§ I. Этнография троянцев

У нас есть свидетельство Геродота^[409], согласно которому троянцы были тевкрами. Это подтверждает традиция, сохраненная Аполлодором: Электра, дочь Атласа, родила от Зевса Иасиона и Дардана. Иасион влюбился в Деметру и попытался осквернить богиню: его убило молнией. Дардан, горюя о гибели брата, оставил остров Самофракию и перебрался на противоположный берег, на континент. Здесь царствовал Тевкр , сын реки Скамандр и нимфы с горы Ида, по имени которого обитатели этой страны звались тевкрами. Царь усыновил Дардана, тот женился на его дочери Батии, получил часть земли, построил город Дардан и, после кончины Тевкра, назвал всю страну Дарданией^[410].
Во времена Геродота обитатели города Гергифы^[411] все еще считались остатками древних тевкров^[412], которые вместе с мисийцами переправились через Босфор в Европу еще до Троянской войны и, завоевав всю Фракию, пробивались вперед, покуда не дошли до Ионийского моря (современная Адриатика), в то время как на юге они дошли до самой реки Пеней^[413]. Согласно некоторым авторам, эти мисийцы, скорее всего, были фракийцами, которые переправились в Азию из Европы^[414]. Другие, и среди них Геродот^[415], как кажется, считали мисийцев подлинно азиатским племенем, близко родственным лидийцам, на язык которых очень походил мисийский язык. Согласно Ксанфу^[416], мисийский диалект был похож как на лидийский, так и на фригийский ^[417]. Римские поэты использовали названия «тевкры» и «троянцы» как синонимы^[418]; с другой стороны, романские прозаики преимущественно используют слово Trojani^[419].
Любопытно, что в то время как Геродот всегда называет древних троянцев эпической поэзии тевкрами, аттические трагики и римские поэты зовут их фригийцами, хотя троянцы и фригийцы представлены как совершенно разные народы в гомеровском «Гимне Афродите», где богиня говорит Анхизу:

Славноименный Отрей – мой отец, коли слышал о нем ты.
Царствует он нераздельно над всей крепкостенной Фригией.
Но языком хорошо я нашим и вашим владею,
Ибо меня воскормила троянка-кормилица дома,
Девочкой малой принявши от матери многолюбимой.
Вот почему языком хорошо я и вашим владею^[420].

Само имя Гектор фригийское^[421]; а также имена Парис и Скамандрий, поскольку греческие Александр и Астианакт представляются фригийскими наименованиями^[422]. Кроме того, фригийцы просто упоминаются в «Илиаде» как союзники троянцев из дальней Аскании^[423], и указаний на какую-то более близкую связь мало. Однако Гекуба была фригийской царевной^[424], и ее брат обитал во Фригии, на берегах Сангария^[425]. Согласно Страбону^[426] и Стефану Византийскому, фригийцы были фракийцами. Геродот сообщает, что у македонцев сохранялась традиция, по которой фригийцы некогда были их соседями, но после этого эмигрировали в Малую Азию^[427]. Лидиец Ксанф^[428] уверяет, что эмиграция произошла только после Троянской войны; однако по Конону^[429] она произошла еще за девяносто лет до войны, при царе Мидасе. С другой стороны, до нас дошло множество свидетельств о существовании родства между фригийцами и армянами. В экспедиции Ксеркса оба этих народа появляются под началом одного командующего и с тем же оружием; Геродот^[430] даже добавляет, что армяне были потомками фригийцев. Евдокс^[431] подтверждает это и вдобавок упоминает о сходстве их языков. Так, мы находим, что подземные жилища существовали как у фригийцев, так и у армян^[432]. Наконец, оба народа фактически считались тождественными^[433]: говорили, что армяне происходят из Западной Фригии.
