Глава 10. Художники и скульпторы

Рис. 73. Типичная сельская сцена. Обратите внимание на сокола на руке у мальчика

Мозаичные полы Большого дворца – прекраснейшие в своем роде из всех известных нам, но дальнейшие раскопки могут открыть миру другие образцы, сравнимые с ними по красоте и безмятежности. Безмятежность, безусловно, является ключом, который открывает дверь в волшебный мир византийского искусства. Византийское искусство не драматично: даже огромный купол константинопольского собора Святой Софии на первый взгляд не ошеломляет вас, но постепенно переполняет восхищением, потому что это искусство величественно. Даже в мелком масштабе, требуемом для иллюстраций, переносных мозаик, где каждый камушек чуть больше булавочной головки, или пластин с перегородчатой эмалью, многие из которых по длине и ширине не больше двух сантиметров, все предметы сохраняют высокое качество работы. Также византийское искусство в чистом виде (без примеси сирийского или восточного влияния) не отличается эмоциональностью. Напротив, оно пронизано глубинными, но сдерживаемыми чувствами. Более того, оно нечасто передает прелестные сцены, однако за редким исключением являет собой истинную красоту и прекрасно выполняет свое основное назначение. К тому же оно поразительно самобытно, его невозможно спутать ни с чем другим.

Не менее важным достижением византийских художников была их способность превращать пробные шаги или второстепенные формы искусства в нечто абсолютно новое и столь значительное, что они не только переходили в разряд первостепенных форм искусства, но и определяли стили, которые в будущем оказали серьезное воздействие на европейское искусство. Так, в архитектуре именно они ввели церкви с куполами. В религиозном искусстве создали стиль, преимущественно в иконописи, который во многом отозвался в работах итальянских примитивистов, а также сформировал основу религиозного искусства, со временем ставшего характерным для православия. Наконец, в украшение интерьера они ввели смальтовую мозаику, как прекраснейшую, роскошнейшую форму декорирования стен, и «опус сектиле», то есть геометрическую мозаику из больших кусков камня или мрамора, которой выкладывались полы.

Византийцы строили свои первые церкви в соответствии с формами и техникой, которые унаследовали сначала от античного мира, а затем от восточных соседей. Они покрывали крышей греческий храм в форме базилики, который им передали римляне, с деревянными балками, и оставляли апсиду, которую добавили римляне для трона «юдекса», то есть судьи; византийцы же устраивали там алтарь. Они также нашли применение круглым зданиям, которые римляне использовали в качестве мавзолеев для знати и которые, как и Пантеон, венчали куполом из камня. Приблизительно до VI столетия, хотя ни одна из этих форм не подходила полностью для христианства, необходимость в церквях стояла так остро, что проще и дешевле было строить их без изменений. Из двух этих видов приспособить базилику к нуждам христианской церкви оказалось легче: алтарь размещали в центральной апсиде, а внутреннее пространство без всяких трудностей делили на нефы пилястрами или колоннами, которые также поддерживали галереи для молящихся женщин. Вскоре каноном стали три нефа, хотя в исключительных случаях делали и пять. В VI веке центральная апсида стала шире остальных. Великолепным примером этого стиля может служить собор Святого Димитрия в Фессалониках, возведенный в V столетии и реконструированный в VII веке. В 1917 году он серьезно пострадал от пожара, но, несмотря на потерю большей части его прекрасных росписей, впоследствии был восстановлен в точности.

К VI веку архитекторы клали пяточные блоки капителей колонн, чтобы поддерживать галереи, но вскоре скульпторы придумали капитель, выполнявшую обе функции в едином куске камня. Также в VI веке появилась традиция пристраивать с западной стороны поперечную комнату, которую называли «экзонартекс». Тем не менее только в XIII столетии в церквях появились паперть и отдельно стоящие колокольни. Это произошло в основном под влиянием Запада, поскольку изначально церковные колокола в Византии не использовались. Вместо этого, так же как в наши дни в некоторых монастырях Греции и Балкан, верующих собирал на молитву «симантрон» – деревянный брус, по которому били деревянной колотушкой.

