Бризуры и говорящие гербы

Начиная с 1180-1200-х годов в рамках одной семьи только один-единственный человек, глава старшей линии, носит «полный» семейный герб, то есть герб целиком. Все остальные (сыновья при жизни отца либо, если отец умер, младшие братья при жизни старшего брата) не имеют на него права и должны вносить в него незначительные изменения, которые показывают, что они не являются “chef d’armes”, «главой герба», то есть главой старшей линии. Эти изменения называются бризурой. Женщин это не касается: незамужние дочери носят тот же герб, что и отец, а замужние, как правило, носят герб, на щите которого герб мужа соседствует с гербом отца. Бризуры главным образом встречаются в странах «классической» геральдики, то есть в странах, которые стали свидетелями рождения гербов на полях сражений в XII веке: во Франции (илл. 24 и 25), в Англии, Шотландии, Нидерландах, прирейнской Германии и Швейцарии. В других странах они редки (Скандинавия, Австрия, Испания, Португалия) либо не встречаются (Италия).

Внести изменения в семейный герб, будучи младшим сыном, можно различными способами: можно добавить или устранить фигуру, изменить цвет, поменять местами цвет фона и цвет фигуры. Вначале бризуры, необходимые на турнире, хорошо различимы. В дальнейшем младшие сыновья особенно не стремятся настаивать на том, что они младшие, и предпочитают неброские бризуры, чаще всего добавление малой фигуры. Так как гербы передаются по наследству, то может так оказаться, что через несколько поколений и после добавления нескольких бризур, гербы младших ветвей уже едва ли будут похожи на герб старшей ветви. Порой, напротив, сходство между гербами двух семей, по внешним признакам не связанных родством, позволяет заключить, что они происходят от общего предка. Геральдика, незаменимое подспорье для генеалогии, помогает таким образом идентифицировать людей, определять их имена, устанавливать происхождение, восстанавливать родственные связи, различать однофамильцев¹.

С конца XII века большинство гербов тесным образом связаны с семьей и именем. Однако еще более тесную связь с именем имеют те гербы, которые специалисты по геральдике называют «говорящими». Дать им определение не так-то просто, потому что они имеют самые разные формы выражения. В общих чертах можно сказать, что «говорящим» герб является тогда, когда название некоторых его элементов — чаще всего главной фигуры — и имя его владельца образуют игру слов или созвучны друг другу. Самый простой случай, когда название фигуры и имя владельца герба соотносятся напрямую: Гуго де ля Тур носит на гербе башню, tour; Тома де Лё (Leu), или Тома Волк, — волка; Рауль Кювье — кадку, cuvier². Но существует и множество других вариантов. Связь эта может быть аллюзивной (например, когда в имени семьи заключено слово «porte» (дверь, врата), а на гербе помещены ключи) либо название фигуры может соотноситься только с частью имени владельца герба (Гильом де Каправилль просто помешает на щит козу, сарга; сеньоры д’Оржемон — три колоса ячменя, orge). Связь может также строиться на созвучии с названием цвета, а не фигуры (в XIV веке знатная флорентийская семья Росси имеет герб с полностью червленым полем); либо могут быть задействованы сразу несколько фигур, составляющих нечто вроде ребуса: графы Гельфенштайн, к примеру, владевшие обширными землями на севере Швейцарии и в Вюртемберге, объединяют в гербе слона, Elefant, и камень, Stein (илл. 19); на гербе Кьярамонте, происходящих из Вероны, изображена гора, monte, а над ней освещающая ее звезда (chiara — свет).

Само понятие «игра слов» весьма расплывчато, по крайней мере с ходом времени оно претерпевает изменения: то, что являлось игрой слов в XII веке, может уже не восприниматься или не считаться таковой в XIV или в XVII столетии. Поэтому таким гербам — которые во французском и немецком (redende Wappen) языках зовутся «говорящими», а в более поэтичном и более точном английском изящно называются canting armes (поющие гербы) — сложно дать однозначное определение. Английский вариант, акцентирующий внимание на звуковой гармонии между именем человека и названием фигуры, имеет аналогию в латыни: arma cantabunda³.

