1. Официальная литература

Типичный хеттский государственный документ начинается лаконичной формулой: «Так говорит царь NN, великий царь, царь Хатти, герой, сын ММ, великого царя, царя Хатти, героя» (в титулах встречаются вариации; родословная иногда опускается, а иногда расширяется). За таким вступлением может следовать и царский указ, относящийся к насущным делам, и хроники военных кампаний, и «договор» с описанием условий присяги на верность, наложенной царем Хатти на правителя зависимой страны. С формальной точки зрения все эти типы документов — плоды одного древа, корни которого уходят далеко в глубь веков.

Древнейшей из царских надписей некоторые исследователи признают надпись Анитты, вопрос об аутентичности которой обсуждался выше; однако по своей форме эта надпись необычна. Повествование, занимающее большую часть таблички, якобы скопировано со стелы, установленной в воротах царского города, и завершается проклятием в адрес любого будущего государя или злодея, который посмеет уничтожить или повредить эту стелу. В этом отношении надпись Анитты близка к типу надписей, распространенному в Вавилонии и Ассирии, что свидетельствует в пользу гипотезы, согласно которой первоначальный текст на стеле был написан на аккадском языке. В Анатолии этот тип надписей не встречался вплоть до падения царства со столицей в Хаттусе. Таким образом, данный документ не принадлежит к основному руслу хеттской традиции.

Имеются основания предполагать, что хеттская клинопись вошла в обращение в годы правления Хаттусили I прежде всего для дословной записи заявлений, с которыми царь время от времени выступал перед собранием знати. Выдающийся образец «протоколов» данного типа — так называемое «политическое завещание» Хаттусили. Это запись речи, которую царь произнес по случаю усыновления юного Мурсили и назначения его наследником престола. Царь обращается к народу свободно и естественно, не ограничиваясь рамками жесткой литературной формы. Приведем несколько отрывков, которые наглядно демонстрируют непосредственный и энергичный стиль этого воззвания:

«Великий царь Лабарна^{23} обратился к воинам Собрания и сановникам [со словами]: «Смотрите, я заболел. Того молодого Лабарну, которого я объявил перед вами, [сказав: ] «Он сядет на трон», — я, царь, называл его своим сыном, обнимал его, восхвалял его и заботился о нем постоянно. Но он выказал себя таким юнцом, на какого и смотреть не подобает: он не проливал слез, не выказывал жалости, он был холоден и бессердечен. Я, царь, призвал его к своему ложу (и сказал): «Что ж! Пусть никто [в будущем] не воспитывает сына своей сестры как своего приемного сына! Слово царя он не принял к сердцу, а слово своей матери, змеи, он принял к сердцу». <…> Довольно! Он мне не сын больше! Тогда его мать взревела, как вол: «Они разорвали утробу в моем живом теле! Они его уничтожили, а ты его убьешь!» Но разве я, царь, причинил ему какое-то зло? <…> Смотрите, я дал моему сыну Лабарне дом; я дал ему [пахотную землю] в изобилии, [овец] в изобилии я дал ему. Пускай теперь ест и пьет. [Пока будет вести себя хорошо], пусть приходит в город; но если он выступит (?) [как смутьян], <…> то пусть не приходит, а остается [у себя дома].

Смотрите, Мурсили ныне — сын мой. <…> На место льва бог [возведет] другого льва. И в час, когда раздастся призыв к оружию, <…> вы, мои слуги и лучшие граждане, должны будете [прийти на помощь моему сыну]. Когда истечет три года, он выступит в поход. <…> Если вы возьмете его с собой в поход [когда он будет еще ребенком], приведите [его] обратно [невредимым]. <…>

До сих пор ни один [из моей семьи] не подчинялся моей воле; [но ты, мой сын] Мурсили, ты должен повиноваться. Соблюдай слово [своего отца]! Если ты будешь соблюдать слово своего отца, ты будешь [есть хлеб] и пить воду. Когда зрелость [войдет в] тебя, ешь два или три раза в день, и это пойдет тебе во благо! [Когда же] старость войдет в тебя, тогда пей досыта! И тогда можешь забыть слово своего отца.

[Ныне] вы, мои главные слуги, вы [также] должны [соблюдать] мои слова, [слова] царские. Вы ешьте [только] хлеб и пейте воду. [Тогда] Хаттуса будет выситься крепко, и земля моя [будет] в мире. Если же не соблюдете вы царское слово <…> то не останетесь в живых — погибнете.

Мой дед объявил своего сына Лабарну [наследником трона] в Санахуитте, [но после] его слуги и лучшие граждане отвергли (?) его слова и посадили на трон Пападилму. Ныне сколько же лет минуло и [сколько из них] избежали своей участи? Дома тех лучших граждан, где они? Или они не погибли? <…>

А ты, [Мурсили], не мешкай и поддавайся лени. Если ты промедлишь, [это навлечет на тебя] все то же старое несчастье. <…> Что вложено в твое сердце, сын мой, на это всегда и полагайся в своих деяниях!».

