Эта книга находится в разделах

Список книг по данной тематике

Реклама

Любор Нидерле.   Славянские древности

Глава V. Жилище и хозяйственные постройки

   Сама природа славянской прародины непрестанно вынуждала славян заботиться о строительстве жилищ и крытых хозяйственных построек для защиты от холода, дождя и ветров. Славянские постройки прошли путь, аналогичный доисторическому развитию дома в остальной, лучше изученной части Европы – центральной и северной. Славянские постройки первоначально также представляли собою котлован, вырытый в земле на глубину до метра и более и непосредственно прикрытый крышей из прутьев, листьев, камыша, дерна и глины. Такие же ямы делались и для хранения запасов зерна. Конструкция жилища, точнее кровли его, могла быть легче или тяжелее в зависимости от длительности пребывания семьи на избранном ею месте. Образ жизни славян, как мы еще увидим в главе VIII, долгое время, вплоть до исторического периода, оставался динамичным, поэтому срок пребывания на избранном месте мог быть коротким и ограничиваться, например, одним лишь летом или быть более длительным – до 1–2 лет.



   Вид на село, состоящее из землянок, в окрестностях Лома в Болгарии (по Мрквичку)



   Такие же жилища, аналогичные жилым ямам в остальной части Европы, мы с древнейших времен наблюдаем и на территории, заселенной праславянами. Мы даже видим, что славяне еще в конце языческого периода и в первое время после принятия христианства строили их, пожалуй, даже более основательно. Более того, с такого рода постройками мы встречаемся и в XIX веке1 в некоторых местах Балканского полуострова, Польши и России, где они называются ziemianka, землянка, земуница, то есть жилище, вырытое в земле, – название, наряду с иранским kata, из которого образовалось общеславянское хата. Бесспорно, этот термин древний и общеславянский. В некоторых местностях над вырытым котлованом возводились низкие стены из стволов деревьев, обмазывавшихся глиной, и в этих случаях над стенами поднималась кровля. Внутри наиболее примитивных жилищ посередине находился очаг, дым от которого выходил через обыкновенное отверстие в крыше, а вокруг очага у стен землянки возводились низкие глиняные лавки, служившие как для сиденья, так и для сна.

   Таких жилых ям размером 1,5–4 метра, относящихся к VIII–X векам, в славянских землях было найдено много2. Подобную же хижину, очевидно, имел в виду и восточный источник IX века, из которого заимствовали свои сведения Ибн Русте и анонимный Персидский географ, говоря о подземных славянских жилищах. Ибн Русте описывает такую землянку как подземную баню с остроконечной кровлей, но нет сомнения, что такое описание может относиться и к жилому дому.









   Планы и внутреннее устройство славянских жилищ Χ-ΧΙ вв. в Киеве и Белгородке А, С, Д Е — из Киева, из усадьбы Петровского; В, F — из Белгородка; С2 внутренняя стена, служащая перегородкой в доме С1.

   Персидский географ говорит лишь следующее: «Зиму славяне проводят в ямах и подземных хижинах»3. Другими, более подробными известиями, относящимися к древнему периоду, мы не располагаем. Прокопий и легенда о св. Димитрии упоминают лишь убогие хижины (καλύβαν, οίκτραί, κάραν, σκηναί) славян, и если Маврикий говорит, что славянские жилища имеют много выходов, то это явная ошибка, так как это могло относиться только к входам всей огромной усадьбы, а не самого жилища4. В отношении западных славян мы располагаем известиями лишь с конца языческого периода, но уже Гельмольд подтверждает убогость славянских хижин, построенных из жердей, а Герборд подтверждает то же и в отношении славянских жилищ на Руяне, хотя, с другой стороны, в поморских областях, по-видимому, из-за недостатка места на городище, окруженном валом5, уже получили развитие деревянные этажные дома. Наряду с этими подземными жилищами, дополненными деревянными наземными конструкциями, славяне, разумеется, строили и легкие, без котлована в земле, хижины, со стенами, сплетенными из прутьев. Такая хижина выглядела примерно так же, как и пастушеская колиба или куча6 в горах Балканского полуострова или на Карпатах.

   Однако, несмотря на то что описанные выше примитивные формы славянских построек сохранились и по нынешнее время, было бы ошибкой полагать, что жилище славянина в своем развитии не пошло к концу первого тысячелетия далее примитивных землянок и шалашей. Во-первых, раскопки, которые произвел в последние годы своей жизни хранитель киевского музея В.В. Хвойко в Киеве и Белгородке, раскопки Н. Макаренко в Монастырище у Ромен, а в меньшей мере и западнославянские находки у Гасенфельда7, относящиеся отчасти уже к X веку, показывают, что как конструкции славянского жилища (сени, верхний этаж), так и его внутреннее устройство (печь вместо открытого очага) получили дальнейшее развитие.



   Землянка с печью.

   Раскопки у села Монастырище близ Ромен (по Н. Макаренко)



   Во-вторых, исторические известия и ряд древних общеславянских терминов, сопоставляемых с основными формами современного и древнего славянского жилища, также подтверждают, что славянское жилище в ΙΧ-Χ веках, если хозяин его располагал достатком (не говоря пока о князьях), действительно достигло значительного развития. Жилище бедных славян, разумеется, еще долго оставалось примитивным и простым, а местами оно даже и теперь сохранилось в том же виде8, в то время как развитие обычного дома пошло по совершенно иному пути9.

   Первым этапом в развитии славянского жилища явилось новое небольшое помещение у входа, служившее одновременно и для защиты жилой комнаты от непосредственного воздействия дождя, снега и мороза. Это небольшое помещение, называемое ныне сенями, возникло либо как результат того, что жилище было разделено внутри стеной, отделявшей жилое помещение с очагом от сеней, либо в результате того, что у входа в землянку и колибу делалась крытая, в местностях с суровым климатом глухая, пристройка, в результате чего и возникли сени снаружи жилища. Для древних славянских жилищ X и более ранних веков (Гасенфельд) характерны крытые сени обоих типов, и оба эти типа мы можем проследить и в современном славянском доме. Мы можем всюду предполагать, что эти два вида сеней появились в славянских постройках самостоятельно и скорее всего уже в течение первого тысячелетия н. э. Двумя древними славянскими названиями для них были сени (от слова сень) и притворъ (от слова притворити). Оба термина засвидетельствованы в письменных источниках уже с X века10.

   Таким образом, оба типа сеней имелись уже в землянке. Как только славянское жилище поднялось над землей, изменились и сени обоих типов и их прежнее назначение, когда они были лишь несущественной, имевшей подчиненное значение частью жилища, служившей для защиты внутреннего помещения жилища от непогоды. Сени превратились в большое, имеющее самостоятельное значение помещение для хранения вещей, содержания скота и даже для пребывания в нем человека в летнее время.



   Великорусский дом с избой и сенями в Боровичском уезде Новгородской губ.



