Эта книга находится в разделах

Список книг по данной тематике

Реклама

Иван Клула.   Екатерина Медичи

Глава III. Итальянская королева

На смену горю быстро пришло чувство удовлетворения: в двадцать восемь лет король Генрих II — полновластный хозяин Франции. Он прибывает в Сен-Жермен и 2 апреля 1547 года вызывает туда Анна де Монморанси и в течение двух часов беседует с ним с глазу на глаз. В ту же ночь верные слуги Франциска I кардинал де Турнон и адмирал д'Аннебо отстранены от их должностей. В Королевском совете заседают старинные друзья короля и родственники или приверженцы Дианы де Пуатье.

Вся власть сосредоточилась в руках пяти человек: самой Дианы, Анна де Монморанси, Франсуа де Гиза, графа д'Омаля и его брата Шарля, архиепископа Реймского, и, наконец, Жака д'Альбон де Сент-Андре — верного друга дофина. Но решения принимают Диана и Монморанси. Всемогущественная любовница короля втайне овладевает ключами от королевской казны. Она приказала выгнать казначея Дюваля и заменила его на своего человека — Блонде, который каждое утро сообщал ей о приходах и расходах, а также о процессах, где в качестве наказания взимались штрафы и конфисковывали имущество, что также приносило доход Великой сенешальше. Но всех этих значительных средств ей все равно не хватало, ее амбиции шли еще дальше — она хотела управлять королем и государством. Она участвовала в заседаниях Королевского совета и влияла на политику через своих союзников — семейства Монморанси, Гизов и Сент-Андре. Каждый день король являлся с «отчетом» к своей любовнице. Послы Альваротти и Сен-Морис рассказали об этих встречах, на которых переплетались галантность и корысть. Первый сообщает, что король проводит у своей любовницы «треть дня». 1 мая [63] 1547 года: «Его Величество удаляется после обеда в свою опочивальню, но вместо того, чтобы лечь спать, он идет к сенешальше». 8 июля: «Только и видишь, как Его Величество в любое время после обеда и вечером после ужина обхаживает сенешальшу, так что в среднем они должны проводить вместе не менее восьми часов, и если случается, что она находится в покоях королевы, он посылает за ней, и все говорят, что это даже хуже, чем было при покойном короле».

Сен-Морис называет Диану «Сильвиусом». Он пишет, что король, поговорив о государственных делах, «садится у ее ног с гинтерной, на которой он играет, и часто спрашивает у коннетабля и у Омаля, не правда ли, что Сильвиус прекрасна, и трогает ее соски, и внимательно смотрит на нее, как человек удивленный ее расположением». Король всегда — до самого конца своего царствования — будет нежно проявлять свою любовь к Диане, несмотря на значительную разницу в возрасте, тщательно скрывая от нее свои любовные интрижки, причиной которых был его необузданный любовный темперамент.

Екатерина ужасно ревновала. Позже, как только она овдовела, она открыла свои чувства дочери, юной королеве Испании, написав по поводу своего мужа: «Я его любила настолько, что мне всегда было страшно». Она страшилась не только потерять супружескую любовь, но и вызвать неудовольствие всемогущественной любовницы. Посол Лоренцо Контарини наблюдал за уловками Екатерины: «С самого начала своего царствования королева не могла выносить подобную любовь и подобную милость со стороны короля к герцогине, но со временем, следуя настоятельным просьбам короля, она смирилась и терпеливо их переносит. Королева даже навещает герцогиню, которая со своей стороны, по мнению короля, ей оказывает большие услуги, и часто именно она побуждает его проводить ночь с королевой».

В официальной переписке сохранились свидетельства любви Екатерины. Она «говорит как женщина» с коннетаблем, расспрашивая о короле. Она жалуется герцогине де [64] Гиз, что муж далеко от нее и раздраженно отзывается о виновнице поражения, потому что она является «причиной того, что я совсем не вижу короля».

Но насколько было трудно найти уязвимые места во власти опасной фаворитки! Диана была достаточно могущественна, чтобы спровоцировать дуэль, в которой столкнулись 10 июля 1547 года в Сен-Жерменском лесу Ги Шабо, барон де Жарнак, зять герцогини д'Этамп, любовницы покойного короля, и Франсуа де Вивонн, сеньор де ла Шатеиьере, который в последние годы предыдущего царствования искал с ним ссоры по наущению дофина и Дианы. Всех удивило то, чем закончился этот знаменательный день, когда народ мог лицезреть своего короля, сидящего между своей «дамой» и законной супругой: барон начисто отсек прославившимся впоследствии ударом подколенный сустав хвастуна — приверженца короля и Дианы.

Жарнак воспользовался наукой знаменитого учителя фехтования — итальянца Кайзе: он с честью вышел из этого поединка, к великому разочарованию Дианы и, вполне вероятно, к большому удовлетворению Екатерины; говорили, что кузен Екатерины Пьеро Строцци дал сеньору де ла Шатеньере плохой совет, который его погубил.

Фаворитка короля находила другие способы публично заявить о своем могуществе. 3 октября 1548 года король, который незадолго до этого даровал Великой сенешальше «новое жалование земли» графства Сен-Валье со стороны отца, подписал патенты, закреплявшие за ней вотчины Валантинуа и Диуа с титулом герцогини де Валантинуа.

Как раз накануне своего возвышения Диана участвовала во вступлении короля в Лион 23 сентября 1548 года, и все гербовые щиты и драпировки были вышиты перекрещивающимися Г (H) и Д (D). Одна из аллегорических сцен представляла Диану-охотницу, удерживающую плененного льва на поводке из серебряного и черного шелка — цвета Дианы. На следующий день во время появления Екатерины эту сцену повторили: ей механический лев явился с открытой грудью, где внутри находился щит с гербом Екатерины. Эти изображения Дианы были только частью украшений [65] королевского вступления в Лион и в другие города, но не надо при этом забывать, что главные и наиболее многочисленные символы прославляли величие короля, уподоблявшегося римскому императору — воплощению любой власти.

Поэтому и обелиск Пьеро Счизе был украшен полумесяцем и перекрещивающимися Г (H) и Д (D), но над ними возвышался герб Франции. Распорядитель празднеств по случаю вступления короля в город Морис Сев уточнял, что памятник был посвящен «тому, кто возродил всю Галлию».

Дальше, на коринфской колонне возвышалась статуя Франции, вознесшей корону над золотой Г (H). По обе стороны от постамента расположились Время и Слава. На площади Архиепископства еще на одной колонне — дорической — возвышалась статуя Победы, венчающая земной шар, а вокруг нее — статуи Добродетели и Бессмертия. Под двумя арками бил фонтан, аллегорически изображавший Сону и Рону.

Весь город был украшен на итальянский манер. Во дворце Архиепископства, где остановился король, построили башню с выступами, объединенную с предыдущим зданием полукруглой нишей со скамьей: архитектора вдохновил знаменитый Бельведер в Ватикане.

В городе Екатерина встретилась с богатыми и образованными представителями итальянского общества, в числе которых были флорентийцы, жители Лукки и Генуи. Может быть, благодаря им она достаточно быстро забыла то неприятное впечатление, которое могло произвести на нее изображение Дианы со львом. Еще до прибытия в Лион, в Труа и Дижоне состоялись шествия под символическими арками. Самым удачным и имевшим наибольшее влияние на историю искусств было празднество по случаю вступления короля в Париж 16 июня 1549 года. Оно было задумано как триумф короля и французской монархии на античный манер. Не было никаких прямых намеков на Диану. Гуманист Жан Мартен предложил декорации. Их сделали знаменитые мастера своего времени: скульптуры выполнил Жан Гужон, картины — Жан Кузен, Ронсар сделал стихотворные надписи по-французски, а Дора — греческие и латинские [66] девизы. Новый суперинтендант королевских строений Филибер Делорм тоже принимал участие.

У заставы Сен-Дени короля встретили под «навесом портала», триумфальной аркой, обе опоры которой были украшены колоссами — скульптурами Жана Гужона, чьи шеи обвивал полумесяц, по которому был написан королевский девиз «Donec totum impleat orbem» — «Пока им не наполнится мир». Над аркой на постаменте были представлены четыре фигуры — горожанин, священнослужитель, дворянин и крестьянин, уши которых были соединены цепями с устами увенчанного короной Геракла, держащего боевое копье и лицом похожего на Франциска I. Затем кортеж проехал мимо церкви Сен-Жак де л'Опиталь под коринфской аркой — «лучше отделанной арки во Франции никогда не видели», возможно, созданной Жаном Гужоном и предвосхищавшей верхние галереи Лувра. Она прославляла французскую монархию: над королевским гербом ангелы вознесли закрытую корону — символ имперской власти. Дальше располагалась трибуна, украшенная королевскими символами. Статуя Франции была вознесена на обелиск, а тот, в свою очередь, был установлен на спине носорога, топтавшего диких зверей — символ подавления беспорядка. Наконец, шествие приблизилось к настоящему чуду этого праздника — большому фонтану Невинных младенцев. Он находился на углу улиц Сен-Дени и улицы Подков: на высоком постаменте, откуда через маски вытекала вода, и под аттиком, украшенным барельефами, изображавшими наяд, открывались арки, прикрытые бронзовыми стойками и окаймленные резными пилястрами, между которыми вдруг появлялись улыбающиеся и стройные нимфы. В углах стояли статуи Славы и повсюду резвились дельфины. На этом памятнике были изображены гербы короля и его семьи: шары Медичи соперничали с лилиями Франции. Этот шедевр был создан Жаном Гужоном совместно с Пьером Леско.