Однако ассирийские надписи со всей очевидностью говорят о том, что никакие арийцы не обитали к востоку от Галиса до VIII века до н. э. В Армении обитала неарийская раса, которая оставила после себя множество все еще не расшифрованных надписей у озера Ван и в его окрестностях до самого конца ассирийской монархии, и никаких следов арийских обитателей Армении нет вплоть до гораздо более позднего периода. Даже арийцы-мидяне не обитали в стране к югу от Каспия вплоть до VIII века до н. э. Ассирийцы впервые познакомились с ними в царствование Салманасара III (840 до н. э.), когда они жили намного дальше к востоку и между ними и Ассирией стояли неарийцы – «парсуа», или парфяне. Только в эпоху Риммон-Нирари (около 790 до н. э.)^[434*] они продвинулись в страну, которая античным авторам была известна как Мидия-Рагиана. Все собственные имена, упомянутые на ассирийских памятниках как принадлежащие уроженцам территорий к востоку от Галиса, продолжают быть неарийскими до последнего, и язык современных иронов^[435*], или осетин на Кавказе, относится, как и курдский, к иранской или персидской семье^[436]. Исследование фригийских слов, сохранившихся у античных авторов и в надписях, которое было проведено Фиком^[437], показало, что этот язык был связан с фракийским и лидийским и столь близкородствен греческому, что фригийский можно поистине назвать его братом, предполагая, что греческий и фригийский произошли от общего языка-предка. Профессор Э. Курциус^[438*] в своей «Истории Греции» уже указывал на близкую связь между греками и фригийцами и на других основаниях, в то время как Платон^[439] уже давно признавал родство между языками обоих этих народов. Фригийская легенда о Мидасе и Гордии была частью греческой мифологии, и рассказывали, что царский дом Пелопидов пришел со всем своим богатством с златоносных песков Пактола^[440]. Армянский язык, с другой стороны, стоит обособленно и принадлежит скорее к азиатской ветви арийской семьи языков, нежели к европейской.
Заслуживает особого внимания то, что название «тевкры» нигде у Гомера не связывается с Троей или ее народом. Однако, поскольку у них в Троаде был город Гергифа, Гергита или Гергета, мы, вероятно, можем связывать это имя с гомеровской Гаргарой^[441], а также с Горгифионом, который, наряду с Кебрионом, упоминается у Гомера как побочный сын Приама^[442]. Таким образом, поэт, как замечает Грот^[443], дарует своего рода эпическое признание как Гергифе, так и Кебрене. Но следует заметить, что прославленный лучник Тевкр (Teucros) был, согласно легенде, сыном троянской царевны Гесионы, которого она родила Теламону^[444].
Согласно традиции, которую мы находим у Страбона, тевкры переселились с Крита в Троаду. Оракул сказал им поселиться в том месте, где на них нападут те, кто рожден землей. Это, как говорят, случилось близ Гамаксита, где огромная стая полевых мышей вышла из земли и сгрызла всю кожу на их оружии и инструментах. Там они и поселились и назвали горную цепь Иды в честь одноименной горы на Крите. Страбон добавляет, что эта традиция была впервые сообщена элегическим поэтом Каллином (ок. 600 до н. э.) и после него – многими другими^[445], в том числе, например, Овидием^[446].
Из легенды явствует, что тевкры, как полагали, ввели в Троаде почитание Аполлона Сминфейского, у которого был прославленный храм в Хрисе близ Гамаксита. Страбон ясно говорит, что Хриса считалась местом, где новоприбывшие тевкры были атакованы полевыми мышами. (Можно добавить, что, согласно венецианскому схолиасту, означает полевую мышь, как на критском, так и на эолийском диалекте.)^[447] Другие, однако, отрицали эту легенду, считая, что Тевкр, первый предок тевкров, приехал из Аттики^[448].
Здесь я могу упомянуть, что имя Tekkri, которое отождествляют с «тевкрами», фигурирует в настенных росписях Мединет-Абу среди членов союза народов, которые в XIII веке до н. э. вторглись в Египет во время царствования Рамсеса III^[449].
Связь тевкров с Критом, как кажется, подтверждает сходство некоторых географических названий, таких как название горы Иды и название города Пергам^[450].