   В древней Руси уже в Χ-ΧΙ веках сень (обычно во множественном числе сени) являлась большим помещением, так как в сенях ели, принимали в них гостей, и они были соединены с каким-то помещением вроде галереи на втором этаже, куда можно было взобраться по лестнице11. Упомянутые уже раскопки В.В. Хвойко, в результате которых были вскрыты лишь небольшие жилища, все же показывают, что сени являлись большим помещением внутри дома. При этом письменные источники определенно отличают холодные сени от другого помещения – истбы (см. о ней дальше), в которой имелся очаг и печь. Таким образом, отличительной чертой сеней является отсутствие очага, и этот признак славянских жилых построек остался для них характерным и по нынешний день. Такие сени имеются в славянских жилищах на западе и на севере, включая земли словаков и словинцев. Древний термин сень, как правило, сохранился. В отдельных местностях он, однако, заменен новыми названиями, как заимствованными главным образом из немецкого, так и местными, из которых наиболее интересным является загадочная вежа12. Только древние жилища хорватов, сербов и болгар не знают сеней, а перешедшие к ним новейшие формы их заимствованы, а вместе с ними перешли чужеземные, главным образом тюркские, названия. Я объясняю это тем, что южные славяне ушли со своей северной прародины еще до того, как сени и горница развились там в значительную и необходимую часть жилища. А до тех пор, пока славяне находились в постоянном движении, пока они не начали строить больших прочных и постоянных жилищ, эти части жилой постройки надлежащего развития получить не могли. Небольшое древнее крыльцо могло развиться в сени лишь позднее (а переход к прочной оседлости падает главным образом на VI–IX века), однако к этому времени, а в ряде случаев и задолго до него южные славяне отошли к Дунаю и за Дунай. Только этим можно объяснить, почему древний тип южнославянских землянок не развился в дом с большими сенями, а остался лишь «кучей» с небольшими перегородками или чердаком.

   Так выглядело славянское жилище, когда из врытой в грунт землянки оно развились в наземную постройку, и первой ступенью в этом его развитии и было помещение с очагом посередине, а впереди – отделенные от него большие просторные сени. А.А. Харузин предполагает, что первоначальное название жилища такого типа было у славян куча, коча (от праславянск. kgtja, древнеболг. кдшта). Доказать предположение А.А. Харузина нельзя, но возможно, оно и правильно.

   Наряду с сенями в доме вскоре появляется также и навес, который пристраивался к дому снаружи у входа и, следовательно, означал лишь закрытый вход в жилище, а не помещение, отделенное изнутри. Этот тип постройки мы также можем проследить в южнорусских землянках, вскрытых В.В. Хвойкой. Когда сени славянского жилища развились во внутреннее обитаемое помещение, то снова и в еще большей степени появилось стремление защитить вход в сени крытым навесом и дополнить жилище новыми сенями (передней) или крыльцом. Однако такая пристройка – результат уже позднейшего развития, и хотя не следует полагать, что она возникла под чужеземным влиянием, поскольку причины возникновения ее были вполне естественны, все же примечательно, что древний славянский термин притворъ, как правило, исчезает, а эта пристройка у северных славян часто получает немецкие, а на Балканах – турецкие названия. Время возникновения этих названий, за некоторым исключением, пока не известно13, но нет сомнений, что, по крайней мере, русское крыльцо у сеней существовало уже в XI веке, и поэтому весьма вероятно, что удлиненный скат крыши и поддерживавшие ее столбы – довольно древний мотив славянского дома. Сюда же, вероятно, относится и балканский trem.

   Следующее значительное превращение славянского жилища произошло уже накануне X века, и на этот раз под чужеземным влиянием. Это было образование внутри жилого дома избы с печью, а вскоре затем и кухни.

   Первоначально в праславянском жилище огонь разводился только в открытом очаге, находившемся в жилом помещении, а присоединенные к этому помещению сени, как мы видели, были холодными, без очага. Однако наряду с этим необходимо отметить, что в русских жилищах, вскрытых Н. Макаренко (рис. на с. 353) и В.В. Хвойко, над когда-то открытым очагом уже имелся глиняный свод, под которым и разводился огонь. «Печь», построенная таким образом, могла служить не только для равномерного обогревания жилища, но и для выпечки хлеба14. Одновременно мы читаем в источниках, что русские славяне помещение с печью в Χ-ΧΙ веках называли истъба, изба или уменьшительным истобъка. То же относится и к западным славянам. Правда, археологически она у них пока не засвидетельствована, но зато дошедшие до нас письменные источники X века свидетельствуют, что подобная истба (чешек, jizba) была уже известна. То же можно сказав и о современных им болгарах15.

   Эта истъба – изба древнеславянского жилища, по общему мнению лингвистов16, – является не чем иным, как верхненемецкой stube, скандинавской stofa, которая, как мы знаем из источников, была известна в Германии еще до

   X века в качестве помещения для бани, где находилась крытая печь, разогревавшаяся и поливавшаяся водой для получения горячего пара. Если потом и у славян появляется также название stube > истъба в смысле печи для бани и вообще теплого помещения, то есть появляется не только новое название, но и новая вещь, то можно не сомневаться, что оба они – вещь и название – были заимствованы славянами и на этот раз, пожалуй, у своих соседей, немцев и скандинавских германцев, причем заимствованы еще до X века, так как в X веке они засвидетельствованы уже у трех славянских народов: у чехов, русских и болгар. Германская stube была известна славянам, по-видимому, еще до X века; сначала они знали ее как баню, а затем и как теплое жилое помещение, которое и получило распространение во всех славянских землях. Подтвержденная источниками, относящимися к X веку, значительная распространенность избы – от Чехии на западе вплоть до Киева на востоке и Болгарии на юге – показывает, что славяне знали ее задолго до X века, и я полагаю, что изба появилась в славянском жилище не позднее чем в V веке, когда славяне уже засвидетельствованы на границах франкской державы.



   Три стадии развития словацкого дома в Западных Карпатах





   Схематический разрез дома в Боснии (по Мерингеру)



   У западных славян наряду с появлением избы с печью мы наблюдаем еще одно новшество: печь в новой избе затапливается не из самой избы, а из сеней, через специальное отверстие. У этого печного отверстия, через которое закладывались дрова и выбиралась зола, естественно, возник на специально возведенном основании новый очаг. Одним словом, рядом с печью в избе возникает новый очаг также и в сенях, и тем самым сени превращаются в кухню. Вместо первоначального славянского жилища с холодными сенями и теплым жилым помещением возникает дом с двумя очагами.

   Немецкие этнографы объясняют все эти изменения германским влиянием: на Руси – скандинавским (Рамм, Лютш), а у западных славян – франкским (Геннинг, Мейтцен и чех Мурко). Отсюда возникли и обычно употребляемые термины для определения характера жилища: «франкское», «верхненемецкое», затем «zwei-feuriges Haus» или «Kiichen-stubenhaus»17. Только балканские славяне в Далмации, Герцеговине, Черногории и в части Македонии, то есть в западной части Балканского полуострова, переняли романский тип дома с одним очагом у стены и дымоходом, подымающимся над крышей.