После шествия в специально построенном зале в саду особняка Турнель начались праздники. Торжественный обед был дан 19 июня во дворце епископа, в большом зале, где [67] на великолепном потолке с лепными украшениями Жана Гужона, расписанном Дориньи, была изображена свадьба Фетиды и Пелея — намек на союз короля и королевы и на их взаимную любовь.

Фаворитка короля притягивала к себе все взгляды во время этих церемоний; но оставаясь все-таки позади законной супруги, она выдерживала в соответствии с правилами приличия ту дистанцию, которая отделяла ее от трона. В конечном итоге она заставила признать за ней титул принцессы. Король назначил ее одной из четырех «камеристок», повсюду сопровождавших королеву. Три другие были госпожа де Монпансье, де Невер и де Сен-Поль. 10 июня 1549 года все видели, как герцогиня де Валантинуа проследовала среди принцесс королевской крови в свите королевы на церемонию ее коронации в Сен-Дени. Ей и двум ее дочерям — мадам де Майен и мадам де Буйон — была поручена главная роль в организации церемонии. Госпожа де Майен, освободив королеву от тяжелой короны, возложила этот королевский символ к ногам своей матери.

Почти королева, Диана была даже больше, чем королева: она была бессмертна. Со времени восшествия на престол своего любовника она предприняла свое собственное обожествление в Анэ, владении де Брезе, где с 1546 года она начала работы по реконструкции, которыми руководил Филибер Делорм. За четыре года — с 1548 по 1552 — архитектор построит одно из чудесных творений Возрождения. Повсюду видны символические изображения Дианы и короля. Иногда даже «первая буква в имени Дианы становится прописной греческой дельтой, которая образует треугольник и, таким образом, становится утонченно выраженной данью уважения Екатерине Медичи». Но апофеозом является скульптурная группа — Диана-охотница, томно возлежащая возле большого королевского оленя.

Официальный культ такого всеобъемлющего обожествления был, конечно же, невыносим для законной супруги, которая располагала скромными финансовыми средствами, чтобы удовлетворить свои архитектурные вкусы. Екатерина очень любила городской особняк Турнель в Париже. [68] Королевская чета прожила в нем месяц после торжественного вступления в столицу 16 июня 1549 года.

Архитектор Филибер Делорм разбил там сады и построил монументальный фонтан, вода в который поступала из Бельвиля, большие конюшни и зал для торжеств. Королева осталась довольна его работой и в 1547 году поручила ему строительство загородного поместья в Монсо, около Мо. Любимая резиденция Генриха II и Екатерины призвана была стать «новым Лувром». В конце Средневековья в Лувре жили все короли, но почти никто из монархов не занимался его обустройством. С восшествием на престол нового короля все меняется очень быстро. Под руководством великого архитектора Пьера Леско рождается шедевр. Господин де Кланьи, аббат де Клермон, советник и духовник короля — Пьер Леско и его гениальный помощник — скульптор и подрядчик по строительным работам Жан Гужон, реконструируют Лувр. В западной части двора укрепленного замка возвышается монументальное двухэтажное здание королевских жилых помещений. Его гармоничный фасад с античными ордерами, аркадами, пилястрами, скульптурами и орнаментальными украшениями способен соперничать с архитектурными шедеврами Флоренции и Рима. Со всех сторон этот старейший памятник помечен символическими изображениями H, в скрещении которых Диана и Екатерина при желании могли узнать их собственные инициалы.

Повседневная семейная жизнь королевской четы не всегда была спокойной. Несмотря на усилия своей законной супруги, король — цветущий тридцатилетний мужчина, находился в полном подчинении у своей сорокалетней любовницы. «Очарование», если верить Брантому, было основано на искушенности в науке любви: Екатерина выяснила это, подглядывая в замочную скважину, и, судя по откровениям короля, в конечном итоге сумела ей подражать.

Впрочем, любовница и законная супруга достаточно быстро смогли заключить союз в том, что касалось любовных отношений. Эпизод с леди Флеминг доказал его прочность. [69]

Главы семейства Гизов — герцог д'Омаль и кардинал Лотарингский заключили с Дианой де Пуатье семейный союз. Они решили объединить их «породу» с французской королевской династией. Этот план им удался — несмотря на сопротивление коннетабля, они добились согласия короля на брак Франсуа д'Омаля и Анны д'Эсте, дочери герцога Феррарского и Рене Французской — второй дочери Людовика XII. Наследник дома Гизов становился, таким образом, троюродным братом короля, который был сыном Клод — старшей сестры Рене.

Чтобы упрочить свое положение, они начали подумывать о более значительном союзе. Их сестра, вдова короля Якова V, с трудом исполняла обязанности регентши Шотландии от имени маленькой пятилетней королевы Марии Стюарт. Протестанты убили кардинала Битона, бывшего главой католической церкви, и захватили крепость. Протектор Англии, хотевший, чтобы Мария Стюарт вышла замуж за юного Эдуарда VI, направил в Шотландию армию. Чтобы отразить это нападение, необходимо было могущественное вмешательство. Гизы решили, что помощь должна прийти из Франции. Они добились согласия короля на помолвку юной королевы Марии и трехлетнего дофина Франциска. Вскоре после этого шеститысячная армия на кораблях отправилась в Шотландию за регентшей и ее дочерью. Необходимо было быстро привезти их во Францию: юный Эдуард VI умирал. Английский трон оставался без наследника. Генрих VIII не признал своими наследницами сначала Марию, а потом Елизавету. Внучка одной из его сестер — Мария Стюарт с помощью Франции могла потребовать английский трон.

Экспедиция удалась. Она была начата одновременно с осадой Булони, которая, занятая англичанами, скоро капитулировала. Молодая королева — наследница трона, воспитывалась при французском дворе. Ее гувернанткой была Джейн Стюарт, леди Флеминг — внебрачная дочь деда Марии — Якова V. Это была очень красивая тридцатилетняя женщина, вдова, с великолепными белокурыми волосами и восхитительно белой кожей. [70]

В июле 1550 года на лето двор переехал в Сен-Жермен. Кардинал Лотарингский издали наблюдал за своей племянницей — маленькой королевой, которой в ту пору исполнилось восемь лет. Он был поражен, когда узнал, что коннетабль ночью проник в ее апартаменты. Гизы были решительно настроены, решив покарать бесстыдника. Но они выяснили, что коннетабль приходил не один — в покои Марии Стюарт он ввел короля.

И действительно, на какое-то время Генрих вышел из-под контроля своей властной любовницы: Диану удерживала в Анэ сломанная во время падения с лошади нога. Монморанси ухватился за такую возможность, чтобы обратить любовный пыл короля на великолепное создание. Таким образом он надеялся добиться удаления Дианы и полного влияния на слабого монарха. Но он проиграл: предупрежденная Диана потребовала удаления шотландки и привезла неверного короля в Анэ (август 1550 года). Во всей этой истории косвенным образом была замешана Екатерина: разве ей не было выгодно удалить всемогущественную фаворитку? Однако она повела себя как ревнивая супруга и таким образом сумела сблизиться со своим мужем. Весной 1551 года леди Флеминг родила мальчика: король признал его, и ему было дано имя Генриха де Валуа. Но против ее влияния единым фронтом выступили Диана и Екатерина. Не переносивший скандалов Генрих не смог стерпеть важничанья шотландки и отослал ее.

Подобно Диане, Екатерина простила короля и в качестве его признательности добилась для себя выполнения супружеского долга: в декабре 1550 года она снова беременна. Спустя некоторое время после рождения внебрачного ребенка родился еще один законный сын короля Эдуард-Александр, будущий Генрих III. Но, конечно же, это приключение не помешало Генриху II продолжать «ходить на сторону».

В эпизоде с шотландской любовью короля перемешались иностранная политика и брачные перипетии, что восстановило друг против друга Гизов и Монморанси. Но они соперничали еще и в плане отношений с Карлом V. Благосклонно [71] настроенный по отношению к Карлу V, Монморанси не без страха смотрел, как Генрих II, не забывший унизительного плена, требует от императора появиться на его коронации в качестве графа Фландрского — вассала Французской короны. Когда Карл V ответил, что прибудет во главе пятидесяти тысяч вооруженных дворян, коннетабль усилил охрану границ и подготовился к возобновлению военных действий. Италия предложила свою территорию в качестве привилегированного места для поединка между Габсбургами и Валуа. На этот раз королева была заинтересованной стороной: она хотела воспользоваться создавшейся ситуацией, чтобы изгнать своего кузена Козимо, герцога Тосканы. Последствия этого в любом случае были бы благоприятными для Екатерины: она могла вернуть герцогство как законная наследница, править там со своим мужем и передать власть одному из своих сыновей; или же, наоборот, восстановить Республику, сторонниками которой были ее кузены Строцци и большинство флорентийцев, живших в изгнании во Франции. Можно было предвидеть тот факт, что эта Республика отдаст себя под покровительство Французской короны.