Говорящие гербы часто считаются менее древними, менее благородными и, в геральдическом смысле, менее чистыми, чем другие⁴. Это не имеет под собой никаких оснований. Такие гербы существуют с момента возникновения геральдики, и самые знатные семьи используют их уже с конца XII века: например, графы Бара (две рыбы-усача, bars, развернутые друг к другу спинами), графы Булонские (три «шара», boules, или круга), графы фон Минценберг (веточка мяты, по-немецки Minze), дом Кандавен, графы де Сен-Поль (снопы овса)⁵, владетельное семейство фон Хаммерштайн (молот, по-немецки Hammer) и другие, не говоря уже о королевствах Кастилии (замки) и Леона (лев). Кстати, когда средневековым герольдам не известен герб какого-либо короля (реального или воображаемого) или важной особы, они, дабы компенсировать пробелы в своих знаниях, без колебаний выдумывают говорящие гербы. Такие гербы кажутся им естественными и вполне отвечающими духу геральдики. Так, герольд французского происхождения, составляя гербовник в конце XIII века, приписывает королю Португалии щит, на котором в качестве фигуры изображены ворота, porte, королю Галисии — щит с изображением чаши, calice, а королю Марокко — щит с тремя шахматными ладьями, rocs (илл. 18)⁶. Говорящие гербы не являются ни менее древними, ни менее почетными, ни менее «геральдическими», чем все прочие. Однако их обильное присутствие в недворянской геральдике с конца Средних веков и заурядные каламбуры, на которых они порой основывались в эпоху Нового времени, зачастую вызывали у геральдистов дореволюционной Франции недостаточное уважение к такого рода гербам⁷.

Определить долю говорящих гербов в общем количестве гербов для каждой эпохи, каждой области, каждого сословия или группы — задача непростая. Особенно это касается раннего периода. Их количество всегда недооценивается, потому что иногда, если не сказать часто, мы не распознаем такие гербы. В одних случаях «говорящая» ассоциация строится на диалектных или исчезнувших словах, в других — основывается на латыни или на иностранном языке, в третьих — она будет скорее аллюзивной, нежели собственно «говорящей», и то, что в глазах наших предков было прозрачной и изящной игрой смыслов, уже не обязательно будет выглядеть так же и в наших глазах. Рассмотрим несколько примеров. С конца XII века знатный английский род Люси носит герб с тремя щуками: говорящая ассоциация между именем рода и названием фигур будет для нас непонятна, если только мы не знаем, что «щука» (в современном английском pike) на латыни будет lucius, а на англо-нормандском — lus. Также есть много примеров, когда английские семьи нормандского происхождения имеют гербы с животными — «говорящими» по-французски, но не по-английски: борзая (levrier — greyhound) у Молеврие, выдра (loutre — otter) у Латтрел, теленок (veau — calf) у де Вел, медведь (ours — bear) у Фитц-Урс. В данном случае, чтобы объяснить выбор фигуры, нужно проследить происхождение семьи и знать французский язык.

В приведенных выше примерах в качестве говорящей фигуры использовались животные. Найти связь между названием животного и именем владельца герба иногда довольно просто, иногда не очень, но в принципе это всегда возможно. А вот когда речь заходит о геометрической фигуре, говорящая ассоциация часто бывает не столь прямой, не столь прозрачной, и тогда, помимо языковых сложностей, встает проблема ассоциативной или аллюзивной очевидности. Когда в 1265 году Гильом де Барр (des Barres), простой рыцарь, помещает на свою печать щит с разделенным ромбовидно полем, иными словами — щит, на который будто бы накинута сеть⁸, то догадаться о том, что здесь есть говорящая ассоциация, довольно трудно; однако она действительно есть: ромбовидное деление намекает на перекладины, barres, то есть на преграду. Эта же идея приблизительно в ту же эпоху была воплощена в английской геральдике — на гербе Джона Малтраверса, сеньора, владеющего землями в Дорсете. Он являлся обладателем гербового щита с черным полем, покрытым золотой косоплетенной решеткой⁹, то есть полностью черного щита, который будто бы перегорожен желтой решеткой. Чтобы увидеть говорящую ассоциацию между патронимом и идеей, заложенной в фигуре, нужно одновременно догадаться, что такого рода решетка тоже напоминает о препятствии, а имя “Маltravers”¹⁰ намекает на нечто, что трудно преодолеть.