Грот пишет: «Из тевкрской области Гергифы и Гергиф близ Ким происходят первоначальные пророчества Сивиллы и легендарная Сивилла, которая играет такую важную роль в истории Энея. Миф о Сивилле, пророчества которой якобы слышались в замогильных дуновениях воздуха, выходившего из темных пещер и щелей в скалах^[451], был присущ как раз гергифским тевкрам и перешел от жителей Ким в Эолиду и, наряду с другими деталями предания об Энее, к их собратьям – обитателям Кум в Италии. Датировка гергифской Сивиллы или, скорее, распространение ее пророчеств относят к царствованию Креза, к периоду, когда Гергифа была полностью тевкрийской. Ее пророчества, хотя и облеченные в греческие стихи, были укоренены в тевкрийской земле и чувствах; и обещания будущей империи, которые в них так щедро раздавались беглому герою, спасавшемуся из пламени Трои в Италию, становятся интересными по тому самому, каким замечательным образом они были осуществлены Римом. Дата этой гергифской Сивиллы или пророчеств, которые распространяются под ее именем, указана Гераклидом Понтийским, и нет никаких причин сомневаться в ней»^[452].
Согласно Геродоту, пеонийцы гордились тем, что являются тевкрскими колонистами из Трои^[453]. Происхождение пеонийцев от тевкров подтверждает и Страбон^[454], в то время как другие считают, что они произошли от фригийцев^[455]. Важно ответить, что у Гомера мы находим пеонийцев из Аксия, сражающихся на той же стороне, что и их родичи-троянцы^[456]. Их поход на Перинф на Пропонтиде, соголасно утверждению Геродота, должен был иметь место в весьма древнюю эпоху^[457]. К востоку от Аксия, Крестония и Бисальтия некогда были владения пеонийцев^[458]; к западу Эматия раньше называлась Пеонией^[459], в то время как в Пиерии и Пелагонии население было первоначально пеонийским^[460]. В Пиерии был город под названием Пергам^[461]. Плиний^[462] называет эордов пеонийским племенем, и из Ликофрона^[463] очевидно, что они были фригийцами. Несомненно, они были мисийцами, которых Гелланик^[464] называет соседями македонцев. По этим эордам, несомненно, называлась река Эордаик^[465], современный Деваль или Деволь; она находится вблизи Лихнидского озера, где мы также находим следы фригийцев^[466].
Гомер ничего не знал о том, что Дардан переселился с Самофракии, Аркадии или Италии; он только знает, что он сын Зевса и происходит из Дардании. Он считал, что в Троаде обитает неэллинское население – троянцы, дарданы, киликийцы, лелеги и пеласги. Из них дарданы или данданы (дарданийцы) из Илуны (Илион) упоминаются вместе с леками (возможно, ликийцами), народом Педасы (Педас), масу (мисийцами) и акерит (возможно, карийцы) в поэме Пентаура в иератическом «папирусе Салье», хранящемся в Британском музее среди участников союза, который пришел на помощь хеттам (или кита) под стенами Кадеша на Оронте в пятый год царствования Рамсеса II (ок. 1333–1300 до н. э.). Таким образом, уже в тот период существовало царство дарданов, одним из главных городов которого был Илион, царство, которое считалось одним из самых могущественных в Малой Азии и посылало своих воинов в Сирию, чтобы сражаться с египетскими войсками на стороне Азии. Это превосходно согласуется с тем, что греческая традиция говорит о могуществе Трои. Поэма Пентаура, судя по всему, была выгравирована и на стенах храмов Луксора и Карнака в Фивах. Заслуживает особого внимания то, что в настенных изображениях и надписях храма Мединет-Абу в Фивах среди участников союза против Рамсеса III около 1200 года до н. э. вместо дарданийцев, которые здесь вообще не фигурируют, названы только тевкры (Tekkri)^[467].