Враг, которого надо было уничтожить, был кузен и друг детства Екатерины — Козимо Медичи, сын Марии Сальвиати и Джованни делла Банде Нере. Он захватил власть во Флоренции, убив 5 февраля 1537 года с помощью Лоренцино (Лорензаччо) его кузена Алессандро Медичи. Фелиппе Строцци, дядя Екатерины, выступил с оружием в руках против нового герцога, но тот разгромил его при Монте-марло в 1538 году и заключил в тюрьму, где он и умер. Флорентийский поход был семейным делом, в котором Франция становилась гарантом. Слишком поздно ставший на сторону своей невестки, Франциск I признал первенство посла Феррары, а не посла Козимо Медичи, связанного с Карлом V.

Однако Екатерина, имевшая виды на часть имущества герцога Алессандро, не хотела осложнять отношения. Через посредничество посла Альфонсо Торнабуони она добивалась милости своего кузена Козимо и его матери. В 1545 году она [72] писала с великим сожалением, что первенство при дворе Франции было даровано Ферраре.

Но такое благодушие было обманчивым. Генрих II не так умело скрывал свои чувства. Все европейские дворы знали, что он требовал принадлежащую по закону его жене герцогскую корону Тосканы.

Генрих находился под давлением своего окружения. При его дворе было много итальянских и французских дворян, которых влекли миражи приключений по ту сторону Альп. Сама фаворитка была заинтересована в Итальянской кампании, которая позволила бы ей вернуть маркграфство Кортоне — вотчину ее предков, которое она собиралась очень выгодно продать Святому Престолу.

Результатом итальянских войн стало итальянское художественное и литературное вторжение во Францию: общеизвестно влияние итальянцев на поэзию Возрождения. Уже с давних пор во многих дворянских семьях итальянцы занимали посты наставников. У Генриха II, очень хорошо говорившего по-итальянски, был учитель — гуманист Бенедетто Тальякарне. Королю посвящались многие труды, например, трактат Черлио об архитектуре. Он принимал при своем дворе Бернардо Тассо. Из семидесяти четырех иностранцев, которым при его дворе выплачивалось содержание в 1549 году, семьдесят три были итальянцами.

Королева Екатерина без труда окружила себя большим количеством итальянских слуг, которые всю ее жизнь оставались при ней. Это — секретари Альбицци и Перуцци, духовники — Джулио Сальвиати, Никколо Мария Сегизо, Джованни Батисто Бенчивени, Марко Ситико — будущий кардинал, Турселло, многочисленные придворные офицеры, гонцы Ульмеркото и Верчелли, астрологи Руджиери, Новио, Симеони. Все эти люди разделят судьбу своей «госпожи». Но есть и другие итальянцы, которые жили при французском дворе, ожидая возвращения на родину. Эти люди — беглецы, fuorusciti, покинувшие самые разные города полуострова, но в большинстве своем бежавшие из Флоренции. Королева была для них полюсом притяжения. Она больше всего доверяет слугам-флорентийцам: среди них ее мажордом [73] Луиджи Аламанни, флорентийский изгнанник, и его жена Магдалена Бонаиути — ее камерфрау с 1552 года; ее доверенные лица — семейство Гонди, в частности, жена Антонио де Гонди — Мария Екатерина де Пьерревиве, владелица Перрона, давшая королеве рецепт от бесплодия, и особенно троюродные братья Екатерины — Пьеро, Лео, Роберто и Лоренцо Строцци, разжигавшие страсти против «Флорентийского тирана».

Флорентийские fuorusciti были самыми неуемными среди всех итальянцев, и к ним больше всего прислушивались король и королева. Но неаполитанцы тоже имели некоторое влияние. Их предводителем был Джованни Караччьоло, князь Мелфи, маршал Франции и губернатор Пьемонта до 1550 года. Главными членами «неаполитанской партии» были герцог д'Атри, Джан Франческо д'Аквавива, его родственник со стороны жены, а главное — князья из семейства Сан Северино — герцог Сомма и князь Салерно. Менее богатые, менее цепкие и имевшие меньшую по сравнению с флорентийцами поддержку, неаполитанцы были готовы поддержать любую новую акцию Французской короны на юге полуострова.

Среди французов де Гизы были самыми убежденными сторонниками агрессивной итальянской политики, позволявшей открыто напасть на Карла V в Неаполе и Миланском герцогстве. Когда Карл де Гиз отправился в Рим за своей кардинальской шапкой, он собрал друзей Франции во время своей долгой поездки через всю северную Италию. Семейные интересы Гизов были обращены к Неаполю и Сицилии, где правили когда-то их предки. Они готовили необычный брачный союз Франсуа, герцога д'Омаля, и Анны д'Эсте — дочери Геркулеса II, герцога Феррарского, и Рене Французской — дочери Людовика XII. Официально об этом объявили при дворе 10 февраля 1548 года. Король решил отправиться в Пьемонт, где встретился с Геркулесом д'Эсте, чтобы скрепить брачный договор. Встреча состоялась 19 августа в Турине, в то время город был оккупирован французами. Генрих II вернулся туда в сопровождении своей любовницы и жены, чтобы торжественно вступить в [74] Лион, столицу итальянских изгнанников. Прием, который был ему там оказан, пробудил надежды, которые связывались с этим французским монархом, мужем одной из Медичи.

Другим залогом интереса короля к Италии был союз с семьей папы Павла III Фарнезе. Понтифик был щедрым отцом: 14 августа 1545 года он передал своему сыну Пьеро Луиджи герцогства Пармы и Пьяченцы. Октавио, старший сын герцога, женился на Маргарите Австрийской, внебрачной дочери Карла V, вдове Алессандро Медичи. Но этот брак не улучшил отношений между императором и семейством Фарнезе. Как добрый дедушка, чтобы обеспечить своих внуков, Святой отец решил сблизиться с Францией, демонстрируя свое дружелюбие. Он возвел Карла де Гиза в кардинальский сан и отправил Екатерине Медичи украшение, символизирующее доброе расположение Святого Престола — благословленную им золотую розу. А главное, он предложил королю своего второго внука Горацио в качестве мужа для Дианы Французской, «мадам Бастард» — дочери Генриха II и пьемонтской девицы Филиппы Дучи. Девочке было девять лет. В качестве согласия папа послал ей жемчужное ожерелье. Юный жених Горацио прибыл ко двору Франции, чтобы усовершенствовать там свое воспитание.

Все уже знали о союзе Генриха II и семейства Фарнезе, когда вдруг 10 сентября 1547 года в Пьяченце был убит Пьеро Луиджи Фарнезе четырьмя сеньорами-заговорщиками, сообщником которых был Ферранте Гонзаг — ближайший помощник Карла V. На следующий день Гонзаг именем императора оккупировал Пьяченцу.

Так у короля Франции появилась законная причина выступить в Италию. Генрих II и Екатерина Медичи написали Павлу III письмо, в котором обещали ему свое покровительство. Карлу де Гизу, вызванному в Рим в связи с получением кардинальского сана, было поручено разведать обстановку перед тем, как начинать военные действия. Юный Горацио Фарнезе, ставший рыцарем Ордена короля, возвратился в Италию. 4 ноября в Риме он принял инвеституру герцогства Кастро: так папа ответил на требования Генриха II о [75] предоставлении территориальных гарантий. Но король так и не решился отправить в Парму своего доверенного человека Пьеро Строцци, так как опасался волнений среди итальянцев. Он обжегся на недавней неудаче в Генуе, где в январе 1548 года заговор Джулио Чибо в пользу Франции закончился арестом его главы и казнью. Тем временем Октавио Фарнезе, не желая рисковать и желая сохранить Парму, решил заключить союз со своим врагом Ферранте Гонзагом. Потрясенный поведением своего внука, Павел III умер 10 ноября 1549 года.

Разногласия с папой не помешали Октавио добиться, чтобы перед открытием конклава кардиналы утвердили пресловутое бреве, данное in extremis (перед кончиной) умирающим дедом в его пользу и подтверждающее его право на владение Пармой (21 ноября 1549 года).

Эта поспешность только навредила ему. Юлий III, избранный 7 февраля 1550 года папой, заявил о своем намерении передать Парму и Пьяченцу Карлу V. Это означало, что он публично выступил против Франции. Генрих II не мог оставить это без ответа.

В соответствии с договором от 27 мая 1551 года он обязался предоставить Октавио Фарнезе две тысячи пеших воинов и двести рейтар с выплатой ежегодной субсидии в 12000 золотых экю. Юлий III представляет Октавио бунтовщиком, лишает его герцогства и объявляет ему войну. Дон Ферранте Гонзаг, наместник императора, захватывает Пармезан. Fuorusciti, и особенно Строцци, кузены королевы, будут сражаться с имперскими союзниками папы. Пьеро Строцци, сопровождаемый Горацио Фарнезе, вступит на территории Пармы и ла Мирандоле.

