|
Для восточноафриканских охотников хадзапи родные места – те, откуда homo sapiens начинал победоносное шествие по миру. Как и наши предки, они берут от природы все, что она может предложить. Это образец разумной стратегии выживания, которая оправдывала себя на протяжении 100 000 лет.
Мужчина в разодранной футболке пригибается и сводит колени, будто ему вдруг захотелось справить нужду. Он натягивает тетиву, отпускает, стрела со свистом срывается – и пролетает мимо антилопы. С глухим звуком она впивается в ствол акации. Остальные мужчины издают тихий возглас разочарования. И только. У хадзапи нельзя за это ругать. И наоборот: не принято, чтобы охотник хвалился своей меткостью.
 Воин хадзапи
Спустя полчаса этим людям улыбается удача. На этот раз стрела попадает в цель, вонзившись в цесарку с серо-белым оперением. Смертельно раненная птица еще бьет крыльями, когда стрелок подбегает к ней, вытаскивает стрелу и сворачивает птице шею. Добычу ощипывают на месте.
Охотник разжигает огонь: берет пластинку из твердой древесины и начинает сверлить ее длинной палочкой. Через несколько секунд поднимается дымок. Серый горячий пепел скапливается вокруг ямки. Один из мужчин подносит сухую траву. Она воспламеняется и начинает потрескивать.
Люди кладут цесарку в огонь. Обед делят по-братски. На обратном пути группа набирает по горсти ягод с колючего куста. Кто-то захватил пару плодов баобаба на ужин. Один из охотников вдруг останавливается и показывает на болезненного вида дерево. «Пчелы, – с блеском в глазах говорит он. – Мед!» Он забирается наверх. Несколькими ударами топора вскрывает углубление, в котором прячутся пчелы со своими личинками и сотами. Насекомые отчаянно роятся вокруг, когда человек вычищает гнездо. Мед, личинки и несколько неосторожных пчел исчезают в желудках охотников. Сегодня хороший день. Такой же, как и всегда.
Место, куда возвращаются охотники хадзапи, нельзя назвать деревней. Пять-шесть наскоро сложенных хижин, покрытых высохшей травой. Внутри на голом полу лежат несколько тонких одеял. Миска, полиэтиленовый пакет с одеждой, у самого входа – конструкция из двух деревянных рогатин. Вот и вся обстановка. На рогатины хозяин кладет лук и стрелы. Одна из шести семей, поселившихся здесь, вообще обходится без крыши над головой. Ее территория отмечена заборчиком чуть выше колен из веток и соломы.
Народ хадзапи, численность которого сегодня составляет 1000–1500 человек, охотится, выкапывает съедобные корешки, собирает плоды баобаба, семена которых женщины перетирают в кисловатую муку. Многое свидетельствует о том, что хадзапи, населяющие саванну на севере Танзании, неподалеку от Килиманджаро, по сей день живут и добывают огонь почти так же, как и десятки тысяч лет назад. Видимо, их далекие предки и были теми самыми людьми, которые за 100 000 лет до начала нашего летосчисления, будучи первыми представителями подвида homo sapiens, отправились в путь, чтобы завладеть земным шаром.
Земледелие и скотоводство долгое время не считались сильными сторонами homo sapiens. Он существовал за счет охоты и собирательства. Ситуация изменилась только около 10 000 лет назад. Вероятно, эволюция не видела необходимости отказываться от своей изначальной стратегии успеха. Хадзапи и сегодня не находит для этого причин. Они прекрасно приспособлены к своей среде обитания, живут за счет природы и в гармонии с ней, не нанося вреда. За тысячи лет они приобрели опыт, слишком богатый, чтобы считаться примитивным.
Женщины из стана Кисанаквиби расселись рядом с зарослями кустарника. Они стучат своими заостренными палками-копалками по высохшей, твердой как камень земле. «Ищут корешки эквы», – разъясняет Ньеха, лучший охотник племени. По звуку женщины определяют, где таятся проросли этих съедобных корешков, и знают, откуда их нужно выкапывать. Похожим способом мужчины отыскивают пчелиные гнезда в полых стволах деревьев. Ультразвук по технологии хадзапи.
В засуху мужчины обследуют толстые баобабы на предмет полостей, в которых с последнего сезона дождей могла бы остаться вода. А по незначительным различиям цвет песка в пересохшем русле реки они определяют, не задержалась ли под ним живительная влага. Они читают по следам животных и по резкости отпечатков с точностью до часа определяют, когда здесь прошла зебра, антилопа или гиена. А по испражнениям узнают об их здоровье и упитанности. «Это помет гиены, – говорит Ньеха, указав на белую, как мел, кучку. – Гиены едят кости, поэтому и гадят белым».