В начальных словах этого текста уже присутствует прототип той вводной формулы, которая обычно встречается в позднейших надписях. Интересен также исторический пример (упоминание о заговоре Пападилмы), ссылаясь на который царь предостерегает своих подданных от раздоров. Фрагменты других текстов того периода свидетельствуют, что это был излюбленный риторический прием. Сохранился один документ, целиком состоящий из «нравоучительных анекдотов», наподобие следующих:

«Цити был чашником. Отец царя приказал поднести госпоже Хестайари и Маратти сосуд-хархара вина. Он [т. е. Цити] поднес хорошее вино царю, а им дал другое вино. Первый [т. е. Маратти?] пришел и сказал царю: «Подали другое вино». Когда царь увидел это, он [т. е. Цити?] пришел и сказал, что это так. Тогда его увели и «разделались» с ним, и он умер.

Санта, человек из Хурмы, был дворцовым прислужником в Хассуве. Он служил хурритам и пошел на встречу со своим господином [т., е. царем хурритов]. Царь услышал об этом, и его изувечили».

Быть может, этот странный документ служил ораторам своего рода справочным пособием, из которого они выбирали подходящие «иллюстрации» к своим речам? Так это или нет, но отношение к истории как к поучительному материалу ярко отражено во всех царских указах позднейшего времени.

От периода между правлением Мурсили I (преемником Хаттусили) и правлением Телепина надписей не сохранилось, и, когда у нас в руках наконец оказывается великий указ Телепина, устанавливающий нормы поведения для членов царской семьи и провозглашающий закон о престолонаследии, поздний тип государственных документов предстает перед нами уже полностью развитым. Как и речь Хаттусили, этот текст, очевидно, зачитывался вслух перед собранием знати; но, в отличие от более раннего документа, указ Телепина имеет упорядоченную структуру и, очевидно, был тщательно проработан заранее. Исторический пример превратился в длинную преамбулу (первые несколько абзацев из нее приводились выше), живописующую катастрофические последствия междоусобиц и тем самым подготавливающую почву для главной темы, с объявления которой начинается вторая часть документа. С того времени историческая преамбула становится неотъемлемой частью всех царских указов, в том числе и так называемых договоров, в которых она содержала перечисление всевозможных услуг, оказанных в прошлом зависимому царю, и была призвана пробуждать в последнем чувство долга и благодарности. Наконец, при Мурсили II описание исторических событий выделилось в самрстоятельный жанр: появились первые царские анналы. Однако даже здесь повествование не сводится к простой хронике событий. Оно остается тематическим, причем тема, как правило, носит религиозный характер: вся летопись царских достижений с благодарностью и почтением излагается перед божеством — покровителем царя. Приведем в качестве примера один абзац из введения в «Анналы Мурсили»:

«Когда я, солнце^{24}, воссел на трон моего отца, прежде чем выступить против враждебных стран, объявивших мне войну, я посетил ежегодные празднества солнечной богини из Аринны, госпожи моей, и отпраздновал их, и к солнечной богине из Аринны, госпоже моей, я воздел руку и сказал так: «Солнечная богиня из Аринны, госпожа моя, окрестные враждебные страны называют меня ребенком, и не принимают меня всерьез, и постоянно пытались захватить мои земли, о солнечная богиня из Аринны, госпожа моя, — снизойди, о солнечная богиня из Аринны, госпожа моя, и сокруши ради меня эти враждебные страны». И солнечная богиня из Аринны услышала мою молитву и пришла мне на помощь, и по прошествии десяти лет после того, как я воссел на трон моего отца, я покорил эти враждебные страны и уничтожил их».

Анналы этих первых десяти лет правления Мурсили записаны на одной табличке, большой и на удивление хорошо сохранившейся (фото 25). Подводя им итоги, царь возвращается к той же теме, которая заявлена во введении:

«С того времени, как я воссел на трон моего отца, я правлю вот уже десять лет. И эти враждебные страны я покорил за десять лет сам; не считая тех враждебных стран, которые покорили царевичи и знатные военачальники. И все то, чего в дальнейшем удостоит меня солнечная богиня из Аринны, госпожа моя, я запишу и положу перед ней».

Этот документ можно назвать «личной летописью» Мурсили II. Существовала также подробная версия анналов всего его правления, занимавшая много табличек, но большая часть их до наших дней не дошла. Несколько выдержек, позволяющих составить представление о стиле этой хроники, приведено выше, в главе, посвященной военному делу.

Царь Мурсили был выдающимся хронистом. Он сделал записи не только о собственном правлении, но и о царствовании своего отца Суппилулиумы. Но, к сожалению, его преемник Муватали подобных анналов не оставил, а о том, что примеру Мурсили последовал его второй сын, Хаттусили III, свидетельствует лишь единственный небольшой фрагмент таблички. Анналы Тудхалии IV тоже сильно пострадали от времени.