Летом отношения между Францией и Римом настолько ухудшились, что король решает вывести галликанскую церковь из повиновения папе. Он отсылает нунция Тривульцио, запрещает выплачивать Риму деньги за получение булл о церковных бенефициях и, наконец, мобилизует десять тысяч солдат-ветеранов.

Все эти меры вынуждают папу искать мира: он направляет двух легатов — кардинала Карпи — к Карлу V и [76] Джироламо Вералло — к Генриху II. 1 октября он направляет два бреве — Екатерине Медичи и Диане де Пуатье, в которых дает ему рекомендацию.

Юлию III пришлось публично покаяться. Изменение в его поведении наступает в тот самый момент, когда Монморанси и враги fuorusciti пожинают жалкие плоды летней кампании Пьеро Строцци и Горацио Фарнезе. Они называют авантюристами живущих при французском дворе итальянцев. Монморанси воспользовался крайне досадным для Строцци происшествием: приор Капуи Лео Строцци приказал казнить своего исповедника Джана Баттисту Казелла, прозванного Корсо (Корсиканец) за попытку организации заговора против него. 16 сентября он бежит из Марселя с двумя галерами и отправляется на Мальту, чтобы избежать мести адмирала де Танда, шурина Монморанси. Коннетабль во всеуслышание заявляет о предательстве.

Екатерина испугалась, что ее кузены попадут в немилость. Всего только неделю назад родился ее сын Эдуард-Александр, а она уже спешит написать королю и Монморанси. Она изображает гнев: «Лучше бы Господь его утопил!» и дальше: «Я хотела бы, чтобы Бог был милостив к нему и забрал бы его из этого мира в тот час, когда он пожелал бы покинуть его». Но это возмущение было призвано его защитить. Она уверена, что «он сделал это не по злобе». Она обвиняет «этого злого человека — Джана Баттиста Корсо», а главное, она умоляет коннетабля сделать так, чтобы король верил в синьора Пьеро, потому что хоть его брат и совершил ошибку, я уверена, что «он умрет, служа королю».

В течение зимы отношения с Римом восстановились. В апреле 1552 года кардинал де Турнон договорился о прекращении военных действий в герцогстве Пармском и графстве ла Мирандоле. Октавио Фарнезе сохранил за собой герцогство Пармское, а Горацио — герцогство Кастро. Это стало политической и моральной победой короля Франции, который на данный момент обладает всей полнотой власти в Италии. Укрепление могущества Фарнезе, один из которых станет его будущим зятем, даст Генриху II возможность позже вторгнуться в Италию, используя этот союз. [77]

А пока флорентийцев-изгнанников затмили Фарнезе: их союз с королевской семьей считается окончательно скрепленным браком Горацио и Дианы Французской 14 февраля 1553 года. К несчастью, этот брак очень скоро распался — супруг погиб 19 июля при осаде Эдена. Папа Юлий III сообщил Генриху II о готовящемся союзе между Фарнезе и Козимо Медичи. Предупрежденная об этом Екатерина не может скрыть своей горечи. Она жалуется, что у нее никто не попросил совета. Секретарь посла Тосканы во Франции пишет Козимо, что она плакала в присутствии короля, «говоря, что к ней не испытывают никакого почтения». Разве у королевы нет никакого влияния, а флорентийские интересы забыты?

Но в реальности все обстояло иначе. Генрих II скрывал свою игру. Он решил продолжать итальянский поход, как это впоследствии показало его вторжение в Сиену.

Подготовкой вторжения занимались кардиналы де Турнон и Феррарский. Воспользовавшись поддержкой главных сторонников Франции в Италии, с 15 по 18 июля 1552 года в нейтральном городе Кьоджа они смогли заложить основы будущего похода. С их планами согласились большинство fuorusciti. Выгода для тосканцев была очевидна: Сиена находилась в двух-трех днях пути от Флоренции, ее захват становился, таким образом, захватом стратегического бастиона в ходе ожидаемого наступления против герцога Козимо Медичи.

А неаполитанские изгнанники надеялись, что Тоскана станет этапом на пути к их королевству.

Генрих II согласился взять Сиену под свое покровительство. Главным правителем города он назначил кардинала Ипполита д'Эсте. Это был ловкий ход: кардинал был другом Козимо Медичи, поэтому Франция могла и дальше производить впечатление нейтрального государства. Но 4500 вооруженных дворян охраны кардинала, расположившиеся в городе в ноябре 1552 года, составляли настоящий гарнизон. Это не смогло ввести в заблуждение герцога Флоренции. В феврале 1553 года он призвал своего посла в Сиену и с великим удовлетворением наблюдал, как его шурин [78] Педро Толедский, командующий армией Карла V, захватывает сиенские города.

Вступление Франции в войну становилось неизбежным. Его несколько задержал Корсиканский поход неаполитанских изгнанников, осуществленный, вполне вероятно, с согласия Гизов. В августе 1553 года с помощью турецкого флота остров был отбит у генуэзцев. Остров призван был стать промежуточным этапом в продвижении войск на Италию морским путем.

Наконец, 29 октября в Вилле-Котре кузен королевы Пьеро Строцци получил патенты, удостоверяющие его назначение королевским наместником в Тоскане вместо кардинала д'Эсте.

Всех итальянцев, живших при французском дворе, призывали сопровождать его в походе, флорентийские банкиры открыли свои сундуки, а королева Екатерина попросила у своего супруга разрешения вербовать солдат в своей вотчине Оверни для оказания поддержки экспедиции.

Имея деньги и армию, располагая флотом в сорок галер, Пьеро Строцци морем направился в Рим, где 22 и 23 декабря встретился с папой и французским послом. 2 января 1554 года он вступил в Сиену. Генрих II простил его брата — приора Капуи и дал ему исключительную должность: назначил начальником всех королевских галер в Италии. Он имел право на личную эскадру в шесть галер. Война должна была развернуться на суше и на море.

В Риме французы хвастались, что скоро Тоскана окажется во власти короля, а Флоренцией будет управлять второй сын Генриха. Но на месте ситуация оказалась не особенно благоприятной. Строцци и Ипполит д'Эсте никак не могли решить, кто из них главнее. Когда 8 мая кардинал уехал в Феррару, испанские и флорентийские войска готовились к осаде Сиены.

Видя такую опасность, банкиры и купцы «внешней Флоренции» снова собрали средства в Риме, Венеции, Анконе и Лионе: флорентийцы из Лиона дали деньги на четырехмесячное содержание двух тысяч пеших воинов. Екатерина также собрала значительную сумму, отдав в залог [79] или продав часть своих французских владений на общую сумму в 100000 экю. Генрих II к этому добавил еще более значительные средства: по мнению одних наблюдателей — 500000 экю, а по мнению других — 150000. Только что построенные галеры к концу мая должны были выйти в Тиреннское море и присоединиться к флоту приора Капуи и Алжирского дея.

Так как Генрих II отправился в Пикардию воевать с имперской армией, Екатерина, назначенная регентшей, обосновалась в Реймсе, откуда она увлеченно руководила борьбой за восстановление «флорентийской свободы». 16 июля она узнала о гибели своего кузена Строцци, приора Капуи, убитого при штурме деревни у Пьомбино. Эта новость была передана королю, который немедленно назначил Пьеро маршалом Франции — «чтобы увеличить его престиж и чтобы утешить его после смерти брата».

Печальное совпадение: 2 августа 1554 года — в тот же день, когда выехал в путь гонец, везший приказ о его назначении, Пьеро Строцци потерпел сокрушительное поражение при Марчиано от маркиза де Мариньяно, генерала имперской армии. Он оставил на поле битвы около четырех тысяч убитых и две тысячи пленных. Сам он был серьезно ранен, но смог укрыться в Монтальчино. Блез де Монлюк, командовавший французскими солдатами, страдая, как говорили, от смертельной болезни, смог отступить к Сиене с тремя тысячами ландскнехтов, частью французских войск и остатками кавалерии. Он подготовился противостоять ставшему неизбежным последнему штурму.

Екатерина, тяжело переносившая беременность, была в Компьене, когда 14 августа гонец маршала де Бриссака и казначея Франции в Риме, епископа Лодевы Доминика дю Габра, сообщил о разгроме при Марчиано. Посланцу было приказано не пугать королеву. Он поехал в Пикардию, где король одержал победу при Ранти. Королева узнала о поражении из других писем только 19-го августа: из лагеря Генрих II прислал дворянина, которому было поручено в мягкой форме сообщить об этом королеве. [80]

Королева была в отчаянии и долго плакала. Ее возмутила трусость итальянских войск, покинувших поле боя. Она была крайне недовольна, что новость от нее так долго скрывали, но обретя привычное хладнокровие, направила к своему раненному в перестрелке кузену Пьеро Строцци своего камерлакея Герино. Она очень переживала и постоянно с большой нежностью говорила о побежденном. Было крайне важно теперь спасти его от немилости и ободрить лионских и римских флорентийцев: она написала им, что король решил направить в Тоскану сильное подкрепление.