Согласно Форбигеру, троянцы были фракийским племенем, которое в отдаленный период переселилось в Троаду; здесь они переженились со фригийцами, которые ранее обитали в этом регионе^[468]. Это, видимо, подтверждается Страбоном, который говорит, что на расстоянии только 40 стадиев от Лампсака стоял чрезвычайно священный храм, посвященный Матери богов и прозванный святилищем Реи^[469]. В другом пассаже он говорит: «Что касается берекинтов – одного из фригийских племен – и вообще фригийцев, а также троянцев, живущих в окрестностях Иды, то они почитают Рею, справляя ей оргии, и называют ее Матерью богов, Агдистидой и Великой фригийской богиней, а также от имени местностей – Идеей, Диндименой, Сипиленой, Пессинунтидой, Кибелой и Кибебой»^[470]. Далее он говорит, что в области близ соединения Геллеспонта и Пропонтиды первоначально обитали бебрики^[471], которые переселились из Фракии^[472]; кроме того, в Троаде существовало множество троянских названий. «Существовал, – пишет Страбон^[473], – город Арисба на Лесбосе, землей которого владели жители Мефимны. Есть также река Арисб во Фракии, как я упомянул выше, поблизости от которой обитают кебренские фракийцы^[474]. Вообще можно найти много общих названий у фракийцев и тройнцев: например, какие-то скейские фракийцы, река Скей, скейская стена и под Троей – Скейские ворота; фрагкийские ксанфии и река Ксанф в Трое; Арисб – река, впадающая в Гебр, и город Арисба в Трое; Рес – река в Трое и Рес – царь фракийский. Есть также у Гомера другой Асий^[475], одноименный уже упомянутому:

Храброго Асия, Гектора, коней смирителя, дяди,
Брата родного Гекабы, отважного сына Диманта,
Жившего в тучной Фригийской земле, при водах Сангария»^[476*].

Я могу добавить, что, согласно Стефану Византийскому^[477], во Фракии существовал город Илион; далее, что Стримо была дочерью реки Скамандр, супругой Лаомедонта и матерью Приама^[478], в то время как Стримон – это большая река во Фракии^[479]; далее, что имя могущественной троянской провинции Дардания существовало также и во Фракии и остров Самофракия первоначально носил то же имя^[480].
В «Илиаде» фракийцы являются союзниками троянцев^[481]. Согласно Дионисию Галикарнасскому^[482], троянцы были греками. Дарданы играют важную роль в «Илиаде»; потомкам их князя Энея предсказано будущее господство над Троей:

Будет отныне Эней над троянами царствовать мощно,
Он и сыны от сынов, имущие поздно родиться^[483].

В генеалогии царского дома Дардании присутствуют, как замечает Алденховен (Aldenhoven)^[484], некоторые странные имена, которые заставляют его думать, что они – фригийского происхождения.
Я полагаю, что здесь уместно процитировать следующие слова Грота^[485]: «Согласно троянской легенде, именно при гордом Лаомедонте, сыне Ила, Посейдон и Аполлон, по приказу Зевса, на время попали в рабство; первый построил стены города, второй охранял стада коров и овец. Когда их задача была закончена, они потребовали уговоренной награды; однако Лаомедонт с негодованием отверг их требования и даже угрожал отрезать им уши, связать им руки и ноги и продать на какой-нибудь отдаленный остров в рабство^[486]. За свое предательство он был наказан морским чудовищем, которого Посейдон послал, чтобы оно опустошало его поля и уничтожало его подданных. Лаомедонт публично обещал бессмертных коней, подаренных Зевсом его отцу Трою в награду любому, кто убьет чудище. Однако оракул объявил, что чудовищу нужно отдать деву благородной крови, и жребий пал на Гесиону, дочь самого Лаомедонта. Геракл, прибыв в этот критический момент, убил чудовище, используя крепость, которую построили для него Афина и троянцы^[487], и, таким образом, спас как отданную чудовищу девушку, так и народ; однако Лаомедон вторично пошел на обман и дал ему смертных коней вместо несравненных скакунов, которых обещал ему. Геракл, лишенный того, что полагалось ему по праву, снарядил шесть кораблей, атаковал и захватил Трою и, убив Лаомедонта^[488], подарил Гесиону своему другу и союзнику Теламону, которому она родила знаменитого лучника по имени Тевкр^[489]. Болезненное воспоминание об этом походе сохранялось среди обитателей исторического города Илиона, которые не почитали Геракла»^[490].