   План сербской двухкамерной кучи



   Немецкие исследователи полагают, что изба и кухня образовались в результате того, что в славянском жилище к сеням в качестве новшества присоединена была готовая франкская stuba. Таким образом, основным помещением, где находится очаг, они считают сени. В принципе можно согласиться с тем, что возникновение избы и кухни связано с франкским влиянием, на что указывает территориальное размещение видоизмененных жилищ, затем немецкие названия stube > истъба, chukhina (из средневековой латыни coquina) > кухня, kammer (лат. camera) > комора, а также ряд названий для архитектонических деталей внутри жилища и новых кухонных принадлежностей18. Однако в отличие от немецких исследователей происшедшие изменения я объясняю совершенно по-иному. Я полагаю, что немецкое влияние на развитие жилища следует разбить на две стадии. На первой стадии славяне познакомились с немецкой избой, с печью, служившей баней19, но они не присоединили ее к сеням с очагом – сени первоначально были без очага, – а лишь перестроили и изменили по ее образцу свое жилое помещение с очагом, свою «кучу». Эти изменения по указанным уже выше соображениям должны были произойти задолго до X века, как я думаю, не позднее чем в V веке. Кухня у западных славян стала появляться лишь на второй стадии, а имении с X века, в результате того, что в холодных сенях под влиянием франкских образцов славяне начали строить новый очаг, а печь в избе они начали строить из кафеля и затапливать ее из сеней с нового очага, что и придало ей франкский характер. Но это превращение сеней в кухню произошло не ранее XI века, причем оно имело место уже не у всех славян; в частности, оно не произошло у русских и у части поляков и словаков, у которых сени остались холодными20.

   Скандинавское влияние на великорусское жилище сказалось не только в том, что с ним пришла stofa, но и в другом важном изменении: жилая постройка поднялась над нижним этажом (так называемым подпольем) до второго этажа. Насколько сильным было при этом скандинавское влияние на древнерусские жилище, указывает ряд новых деталей и названий, о которых дальше еще будет речь. Заслугой Карла Рамма является то, что он установил это влияние21.

   Последним большим изменением в плане славянского дома, также начавшимся в конце языческого периода, является присоединение еще одного, то есть третьего, помещения к жилому дому, уже имевшему сени + избу, а именно помещения, которое не имело очага и служило как в качестве хлева и места для хранения необходимых в хозяйстве вещей, так и места для сна, особенно для молодежи и новобрачных. Проблема создания такого помещения древними славянами была разрешена таким путем, что рядом с собственно жилищем строили меньшее помещение, без очага; древнеславянским названием этого помещения была клеть12. С течением времени эту клеть стали пристраивать к жилищу, но не со стороны избы, а со стороны сеней таким образом, что позднее возникла новая, ставшая основой, трехчленная схема славянского дома, включившего в себя три смежных помещения: клеть (позднее называлась коморой) + сени + изба.

   Первоначально двери в клети делались на любой стороне, но позднее, когда клеть была пристроена к жилищу, в клеть вели двери из сеней. Вскоре клеть была разделена и в горизонтальной плоскости – на два этажа; на верхний этаж можно было взобраться по приставной лестнице. Описанное здесь развитие клети подтверждается большим распространением среди славян аналогичных построек на различных стадиях их развития23, а также и древними известиями. В частности, на Руси клеть засвидетельствована в Киевской летописи под 946 годом, где она упоминается впервые, затем в «Житии св. Феодосия», пандектах Антиоха, ряде других источников XI века и, наконец, в «Русской правде», в которой перечисляются наказания за воровство из клети и т. п.24 Эти свидетельства показывают, что клеть возле дома служила кладовой, хлевом и жилым помещением и что в ней появился затем верхний этаж для складывания сена и зерна, в то время как другие вещи и скот находились на первом этаже. Верхнее помещение в клети, куда взбирались по приставной лестнице, уже тогда называлось горницей25.

   На западе древняя клеть под немецким влиянием потеряла свое славянское название, заменившееся чужеземным, главным образом латино-немецким kamara > kammer > славянск. комора. Только в Чехии и Силезии сохранился местный и древний термин сруб.

   Полное развитие клеть получила на Руси и на Балканах у сербов, которые, несомненно, строили ее уже в VI и VII веках, когда они пришли на Балканы26. Здесь, на Балканском полуострове, и в России она и поныне существует рядом с жилым домом, сохранившись в качестве отдельной постройки (хотя и находящейся с ним под одной крышей). Мы видим, что повсюду клеть является как кладовой, так и холодной избой без очага, специально предназначенной для молодоженов. В Сербии в хозяйствах задруг вокруг родной кучи стоит столько клетей27, называющихся здесь клет, клит, клц/ет или также eajam, зграда, колиба, cmaja, сколько имеется женатых членов задруги.

   Поэтому не подлежит сомнению, что на Руси и на Балканах уже в X и XI веках у славян имелась специальная постройка без очага и без печи, которая служила кладовой, хлевом и помещением для сна, и что позднее, соединив ее с жилищем (со стороны сеней), славяне превратили клеть в составную его часть. В отношении западных славян мы не располагаем такими древними свидетельствами, но и у них развитие клети, очевидно, было таким же, с той лишь разницей, что как здесь, так и потом на юге, на Балканах, древний термин клеть стал исчезать и заменяться другими названиями, а превращение клети в небольшую жилую горницу происходило быстрее. Эта горница в коморе, поскольку в ней не было ни очага, ни печи, всегда была более чистой и светлой, откуда и возникли термины «белая», «светлая» или «небольшая», а также понятие «летней избы», отличавшейся от старой зимней избы – «большой» и «черной». Помимо этих терминов и наиболее часто используемого термина комора, историческое развитие славянского жилища вообще приводит к заимствованию и ряда других терминов: на западе – немецких, на юге – греческих и тюркских, однако проследить их здесь не представляется возможным28. На севере Руси опять-таки сказалось скандинавское влияние: на сени и клеть, согласно Рамму, перешли названия чуланъ и шолнушъ29.

   Так я представляю себе возникновение и развитие славянского жилища. Однако типичное древнеславянское жилище было еще не трехчленным (комора – сени – изба), а лишь двухчленным (сени – изба), а клеть, как правило, находилась рядом и была отдельным помещением. О том, что начал появляться и второй этаж, я уже упоминал выше. Так, по крайней мере, было на севере России и в портовых городах балтийских славян30, где и без чужеземного влияния для постройки этажных домов имелись достаточные основания, так как дома теснились на территории сравнительно небольшого, огороженного валом городища. Однако на Руси, на север от линии Валдай – Вязьма – Калуга – Рязань, мы отмечаем не только горницу в клети, но и появление в доме, без необходимых на то оснований, втоporo этажа. А поскольку он носит на себе и другие следы скандинавского влияния, например упомянутый уже шолнушъ, чуланъ, затем ярус – этаж, голбец – ход в полу, ведущий на первый этаж, шелом – конек на крыше, полати и пол – лавки для сна, К. Рамм полагал, и, как я думаю, вполне обоснованно, что здесь имело место сильное скандинавское влияние, пришедшее, очевидно, со скандинавскими русами в IX и X веках, и что под этим влиянием северорусский дом уже тогда поднялся до второго этажа над низким или более высоким подпольем, в котором помещались хлев и кладовая31.