Генрих II действительно собирался это сделать. Как только он узнал о поражении, он направил в Италию к Пьеро Строцци Клода Ле Бретона (Бретонца), сеньора де Вилландри. Необходимо было выяснить, какими силами король располагал в Сиене, и восстановить связь с французской партией в Риме. Вилландри встретился с новым маршалом 29 августа в крепости Монтальчино. В соответствии с его указаниями затем он отправился в Рим, чтобы подготовить реванш. Король в присутствии сиенского посла во всеуслышание заявил, что он решил «отомстить герцогу Флоренции». Он приказал везти пшеницу в осажденный город из самых отдаленных провинций королевства, даже из Бретани и Нормандии. Он говорил, что его больше мучит рана Строцци, чем поражение при Марчиано. Но тут же, 13 сентября, он пишет Геркулесу д'Эсте и просит его узнать об условиях примирения с Флоренцией. Если воинственный пыл короля был, скорее, наигранным, то Екатерина была настроена очень решительно. 29 сентября 1554 года она писала сиенцам: «Пусть наша любовь к Родине будет для вас залогом того, что мы приложим все силы, чтобы наш могущественный король помог вам сохранить ваше государство и вашу свободу».

Через некоторое время Генрих II объявил им, что в Тоскану направлена армия, одержавшая победу в Пикардии, ею командовал маршал де Сент-Андре. Такая поддержка придавала мужества Пьеро Строцци. Едва оправившись от ран, он собирает остатки своей армии. Он думал, что Сиена сможет продержаться до апреля 1555 года и у него тогда [81] будет время восстановить армию. Но он не учел усталости и недоверчивости сиенцев: боясь, что Франция их оставит, они начали переговоры с герцогом Флоренции. Капитуляция Сиены была подписана 17 апреля 1555 года. Главные бунтовщики, люди Строцци и французские войска де Монлюка, смогли уйти в горы Монтальчино.

До сих пор герцог Козимо пользовался своим союзом с императором и папой. Но удача улыбнулась флорентийским изгнанникам (правда, некоторые считали, что это дело рук Провидения): так случилось, что после смерти Юлия III 23 марта 1555 года его преемником стал Марцелл II, правление которого продолжалось всего двадцать один день. Третий папа 1555 года — Павел IV, избранный 23 мая, был нечто вроде переходного папы из-за своего преклонного возраста — ему было около восьмидесяти. Ожидалось, что он будет очень спокойно руководить Святым Престолом. Но он поступил как раз наоборот.

Намерения папы прояснились очень быстро. У него был племянник-авантюрист — Карло Карафа, высланный из Неаполя. Этот кондотьер воевал в Парме против Юлия III и Карла V, потом в Сиене против Козимо Медичи и маркиза де Мариньяно вместе с Пьеро Строцци: 7 июня в консистории дядя провозгласил о назначении этого грубого солдата кардиналом. 16 июля он назначил его Государственным секретарем, то есть первым министром Святого Престола. После этого стало понятно, что Павел IV отдал все силы Римской церкви делу борьбы против Карла V и герцога Флоренции.

В Монтальчино маршал Строцци очень быстро сообразил, какую выгоду он может извлечь из создавшейся ситуации. Когда в июне он оказался в окружении имперских войск, то поспешно на кораблях ушел во Францию. Он предложил королю возобновить военные действия на море. Но Генрих II пребывал в очень плохом настроении после сиенской капитуляции. Он приказал ответить Строцци, что тот уже достаточно скомпрометировал его на суше, не хватало только сделать это на море. Маршал бы неизбежно оказался в немилости, если бы королева Екатерина не выступила в [82] его защиту. С помощью Монморанси 20 июля она вызвала своего кузена ко двору. Однако ей не удалось помешать королю выразить свое неудовольствие, когда он особенно холодно встретил маршала.

Новости, приходившие из Рима, давали тем не менее надежду, что Строцци вскоре снова понадобится в Италии.

Кардинал Карафа назначил одного из самых выдающихся представителей флорентийской колонии в Риме Сильвестро Альдобрандини главным аудитором Курии. Когда-то, во время подавления флорентийского бунта, Климент VII приговорил его к смерти, но его спасла юная Екатерина Медичи. Новый главный аудитор об этом не забывал. Его первые акты были открыто направлены против герцога Козимо: по его наущению папа потребовал возместить доходы от Флорентийского епископства номинальному архиепископу, изгнаннику Альтовити. А кардинал-кондотьер в это время готовил возобновление войны в Сиене. Осенью он собирал войска на границах папского государства и Тосканы и написал Генриху II, чтобы тот взял на службу Пьеро Строцци. Король не мог отставать от Святого Престола. В письмах, отправленных 13 июля своим бальи и сенешалям, в которых сообщалось о провале мирных переговоров с императором и королем Англии, он засвидетельствовал, что готов возобновить военные действия. Потом в других письмах от 17 июля он заявил о своем намерении сражаться на суше, а с помощью турецкого флота — и на море, чтобы «вынудить императора и его союзников привлечь все военные силы на борьбу в Италии».

6 августа в папском порту Чивитавеккья Карло Сфорца, приор Ломбардии, и его брат — кардинал Санта-Фьоре, оба — члены испанской партии, захватили французские галеры. Этот инцидент дал возможность папе и французскому королю подписать 14 октября 1555 года проект лиги, над которым работал Аннибале Ручеллаи — флорентиец, секретарь кардинала Карафа, который позже станет доверенным лицом и другом Екатерины Медичи.

25 октября по просьбе Екатерины Генрих II вызвал ко двору маршала Строцци. Жители Сиены, укрывшиеся в [83] Монтальчино, тоже приехали, чтобы просить короля о вторжении в Тоскану — это стало возможно благодаря союзу с Карафа. Вместе с ними кузен королевы направился в Чивитавеккья, где он должен был встретиться с кардиналом — государственным секретарем. Было решено оказать территориальную поддержку семье Карафа.

Окончательный текст лиги между Францией и Святым Престолом, подписанный 15 декабря, уточнял, что в случае захвата Сиены, город и его земли станут собственностью Святого Престола и что с согласия его жителей папа отдаст это государство старшему из своих племянников — графу Монторио. Но ратификация лиги затянулась, и при французском дворе верх взяла мирная партия.

5 февраля 1556 года в Восель между императором и Францией было подписано пятилетнее перемирие в основном благодаря действиям коннетабля де Монморанси. Объявленное в Париже и вскоре утвержденное императором и английским королем краткое перемирие затрагивало всех «друзей и союзников» Франции: среди них были епископы Меца, Туля и Вердена, территории которых с 1552 года были захвачены Францией, семья Карафа, семья Фарнезе, граф Никколо Орсини, флорентийские и сиенские fuorusciti. Из перемирия исключались только Неаполь и Сицилия, что означало отмежевание Франции от Карафа.

В Риме 2 февраля кардинал-племянник поселил Строцци и его супругу в Ватикане. Маршала восторженно приветствовала толпа флорентийцев, рвавшихся на войну в Тоскану.

Узнав об этом великолепном приеме, королева Екатерина тепло поблагодарила кардинала.

Новость о Восельском перемирии вызвала в Риме бурю возмущений. Государственный секретарь публично назвал короля предателем. Папа тайно вызвал испанского посла и обнял его. Он направил поздравительное бреве Карлу V. В действительности он разозлился на Генриха II и не мешал своему племяннику готовить реванш.

Кардинал-кондотьер поручил герцогу Сомма, предводителю неаполитанских изгнанников, в последний раз попытаться [84] разубедить Генриха II не выполнять условия перемирия. Смущенный король очень милостиво принял герцога, и когда 28 февраля тот уезжал в Рим, пожаловал ему орден Святого Михаила и должность полковника итальянской инфантерии, которую раньше занимал Пьеро Строцци. Он отблагодарил его, подарив 1000 золотых экю и замки Кастелоттьери и Монторио в Сиенском государстве с доходом в 2000 экю: такой подарок, сделанный неаполитанцу, не участвовавшему в Восельском перемирии, должен был показать, что намерения короля по отношению к Италии остались неизменны. Генрих поручил герцогу уверить Павла IV в своей абсолютной преданности. Королева Екатерина сама написала кардиналу, подтвердив сказанное королем.

Карафа хотели полной уверенности. Наперекор Восельскому перемирию они считали, что герцога Феррарского, которого король перед этим снабдил деньгами и армией для следующей кампании, по-прежнему можно было использовать в качестве главного капитана лиги. В феврале и марте папские бреве утвердили его в этой должности.

Настоящим главнокомандующим был Карло Карафа. Назначенный дядей легатом, кардинал высадился во Франции с пышной свитой в двести пятьдесят человек, среди которых были Пьеро и Роберто Строцци. Он приехал с подарками: античными мраморными статуями и дорогими тканями. Он вез королю благословленные папой шляпу и шпагу, а Екатерине — символический подарок — золотую розу. Это было, скорее, военное, чем религиозное посольство: в свите Карло Карафа была куртизанка для его личного пользования. Легат открыл свои истинные намерения, когда при дворе узнали о необычайно суровых мерах, принятых папой в отношении римских сторонников Испании: 4 мая папа торжественно отлучил от церкви Колонна и лишил их имущества в пользу старшего из Карафа — графа Монторио, которому 10 мая было пожаловано герцогство Пальяно. Продолжая в том же духе, в июле папа приказал арестовать в Риме начальника имперской почты Джованни Антонио Тассиса и двух испанских агентов Гарсилассо де ла [85] Вега и Ипполито Капилупи. 27 июля в консистории он предложил лишить Карла V и его сына Филиппа корон: этот акт был торжественным объявлением войны.

