Эта книга находится в разделах

Список книг по данной тематике

Реклама

Глеб Благовещенский.   Юлий Цезарь

Глава 1. Детство, отрочество, юность

   Знаменитые историки древности – Плутарх и Гай Светоний Транквилл – практически ничего не сообщают о самых ранних годах жизни Юлия Цезаря. Однако мы знаем, что он появился на свет 13 июля 100 г. до н. э. Возможно, правда, что это случилось двумя годами ранее. В те времена детям приходилось достаточно рано вступать во взрослую жизнь. Не стал исключением и Цезарь. Еще будучи совсем желторотым юнцом, он уже должен был жениться! Причем его женитьба отнюдь не явилась результатом сердечной привязанности. Таково было решение родителей Цезаря. Род Юлиев был весьма знатен, однако к времени рождения героя нашего повествования от былого материального благополучия семьи мало что оставалось. Чтобы сохранить прежний уровень жизни, было просто необходимо предпринять срочные действия. Отцу Цезаря, судя по всему, не пришло в голову ничего другого, кроме как женить своего юного сына на дочери одного из римских патрициев, принадлежавшего к не слишком знатному – всадническому сословию, но необыкновенно богатого. Едва ли уместно вменять ему это в вину – заключение подобных союзов являлось и до сих пор является быстрым и надежным способом поправить финансовое положение. Характерно, что обе стороны были в выигрыше: патриций автоматически восходил на новый иерархический уровень, прежде недосягаемый для него, а род Юлиев вновь оказывался при деньгах. Теперь можно было опять устраивать роскошные празднества и презентации! Что же касается чувств малолетних супругов, до них, конечно же, никому не было дела.

   Цезарь сызмальства отличался крайней строптивостью. По исключительной младости лет перечить отцу он не имел возможности, но, со своей стороны, сделал все для того, чтобы его брак с Коссуцией (а именно так звали дочь пресловутого патриция) распался как можно быстрее.

   Так оно и произошло.

   Юлий младший, находясь в гуще светской жизни, очень скоро определился со своими приоритетами. Он не видел никакого смысла в том, чтобы спускать семейные средства на непрерывные увеселения, зато денно и нощно мечтал попробовать себя на рискованном политическом поприще. Остро ощущая, сколь изрядны возможности удачливых политиков, Цезарь стремился войти во власть. Однако рассчитывать на быструю карьеру при захватившем власть Луции Корнелии Сулле, абсолютном диктаторе, ему было практически невозможно. Следовало сделать ставку на оппозицию. Теперь уже сам Юлий Цезарь задумался о том, что неплохо было бы сойтись с руководством оппозиционеров, прибегнув к испытанному средству – женитьбе.

   Уже тогда он был стремителен в своих решениях.

   Бедная и незадачливая Коссуция была им категорически отвергнута ради Корнелии (не исключено, что этому решению Цезаря дополнительно способствовала безвременная кончина его отца). Та приходилась дочерью самому Луцию Цинне. Цинна четырежды избирался консулом и пользовался колоссальной популярностью у городской бедноты. Будучи лишен Суллой своих полномочий, Цинна пылал ненавистью к диктатору и желал их вернуть себе обратно любой ценой. Молодой Цезарь, блестяще образованный аристократ, отличавшийся крайним честолюбием, был для Цинны большой находкой (между прочим, Цезарь действительно получил великолепное образование, несмотря на то что в процессе обучения выказал поистине выдающиеся способности, умудряясь списывать одновременно с трех источников!). Цинна тотчас же дал свое согласие на брак. Необходимо заметить, что новое бракосочетание было вдвойне желанно Цезарю, поскольку помимо гипертрофированного честолюбия, в его сердце жила неуемная страсть к Корнелии. Супруга отвечала ему тем же и вскоре подарила Цезарю дочь – Юлию.

   Пожалуй, он тогда даже и близко не мог предвидеть, какие последствия возымеет его решение стать мужем дочери опального консула. А случилось так, что Сулле незамедлительно доложили о намерении представителя одного из знатнейших, а теперь еще и богатейших семейств Рима жениться на дочери едва ли не самого могущественного из его оппонентов. Диктатор пришел в ярость и, призвав к себе Юлия Цезаря, потребовал, чтобы тот отказался от заключения этого брака. Вот как все происшедшее описано у Плутарха: «Когда Сулла захватил власть, он не смог ни угрозами, ни обещаниями побудить Цезаря к разводу с Корнелией, дочерью Цинны, бывшего одно время единоличным властителем Рима; поэтому Сулла конфисковал приданое Корнелии. Причиной же ненависти Суллы к Цезарю было родство последнего с Марием, ибо Марий Старший был женат на Юлии, тетке Цезаря; от этого брака родился Марий Младший, который был, следовательно, двоюродным братом Цезаря».