   Здесь же следовало бы указать, что наряду с частными жилищами уже в конце языческого периода появились и дома общественного назначения, в которых могли расположиться приезжие купцы (гости) и где местные жители могли выпить квасу или медовины. Уже в ΙΧ-Χ веках мы встречаемся с терминами гостиница, господа, кърчьма, соответствующими греческ. ξενοδοχεΐον, πανδοχεΐον, κοπηλεΐον, а с XI века существование заведений, где продавались опьяняющие напитки, засвидетельствовано и прямыми известиями. Поскольку при общеизвестном гостеприимстве древних славян всякий приезжий гость мог остановиться и получить угощение в любом доме, возникновение этих домов общественного назначения следует объяснять римским и византийским влиянием, распространявшимся самими купцами. Так, например, русские купцы уже в X веке имели свой гостиный двор в Константинополе, и такие же дома они, по сообщению Ибн Фадлана, строили себе в Булгаре на Волге32. Не подлежит сомнению, что в корчмах, как только гости напивались, становилось весьма шумно. Поэтому уже в 1039 году под страхом суровых наказаний чешский князь Бржетислав запретил их, а летописец Козьма Пражский (II.4), одобряя это, отмечает, что «taberna est radix omnium malorum». Один из источников XI века упоминает и о волокитстве за корчмарками33.

   Другим видом домов общественного назначения, в которых собиралась поморянская шляхта для бесед, игр и выпивок, были в Щетине контины (contina), которые описал Герборд (11.32).

   Княжеский дом. Описанное нами выше древнее славянское жилище было обычным жилищем простого крестьянина. Само собой разумеется, что, например, богачи, шляхта, русские бояре и прежде всего, конечно, князья строили дома значительно большего размера с большим количеством помещений, даже если для строительства таких домов они и не приглашали иноземных мастеров, хотя имеются свидетельства и этого.

   Такой княжеский дом был, во-первых, значительно больше – у князей было много челяди, дружина и гаремы жен, – кроме этого, в нем было большое число помещений: наряду с основными жилыми помещениями и сенями имелся и ряд других, в которых обычно сельское жилище не нуждалось. Так, в русских дворцах имелись большие хранилища для денег и мехов, большие подвалы, в которых стояли бочки с медом и пивом, ряд клетей для хранения запасов продовольствия, бани, уборные и, наконец, тюрьмы. Сени представляли собой просторное помещение на втором этаже, и входом к ним служила лестница34. Особенно большими сенями, предназначенными для пиршества князя и его дружины, была первоначально гридница, упоминаемая в Киевской летописи уже под 996 годом, которая, как показывает само название35, по-видимому, являлась имитацией северогерманских парадных сеней, то есть просторного зала, потолок в котором поддерживался столбами. Подобные специальные сени для пиршеств (stupa, pirale) упоминаются у балтийских славян, например в княжеском дворце в Волине36. На западе аналогичным помещением для княжеской челяди, очевидно, была дворьница, так как немцы переняли этот термин уже в средние века, образовав из него древненемецкое turni, средневерхненемецк. – dumitze, domitze, в Вендланде – dwameiz37. Ряд специальных терминов возник и для спальни (одрина, повалуша, ложница, а у восточных и южных славян чертогъ, от персидского cartak). Для гаремов же строились башни в несколько этажей, так называемые теремы, тремы. Хотя Г.А. Ильинский и считал этот термин славянским, однако его можно скорее связать с византийским τέρεμνον38. Во дворце киевского князя теремной двор упоминается уже под 945 и 980 годами39. О банях мы уже говорили выше.





   Эскиз великорусского дома и план усадьбы в Майнеме у Шенкурска в Архангельской губ. (по П. Ефименко)



   В результате археологических раскопок в некоторых местах были вскрыты древние княжеские дворцы: например, в Чехии – в городах Болеслав, Левы Градец, Либушин, Будчи, Врацлав, в России – в Чернигове, Суздале, Владимире, Новгороде, Киеве и Белгороде. Однако результаты раскопок в Чехии оказались незначительны, а сообщения о раскопках, произведенных русскими археологами, – недоступны40. Раскопанный лучше других и хорошо описанный княжеский дворец в Абобе у Шумна (Болгария) является памятником болгарско-византийского зодчества ΙΧ-Χ веков и образцом славянских дворцов41 служить не может.

   Свое жилище славяне называли древним индоевропейским и общеславянским словом домъ, однако наряду с этим они заимствовали у германцев слово хызъ, хыжа < hus, buda < buode, котъ < cot, у иранцев слово хата < kata, а у греков, причем уже в древний период, слова колиба и халупа < καλύβη, которые всегда обозначали небольшие домики легкой постройки42. Славянским термином, который первоначально также означал дом, является старослав. храмъ, русск. хором, засвидетельствованный уже с конца IX века, а также праславянск. kgtja, древнеболг. кдштаа. Не исключено, что последний термин первоначально означал однокамерный славянский дом. В ходе исторического развития первоначальное значение некоторых этих терминов изменилось, сузившись до обозначения одной лишь избы, в то время как понятие «изба» расширилось и в отдельных местностях стало употребляться в значении всего дома. В чешском, а также и в русском языках слово «храм» означает теперь церковь, костел.

   Двор. Постройки, предназначенные для чисто хозяйственных целей, образовывали вместе с жилым домом двор (старославянск. дворъ), огороженный либо естественной зеленой изгородью, либо забором, сделанным из жердей или досок (ограда, заграда, плоть, оплотъ), входом в который служили ворота (врата).

   Уже с древнейших времен обязательной принадлежностью двора были, наряду с жилищем, ямы для хранения зерна, ямы для кухонных отбросов и специальный загон для скота. Остатки таких сооружений доисторического периода можно проследить по всей Центральной Европе. Однако задолго до конца язычества у славян они уже исчезли, и хотя такие ямы в X и XI веках еще и употреблялись для хранении зерна и для отбросов44 и строились они примерно так же, как и в доисторические времена, однако взамен их в употребление уже вошли наземные кладовые, а также крытые хлевы для скота. Появляются даже крытое гумно и овин для сушки зерна и плодов, и все это уже в качестве самостоятельных построек.