Летом стало известно о предательстве Октавио Фарнезе, бывшего всегда союзником Франции, а теперь озабоченного получением реституций4), полагавшихся ему по Восельскому перемирию.

1 сентября 1556 года герцог Альба, вице-король Неаполя, начал наступление против папы. 7 сентября вовремя возвратившийся в Рим Карло Карафа вместе с Ла Гардом и Строцци принял командование, защищая подступы к Вечному Городу. 5 октября, узнав об испанской инициативе, Генрих II объявил папе, что направляет ему на помощь армию в пятьсот копий и десять тысяч швейцарцев, которой очень хотел командовать герцог де Гиз. Екатерина, едва оправившаяся после тягостных родов, изменила это решение. Она ликовала, дала «честное слово» новому нунцию — неаполитанцу Чезаре Бранкацио, что решение ее супруга было окончательным и повсюду расхваливала кардинала Карафа. Она отправила в Лион капитана Никколо Аламанни, чтобы просить флорентийских банкиров о займе. Посол Филиппа II Симон Ренар отметил, что у них просили 300000 экю, которые бы выплачивались с помощью увеличения податей. Лионские fuorusciti ответили королеве, что они оплатят две тысячи пеших воинов и четыреста всадников, когда Франция повернет оружие против Тосканы.

Решительно и оптимистично настроенная Екатерина, к тому же узнавшая об измене Фарнезе, предложила королю потребовать свою собственную старинную вотчину — герцогство Урбинское у Гвидобальдо делла Ровере, супруга Виттории Фарнезе.

Тем временем уловки французской политики совершенно не успокаивали Карло Карафа. В сентябре, чтобы защитить [86] самого себя, кардинал-племянник начал секретные переговоры с герцогом Альбой. Их результатом стало краткое перемирие. Торжественная встреча с испанцами состоялась с 24 по 28 ноября на Isola sacra, Святом острове, около Остии, в присутствии Пьеро Строцци и нескольких французских дворян. Среди них был Франсуа де Монморанси, сын коннетабля, приехавший в Рим, чтобы просить о расторжении тайного брака. Карафа оправдывался перед французами, доказывая, что он хотел только выиграть время, ожидая помощь Франции.

Екатерина была очень признательна Карафа за то, что они примкнули к французской партии итальянских изгнанников. Она сообщила им, что французская корона не держала на них зла из-за договора, который они были вынуждены заключить с Испанией. Вернувшись к менее значительным заботам, чем завоевание государств, она снова начала требовать свое личное имущество. Она попросила папу вынести в ее пользу приговор против Маргариты Австрийской, внебрачной дочери Карла V, супруги изменника Октавио Фарнезе, которая удерживала имущество, принадлежавшее ее первому мужу, Алессандро Медичи, и ее кузену, кардиналу Ипполиту. Потребованное ею возмещение было весьма жалким реваншем по отношению к герцогу Пармскому и императору — двум главным врагам в итальянской политике, которую по ее наущению вел ее муж.

Но в личном плане уже десять лет она преследовала одну и ту же цель: ни в чем не отрекаться от своих прав, сохранять наследие своих детей. Такое постоянное участие в государственных делах развило в ней властность и стремление к ответственности, впоследствии развившееся еще больше.

27 июля 1548 года, когда Генрих II был в Пьемонте, она возглавила совет, в состав которого вошли кардинал Лотарингский и герцог де Гиз, канцлер Оливье, сеньор де Сент Андре и Филипп де Коссе-Бриссак, епископ Кутанса.

Позже, 25 марта 1552 года, Генрих II доверил ей регентство, перед тем как в апреле вместе с Монморанси начать военную кампанию на Рейне, давшую возможность оккупировать три франкоговорящих епископства, присоединенных [87] к империи: Мец, Тулон и Верден. Удостоившись такой чести, Екатерина смогла избежать второстепенной роли, навязанной ей альянсом Дианы де Пуатье и коннетабля. В конце марта она вдруг заболела скарлатиной в Жуанвиль-ан-Шампань и чуть было не упустила этот случай. К счастью и благодаря преданности Дианы, ставшей ее сиделкой, королева вовремя выздоровела, для того чтобы сыграть роль регентши. Каково же было ее разочарование! Она приказала зачитать ей ее полномочия и с изумлением обнаружила, что она не одна руководила этим советом. Ей в помощь был придан Бертран, хранитель печатей, доверенное лицо Дианы. Вместе с Клодом д'Аннебо, французским адмиралом, она имела право поднять войска, если того требовала защита королевства. В остальном решения принимались большинством голосов совета. Она пожаловалась по этому поводу и заметила, что когда Луиза Савойская была назначена регентшей, в этой должности у нее не было никакого «компаньона». Поэтому она отказалась от объявления в парламенте и счетной палате о своем регентстве, «которое, скорее, уменьшит, чем увеличит тот авторитет, который у нее есть, тем более, что она имеет честь быть той, кем она доводится королю».

Коннетабль ответил, что без этого объявления обойтись нельзя. Она вернулась к своим обязанностям и получила некоторые успокаивающие уточнения от мужа, потому что затем она ограничивалась тем, что просила коннетабля и короля как можно чаще инструктировать ее. Она попыталась «узнать должность интенданта». Но вместо благодарности неприветливый коннетабль попросил ее умерить свою инициативу: «Вы не должны входить ни в какие растраты, не должны отдавать приказы о налогах, не сообщив мне об этом и не получив моего одобрения». Тогда Екатерина с головой окунулась в заботы управления Шалоном, Ретелем, Седаном, Ла Фером. Она занималась не только военными операциями, но и дипломатией.

Еще два раза после краткой военной кампании на Рейне (апрель-июль 1552 года) король отправлялся воевать — в 1553 и 1554 годах. Екатерина снова занимала место регентши, [88] окружив свою деятельность театральной пышностью: она одевалась в черное и заставляла придворных «горячо молить Господа Бога Нашего о счастье и благоденствии отсутствующего короля». Она поручила коннетаблю охранять жизнь Генриха в бою: «Я с вами говорю как женщина», — писала она ему. По первому зову она всегда была готова отправиться к королю. Во время своего регентства она занималась второстепенными делами. Но после разгрома в Сен-Кентене все изменилось. Двор спасся бегством в Сен-Жермен и, несмотря на спокойствие королевы, опасность была действительно велика. После этого поражения были необходимы огромные денежные средства, чтобы собрать новую армию. Король поручил Екатерине попросить у горожан немедленной и значительной помощи. 13 августа королева отправилась в Городскую ратушу в сопровождении сестры Генриха II Маргариты и еще нескольких дам, «одетых в черное, как если бы они были в трауре». Екатерина «взволновала и воодушевила хозяев Парижа», как рассказывает Брантом, а в протоколе чрезвычайной генеральной ассамблеи горожан добавляется, что она смиренно попросила «помочь королю деньгами, чтобы как можно быстрее собрать армию в десять тысяч пеших солдат». Эта просьба, выраженная в самых трогательных словах, была принята после краткого обсуждения в отсутствие королевы: «Все жители вышеупомянутого города и пригородов без всякого исключения должны будут заплатить сумму в 300000 турских ливров». Это голосование стало первым ораторским успехом королевы.

И действительно, нужно было подготовиться к защите до возвращения итальянской армии. Генрих II предложил контратаковать противника, как только это станет возможным, на севере королевства. Был один город, заполучить который очень хотели французы — Кале. Как только в ноябре 1557 года в Компьене была собрана новая армия, король решил отправить герцога де Гиза воевать с этим городом, который еще со времен Столетней войны принадлежал Англии. А королем-консортом Англии, супругом Марии Тюдор, был не кто иной, как Филипп II, король [89] Испанский. Всю Европу потрясла скорость завоевания, закончившегося 13 января 1558 года — ведь город считался неприступным.

Эта победа подоспела как раз вовремя. В Париже с 5 января 1558 года заседали Генеральные штаты королевства. Одним из предметов обсуждения был брак дофина Франциска, помолвленного с юной королевой Шотландии, Марией Стюарт, племянницей герцога де Гиза, воспитывавшейся при дворе Франции. Чтобы облегчить заключение мира с Филиппом Испанским, в результате переговоров, начатых коннетаблем де Монморанси, находившемся в плену в Генте, было предложено заключить брак Елизаветы, дочери Генриха II и Екатерины Медичи, и испанского инфанта, дона Карлоса, а также брак дофина с сестрой Филиппа II. Взятие Кале положило конец колебаниям: помолвка наследника трона с королевой Шотландии была окончательно решена, заключена 19 апреля, а 24 апреля 1558 года состоялась свадьба. С этого момента стали говорить о браке Клод, дочери короля, с герцогом Карлом III Лотарингским. Эти брачные союзы тесно связывали семью Гизов с правящей династией. Для них это было одновременно результатом больших усилий и наградой за славные деяния герцога де Гиза.

В Италии герцог Феррарский примкнул к испанской партии. 21 апреля 1558 года он подписал договор с Филиппом II через посредничество Козимо Медичи, которому в качестве награды пообещал маленькую республику Монталчино.