   Кальпурния



   Неприязнь Суллы к решению Цезаря и несговорчивость последнего подтверждает и Светоний: «Диктатор Сулла никакими средствами не мог добиться, чтобы он развелся с нею». Однако Цезарю было явно мало одного этого вызова. Не довольствуясь тем, что дерзко ослушался владыку Рима, он громогласно заявил о своем намерении примкнуть к жреческому сословию. Решение это было продуманным: религия и власть – неодолимая твердыня. Сулла понимал это не хуже самого Цезаря. Именно поэтому жреческий демарш Юлия-младшего явился для диктатора последней каплей. В сущности, Цезарь подписал себе приговор. Его спасти уже ничего не могло; в сравнении с тем, что ему теперь грозило, потерю им жениного приданого можно было вообще игнорировать. Оставалось одно: немедленное бегство!

   Почему Цезарь не был умерщвлен тотчас по оглашении своих намерений?

   Ответ более чем прост: деятельное вмешательство друзей и родственников (особенно активными сторонниками Цезаря выказали себя двое: Мамерк Эмилий и Аврелий Кота), а также горячие ходатайства влиятельных и могущественных покровителей из числа служителей культа.

   О последних следует сказать особо.

   Прежде всего необходимо уточнить: не столько служителей, сколько служительниц. Речь идет о весталках.

   Сегодня уже мало кто знает о них.

   Само слово «весталки» почти ушло из обихода.

   А ведь некогда это был один из самых могущественных социальных институтов Древнего Рима. Пожалуй, более удачной возможности хотя бы вкратце рассказать здесь о нем, нельзя и представить.



   Изображение богини Весты (1553. Promptuarii Iconum Insigniorum)



   Юлий Цезарь был связан с весталками практически всю жизнь – как в юности, даже будучи лишен Суллой жреческого сана, так и позднее, уже сделавшись императором.

   Но кем же они вообще были, эти весталки?

   Их назвали в честь римской богини Весты (у греков она звалась Гестией). Веста была богиней – покровительницей семейного очага и жертвенного огня. Ее культ был учрежден Нумой Помпилием, вторым по счету властителем Рима. Он правил Римом в 716–673 (672) гг. до н. э. Именно Нуме Помпилию пришла в голову идея перенести храм Весты из располагавшегося к юго-востоку от Рима городка Альба-Лонга (кстати, это, образно говоря, колыбель рода Юлиев, к которому принадлежал Цезарь) прямо в столицу. Характерно даже место, что избрал Нума Помпилий для нового храма. Он соорудил его практически напротив римского Форума, тем самым словно раз и навсегда давая понять, что принятие любых государственных решений будет отныне находиться под строгим и неукоснительным контролем жрецов Весты. То, что в храме всегда пламенел священный огонь, было особенно символично: покуда он горит, пребывать Риму и владыкам его в благоденствии! Основной обязанностью весталок было постоянное наблюдение и поддержание этого огня.



   Нума Помпилий



   Всем, конечно же, известен современный лозунг об обществе равных возможностей. Этот искусственно вымученный тезис не выдерживает никакой критики сегодня, а уж применительно к Древнему Риму, а именно к жрицам Весты, и вовсе непригоден! О том, чтобы войти в храм «с улицы», и думать не стоило. Критерии отбора поражали суровостью. Прежде всего возраст: 6 – 10 лет. Избранницы (даже в столь юном возрасте) должны были обладать безукоризненно правильной речью, отличаться превосходным телосложением и отменным здоровьем. Будущая весталка не могла быть сиротой (за редчайшими исключениями). Предпочтение отдавалось девочкам из благородных семей и знатных родов; их родители и родственники получали от императора более чем щедрые дары. Любопытно, что девочка могла принадлежать даже к… рабскому сословию! В случае одобрения жрецами ее кандидатуры родители новоявленной весталки немедленно освобождались от рабства и получали статус свободных граждан. Ну а поскольку свободным гражданам не пристало влачить жалкого существования, то их даже обеспечивали пристойной работой. Еще одна важная деталь: юная дева должна была сама выказать желание стать весталкой! Будучи же принята в храм, она должна была сохранять свою девственность до 30 лет… Если к этому прибавить, что за любое ослушание и провинность полагались жестокие наказания, да и обязанностей у маленьких жриц было хоть отбавляй, осознать в возрасте 6 – 10 лет значимость грядущих привилегий были готовы не столько дети, сколько их родители. В тех случаях, когда девочки не слушали родителей и всеми силами противились избранию, верховный жрец имел право самостоятельно отобрать двадцать кандидаток, которым предстояло тянуть жребий.