Из всех опубликованных на сегодняшний день средневековых гербов менее 20% могут быть по той или иной причине признаны говорящими. Однако этот процент, несомненно, занижен, так как говорящие ассоциации между именем и теми или иными составляющими элементами герба не всегда очевидны. Хронологически процент таких гербов еще более возрастает в конце Средневековья, когда гербами также обзаводятся многие простолюдины и сообщества. Это самый простой способ выбрать себе гербовую фигуру. К нему, например, часто прибегают города: Лилль (с конца XII века) выбирает лилию, Берн и Берлин — медведя (Ваr), Лион — льва (lion), Мулюз¹¹ — мельничное колесо, Аррас — трех крыс (rat).

Географически говорящие гербы распространены повсюду, но больше всего их, по всей видимости, в германских странах. Это объясняется одновременно языковыми и культурными причинами. Немецкий язык (и — шире — германские языки вообще) кажется лучше приспособленным для подобной игры словами. Кроме того, германская антропонимика, в отличие от романской, более непосредственно обращается к названиям животных, растений, цветов и предметов. По крайней мере, связь между именем и вещью кажется более ясной, ее легче выразить и распознать. Словом, в Германии и германских странах говорящие фигуры имели больший успех, чем в остальной Европе. Возможно, поэтому их используют без меры и даже откровенно ими злоупотребляют. К примеру, в XIV-XV веках, когда некоторые французские, испанские и итальянские знатные семейства стремятся скрыть говорящие ассоциации, лежащие в основе их гербов, и выдумывают героические легенды, чтобы объяснить их происхождение и смысл (случай Висконти — самый известный¹² ¹³), немецкие и австрийские графские семьи ничуть не стыдятся своих говорящих эмблем и с гордостью подчеркивают связь своего имени с фигурой на гербе. Эта связь, которая подчас весьма напоминает нам ребус или каламбур, отнюдь не считалась унизительной: графы Хеннеберг гордо демонстрируют курицу (Неnnе), сидящую на горе (Berg); графы Тирштайн развлекаются тем, что меняют животное (Tier) на своем гербе: то это лань, то собака, иногда волк или баран, однако каков бы ни был зверь, он всегда стоит на камне (Stein) — так, чтобы две фигуры вместе составляли говорящий ребус; что же до знаменитых Волькенштейнов, могущественных правителей Тироля, из рода которых происходят два поэта, они демонстрируют весьма любопытный герб с полем, облаковидно скошенным справа, то есть разделенным диагональной линией в форме облаков (Wolken). Говорящий герб — настоящая мнемоническая формула — оптимальным образом воплощает в себе память и сплоченность линьяжа¹⁴, сконцентрированные в имени, а имя заключено и воплощено в одной или нескольких фигурах, представляющих собой значимое, сведенное к эмблеме семейное достояние.