Наследник Феррары, Альфонсо д'Эсте, женился на Лукреции, дочери герцога Баланса. После измены Феррары в Италии оставался единственный союзник Франции — граф ла Мирандоле.

Триумф флорентийского тирана был полным. Он проявился еще более ярко, когда волею судьбы 20 июня 1558 года Пьеро Строцци погиб при осаде Тионвиля. Королева Екатерина и король с великой печалью восприняли эту новость. Они подчеркнули свою привязанность к семье покойного тем, что оставили при дворе вдову Пьеро Лаудомину, [90] дав ей содержание в тысячу экю и в собственность — владение с шестью тысячами ливров дохода. Генрих II дал Филиппу, сыну маршала, титул смотрителя королевских покоев, содержание в четыре тысячи ливров и земли, приносящие десять тысяч ливров дохода — бывшее владение его отца. Во Франции ширилось движение Реформы, и поэтому необходимо было заключить мир с Испанией. 5 сентября 1558 года полиция арестовала большое количество людей, участвовавших в проповеди на улице Сен-Жак. Папа направил кардинала Тривульцио для того, чтобы одновременно облегчить мирные переговоры и борьбу против ереси. 3 января 1558 года легата торжественно встретили в Париже. Но протестанты продолжали устраивать свои собрания. С 13 по 19 мая они организовали молебны и пение псалмов на Пре-о-Клер, по соседству с Сен-Жермен-де-Пре, а также и за стенами города, в полях, примыкающих к заставам Сент-Антуан и Сен-Виктор. В них участвовали четыре или пять тысяч человек и несколько дворян, прибывших верхом, среди них был король Наваррский, Антуан де Бурбон, гугенотский пыл которого был всего лишь слабым отражением веры его супруги Жанны д'Альбре — троюродной сестры Генриха II. В связи с проведением мирных переговоров испанцы выдали французам людей, подозревавшихся в ереси, — в частности, племянников Монморанси. Франсуа д'Андело, брат адмирала Гаспара де Колиньи, временно исполнявший должность своего брата, находившегося в заключении, направил письмо протестантам Германии. В нем он говорил о неизбежном разделе королевства. Послание было перехвачено. Его использовали, чтобы предупредить кардинала Лотарингского, а через него — и короля. Проблема становилась международной. И правда — сначала 19 марта, потом 8 мая граф Пфальца, герцог Саксонский, маркграф Магдебургский, герцоги Цвайбрюкена и Вюртенбергский направили Генриху II прошение, в котором поддержали Парижскую реформаторскую церковь. 21 мая король дал быстрый и категоричный ответ: «Я желал бы, чтобы вы поняли, что большинство этих людей... являются возмутителями общественного порядка и врагами спокойствия [91] и единения христиан. Поэтому можно думать, что их намерения обратятся во зло».

Опубликованный 18 мая в Париже ордонанс запрещает «петь многочисленными группами в неурочный час и с оружием». Никакого действия он не возымел. 19 мая в Монсо-ан-Бри король приказал арестовать Франсуа д'Андело, считавшегося виновником событий в Пре-о-Клер. Арест доблестного воина, члена одной из самых знатных семей королевства — семьи коннетабля, любимого советника короля, демонстрировал решительность Французской короны преследовать ересь повсюду, где она проявлялась. Но эта мера, предложенная, как говорили, кардиналом Лотарингским, способствовала лишь возникновению пропасти между двумя дворянскими фракциями и спровоцировала ожесточенную борьбу между сторонниками де Гизов и Колиньи, несмотря на то, что пока еще удавалось сохранять видимость мира.

Уже начиналось противостояние двух партий. Во главе одной из них стоял сам король. Тот факт, что он хотел развязать себе руки и стремился освободить пленников Сен-Кентена, в частности, своего дорогого Монморанси, весьма упрощал мирные переговоры, начатые 8 октября 1558 года в аббатстве Серкам.

14 ноября переговоры чуть было не сорвались из-за непомерных запросов испанцев, требовавших полного возвращения всех французских завоеваний. И тогда Монморанси, боявшийся, что ему придется вернуться в тюрьму, посоветовал заключить договор любой ценой. Диана помогла ему убедить короля. Он заручился поддержкой фаворитки, согласившись женить своего сына Анри де Монморанси-Дамвиля на внучке Дианы — мадемуазель де Буйон. Вмешательство герцогини де Валантинуа стало решающим. 15 ноября Генрих II объявил, что для заключения мира он решил вернуть все захваченные территории, кроме Кале.

Таким образом, чтобы удовлетворить исключительно личные интересы Дианы и коннетабля, Генрих II пожертвовал мечтами о величии трех королей и видимыми достижениями, полученными в ходе полувековой настойчивой [92] деятельности монархов. Гизы были активными действующими лицами этой политики. Они были среди недовольных, сгруппировавшихся вокруг Екатерины: она сблизилась с ними после брака дофина с их племянницей Марией Стюарт. 14 ноября герцог поклялся королю, что никогда не вернет Пьемонт. Едва узнав о решении короля, повинуясь дерзкому чувству противоречия, королева бросилась к ногам своего супруга. Она умоляла его отказаться от такого унизительного решения. Разозлившись на коннетабля, она воскликнула, что от него всегда исходило одно только зло. Ее муж возразил ей, что напротив, Монморанси всегда действовал во благо, а те, кто поступал действительно дурно, были виновниками разрыва Восельского перемирия. Сказав это, он оставил ее и вскоре отправил де Сен-Сюльписа в Серкам, чтобы отменить данные 14 ноября Себастьяну д'Обепину, епископу Лиможа, инструкции о прекращении переговоров.

Печальная Екатерина вернулась в свои апартаменты. Чтобы отвлечься, она взяла почитать историю королевства. Ее пришла навестить Великая сенешальша. «Она спросила королеву, чем она занимается, а та ответила, что читает историю королевства, из которой выяснила, что во все времена шлюхи управляли делами королей», и повернулась к ней спиной.

6 февраля 1559 полномочные представители собрались в Като-Камбрези для заключения мира. Итальянские изгнанники, сыгравшие такую важную роль в политике Франции, в последний раз попытались получить хоть какое-нибудь вознаграждение за прошлые страдания. Но все было напрасно: Генрих II трусливо оставил сиенцев, борцов за свободу, и граждан Монтальчино на милость Козимо Медичи. Другие изгнанники — неаполитанцы, миланцы и тосканцы, не смогли воспользоваться преимуществами мира. Один из друзей Пьеро Строцци — Массимо дель Бене предложил Филиппу II, в случае его согласия, восстановить Флорентийскую республику и сумму в два миллиона золотых экю с передачей Пизы и Ливорно. Купцы fuorusciti в качестве компенсации предлагали отдать Козимо Медичи [93] замки и земли, расположенные в королевстве Неаполитанском и приносящие ежегодно от 50 до 100 тыс. золотых экю. Но каким бы лакомым куском ни была эта приманка, было уже поздно: все союзы были заключены — теперь король Испании не мог уже этим воспользоваться.

2 апреля 1559 года Като-Камбрезийский договор был подписан с Елизаветой Английской, а 3 апреля 1559 года — с Филиппом II и Эммануилом-Филибером Савойским.

Екатерина Медичи, приложившая столько усилий, страдала от сознания того, что Италия была для Франции потеряна. Кале — прекрасная компенсация после неудачи по ту сторону Альп, не являлась окончательной собственностью Франции: город будет принадлежать Французской короне в течение восьми лет, по истечении которых он должен быть возвращен Англии, которая в случае отказа от этого обязательства получит 1250000 ливров. Город станет французской собственностью только в том случае, если Англия предпримет враждебные действия против Франции или против суверенов Шотландии — Франциска и Марии Стюарт.

Заключение мира привело к передаче городов на севере королевства. В обмен на Сен-Кентен, Гам, Ле Катле, Теруан Филипп II забрал Мариенбург, Тионвиль, Ивой, Дамвиль, Монмеди и сохранил за собой Эден. Епископ Льежский возвратил Бовинь и Буйон.

Но по ту сторону Альп Франция вернула все, что было завоевано в ходе Итальянских войн. Герцог Мантуанский возвратил Монферратские земли, кроме Казаля и нескольких фортов; Филиппу II был возвращен город Валенца в Миланском герцогстве, захваченный герцогом де Гизом; Генуэзская Республика получила корсиканские крепости; власть в Сиене получил Козимо Медичи, ставший скоро великим герцогом Тосканским. Бывшее герцогство Савойское, важное завоевание Франциска I, Пьемонт, Ницца, Барселоннетта, Савойя, Бресс и Бюжей переданы генералу — победителю при Сен-Кентене Эммануилу-Филиберу. Он не только стал полноправным герцогом Савойским, но и женился на Маргарите, герцогине Беррийской. Это была [94] романтичная старая дева, принадлежавшая к французскому королевскому дому. Ей было тридцать шесть лет, и она была близкой подругой королевы Екатерины, которую, возможно, несколько утешил этот брак после разгрома Франции. Франция временно сохранила только несколько верных городов: Турин, Пинероло, Кьере, Кивассо и Вилланова в Астии до тех пор, пока в судебном порядке не будет назначен наследник Луизы Савойской. Генрих II также сохранил за собой по ту сторону Альп графство Салучи.