Я процитировал это все по порядку, чтобы показать, что, по всей видимости, существовала связь между Троей и Финикией, ибо, как остроумно попытался показать м-р Гладстон^[491], связь с Посейдоном очень часто означает связь с Фигикией; и, более того, как доказал Мюлленхоф в своей Deutsche Altertumskunde^[492], Геракл – также символ финикийцев. На это указывал и профессор Сэйс, который пишет: «Весь цикл мифов, группирующихся вокруг имени Геракла, столь же ясно указывает на семитский источник, как и миф об Афродите и Адонисе»^[493].
Гомеровские киликийцы в Троаде обитали на долине Плакейских Фив и, согласно Страбону, видимо, относились к той же самой расе, что и жители позднейшей Киликии^[494].
Лелегов часто связывают с карийцами. Фактически, согласно Геродоту^[495], первое было просто древним названием вторых; Гомер, однако, говорит о лелегах и карийцах как о двух разных народах. Однако мы также находим лелегов в Греции как очень древний и широко распространенный народ, датирующийся еще доэллинским временем. Они упоминаются у Гомера наряду с пеласгами^[496]. Небольшой отряд лелегов, который упомянут в «Илиаде», занимал область к востоку от мыса Лект^[497].
Относительно пеласгов я полагаю, что лучше всего будет дать здесь выдержку из письма профессора Сэйса, опубликованного в журнале Academy от 25 января 1879 года:
«Я не намерен оспаривать существование племени, которое у греков называлось пеласгами. Однако превращать их в особую расу – совсем другое дело. Правда то, что греческие авторы, начиная еще с Гомера и Гесиода, упоминают о пеласгах, но если мы проанализируем их утверждения, то мы увидим, что этот термин используется в двух (или, возможно, в трех) смыслах: во-первых, он обозначает определенное греческое племя, населявшее Фессалию в ходе героического века; и, во-вторых, служит эквивалентом нашему собственному термину «доисторический». В первом смысле это слово используется дважды в «Илиаде» (II. 681; XVI. 233). В двух других гомеровских пассажах, более поздних (Il. X. 429; Od. XIX. 177), это имя перешло уже в область мифологии, и, соответственно, была приготовлена почва для того, чтобы позднейшие писатели использовали его для обозначения того населения Греции и ее окрестностей, которое мы теперь назвали бы доисторическим, или населения, чье происхождение и родство было неизвестно. (Такое использование термина «пеласги» см. у Геродота, I. 146; I. 56; II. 56; VIII. 44; VII. 94; II. 51; V. 26; VI. 138.) В более частном смысле этот термин относится к уроженцам Фракии, которые, судя по всему, принадлежали к иллирийскому племени (см.: Геродот, I. 56; Фукидид, IV. 109). Таким образом, возможно, что на побережье Фракии обитали племена, которые были известны как пеласги; и, поскольку это имя встречается также в Мисии (Il. II. 840–843), вполне возможно, что это был общий термин, как и многие имена в древнегреческой этнологии, и, соответственно, он прилагался к племенам различного происхождения и рас. Отсюда этимология Пишеля (Pischel), который полагает, что пеласги – это сложное слово, состоящее из корней, которые мы имеем (ya) и, таким образом, значение «дальше-ушедшие» или «эмигранты» становится весьма правдоподобным.
Мы теперь уже достаточно знаем о языках Италии, Греции, Албании и Малой Азии, чтобы утверждать, что, хотя они все, возможно, принадлежат к индоевропейской семье, при этом так же отличаются друг от друга, как латынь и греческий. Действительно, некоторые филологи все еще сомневаются, стоит ли считать албанский арийским языком вообще. Как бы то ни было, я готов допустить, что он, возможно, является потомком древнего иллирийского или фракийского языка, и я не буду спорить с тем, кто пожелает счесть последний пеласгийским. Однако следует помнить, что мы ничего не знаем о пеласгийском языке или языках и что если древний фракийско-иллирийский язык и называть пеласгийским, то последнему термину нужно дать точное определение. В древнейших пассажах Гомера, где он встречается, он относится к ахейским грекам, а не к варварам-фракийцам; в позднейшей греческой литературе он просто является синонимом «доисторического», а в новые времена слово «пеласги» стало своего рода родимым пятном всех устарелых теорий и донаучных фантазий».