¹ О бризурах: Bouly de Lesdain L. Les brisures d’apres les sceaux // Archives heraldique suisses, t. 10, 1896, p. 73-78, 98-100, 104-116, 121-128; Gayre of Gayre R. Heraldic Cadency. The Development of Differencing of Coat of Armes. London, 1962; Academie internationale d’heraldique, Brisure, augmentations et changement d’armoiries. Actes du Vе colloque international d’heraldique (Spolete, octobre 1987). Bruxelles, 1988.
² Чтобы не перегружать эту главу (претендующую на роль вводного обзора, а не подробного научного рассмотрения каждого отдельного случая) примечаниями, я сознательно не даю здесь исчерпывающих ссылок для всех примеров, которые здесь лишь упоминаются. Большинство этих примеров заимствованы из трудов, указанных в примечаниях выше, а также из: Brault G. J. Early Blazon, op.cit. и из основных французских, английских и немецких учебников по геральдике.
³ Это латинское выражение, тем не менее, возникло не раньше XVII в., тогда как французское armes parlantes встречается с XIV в. Английские авторы вместо canting arms иногда используют выражение punning arms (герб-каламбур).
⁴ Этого мнения придерживаются все французские и английские авторы XIX в. В современную эпоху запоздалое проявление такой дискредитации в отношении говорящих гербов обнаруживается в городской геральдике: многие маленькие французские города, названия которых можно легко проассоциировать с говорящей фигурой, отказываются от использования такой фигуры при создании гербов. Людям кажется, что такая говорящая ассоциация выглядит в той или иной степени нелепо и имеет мало общего с геральдическими принципами. Мнение ошибочное, но, к сожалению, неискоренимое. Настороженное отношение к говорящим эмблемам также встречается в сфере товарных знаков, по крайней мере, во Франции.
⁵ Candavene = Champ d’Avoine, т. е. буквально: «поле овса». — Прим. перев.
⁶ Гербы воспроизводились в ряде германских гербовников, в частности, около 1330-х гг. в знаменитом «Цюрихском гербовнике». См.: Merz W., Hegi F. Die Wappenrolle von Zurich... Zurich, 1930, n° 10, 11.
⁷ В «Общем гербовнике» Франции 1696 г., создание которого было предпринято скорее с фискальными, чем с собственно геральдическими целями, в избытке присутствуют нелепые говорящие гербы, официально приписанные физическим или юридическим лицам, которые не удосужились или отказались зарегистрировать в этом огромном общем гербовнике королевства свои настоящие гербы (и заплатить за это обязательную регистрационную пошлину...). Нотариусу Ниверне по имени Пьер Пепен был пожалован герб с изображением в серебряном поле три черные виноградные косточки [pepin]; в Канне некоему Ле Марье [букв. Женатому], адвокату по профессии, в качестве гербовой фигуры достались оленьи рога; а в Париже господин Бобо получил щит, где была изображена рука с пораненным и перевязанным указательным пальцем! Французская геральдика XVII в. не чуралась ни юмора, ни каламбуров. Несколькими годами ранее один геральдист составил для дедушки Жана Расина, великого драматурга Расина, «говорящий» герб с изображением крысы [rat] и лебедя [cygne]. См.: Mathieu R. Le Systeme heraldique frangais, op. cit., p. 75-86; Pastoureau M. Traite d’heraldique, op. cit., p. 68- 70. Сходные примеры, которые кажутся нам неудачным каламбуром или признаком дурного вкуса, встречаются также и в средневековых гербах и печатях: в XIV в. декан капитула Сен-Жермен д’Осер якобы имел печать с изображением обезьяны, окруженной звездами (обозначающими воздух) и стиснувшей лапы за спиной (= singe-air-mains-dos-serre) [букв, «обезьяна-воздух-лапы-спина-сжимает» — набор слов, омофоничный «Сен-Жермен д’Осер». — Прим. перев.]. К сожалению, ни одного оттиска этой удивительной печати до нас не дошло. См.: Gevaert Е. L’Heraldique, son esprit, son langage et ses applications. Bruxelles, 1930, p. 68.
⁸ Douet d’Arcq L. Archives de l'Empire..., op., cit., t. I, n° 1298.
⁹ London H. S. Aspilogia II. Rolles of Arms Henry III. London, 1967, p. 155, n° 203.
¹⁰ От mal (дурно, плохо) и traverser (переходить, пересекать). — Прим. перев.
¹¹ Название города происходит от нем. Muhlhausen: Muhl — мельница, и Hausen — дома. — Прим. перев.
¹² Висконти, герцоги Милана и графы Павии, сначала были сеньорами Ангварии (Anguaria), области, название которой напоминает слово «змея» (anguis). Возможно, что их знаменитая гербовая фигура в виде «змея» (драконоподобной змеи) была исходно говорящей и была связана с названием этой области. Но в середине XIV в. складывается следующая героическая легенда. Бонифаций, правитель Павии, женится на Бланке, дочери герцога Миланского. У них рождается сын. Пока отец сражается против сарацин, огромный змей похищает сына из колыбели и пожирает его. По возвращении из крестового похода Бонифаций отправляется на поиски змея. После многочисленных перипетий он обнаруживает его в лесу и между ними происходит яростная битва. С божьей помощью ему удается победить змея и заставить его изрыгнуть ребенка, который чудесным образом оказывается жив. В этой легенде присутствуют все повествовательные признаки сказки. Кроме того, она объясняет, почему у Висконти на гербе и в качестве нашлемника мы видим змея, изрыгающего ребенка. Остается выяснить происхождение фигуры ребенка на гербе и как в связи с этой эмблемой сложилась легенда. К сожалению, она до сих пор не становилась предметом научного изучения.
¹³ Cм.: Academie internationale d’heraldique, Le Cimier: mythologie, rituel, parente, des origines au XVIе siecle, Actes du VIе colloque international d’heraldique (La Petite-Pierre, octobre 1989), Bruxelles, 1990, p. 360, n. 22.
¹⁴ Большая семейная группа, связанная кровными узами, брачными союзами, общим земельным владением. — Прим. ред.

<<Назад Вперёд>>

Просмотров: 4166

загрузка...

Другие книги по данной тематике