   Кладовые строились либо в виде плетенного из прутьев шалаша (кошъ), подобно тем, какие еще и теперь встречаются на Балканском полуострове и в русской части Галиции, либо в виде глиняных мазанок, встречались также деревянные из крепко сбитых бревен. В таких кладовых всегда имелись двери, запиравшиеся даже на ключ, свидетельства чего имеются уже в XI веке. Для обозначения этих кладовых в нынешних славянских языках имеется ряд названий, как чисто славянских и локальных, так и заимствованных45. С древних времен засвидетельствован термин житница (с X века), а для различных отделении внутри строения или для отдельных поставленных там ящиков для зерна – общеславянский термин сусек от пра-славянского сосекъ. Последующее развитие житницы было связано как с клетью и западнославянским срубом (см. выше, с. 360–361), так и с самостоятельным хозяйственным строением, в котором молотили зерно в снопах. Место, в котором обмолачивали зерно, так называемое гумьно, первоначально находилось на дворе под открытым небом, однако поскольку необмолоченный хлеб также нуждался в укрытии от дождя, наряду с гумном очень скоро появился и навес, под которым, естественно, начали хранить и обмолоченное зерно. Так житница образовала с гумном одно целое, в результате чего возникло строение, на которое перешло, с одной стороны, старое название гумно, а с другой – немецкое название stadal (из которого образовалось чешское stodoła) или scheune (словинское и хорватское skednj, skadanj). Такие строения наряду с током (horreum) упоминают латинские источники XII века46.

   Хлев для содержания крупного рогатого скота первоначально представлял собой повсюду простой загон без крыши. Однако суровая зима в славянских землях заставляла прибегать к более серьезным мерам для защиты скота от холода и непогоды, что и привело к строительству специального деревянного здания с наглухо заделанными стенами и кровлей над ними. Общеславянский термин для такого строения – хлев – перенят от готского hlija (σκήνη) или от hlaiw (τάφος), и весьма вероятно, что обычай строить рядом с жилищем и специальный навес для скота возник под германским влиянием. Однако первоначально славянское хлевина означало жилье для людей вообще и помещение для скота47.

   Важным и интересным по своей конструкции сооружением была сушильня для зерна и, очевидно, также и для плодов, называвшаяся в древней Руси, да и в других местах овин. Влажный хлеб, а по-видимому, и плоды складывали внутри овина на щиты из плетеных прутьев, под которыми разжигался огонь, которому еще в XII веке простой народ возносил языческие молитвы48. Я уверен, что конструкция овина в общем была такой же, как и устройство примитивных приспособлений для сушки снопов, какие еще встречаются в России. Они представляют собою яму для разведения огня, над которой возводится примитивное деревянное строение, в котором крестьяне и теперь охотно сидят и спят у огня.



   Гуцульская сушильня (по Шухевичу)



   Последней известной нам самостоятельной деталью славянской усадьбы является одрина, засвидетельствованная в древней Руси с X века. Скорее всего это было наземное строение, какой-то навес, под которым складывали сено, а то и спали, вследствие чего термин одрина и одр позднее перешел в России на спальню и ложе. Первоначальное его значение таким не могло быть, так как нельзя предполагать, что в конце языческого периода у славян уже были отдельные спальни, если только одрину не отождествлять с клетью. Этимологически слово одр, по всей вероятности, скандинавского происхождения и указывает на какое-то наземное деревянное сооружение49.

   Внутри двора в удобных местах выкапывались колодцы, обкладывавшиеся бревнами. Такие четырехгранные колодцы глубиной до 15 м, относящиеся ко времени княжения великого князя Владимира, были найдены в Старой Ладоге и Белгородке. Наряду со славянским термином студенець уже в древнейших источниках появляется и термин готского происхождения кладезь, кладеньць (от kaldinga).

   Строительное искусство и внутреннее устройство дома. О строительном искусстве славян и отдельных деталях описанных здесь построек, датируемых периодом, предшествовавшим XI веку, мы знаем очень мало. Природные условия, в которых приходилось жить тем или иным славянским племенам, определили и характер строительного материала, использовавшегося в строительстве. Таким могли быть только глина, из которой возводились стены, и прутья и тонкие жерди, оштукатуренные глиной50, или деревянные бревна, которые, как показывают остатки деревянных сооружений, раскопанных В. Хвойко в Киеве и Белгородке, путем особой рубки крепко соединялись друг с другом. Способы соединения бревен между собой были различны, и я полагаю, что сейчас еще преждевременно решать, какой из них по своему происхождению был славянским, а какой германским, перенесенным к славянам51.





   Остатки деревянных стен в жилищах, вскрытых в Киеве в усадьбе Петровского (по чертежам В. Хвойко)



   В общем бесспорно, что конструкция сруба, то есть строения из ровных бревен, скрепленных между собой по углам по способу, называемому «в угол», является у славян весьма древним. Окна при этом были, разумеется, небольшими и представляли собой лишь несколько расширенные между бревнами щели. Интересно, что этимологически древнеславянское слово окно связано со словом око. Только в княжеских дворцах, о чем свидетельствуют дворец в Абобе и древнейший княжеский дворец в Киеве, уже в X веке окна были не только большими, но даже застекленными зеленоватым стеклом, импортировавшимся из Византии или Италии52. Двери уже в конце языческого периода запирались либо на засов, либо даже на замок, снабженный ключом53. Таких ключей и замков (ключъ, замъкъ) найдено много, и они обычно являются имитацией римских образцов.

   Крыша (древнеславянск. стреха) всегда была достаточно отвесной, что объясняется климатическими условиями и стремлением не дать удержаться на ней обильно выпадающему снегу и дождям. Такие отвесные крыши упоминает уже Ибн Русте в X веке. Детали конструкции крыши имеют древнюю общеславянскую номенклатуру51; покрывались крыши дерном или соломой.

   Следует полагать, что для древних славянских селищ, городищ и городов типичными были деревянные постройки55. Каменные постройки славянам вплоть до X века вообще не были известны, если не считать те южные племена, которые в VI веке проникли на Балканы и к границам Италии и видели перед собой образцы римских и византийских построек. Отсюда же уже позднее, в IX веке, каменные постройки начали проникать дальше на север, где поэтому они назывались opus готапит. Естественно, что этот новый способ строительства был использован прежде всего для возведения выдающихся и дорогих построек, для строительства христианских храмов и княжеских замков, свидетельства чего мы имеем в Киеве времени княжения Владимира и в Болгарии в начале X века в замке у Абобы, поблизости Шумны. Так же было и в Чехии. И хотя во второй половине X века Ибрагим ибн Якуб был поражен видом Праги, построенной из камня56, строительство стены из камня, скреплявшегося известью, являлось незадолго до этого чем-то совершенно новым, что видно из сообщения Козьмы Пражского, указывающего, что в 932 году народ отказывался возводить каменную стену ореге готапо вокруг замка Болеслава и кричал на князя: «Мы не умеем и не хотим, так как отцы наши ничего подобного не делали»57. Знакомство с постройками из камня, по-видимому, пришло вместе с христианством, когда св. Вацлав призвал из других стран для строительства пражского храма «artifices lapidum»58. По-видимому, у западных и восточных славян так было повсюду; всюду приходили чужеземные строители и рабочие и учили новому зодчеству59 из камня. И не удивительно, что с ними пришли и некоторые новые специфичные для каменного зодчества термины, в частности стена (ср. скандинавское sten, готск. steins) и cihla (кирпич) от лат. tegula60. До этого древние славяне строили из камня в лучшем случае лишь фундаменты, складывая камни насухо или скрепляя их глиной, но не известью.