Страбон нам говорит, что после Троянской войны вся Троада от Кизика до Каика была эолизирована; то есть она была занята колониями, образованными из пелопоннесских азейцев и эолийских беотийцев, которых выгнало из дома дорийское вторжение. Как справедливо замечает м-р Гладстон, Гомер ничего не знал о существовании эолийцев, только об Эолидах. Однако в позднейшей греческой традиции у нас есть многочисленные упоминания о расселении эолийцев в различных частях Греции. У Гомера разные лица и семьи, занимавшие самое высокое положение и игравшие важную роль в древней истории, происходят от мифического эпонима Эола или связаны с ним, однако о племени эолийцев он не знает ничего^[498].
Согласно Фукидиду^[499], дорийское вторжение на Пелопоннес произошло через 80 лет, согласно Страбону^[500] – через 60 лет (то есть через два поколения) после Троянской войны; согласно Павсанию^[501] – во время Ореста. Павсаний, как кажется, мог быть прав, так как династия Пелопидов, видимо, прекратилась в Микенах со смертью Эгисфа, которая произошла на восьмой год после убийства Агамемнона^[502] и, таким образом, – через восемь лет после Троянской войны; фактически традиция говорит, что сын Агамемнона Орест царствовал в Аркадии и Спарте, однако не наследовал своему отцу. Только страшная политическая революция и катастрофа, такая как дорийское вторжение, могла помешать Оресту стать царем Микен, которые были богатейшим и могущественнейшим государством Греции и принадлежали ему, как единственному сыну славного и повсеместно оплакиваемого Агамемнона. Страбон^[503] говорит, что Орест начал эмиграцию, что он умер в Аркадии и что его сын Пенфил дошел до самой Фракии, в то время как другой сын, Архелай, привел колонию эолийцев в область Кизика вблизи Даскилия. Однако Грас, младший сын Архелая, добрался до самой реки Граник, привел большую часть своих войск на Лесбос и занял этот остров. Пенфил затем провел свой поход через Фракию в Троаду, и за ним последовали другие потомки Агамемнона. Римский географ дальше говорит, что эолийцы распространились по всей стране, которую поэт именует троянской, и некоторые позднейшие писатели именовали всю эту страну Эолидой, в то время как другие называли так только часть ее.
Страбон говорит, что Абидос был впервые занят милетскими колонистами в царствование и по позволению лидийского царя Гигеса (ок. 698–660 до н. э.), которому принадлежала вся Троада и окружающие земли. Мыс близ Дардана назывался в его честь Гигас^[504]. Ни Страбон, ни какой-либо другой древний автор не говорят нам о том, когда началось это лидийское господство в Троаде. Однако, как я подробно расскажу на следующих страницах, во время своих раскопок на Гиссарлыке я нашел в среднем на глубине от 6 до 7 метров ниже поверхности земли и непосредственно между руинами Нового Илиона и руинами последнего доисторического города массу керамики, которая как по форме, так и по материалу очень похожа на самую древнюю этрусскую керамику, в то время как она не имеет никакого сходства с какой-либо доисторической керамикой или с керамикой Нового Илиона. Профессор Сэйс обращает мое внимание на тот факт, что два терракотовых конуса с кипрской буквой mo, найденные на глубине 3 метров, в точности соответствуют по размеру, форме и материалу конусу, найденному покойным г-ном Джорджем Смином под полом дворца Ашшурбанипала в Куюнджике. Этот конус, видимо, был привезен посольством, которое послал в Ниневию Гигес около 665 года до н. э., когда, согласно надписям, ассирийцы впервые услышали название Лидия и познакомились с областями к западу от Галиса.