По условиям договора Филипп должен был жениться на старшей дочери Генриха и Екатерины, Елизавете де Валуа. Этот брак дублировал союз Маргариты Французской и герцога Савойского. Париж готовился к двойному торжеству, но это не помешало королю преследовать еретиков. 2 июня в Экуэне король издал указы, которые стали объявлением войны протестантам: «Мы приказали отправить во все провинции нашего королевства добрых и достойных людей, чтобы изгнать, наказать и исправить еретиков». 10 июня, раздраженный тем, что парламент сопротивлялся выработке принудительных мер против реформистов, Генрих II при дворе собрал все палаты на «заседание судейских». Возмущенный предложениями некоторых советников, он приказал арестовать шестерых, среди которых был Анн Дюбур.

В Париж уже прибывали гости на королевские свадьбы, и поэтому наказание советников было перенесено.

Испанский король остался в Брюсселе. Он сообщил, что короли Испании никогда не ездили за их женами и что их привозили в их страну и в их дом. 15 июня в Париж прибыли три знатных сеньора, которым было поручено по доверенности жениться на Елизавете де Валуа: герцог Альба, принц Оранский и граф д'Эгмон. Герцог Эммануил-Филибер Савойский прибыл 21 июня. С 22 июня начались торжества по случаю брака Елизаветы с церемонии в Соборе Парижской Богоматери, на которых присутствовали Колиньи и его брат д'Андело. Им пообещали, что советников-еретиков отпустят из Парижского парламента. 28 июня был подписан брачный контракт герцога Савойского. Свадебная церемония должна была затем состояться в Соборе Парижской [95] Богоматери. Со дня подписания контракта, среды, 28 июня, и до следующего воскресенья должен был состояться большой турнир на ристалищах, устроенных на улице Сент-Антуан около королевского дворца Турнель. Там сражался и Генрих II, носивший белый и черный цвета Дианы. Главными участниками турнира были также дофин Франциск, герцог Карл III Лотарингский, женившийся на Клод, второй дочери короля, 22 января прошлого года, герцог Франсуа де Гиз, князь Альфонсо Феррарский и Жак Савойский, герцог Немурский, красавец, известный своими бесчисленными любовными похождениями. Эта блестящая компания проехала мимо трибун, где блистая драгоценностями, сидели придворные дамы, окружавшие королеву и герцогиню де Валантинуа.

В среду 30 июня в 5 часов пополудни, король, уже сломавший несколько копий, захотел закончить бой ярким ударом. Он приказал своему капитану шотландских гвардейцев Габриэлю де Монтгомери, сыну сеньора Лоржа, выйти против него.

Говорили, что прошлой ночью Екатерине снился ужасный сон, в котором она видела своего мужа раненым, с окровавленной головой. Уже давно она боялась, что с ее супругом случится несчастье на турнире или он погибнет страшной смертью в поединке. В марте 1555 года лионский печатник Масё Боном опубликовал Центурии Нострадамуса, пророка и «ясновидца» из Прованса, ставшего медиком-астрологом и штатным советником короля. Один из катренов мог иметь отношение к Генриху II:

Молодой лев победит старого
На поле битвы, в одиночной дуэли,
В золотой клетке выколет ему глаз,
И умрет тот жестокой смертью.

За три года до появления Центурий, Люк Горик — астролог и итальянский епископ, с которым советовались все папы, начиная с Юлия II и заканчивая Павлом IV, дал Генриху II совет избегать любого одиночного боя, когда ему исполнится сорок лет, потому что в этом возрасте он [96] может получить рану в голову, от которой он или ослепнет, или умрет.

Эти советы были даны на основе звездных сочетаний, чему придавалось самое большое значение. Екатерина обезумела после своего сна, который она расценила как предзнаменование. Он приснился ей как раз накануне поединка на улице Сент-Антуан. Поэтому ее сердце забилось, когда она снова увидела готовых к бою всадников.

Столкновение было внезапным. Копье Монтгомери пробило забрало короля и раскололось. Обломок, оставшийся в руках капитана, прошел сквозь шлем, а его осколки вонзились в лоб над правой бровью и в оказавшийся пробитым левый глаз. Король, едва держась в седле, шатаясь, доехал до края ристалища, потом наткнулся на ограду. Зрители подбежали, чтобы остановить его лошадь. С короля сняли шлем: кровь хлынула потоком и залила его лицо. На трибуне дофин и все королевы — Екатерина, Мария Стюарт и Елизавета, упали в обморок на руки испуганно кричавших дам.

Короля перенесли в расположенный по соседству Турнельский дворец. Внизу главной лестницы он пришел в себя и захотел подняться сам, ступенька за ступенькой, «демонстрируя», как написал Альфонсо д'Эсте своему отцу, «настоящее мужество и королевскую силу». Ему поддерживали только голову, руки и грудь. За ним несли остававшегося без чувств дофина.

Короля положили на кровать в королевской спальне, и герцог де Гиз и коннетабль омывали ему руки уксусом. Он оставался неподвижен, молясь, до прихода штатных придворных медиков и хирургов, которые извлекли пять осколков, заставив его громко кричать от боли. Одна из деревяшек была длиной в палец. После этой операции короля вырвало. Он не мог принимать лекарства. Хирурги промыли рану белком яйца: больше они ничего не могли сделать. Герцог Савойский срочно отправил одного из своих слуг в Брюссель, чтобы попросить Филиппа II прислать знаменитого анатома Андре Везаля, прибывшего в Париж 3 июля. Жан Шаплен, первый медик короля, пригласил знаменитого Амбруаза Паре. [97]

Первую ночь Екатерина оставалась у постели своего супруга вместе с герцогом Савойским и кардиналом Лотарингским до трех часов утра. Их сменили герцог де Гиз и князь Альфонсо д'Эсте. Герцогиня де Валантинуа не пришла, боясь, что ее прогонит королева. Следующие дни король оставался без чувств. 3 июля наступило слабое улучшение — король послушал музыку и дал обет отправиться к Богоматери в Клери, а также продиктовал письмо послу Рима, в котором сообщал об аресте Анна Дюбура и других подозрительных советников, а также о своем стремлении вырвать ересь с корнем. Внезапно, вечером 4 июля, началась горячка, и король очень страдал от сильных болей в затылке. Вскрытие показало, что в мозгу образовался нарыв. Король был обречен. 9 июля у него едва хватило сил благословить дофина, потерявшего сознание от волнения. Молясь и плача, Екатерина мужественно присутствовала при агонии своего любимого супруга. Она была совершенно разбита: Екатерина слегла и не смогла присутствовать на свадебной мессе герцога Савойского и Маргариты Французской, которая очень поспешно и без всякой пышности состоялась в ночь на 9 июля. 10 июля в час пополудни Генрих II отдал Богу душу. Ему было сорок лет, четыре месяца и десять дней, он процарствовал двенадцать лет.

С этого дня и до самой своей смерти Екатерина не снимет печальных траурных одежд. Только два раза она наденет шелк: во время свадьбы своих сыновей — Карла IX и Генриха III. Она поменяет свои символы. Вместо радуги Ириды появится сломанное копье и девиз «Lacrimae hinc, hinc dolor» — «Вот причина моих слез и моей скорби»; или еще — гора негашеной извести со словами: «Ardorem extincta testantur vivere flamma»5). «Так она заявляла, — комментировал старинный историк, — что пламя истинной и искренней любви, какую она питала к своему супругу королю, все еще бросало свои искры после того, как угасла жизнь разжигавшего его государя». [98]

Королева погружается в воспоминания как раз в тот момент, когда Франция сосредоточивается, возвращая домой свои гарнизоны и увенчанных славой солдат, теперь растерявших идеалы и силы, готовых отдать свое оружие соперничающим группировкам.

Итальянская авантюра развила во многих стремление рисковать всем — честью и положением во имя смелого начинания. И Екатерина не прошла мимо этого опасного эксперимента: она научилась управлять людьми, хитрить и к своей выгоде использовать их интересы и страсти. С этой точки зрения, ее выгода была огромной. Она великолепно знает всех актеров, ее окружающих. Под очень удобной маской послушной пассивности она в действительности вела игру в пользу Франции в регионе, который более всего был дорог ее сердцу — в ее родной Италии. Отныне она готова играть свою собственную роль, с открытым лицом, перед всем миром. [99]


4) Реституция (от лат. restitutio — восстановление) — в международном праве возвращение имущества, неправомерно захваченного и вывезенного воюющим государством с территории противника (прим. перев.).

5) «Погасший огонь разжигает погасшее пламя» — лат. (прим. ред.).

загрузка...
Другие книги по данной тематике

И. М. Кулишер.
История экономического быта Западной Европы.Том 1

Вильгельм Майер.
Деревня и город Германии в XIV-XVI вв.

В.И. Фрэйдзон.
История Хорватии

Любовь Котельникова.
Итальянское крестьянство и город в XI-XIV вв.

А. Л. Станиславский.
Гражданская война в России XVII в.: Казачество на переломе истории
e-mail: historylib@yandex.ru