   Русские очаги и печи ΙΧ-ΧΙΙ вв. (по Н. Макаренко и В. Хвойко)

   1 – Монастырище (Полтавская губ.); 2, 3, 7 – усадьба Петровского (Киев); 4 – Витичево (Киевская губ.); 5 – Белгородка; б – Конунча (Канев); 8 – реконструкция печи и дымохода, произведенная В. Хвойко



   Во внутреннем устройстве дома наибольшее значение имел очаг, точнее печь. Печь отличается от предшествовавшего ей открытого очага тем, что в ней огонь горит на приподнятом выступе под построенным над ним глиняным сводом, который, нагреваясь, не только сохраняет тепло внутри печи, благодаря чему она может служить для выпечки хлеба и других изделий, но и отдает тепло наружу, обогревая все помещение равномернее и дольше, чем открытый очаг. Такая печь появляется в древней славянской избе русского и западнославянского дома начиная с IX века, а поскольку вместе с ней одновременно выступает и само название «изба», перенятое от германск. stube (см. выше, с. 357), то вполне естественно, что славяне как избу, так и характерное устройство для ее обогревания, то есть печь, переняли на западе у германцев, к которым она пришла из Рима. Однако вопрос этот не так ясен, как кажется на первый взгляд. В частности, бросается в глаза то обстоятельство, что наряду с германской «избой» у славян для обозначения печи был и свой древний термин пець, пешть от слова пешти61. И весьма возможно, что будущими находками, например в России или Польше, будет доказано, что печь была и в славянских жилищах задолго до X века, из чего мы должны будем сделать вывод, что она перешла к славянам непосредственно от римлян и греков еще до того, как славянам стала известна германская stube с печью, и до того, как они переняли последнюю. Первая печь, с которой познакомились славяне, служила, вероятно, не для обогревания избы, а для выпечки хлеба62 (отсюда и ее славянское название!). Однако все это вопросы, на которые нельзя дать ответ до тех пор, пока в нашем распоряжении не будет более точно датированного археологического материала.

   Каркас печи часто был деревянным, но для того, чтобы дерево не загорелось от огня (хотя это все же случалось), его обмазывали глиной. Верхняя часть печи63, как это видно по археологическим находкам в России, где засвидетельствован и общеславянский термин печного отверстия – устье, имела шарообразную или конусообразную форму или же делалась в форме четырехгранного ящика. Первоначально огонь разводился в избе перед печью, и лишь позднее под франкским влиянием очаг для приготовления пищи был перенесен в сени, а оттуда через печное отверстие огонь разводился и в печи, помещавшейся в избе. Древний тип очага и печи в избе удержался и до сих пор в примитивных хижинах карпатских горцев, а также в Польше и в России64. Одна лишь древняя южно-славянская куча не имеет печи, и внутри нее находится только очаг, что дает основание предполагать, что южные славяне ушли с севера на юг еще до того, как там появилась печь. Уходя в I–V веках на юг, они на своей родине еще не знали печи, и поэтому я думаю, что печь у славян Прикарпатья получила широкое распространение лишь после IV века н. э., когда большая часть южной ветви славян уже была на Дунае. В отдельных случаях печь появляется и раньше за Вартой и за Карпатами, однако широкое распространение она едва ли получила ранее V века. Поэтому я пока не вижу оснований, как это делает К. Рамм, считать славянскую печь более древней, чем это указывалось выше.

   Появление печи вело, вероятно, и к тому, что для славян типичным стало приготовление пищи в горшках, ставившихся у огня, а типичный для северных германцев способ приготовления пищи в котлах, подвешенных над огнем, исчез (хотя, разумеется, и не полностью). Отсюда также и древнее готское название котел (славянское котьлъ), которое, по всей вероятности, перешло к славянам (готск. katils). Огонь разжигался при помощи кремня и огнива. Форма славянского огнива в конце языческого периода хорошо известна благодаря многочисленным находкам в могилах, относящихся к этому времени, но читателей, интересующихся этим вопросом, я вынужден отослать к моей работе «Жизнь древних славян»65, где указано также, чем первоначально отличались от них огнива восточных кочевников, найденные в большом количестве в Южной Руси и Венгрии и имеющие, как правило, форму металлического, иногда граненого «О». Однако позднее и эта форма перешла к славянам. Первоначальное его славянское название было кресило, кресало от слова кресати.









   Огнива

   1 – Тржебичка у Добржихова; 2, 3, 14 – Приладожье; 4 – Вид (Далмация); 5, 9 – Цико (Тольна); 6 – Раб; 7, 13 – Михельдорф на Кремзе; 8, И – Верхний Неман; 10 – Мала Добра (Земилин); 12 – Бодрогвеч; 15 – Пилин; 16, 17, 19, 20, 22 – Гнездово (близ Смоленска); 18 – Лейссовский млын над Одрой; 21 – Киев.



   Освещение избы, помимо огня от печи, обеспечивалось также горящим тростником и деревянными щепками, называвшимися лучь. Древним предметом является и восковая свеча (светя), засвидетельствованная в X веке66. У богатых людей были, разумеется, и масляные лампы, заимствованные у Византии или Италии.



   Огнива восточных типов

   1 – Андреевка; 2 – Гдов; 3, 4 – Черная Русь;

   5 – Венгрия; 6 – Петроград.



   В остальном внутреннее устройство избы нам известно очень мало. Если в ней и был стол, то первоначально он представлял собой низко положенную доску, вокруг которой усаживались обедавшие. Стол на высоких ножках является уже более поздним изобретением67. Распространены были и скамейки (славянск. лава), использовавшиеся для сиденья и сна, затем сундуки для вещей, а местами и специальное, сколоченное из брусьев ложе68, для обозначения которого сохранились интересные древние русские названия, пришедшие к славянам из других стран и свидетельствующие, что специальные деревянные ложа для сна славяне видели как у германцев, так и в греческих домах. Название одръ истолковывается как заимствование скандинавск. etor69. По мнению Рамма, и украинский полъ является не чем иным, как скандинавским pallr, означавшим нечто для лежания в stube, в отличие от которого великорусские полати, имевшие то же значение, являются явным изменением греческ. παλάτιον, которое в различных значениях проникло к южным и восточным славянам. Также и русская кровать еще в древности была перенята от греческ. κραββάτιον. Термин одръ появляется уже в древнейших литературных памятниках70 раньше, чем пол и полати, однако в древнем происхождении этих терминов сомневаться не приходится; можно скорее усомниться в том, является ли скандинавским по своему происхождению термин «пол».

   Полы в домах делались из утрамбованной глины. Только в богатых домах пол покрывался деревянными досками (dolga) или даже плитками. Плитки, покрытые глянцевитым сплавом, В.В. Хвойко нашел в Белгородке не только в храме св. Апостолов, но и в одном частном доме, а также и на городище у Шаргорода. Образцы таких плиток были занесены с юга или Востока, однако уже в XI веке они имитировались в Киеве. Наконец, и стены дома как внутри, так и снаружи разрисовывались узорами и красками, следы которых были найдены, например, в России.