   Пейзаж с храмом весталок (худ. Адам Эльсхаймер. 1600)



   Как только девочка избиралась годной для храма, ей немедленно брили голову и облачали в неприметное холщовое одеяние. При попытке использовать украшения, ленты и т. д. весталка каралась столь же жестоко, как и за утрату невинности. В последнем случае преступивших закон весталок обрекали на смертную казнь! Сам ритуал отличался особенной дикостью: несчастных живыми замуровывали в стены жуткой подземной темницы. Историки отмечают, что, видимо, неслучайно само место возведения темницы носило название «проклятой пустоши». Перед исполнением ритуала жриц, лишенных сана, проводили по городским улицам с закрытыми лицами: даже на те жалкие мгновения жизни, что еще им оставались, они лишались права созерцать божий свет. После позорного прохождения по городу бывших весталок на краткое время бросали в подземелье; кроме хлеба и воды им ничего не полагалось. Интересно, что каждый подобный случай был поводом для объявления общегородского траура; не работало ни единой лавки, а немногочисленные прохожие сновали с пасмурными, опущенными долу лицами. Кстати, избранникам весталок, дерзнувших попрать священный завет, выпадала не менее горькая доля. Правда, тут уж обходились без торжественных процессий и ритуалов: их просто-напросто забивали батогами…

   Если же весталка, которой выпадала очередь следить за огнем Весты, нечаянно засыпала, и огонь затухал или вообще гас (это было очень скверным предзнаменованием для Рима!), ее хоть и не умерщвляли, но зато немилосердно секли плетями в темнице, раздев перед этим донага.

   Все эти факты невольно рождают вопрос: а стоило ли вообще родителям девочек стремиться, чтобы тех избрали весталками? Справедливости ради заметим, что далеко не все матери желали подобной участи для своих дочерей, прекрасно зная, что могут в любой момент их навсегда лишиться. Однако было немало и тех, кто сознательно, чуть ли не с самого рождения готовил своих детей к принятию сана. Однако и в самом деле: каковы же были привилегии, дарованные весталкам, и существовали ли они вообще?

   Они имели место, это несомненно!

   Хоть весталкам было суждено нести тяжкое бремя сана вплоть до достижения ими тридцатилетнего возраста, они, тем не менее, могли свободно покидать храм. На всех торжественных мероприятиях им отводились почетные места, а горожане относились к ним чуть ли не с благоговением. Весталки могли помиловать преступника, осужденного на смертную казнь, одним лишь поручительством, не приводя никаких доказательств его невиновности. У весталок также было право выступать в качестве примиряющей стороны в спорах и разногласиях между представителями самых знатных родов империи (это обеспечивало почву для очень перспективных знакомств). Если за кого-то просила даже простая жрица Весты (не говоря о верховной, которой они все подчинялись), то игнорировать эту просьбу не мог никто, даже владыка Рима! Весталки могли путешествовать по стране с пышной свитой и в роскоши, а кроме того, им перепадало немало ценностей из пожертвований верующих.

   Забавно, но лишь редкие весталки пользовались правом оставить храм в тридцать лет! Даже перспектива завести семью и зажить нормальной жизнью, используя накопленные средства и приобретенные важные связи, судя по всему, их не особенно привлекала. Вдобавок, стоило только какой-либо из них решиться на столь смелый шаг, как в ее едва только начавшейся мирской жизни начинали происходить очень странные события: напасти и беды то и дело сыпались на голову, а от былого здоровья не оставалось и следа! Женщины хворали и чахли… Что и говорить, все это выглядит действительно очень странным и неправдоподобным стечением обстоятельств; ну а в Древнем Риме на сей счет бытовало мнение, что такова кара великой Весты, налагаемая на дерзких отступниц.

   Подавляющее большинство девушек не покидали храма.

   В разные времена при нем находилось от шести до двадцати весталок.

   Именно к их защите и прибегли сторонники опального Юлия Цезаря, справедливо полагая, что коллективное ходатайство жриц Весты не может остаться неудовлетворенным. Более того: хлопотать весталкам предстояло практически «за своего», поскольку Цезарь, как вы помните, тоже имел жреческий сан (правда, сам он поклонялся богу Юпитеру).

   Естественно, столь активное и беспримерное заступничество возымело свои плоды. Сулла не смог тогда умертвить Цезаря, как ему этого ни хотелось; правда, жреческого сана он его все-таки лишил, попутно присвоил себе полагавшееся ему наследство и приданое жены, но это было уже несущественно. Птичка вырвалась из его когтей на свободу!