Далее, у Геродота^[505] мы читаем: «При царе Атисе, сыне Манеса, по всей Лидии наступил сильный голод [от недорода хлеба]. Сначала лидийцы терпеливо переносили нужду, а затем, когда голод начал все более и более усиливаться, они стали искать избавления, придумывая разные средства. Чтобы заглушить голод, они поступали так: один день все время занимались играми, чтобы не думать о пище, а на следующий день ели, прекращая игры. Так лидийцы жили 18 лет. Между тем бедствие не стихало, а еще даже усиливалось. Поэтому царь разделил весь народ на две части и повелел бросить жребий: кому оставаться и кому покинуть родину. Сам царь присоединился к оставшимся на родине, а во главе переселенцев поставил своего сына по имени Тирсен. Те же, кому выпал жребий уезжать из своей страны, отправились к морю в Смирну. Там они построили корабли, погрузили на них всю необходимую утварь и отплыли на поиски пропитания и [новой] родины. Миновав много стран, переселенцы прибыли в землю умбриков и построили там город, где и живут до сей поры. Они переименовались, назвав себя по имени сына своего царя [Тирсена], который вывел их за море, тирсенами».
В этих тирсенах вся Античность единодушно видела этрусков, хотя Дионисий Галикарнасский, современник Страбона, считал, что между лидийцами и этрусками не было ничего общего в языке, религии, законах и обычаях. Однако большинство древних были настолько убеждены в существовании этой связи, что, согласно Тациту^[506], во времена Тиберия посланники из Сард прочли перед римским сенатом декрет об этрусках, объявляя об их родстве на основании того, что в древности Этрурия была колонизирована лидийцами. Моммзен^[507], Корссен и другие авторитетные ученые, однако, сейчас соглашаются с Дионисием. Тот факт, что большие города Этрурии были не приморскими, а находились внутри страны, показывает, что они не могли быть основаны людьми, которые пришли с моря; и местное имя этрусков – «расены», по всей очевидности, идентично с именем ретов в ретийских Альпах, чей язык, согласно Ливию (V. 33), был похож на язык этрусков. Далее, этрусские надписи были найдены далеко на севере, у Ботцена, и их фонология относится к более раннему периоду истории этрусского языка, чем фонология надписей, найденных в самой Этрурии. Более того, нельзя обнаружить никакой связи между этрусским языком, который является агглютинативным, и остатками лидийского языка, который был арийским. Если тем не менее теория о связи между Этрурией и Лидией все еще существует^[508], то, принимая во внимание разительное сходство любопытной керамики, найденной в Гиссарлыке непосредственно под руинами Нового Илиона, с древнейшей керамикой, обнаруженной на кладбищах Фельсины^[509], Виллановы^[510] и Вольтерр^[511], я полагаю, что на горе Гиссарлык могло существовать лидийское поселение, одновременное колонизации Этрурии лидийцами (1044 до н. э.), и что лидийское господство над всей Троадой могло быть установлено в ту же самую эпоху.
Из других народов, которые могли какое-то недолгое время проживать в Троаде, я могу назвать треров, которых Страбон однажды упоминает как соседей фракийцев^[512]. Они захватили северный берег Малой Азии в VII веке до н. э. вместе с киммерийцами^[513], и даже захватили Сарды, которые уже были заняты киммерийцами^[514]. Однако в другом пассаже Страбон утверждает, что треры были киммерийским племенем^[515], и еще в одном месте он говорит, что треров также называли киммерийцами или что они были народом из их числа^[516]. Согласно Аристотелю, киммерийцы поселились в Антандре у Адрамиттийского залива, у подножия Иды и оставались там в течение ста лет. Это, по-видимому, подтверждают Плиний^[517] и Стефан Византийский^[518], согласно которому город раньше назывался Киммерием и Эдонием. Алкей^[519] называет его городом лелегов; Геродот^[520] и Конон^[521] называют Антандр пеласгийским ородом.
Насколько страшно должна была быть опустошена Троада этими вторжениями, мы можем заключить из свидетельства греческого историка, что город Лампсак раньше назывался Бебрикией, но бебрики исчезли из-за частых войн^[522].