1В Болгарии обычно называется бурдел от румынского bordein. Весьма многочисленны главным образом в окрестностях Видина, а в области Лома до недавнего времени их было больше, чем наземных домов. См. о них в «Źiv. st. Slov.», I, 703.
2См. «Ziv. st. Slov.», I, 696. Приведенные здесь сведения можно также дополнить данными, полученными в результате новых находок в Кострзыне на Варте (Zeitschr. f. Ethnol., 1915,880), у Седлемина в Познани (Rocznik Towarzystwa nauk w Poznani, 1917, 115), у Нойендорфа и Форде в Пруссии (Mannus, VII, 127), у Порачова в Южной Чехии (Pamatky arch., 1914, 223) и у Гасенфельда близ Лебуса (Praehist. Zs., III.287).
3Ибн Русте (Гаркави, указ. соч., 266); Персидский географ (ed. Туманского), 135. В другом месте Ибн Русте говорит, что славяне у Солуни обитают в лесах, в деревянных домах.
4Procop., 111.14, «Чудеса св. Димитрия» (ed. Touzard, Histoire profane), 185, 191; Maurik., Strat., XI.5. Убогие соломенные хижины болгарских славян упоминает и «Шестоднев» Иоанна экзарха (в начале).
5Helmold, II.13; Herbord, II.24, 41, III.5, 30; Ebbo, III.7. Здесь же следовало бы упомянуть, что, по Ибн Фадлану (Гаркави, указ. соч., 94), русские купцы, приплыв в 922 году по Волге в Булгар, поставили на берегу легкие шатры и большие деревянные дома, более чем на двадцать человек каждый.
6Общеславянск. колиба – от греч. καλΰβη, куча – от тюркск. кос, кочевать. Слово шалаш также мадьяро тюркского происхождения («Ziv. st. Slov.», I, 706).
7Об этих находках см. в «Źiv. st. Slov.», I, 700–702. Хотя раскопками славянского жилища в Гасенфельде (окр. Лебус) вскрыт только очаг, но и здесь сени уже отделены стеной (Praehist. Zs., III.287).
8С подобными примитивными однокамерными постройками, в которых расположен очаг и местами вместе с людьми находится и мелкий скот и птица, мы встречаемся и до сих пор на Балканах и в славянской части Карпат (см. «Ziv. st. Slov.», I, 720).
9Обзор литературы о современном славянском доме см. в «Źiv. st. Slov.», I, 711. Основными работами, имеющими аналитический и исторический характер, являются следующие: М. Murko. Zur Geschichte des volkstiimlichen Hauses bei den Stidslaven (Mittheil. Anthr. Gesch. in. Wien, XXXV–XXXVI, 1906); R. Meringer, Das volksttiml. Haus in Bosnien und Herzegowina (Wiss. Mittheil. aus Bosnien, VII, 1900, Wien); K. Rhamm. Altslaw. Wohnhaus (Ethnol. Beitrage zur germ. slaw. Altertumskunde, II, Braunschweig, 1910). Для сравнения см. также U. Strelius. IJber die primit. Wohnungen der finn und obugrischen Volker, Helsingfors, 1910.
10«Ziv. st. Slov.», I, 718–719.
11Лаврентьевская летопись под 983, 1097, 1147, 1175 годами и Ипатьевская под 1150 годом. Я представляю их себе в том виде, как они сохранились в примитивных формах великорусских домов. См. рисунок дома в Боровичах (Новгородская губ.) в «Ziv. st. Slov.», I, 722 (рис. на с. 354) или дома в Архангельской губернии на табл. LI.
12См. «Źiv. st. Slov.», I, 718.
13«Ziv. st. Slov.», I, 725. Из них наиболее интересным является латинский solarium, который упоминается как веранда у дома в эпоху Карла Великого (Monum. Germ., Leges, 1.179: casa solarus tota circumdata) и который мы находим уже в чешских и древнеболгарских глоссах, в диалогах Григория I, в рукописи XII века в форме zole (соответствует Zole??), позднее в чешском языке в форме ζοΐέϊ, źelei, źoldr, от немецкого Sóller, ныне zudr в Моравии.
14Отсюда древнее славянское название пец (рес), старославянское пештъ от слова пекти (peci) («Ziv. st. Slov.», I, 845).
15О свидетельствах русской летописи, а также Масуди, относящихся к X–XI вв., см. выше, на с. 271. В Чехии assum balneum quod populari lingua stuba vocatur упоминает легенда Христиана о св. Вацлаве (Fontes rer. boh., 1.223), a «calefactores stubae» упоминается в грамотах XI в. Подробности см. в «Źiv. st. Slov.», I, 131, 139, 743. В Болгарии о избе рассказывает «Шестоднев» Иоанна экзарха (Miklosich, Lexicon palaeoslov., 271).
16Подробности см. в «Źiv. st. Slov.», I, 738. Германская stuba возникла из лат. extufa, как и франц. etuve, итал. stufa.
17Наряду с упомянутой книгой Рамма и Мурко сюда относятся более старые работы Р. Геннинга: Das deutsche Haus in seiner hist. Entwieckelung, Strassburg, 1882; см. также Meitzen, Das deutsche Haus in seinen volkstiimlichen Formen, Berlin, 1882. Остальную литературу см. в «Ziv. st. Slov.», I, 730.
18Cm. «Źiv. st. Slov.», I, 737–738.
19При этом я допускаю, что с самой печью славяне могли познакомиться самостоятельно и раньше – у римлян или в греческих городах Причерноморья.
20«Ziv. st. Slov.», I, 746. На Балканах влияние франкского дома относится уже к новому времени (присоединение собы к куче). Однако это изменение наступило уже в XIX в.
21На с. 264 цитированной выше книги.
22См. «Źiv. st. Slov.», I, 748. А. Шахматов считал слово клеть заимствованием из кельтского.
23«Ziv. st. Slov.», I, 750 след.
24Подробности см. в «Źiv. st. Slov.», I, 750 след.
25См. там же, 751.
26О них в X в. сообщает и болгарский Козьма Пресвитер (Arkiv za povj. jugoslav., IV.91). В Литве и Латвии – клети (klete) такого же образца и предназначены для тех же целей, что и в соседней России («Ziv. st. Slov.», I, 757).
27См. в «Ziv. st. Slov.», I, табл. XLII – план сербской усадьбы в Ужицком округе.
28Подробности см. в «Źiv. st. Slov.», I, 758–771, о коморе – с. 762 и сл.
29«Źiv. st. Slov.», I, 760.
30Saxo Gram. (ed. Holder), 577.
31K. Rhamm, Altslaw. Haus, 5, 129, 348 («Źiv. st. Slov.», I, 776). Однако происхождение некоторых приведенных им названий не является скандинавским. Во всяком случае, скандинавское происхождение таких терминов, как пол, шелом, полати, является сомнительным. Для представления о типе северорусского двухэтажного дома в Архангельской губернии см. в «Źiv. st. Slov.», I, табл. LI. См. рис. на с. 365.