   Цезарь же, избегнув немедленной смерти, был достаточно мудр, чтобы понимать: не сумев уничтожить его открыто, Сулла наверняка прибегнет к услугам наемных убийц, дабы ликвидировать тайно. Останься Цезарь тогда в Риме, ему бы точно было не сносить головы. Как сообщает Плутарх, Сулла действительно собирался «уничтожить Цезаря и, когда ему говорили, что бессмысленно убивать такого мальчишку, ответил: „Вы ничего не понимаете, если не видите, что в этом мальчишке – много Мариев“». Это подтверждает и Светоний: «Сулла долго отвечал отказами на просьбы своих преданных и видных приверженцев (которые убеждали его сменить гнев на милость и пощадить Цезаря. – Г. Б.), а те настаивали и упорствовали; наконец, как известно, Сулла сдался, но воскликнул, повинуясь то ли божественному внушению, то ли собственному чутью: „Ваша победа, получайте его! но знайте: тот, о чьем спасении вы так стараетесь, когда-нибудь станет погибелью для дела оптиматов, которое мы с вами отстаивали: в одном Цезаре таится много Мариев!“»

   Иметь своим врагом Суллу было равносильно смертельному приговору. Уже сама внешность этого человека, дорвавшегося до управления Римом, могла привести в содрогание даже внутренне стойкого человека. Знаменитый автор романа «Спартак» Рафаэлло Джованьоли не раз упоминает о Сулле на страницах своей книги. Пожалуй, можно без преувеличения сказать, что его описания внешности Суллы и его страшной кончины не имеют себе равных.

   Так, он пишет:



   «Этому необыкновенному человеку было пятьдесят девять лет. Он был довольно высок ростом, хорошо и крепко сложен, и если в момент появления в цирке шел медленно и вяло, подобно человеку с разбитыми силами, то это было последствием тех непристойных оргий, которым он предавался всегда, а теперь больше, чем когда-либо. Но главной причиной этой вялой походки была изнурительная неизлечимая болезнь, наложившая на его лицо и на всю фигуру печать тяжелой, преждевременной старости.

   Лицо Суллы было ужасно. Не то чтобы вполне гармонические и правильные черты его лица были грубы – напротив, его большой лоб, выступающий вперед нос, несколько напоминающий львиный, довольно большой рот, властные губы делали его даже красивым; эти правильные черты лица были обрамлены рыжеватой густой шевелюрой и освещены серо-голубыми глазами – живыми, глубокими и проницательными, имевшими одновременно и блеск орлиных зениц, и косой, скрытый взгляд гиены. В каждом движении этих глаз, всегда жестоких и властных, можно было прочесть стремление повелевать и жажду крови.

   Но верный портрет Суллы, изображенный нами, не оправдывал бы эпитета „ужасный“, который мы употребили, говоря о его лице, – а оно было действительно ужасно, потому что было покрыто какой-то отвратительной грязновато-красной сыпью, с рассеянными там и сям белыми пятнами, что делало его очень похожим, по ироническому выражению одного афинского шута, на лицо мавра, осыпанное мукой.

   Когда Сулла, медленно ступая, с видом пресыщенного жизнью человека входил в цирк, на нем сверх туники из белоснежной шерсти, вышитой кругом золотыми украшениями и узорами, была надета, вместо национальной паллы или традиционной тоги, изящнейшая хламида из яркого пурпура, отороченная золотом и приколотая на правом плече золотой застежкой, в которую были вправлены драгоценнейшие камни. Как человек, с презрением относящийся ко всему человечеству, а к своим согражданам в особенности, Сулла был первым из тех немногих, которые начали носить греческую хламиду.

   При рукоплесканиях толпы усмешка искривила губы Суллы, и он прошептал: „Рукоплещите, рукоплещите, глупые бараны!“»



   Теперь, надо полагать, вы куда отчетливее представляете себе, какой человек оказался главным противником Юлия Цезаря! О каком-либо противостоянии нечего было и думать, уж слишком неравны были силы. Следовало спасаться бегством, причем немедленно.

загрузка...
Другие книги по данной тематике

Р. В. Гордезиани.
Проблемы гомеровского эпоса

А. С. Шофман.
История античной Македонии

А. А. Молчанов, В. П. Нерознак, С. Я. Шарыпкин.
Памятники древнейшей греческой письменности

Карл Блеген.
Троя и троянцы. Боги и герои города-призрака

Фюстель де Куланж.
Древний город. Религия, законы, институты Греции и Рима
e-mail: historylib@yandex.ru