4

   Помощь раненым в те времена была чистым актом человеколюбия, при котором человека спасали не для армии и не для войны, а для него самого. В результате и организована эта помощь у всех воюющих сторон была в общем-то кое-как.

   Нельзя сказать, что ее не было вообще (точно так же, как нельзя сказать, что, например, на «Титанике» вообще не было шлюпок). В принципе медицинская помощь была организована при всех армиях. Французская система помощи раненым началась с Пьера-Франсуа Перси, главного хирурга Рейнской армии, создавшего «передовые подвижные хирургические отряды», которые прямо во время битвы выносили раненых на специально изобретенных Перси носилках. Новаторством было все – и носилки, и работа санитаров во время боя – прежде раненых выносили только после него. Ларрей добавил к системе Перси легкие повозки – так родились «амбулансы». Пишут, что Ларрей придумал их, увидев конную артиллерию.

   Однако система убийства совершенствовалась быстрее систем спасения, так что, повторюсь, возможности военной медицины изрядно отставали от потребностей армии. Француз Луи-Гийом Пюибюск, в Русскую кампанию служивший интендантом, сетовал: «Прежде, бывало, ни один генерал не вступит в сражение, не имея при себе лазаретных фур, а теперь все иначе: кровопролитнейшие сражения начинают когда угодно, и горе раненым – зачем они не дали себя убить. Несчастные отдали бы последнюю рубашку для перевязки ран, теперь у них нет ни лоскутка, и самые легкие раны делаются смертельными».

   У русских имелась система Якова Виллие. Согласно его «Положению для временных военных госпиталей при Большой Действующей армии», выпущенному в 1812 году, госпитали делились на развозные, подвижные и главные. По Положению, первую помощь еще на поле боя раненый получал от хирургов, которые на легких повозках с некоторым набором медикаментов следовали за войсками. Далее раненый попадал в «лазаретный обоз» (подвижной госпиталь). При легком ранении он в нем и оставался, при тяжелом – переводился в главный подвижной госпиталь. Пишут, что эта система была «прогрессивной для своей эпохи». Однако не пишут, что судя по воспоминаниям, она в большей степени оставалась на бумаге, и спасение утопающих все равно чаще всего было делом рук самих утопающих.

   Раненый на Бородинском поле во время боя за флеши генерал граф Михайла Воронцов писал: «Мне перевязали рану прямо на поле, извлекли пулю и первые три или четыре версты везли в небольшой крестьянской телеге, одно из колес которой было сбито пушечным ядром, и мы умудрялись ехать на оставшихся трех».

   Если так эвакуировали генерала, наследника одного из самых больших состояний России, то понятно, что офицеры и тем более нижние чины могли рассчитывать только на себя и на помощь товарищей. В некоторых сражениях помощников при одном раненом могло быть двое-трое – солдаты использовали относительно честный способ улизнуть из-под огня – но под Бородиным, проводив товарища, многие шли обратно в огонь. Когда раненый юнкер Авраам Норов, с помощью бомбардира Козлова добравшийся до лазарета, просил его остаться рядом, тот ответил: «Позвольте вернуться на батарею: людей много бьет, всякий человек нужен», – и снова вернулся в огонь.

   Поведение русских раненых после Бородина показывает, что они не обольщались насчет возможности получить медицинскую помощь. По описанию Муравьева, кто мог идти, шел сам. Многие разбредались в стороны, рассчитывая, что им помогут в окрестных деревнях. «Лекарей недоставало. Были между ними и такие, которые уезжали в Можайск, чтобы передохнуть от переносимых ими трудов (у людей, видимо, просто сдавали нервы, но тогда и слова такого не знали – СТ.), отчего случилось, что большое число раненых оставалось без пособия. Хотя и много было заготовлено подвод, но их и на десятую долю раненых недостало…», – пишет Муравьев.

   Часть проблемы, возможно, состояла в том, что дело эвакуации раненых в русской армии в 1812 году было разделено по разным, да еще и не медицинским, ведомствам: за организацию выноса раненых с поля боя отвечал генерал-девальдигер (шеф военной полиции), а за организацию вывоза – уже генерал-вагенмейстер (по нынешнему – начальник транспортной службы).

   К тому же и за госпитали разного уровня отвечали разные чиновники: за развозные и подвижные – главный комиссар, а за главные временные – директор госпиталей. Неудивительно, что русские тыловики то и дело забывали раненых в самых разных местах (в Смоленске, а больше всего – в Москве): один госпиталь «отправил» их в другой, который об этом, видимо, и не догадывался. Раненые терялись между ведомствами как письма.