32Лаврентьевская летопись, 31, 48; А.Я. Гаркави, указ. соч., 94.
33Подробнее об этом см. в «Źiv. st. Slov.», I, 883 и сл.
34Летописные свидетельства см. выше, на с. 279.
35От гридь – скандинавск. grid – член княжеской дружины (Rhamm. Altslaw. Wohnhaus, 417). Позднее гридница в России была позабыта и ее заменили просторные сени. 36Herbord, II.24.
37«Źiv. st. Slov.», I, 781.
38Там же, 783–785. А. Брюкнер также считает это название славянским (Encyclop. polska, IV.2, 193). На Балканах трем означает пристройку у входа в сени.
39ПВЛ, 1.40, 41, 55, 56.
40См. «Ziv. st. Slov.», I, 785–787.
41См. «Материалы для болгарских древностей Абоба Плиска». Известия Русского археологического института в Константинополе, т. X, СПб., 1905.
42Более подробно об этих названиях см. в «Źiv. st. Slov.», I, 792–797. Славянское котъ связывается также с иранским kata, так как предполагается, что эти слова возникли параллельно из индоевропейского фонда.
43Не относится ли сюда и amtinae поморских славян (Herbord, 11.32)?
44Такие обожженные ямы для хранения зерна удержались и поныне, например, в сербском Банате и в Болгарии. В древнее время о них свидетельствуют Маврикий (Strat., XI.5), Гельмольд (II. 13) и «Русская правда».
45См. «Źiv. st. Slov.», I, 800 и сл.
46«Źiv. st. Slov.», I, 807. Stodoła упоминается и в силезской грамоте князя Болеслава II от 1244 г.
47Оба значения засвидетельствованы уже с X в. в древнейших переводах священного писания и у Козьмы, пресвитера болгарского. См. «Ziv. st. Slov.», I, 808. Другим древним славянским термином для обозначения загона для скота является staja (стая) от stati (стоять) и специальный термин скотница (от скотъ).
48Об этом свидетельствует Устав князя Всеволода (1125–1136), а также другие более поздние русские нравоучительные сборники. См. «Ziv. st. Slov.», I, 811.
49В Киевской летописи под 946 годом рассказывается, что в городе древлян горели голубятни, клети и одрины. Здесь же впервые упомянута и голубятня. Об этимологии слова одр см. далее, на с. 376–377.
50Такую постройку упоминает Гельмольд у славян на Балтийском море (Helmold, 11.13: casas de virgules contextunt). Для глиняных построек у славян был термин зьдати (отсюда зьдь, чешское zed’ – стена из глины).
51Об этом см. в «Źiv. st. Slov.», I, 822.
52«Źiv. st. Slov.», I, 833.
53Хотя Герборд и говорит (11.41), что поморские славяне не знали замков и имущество свое не запирали, доверяя друг другу, однако это нельзя обобщать. На Руси этого не было, о чем свидетельствуют современные русские законы и другие известия о житницах, а также упомянутые находки ключей и замков, в частности, в могилах и русских житницах X–XII вв. («Ziv. st. Slov.», I, 838).
54«Źiv. st. Slov.», I, 825–826.
55Cm. Herbord, 11.24, 111.30 (о Руяне и Юлине), Козьма Пражский,
111.40, 45 (о Кладском районе и Вышеграде), Leon Diacon, VIII.7 (о Пржеславе). Здесь же следует упомянуть, что в городе Коренице на Руяне, по сообщению Саксона Грамматика (ed. Holder, 577), строились даже четырехэтажные дома. 56Ibrahim (ed. Westberg), 53. Каменные постройки в Киеве упоминаются в Киевской летописи под 945, 989 годами; о них свидетельствуют и новые раскопки. Первое каменное укрепление засвидетельствовано на Руси в 1044 г. внутри детинца в Великом Новгороде (Полное собрание русских летописей, III.211).
57Kosmas, 1.19.
58Легенда Oportet nos fratres (ed. Pekaf), 403.
59Так было в Киеве в 989 г. (Лаврентьевская летопись); в замке хорватского князя Людевита в 820 г. (Annales Einhardi, 820, 821); в усадьбе Прибина в Паннонии в 850 г. (Conversio Bag. et Corant. 11).
60«Źiv. st. Slov.», I, 824, 831. Термин «стена» засвидетельствован уже в X в.
61Этот термин засвидетельствован уже в IX в. в легенде о св. Мефодии, а затем у Козьмы, пресвитера болгарского («Źiv. st. Slov.», I, 845).
62Печи для выпечки хлеба наряду с жилищами римской эпохи найдены, например, в Подбабе у Праги («Źiv. st. Slov.», 1.843), у Ярочина и Кистржина (Praehist. Zs., VI.303; Przegląd arch., 1919, 143), и, таким образом, не подлежит сомнению, что печь была известна в I–IV вв. н. э. далеко на севере, за Дунаем. Находки В.В. Хвойко у Летичева в Подолии также указывают на II–IV вв. На это же указывает и печь, раскопанная в Лепесовце у Кременца (Известия археологической комиссии, XXIX, 57). Неизвестно, однако, являются ли эти находки славянскими.
63Эта часть делалась из кирпичей. Свод, сделанный из обожженных кирпичей, германцы переняли из Италии и при этом довольно рано, еще до VI в. Однако когда подобное устройство печи перешло к славянам, сказать трудно; повидимому, это произошло значительно позднее.
64«Źiv. st. Slov.», I, 848.
65«Źiv. st. Slov.», I, 866 (в Man. 11.122 о котле не упоминается).
66Полабские славяне сдавали воск для свечей в качестве дани уже в IX в. См. «Capitul. de villis» Карла Великого, 59, 62.
67В богатых домах князей и бояр высокий стол имелся уже в XI в., в Болгарии еще раньше («Źiv. st. Slov.», I, 879). Об истории стола у славян см. Мурко, Gesch. d. Hauses, III.120.
68Наряду с общеславянским термином ложе (от слова лежати) уже в X в. появляется и термин постель, постеля от стьлати. На ложе наряду со шкурами животных и рогожками клались и подушки из перьев.
69См. А. Преображенский, Этимологический словарь русского языка, 640–641, М., 1910–1916.
70«Źiv. st. Slov.», I, 873.
загрузка...
Другие книги по данной тематике

В. М. Духопельников.
Княгиня Ольга

В.Я. Петрухин, Д.С. Раевский.
Очерки истории народов России в древности и раннем Средневековье

Иван Ляпушкин.
Славяне Восточной Европы накануне образования Древнерусского государства

под ред. Т.И. Алексеевой.
Восточные славяне. Антропология и этническая история

Валентин Седов.
Славяне. Историко-археологическое исследование
e-mail: historylib@yandex.ru