескольких своих доверенных друзей Бренн отправил на другие участки стены с поручением вести наблюдение за тем, что происходит за рвом, и выслать через ворота разведчиков, чтобы замечать любые передвижения снаружи, а также зажечь костры неподалеку от крепостной стены, чтобы осветить ближайшие окрестности. Он прошел к южной оконечности Оппидума и увидел, что маленький лагерь над уничтоженным ранее мостом охраняется; но также разглядел через туман и вражеские костры в долине напротив этого места.

   Была полночь, и Сигильд, измученный усталостью, вернулся на северную сторону и удалился отдохнуть под одной из башен. Несколько его друзей оставались на страже снаружи у большого костра.

   Бренн спал, когда чья-то рука опустилась на его плечо и разбудила его. В свете смоляного факела он увидел стоящего около него Томара. «Это в самом деле ты, Томар?» – воскликнул он, думая, что спит. «Это я». – «Один?» – «Здесь да, воины там, внизу; из-за тумана сигнал стал бесполезен, поэтому я пришел». – «Тебя видели?» – «Твои воины спят, и никто меня не узнал; какая-то женщина сказала мне, что ты находишься здесь». – «Почему ты опоздал на день?» – «Дитовикс собрал тысячу воинов». – «Как, и Дитовикс с ними?! – Глаза Бренна затуманились. – Он великодушен, – сказал Сигильд после паузы. – Ты знаешь, что на нас напали вчера?» – «Я знаю, я видел поле боя. Враг многочислен, и он не может повернуть назад и уйти, завтра они пойдут на новый приступ – с намерением победить». – «И что тогда?» – «Тогда Дитовикс должен атаковать их перед полуднем, когда увидит, что сражение началось». – «И что?» – «Если я не вернусь к Дитовиксу или если он ничего не услышит от тебя, он будет атаковать сам». – «Тогда оставайся с нами; ты уверен, что враги нападут на нас утром?» – «Я прошел вдоль вражеского лагеря – они готовятся к новому приступу; и воины плывут по течению реки, чтобы штурмовать стены и с запада».

   Потеря времени была недопустима. Сигильд созвал своих друзей и сообщил им, что надо сделать последнее усилие – что враг, которому в его тылу не дают покоя соседние племена, именно сегодня должен либо овладеть Оппидумом, либо погибнуть. О Томаре он сказал, что тот провел предыдущий день в лагере осаждающей стороны и ознакомился с состоянием дел.

   Никто не сомневался в правдивости Томара, который (что совсем не преувеличение) никогда не рассказывал и четверти того, что знал.

   В распоряжении у Сигильда после этих различных приступов, что только что произошли, едва ли имелось три тысячи человек, способных сражаться, за вычетом войск, размещенных напротив сожженного моста. Он разделил свои силы на три отряда, в одном из них было тысяча двести воинов, которые были должны защищать северные укрепления, во втором – восемьсот, размещенных на западных укреплениях, и в третьем – одна тысяча, которых он держал в центре Оппидума под своим непосредственным командованием.

   На других постах вокруг Оппидума Сигильд расставил мужчин, еще не сражавшихся и не вооруженных, но которые были в состоянии оказать хоть какое-то сопротивление, если вдруг появятся враги. Женщин разместили в башнях в стороне от мест возможных нападений. Их единственной обязанностью было метать камни в атакующих воинов противника.

   Из-за густого тумана, затянувшего небо, светало медленно; тем не менее воины, воодушевленные словами Бренна и его успехом вчерашнего дня, ожидали врага, полные энтузиазма. Друиды, проинформированные Сигильдом о приходе помощи, ходили по лагерю, объявляя, что час освобождения настал и что душам тех, кто погибнет, гарантировано самое славное будущее. Жрицы с всклокоченными волосами прикрепляли священные ветки к плетням на крепостных укреплениях.

   Напротив западной стены Оппидума был четко различим вражеский отряд примерно в две тысячи человек, в тылу у которого находилась река. Ближе к концу первой четверти дня этот отряд взобрался на эскарп и остановился на расстоянии полета стрелы. Затем он разделился на восемь частей, каждая из которых, оснащенная вязанками хвороста, двинулась к одной из башен. Штурмующие были встречены дождем стрел и камней. Тем не менее они, не дрогнув, продвигались вперед и навалили вязанки хвороста у подножия башен – не без существенных потерь в своих рядах, потому что обороняющиеся швыряли на них через брустверы огромные булыжники и стволы деревьев.

   Штурмующие несколько раз пытались поджечь принесенные ими вязанки, но дерево было сырым, а защитники швыряли корзины влажной земли на зарождающиеся огоньки.

   Штурм западной стороны крепости продолжался, когда огромное число вражеских воинов бросилось на северный выступ, чьи башни были частично уничтожены.

   Как и вчера, они ринулись на выступ стены такой плотной массой, что через короткое время пробили брешь.

   Тогда Сигильд отправил через западные ворота пятьсот человек, чтобы ударить во фланг атакующей колонне, а сам с пятьюстами воинами резерва отправился прямо к выступу. К тому времени, когда он добрался до этого места, враг уже преодолел стену и пробивался к укреплению за вторым рвом.

   При виде груд убитых, которыми было усеяно это место, ярость врагов, казалось, удвоилась, и они хлынули через широкую брешь, как поток. Считая, что наконец-то стали хозяевами Оппидума, они в беспорядке напали на отряд, возглавляемый Сигильдом. Его воины, построенные в форме креста, образовали вторую линию обороны, которую нападающие безуспешно стремились прорвать.

   Пятьсот человек Сигильда, которые прошли через восточные ворота, уже достигли левого фланга толпы атакующих врагов, когда в неприятельском лагере раздался оглушительный крик.

   На всем скаку к Оппидуму мчались всадники. Орда нападавших заколебалась. Получив удар во фланг, враги почти не оказывали сопротивления, и все более явно стало вырисовываться беспорядочное отступление.

   Те, кто пробился внутрь Оппидума, видя, что лишились поддержки, или скорее под натиском вновь подошедших воинов, развернулись и побежали со всех ног в сторону леса.

   Сигильд заметил, что Дитовикс атакует; тогда, собрав своих воинов и созвав всех мужчин из разных участков обороны, он создал плотную колонну и, отбросив штурмующих, оказавшихся между ним и бастионом, прошел сквозь них и воссоединился с воинами, которые уже находились снаружи. «Теперь, – воскликнул он, – вперед! Враг в наших руках, никому не давайте уйти!»

   Несчастные осаждающие, зажатые между воинами Дитовикса и Сигильда, хотя их и было в два раза больше, чем их противников, вместе взятых, пришли в полное расстройство, уже не помышляя о том, чтобы защититься, и бросались из одной стороны в другую, повсюду встречая смерть.

   Многие пытались сбежать в сторону большой реки или протоки, но по указанию Сигильда Томар, остававшийся в Оппидуме, послал воинов, находившихся в бастионах, в погоню за ними.

   Нападавшие на западном фасе Оппидума, видя расстройство, в котором оказалась их сторона на плато, ринулись вниз, к берегу. А у реки воины Сигильда, вышедшие через западные ворота, разрушили наплавной мост и набросились на врага, прижатого к реке.

   Те из осаждавших, кто не встретил свою смерть в тот день, погибли от холода и голода в попытке уйти от преследования. Однако в плен все же была взята тысяча человек – из тех, кто охранял палисад в долине. Их лишили жизни в Немеде в присутствии друидов и жриц. Большинство тел было брошено в реку, и в течение нескольких дней жители на ее берегах находили трупы, опутанные водной растительностью.