Однако от правления Хаттусили III до нас дошел хорошо сохранившийся текст, в котором эта традиционная литературная форма использована с особой целью. Свергнув своего племянника Урхи-Тешуба, Хаттусили тем самым преступил старинный закон Телепина, благодаря которому в стране царили мир и спокойствие. В оправдание этого своевольного поступка он сочинил изысканную апологию, которую нередко называют «автобиографией Хаттусили». Начинается она следующими словами:

«Так говорит Хаттусили, великий царь, царь Хатти, сын Мурсили, великого царя Хатти, внук Суппилулиумы, великого царя, царя Хатти, потомок Хаттусили, царя Куссара.

Я изъявляю божественную власть Иштар; да услышат это все люди, и отныне почести, обращенные ко мне, солнцу, [к] моему сыну, [к] сыну моего сына и [к] потомству моего величества, да будут отданы из всех богов [богине] Иштар».

Это — традиционная тема. Однако в центре дальнейшего повествования оказываются отнюдь не военные победы, одержанные во имя божества. Царь рассказывает о своем детстве (упоминая, в частности, что ребенком он много болел) и описывает, как он был посвящен богине Иштар, как его со всех сторон окружали враги и завистники и как Иштар помогла ему справиться с недругами. Она продолжала помогать ему и тогда, когда он стал наместником северных областей, — но лишь до тех пор, пока Урхи-Тешуб не взошел на трон и из зависти к достижениям Хаттусили не примкнул к рядам его недоброжелателей. Далее царь продолжает:

«Но из уважения к моему брату я воздерживался от своекорыстных поступков и вел себя смиренно семь лет. Но затем этот человек вознамерился уничтожить меня <…> и отнял у меня Хакписсу и Нерикку, и тогда я отринул смирение и взбунтовался против него. Но, взбунтовавшись против него, я совершил это не злодейски, не восставши против него в [его] колеснице и не восставши против него в [его] доме, но [открыто] объявив ему войну [в таких словах]: «Ты предпочел вступить со мною в ссору; ты — великий царь, что же до меня, то как оставил ты мне одну крепость, так я и есть царь этой крепости. Вставай же! И пусть Иштар из Самухи и бог грозы из Нерика рассудят наш спор». Относительно того, что я написал это Урхи-Тешубу, ктонибудь мог бы сказать: «Почему ты сначала возвел его на трон, а теперь пишешь ему, чтобы вступить с ним в войну?» Но [я отвечу так: ] если бы он [сам] не поссорился со мной, то разве [боги] допустили бы, чтоб он, великий царь, потерпел поражение от ничтожного царька? Но поскольку он сам предпочел вступить со мною в ссору, боги вынесли приговор и присудили ему поражение. <…> И поскольку госпожа моя Иштар прежде обещала мне трон, ныне она посетила мою жену во сне [и сказала]: «Я помогаю твоему мужу, и вся Хаттуса встанет на сторону твоего мужа». <…> Затем я увидел великую милость Иштар. Она покинула Урхи-Тешуба, и не в каком ином, а [в своем же] городе Самухе она затворила его, как свинью в свинарнике, <…> и вся Хаттуса перешла ко мне».

Далее Хаттусили рассказывает, как он избавился от своих врагов, не казнив их, но лишь изгнав из страны, и кратко описывает свои успехи, снова благодаря Иштар за покровительство и помощь. В следующих двух абзацах царь говорит о том, как он посвятил Иштар несколько зданий и сделал ее жрецом царевича Тудхалию, а в заключение еще раз возвращается к исходной теме: «Когда бы в будущем ни преуспел сын, сын сына или иной потомок Хаттусили и Пудухепы, да поклоняется он из всех богов [богине] Иштар из Самухи».

Ядро этого документа — фрагмент, посвященный Урхи-Тешубу. По стройности аргументации представленное здесь рассуждение равносильно выступлению защитника в суде — еще одной разновидности официальных текстов, часто встречающихся в хеттских архивах, но почти не имеющей аналогов в литературах других народов доклассической древности. Правда, нашему современнику это рассуждение может показаться безосновательным, но лишь потому, что мы давно перестали воспринимать войну как «испытание», позволяющее отличить правого от виноватого; хетты же, как мы видели, принимали эту концепцию как самоочевидную данность, и оправдания Хаттусили звучали для них вполне убедительно. Выше уже отмечалось, что этот документ — явное свидетельство высокоразвитого политического сознания.

Объем данной работы не позволяет нам подробно описать прочие, менее важные типы государственных документов, обнаруженных в хеттских архивах. Укажем лишь, что среди них выделяются жалованные грамоты, освобождающие частные лица или организации от налогов и других повинностей; дарственные, подтверждающие именем царя передачу крупных поместий новым владельцам; рескрипты, содержащие решения по вопросам о спорных границах или обвинения в адрес мятежников; протоколы судебных допросов, а также должностные инструкции различных чиновников и сановников.

Из вышесказанного явствует, что хетты выработали свои особые формы и стили официальной литературы, отвечающие их особым государственным и политическим нуждам и не имеющие ничего общего с литературными формами, бытовавшими у других народов той эпохи. Можно было бы возразить, что жанр анналов обширно представлен в древневосточной литературе хрониками ассирийских царей; однако эти хроники появились лишь спустя несколько столетий после падения Хеттской империи, и в этом отношении ассирийцев следует признать наследниками хеттов.