Высоко в кроне баобаба издает призывный крик птица. Охотники настороженно поднимают головы. Они имитируют ее, и птица отвечает снова. «Медоуказчик, – объясняет Ньеха. – Он покажет нам, где спрятан пчелиный улей». Птица вспархивает на тонкую ветку. Мужчины следят за ней взглядом. Когда они взбираются на дерево, то в самом деле находят дикий мед. «Медоуказчику это тоже выгодно», – смеется Ньеха. – Когда мы выберем все из сот, он примется за личинок».
В обществе, так гармонично сосуществующем с природой, нет страсти к накоплению богатства. Это мешало бы кочевать. Хадзапи в прямом смысле кормятся у природы с рук. И это им удается очень неплохо – исследования показывают, что примитивные хадзапи в среднем питаются лучше, чем окружающие оседлые африканцы. Дичи хватает, хотя ее и стало меньше в послевоенные годы. А если прижмет голод, то рядом стоит баобаб, как говорит Ньеха. Зачем его народу тратить силы ради того, чтобы иметь больше и больше?
График работы у них гибкий и на удивление короткий. Два-три часа на охоту у мужчин и еще меньше – на собирательство у женщин. После этого долго отдыхают, болтают и курят.
Больше всего охотники любят сидеть в тени акации и изготавливать стрелы. Лук и стрелы – это единственное имущество, к которому они относятся с уважением. Стрелы вырезают из твердых пород древесины. Вначале они кривые. Мужчины зажимают их зубами и, рассчитывая давление, выпрямляют.
Наконечники стрел в наше время в основном металлические. Предки скорее всего делали их из костей или кремня. Возможно, им были известны и ядовитые растения, помогающие охотиться на крупных животных. Их соком хадзапи смазывают наконечники стрел. «Зебра, которую ранили отравленной стрелой, умирает в течение получаса, – говорит Ньеха. – Яд останавливает сердце». На отравленные наконечники он надевает защитные колпачки. «Нужно следить, чтобы дети не играли с ними». Удивительно, что хадзапи не имеют понятия о колчане. Они носят стрелы и лук в руках. Когда они стреляют, остальные стрелы зажимают между ног.
Ньеха сидит на базальтовом валуне и глядит на равнину вокруг высохшего озера. Вдалеке в тумане поблескивают фигурные очертания гор. Хадзапи любят выбирать скалистые участки для своего стана. На твердом полу женщины прекрасно перетирают зерна баобаба в муку. Среди камней можно найти себе удобное «кресло с подлокотниками» и, сидя на нем, наблюдать за дичью.
Рано или поздно каждый здесь задает себе вопрос: «Что находится за синими горами?»
Не этот ли вопрос не давал покоя нашим предкам, которые шли все дальше и дальше, пока не достигли Огненной Земли и островов Фиджи? Земледельцы привязаны к своим участкам земли. Охотники и собиратели – всегда в пути и не имеют определенного места жительства. Тот, кто время от времени ищет воду, дичь и корешки, находится в перманентном состоянии миграции. А если не иметь никакого имущества, значит, нельзя ничего потерять, сорвавшись с места. Наверняка это обстоятельство облегчило нашим предкам постепенное распространение по всей земле. Каждому отдельному человеку, конечно, было неведомо, что его перемещение из одного района охоты в другой – часть большого переселения человеческого рода. Это осознаем только мы, рассматривая вопрос в ретроспективе.
Но время большого прорыва прошло. Ньеха уже не сможет отыскать новых мест охоты. И ответ на вопрос, что ждет его народ за синими горами, сейчас ясен: беда. Пастухи со своими стадами, прогнавшие дичь. Егеря, которые не позволят хадзапи охотиться. Города, где они чувствуют себя потерянными.
В наше время для хадзапи мир не открыт, как для охотников и собирателей каменного века. Напротив, их мир уменьшается. Раньше огромные пространства саванны принадлежали им. Теперь эта территория понемногу заполняется племенами масаи, татого и ираку, пасущими свой скот на земле хадзапи. Для пришельцев саванна – земля под паром, которой никто не пользуется, а народ хадзапи – сборище лодырей, не способных ее толком применить.
Часть древнего народа поддалась на уговоры и поселилась в деревнях, которые, начиная с 1970-х гг., из самых гуманных побуждений строило танзанийское правительство вместе с миссионерами. Успех акции оказался более чем скромным. Поля урожая почти не приносили. Скотоводство тоже оказалось хадзапи не по силам. В поселках они подружились с бутылкой. Вернее, с полиэтиленовыми пакетами, которые они заполняют дешевым джином и осушают в один присест. Пустыми пакетиками, как струпьями, покрыта земля вокруг убогих забегаловок.
Люди степей смотрят на своих одомашненных собратьев и говорят: нет уж, спасибо. Собачья жизнь, как говорит старый охотник Мароба, усевшись вечером у костра.
По материалам журнала «Штерн»
|