Далее я должен упомянуть галлов или галатов, которые в 279 году до н. э. переправились в Малую Азию отчасти через Геллеспонт, отчасти через фракийский Босфор^[523] и сеяли такой ужас своими опустошениями, что, согласно Ливию^[524], «трокмы получили побережье Геллеспонта, толостобогии Эолиду и Ионию, тектосагам достались срединные области Азии. Они собирали дань со всей Азии по сю сторону Тавра, а сами осели по обоим берегам Галиса. Вот какой страх наводило их имя, и ведь когда молодежь подросла, их стало еще больше; так что в конце концов даже сирийские цари не отказывались платить им дань». Однако эти галаты, по-видимому, не остались в Троаде на сколько-нибудь долгое время, поскольку в противном случае Страбон знал бы об этом через Деметрия из Скепсиса, который жил всего лишь около ста лет спустя после вторжения галлов. И поскольку Страбон молчит об этом и говорит только, что галаты спокойно живут в области Галиса на юге Пафлагонии, то мы можем считать установленным, что они не остались в Троаде.
Я не буду говорить здесь о проходе персов, македонцев, римлян и других через Троаду; я перечислил только те нации, о пребывании которых в этой области или опустошении ее традиция или истории сохранили какие-то сведения. На следующих страницах станет ясно, что руины Гиссарлыка говорят о поселении по меньшей мере пяти различных народов, которые следовали друг за другом на этом месте в отдаленные доисторические времена. Фактически переселения народов в этой области то туда, то сюда нельзя описать лучше, чем в этом пассаже м-ра Гладстона^[525]: «Представляется, что Геллеспонт и непосредственные окрестности Босфора образовали нечто вроде оси, вокруг которой вращались судьбы и передвижения людей с очень отдаленного периода. Следовательно, я не удивляюсь, когда вижу, как некая могущественная причина определила ход событий, фактически происходивших в исторические времена. Я отнюдь не удивлен тому, что в Гиссарлыке были найдены необыкновенно интересные свидетельства, относящиеся к этому региону, и тому, что огромное количество следовавших друг за другом народов, начиная с древнейших свидетельств цивилизованного поселения, пыталось закрепиться именно на этом месте. Для меня в этом нет никакого парадокса, поскольку я считаю, что то, что мы уже знаем о том, насколько это место было желанным, как оно было важно в связи с переселениями народов, только подтверждает и укрепляет наше мнение. Сами условия климата и почвы могли, как мне кажется, делать эту область весьма завидной добычей, и, таким образом, для меня нет ничего странного в том, что, оказывается, множество различных народов селились на холме Гиссарлык в течение многих веков».
Я также процитирую здесь то, что писал на этот счет м-р Филип Смит^[526]:
«Даже не говоря о том, что Гиссарлык издавна притязал на тождество с гомеровским Илионом, он находился на пути первобытных миграций индоевропейского племени из его колыбели на востоке к его поселению на западе; и не одной лишь миграции, но многих переходов в разные стороны между берегами Азии и Европы, а также на пути торговых и военных экспедиций этих людей, когда они уже окончательно обосновались на местах своего постоянного поселения. Нас не должно вводить в заблуждение произвольное различие между континентами, которое воплощается в названиях «Азия» и «Европа» – то есть Восток и Запад – мы должны помнить о том, что и Геллеспонт, и Босфор (о чем говорит само название последнего) были не разделяющими людей морями, а паромами, а острова Эгейского моря были связующими звеньями. Близкое родство древних поселенцев на обоих берегах доказано уже давно; и в особенности – присутствие большой пеласгско-эллинской или греко-италийской семьи было прослежено и там и там. О том, что в глубокой древности, еще задолго до традиционной колонизации с полуострова Эллады северо-западные области Малой Азии заселили ионийцы (восточное название всей эллинской расы) – говорил Эрнст Курциус еще двадцать лет назад^[527], и этот факт был еще более твердо установлен современными египтологами^[528], подтвердившими, таким образом, древнейшие этнологические сведения, согласно которым Острова народов были разделены среди семей сынов Иавана»^[529].