Хотя базилика вполне подходила ранним христианам в качестве храма, византийская концепция Вселенной была такова, что купольная церковь вписывалась в нее лучше всего. Византийцы представляли себе Вселенную в виде перевернутого конуса, четко разделенного на части, как их общество. Так, на самой вершине небесной сферы парили Бог Отец, Бог Сын, Бог Дух Святой и Богородица. Ниже находился святой Иоанн, окруженный архангелами, серафимами, херувимами и ангелами. Еще ниже располагались евангелисты, пророки, отцы церкви и множество святых и праведников, мужчин и женщин. Отделенный от них эфиром, на самой вершине земной сферы стоял император, сопровождаемый патриархом, своей семьей и придворными. А далее находились остальные люди в соответствии с их социальным положением. Тем не менее здания с круглым основанием и куполом, который для византийцев лучше прочего символизировал небеса, не подходили для проведения христианских ритуалов, которые требовали фокусной точки, как апсида, для алтаря. С другой стороны, переход от квадратной к прямоугольной горизонтальной проекции и круглой крыше был трудноосуществим. Проводились эксперименты с колоннами, которые создавали центральное восьмиугольное основание в квадратном здании и позволяли увенчать куполом центральную часть, но результат не устраивал строителей. Сейчас решение кажется элементарным, но в те времена оно стало революцией в архитектуре и помогло даже не очень опытным архитекторам возводить здания с куполом.

Ответ лежит во вставке по углам квадратного здания треугольных секций каменной кладки с закругленными сторонами, которые называются парусами; их широкие окончания на вершине стены слегка наклонены внутрь, чтобы сделать переход к крыше круглым. Похожего результата можно добиться, если пристроить над прямыми углами здания маленькую навесную, так называемую подпружную, арку. Вряд ли византийцы изобрели оба этих способа, поскольку к тому времени парус уже использовался в Сирии, а подпружная арка – в Персии, но именно византийцы первыми оценили весь потенциал обеих форм и начали пользоваться ими, продлевая стены квадратных и прямоугольных строений, чтобы добиться крестообразной горизонтальной проекции. Здания, построенные таким методом, отлично подходили для нужд церкви, ибо их форма помогала напоминать верующим о страданиях Христа на кресте, а купол в центре символизировал небесную сферу.

Раскопки, в настоящее время проводимые в Константинополе, наводят на мысль о том, что купольные церкви нового типа существовали там до того, как Юстиниан выстроил четыре прекрасные церкви, связанные с его именем. Разрушения, которые претерпел Константинополь во время восстания «Ника», побудили Юстиниана провести эксперимент в области нового стиля. Для церкви Святой Ирины, строительство которой началось в 532 году, сразу после подавления восстания, он выбрал трехнефный базиликовый тип с куполом над главным квадратом, поддерживаемым в данном случае кирпичными пилястрами. И у всех архитекторов в будущем мраморные колонны или пилястры из кирпича или камня, покрытые штукатуркой, не только поддерживали галереи, но также разгружали подпружные арки или паруса, несшие на себе тяжесть куполов. Если для поддержания арок использовали колонны, на капители помещали пяты, но там, где стояли пилястры, арки выходили прямо из них; эта форма поддержки была, очевидно, первичной.

Разрушение собора Святой Софии, детища Константина I, во время восстания «Ника» расценивалось как национальная катастрофа. Этот храм был не только первым в Константинополе, но также с самого начала задумывался как официальный первоисточник христианства. Он играл столь важную роль в жизни византийцев, что Юстиниан во всеуслышание заявил о своем намерении возвести на месте разрушенного собора новый с тем же названием, который превзойдет по красоте все церкви христианского мира. Архитекторами он нанял математика Анфимия из Тралл, который, вероятно, был армянином, и некоего Исидора из Милета. Работая в тесном сотрудничестве с Юстинианом, они использовали все известные в те времена архитектурные приемы и построили всего за пять лет одно из крупнейших, сложнейших и самых потрясающих зданий в мире. Его воздвигли с таким мастерством и такой тщательностью, что оно выдержало землетрясения, бомбардировки и различные другие напасти за почти 1500 лет и никогда не переставало вызывать удивление и восхищение у всех, кто его видел.

Строительство началось в 532 году. По форме собор Святой Софии – трехнефная базилика, его центральный неф гораздо шире боковых. Он имеет 73 метра в длину и 68 в ширину. Но самыми выдающимися его характеристиками являются высота (стены вздымаются на 55 метров от уровня пола) и диаметр (30 метров) невероятно широкого, на удивление низкого и плоского купола. Пилястры и колонны вместе поддерживают галереи, где скамья императрицы занимала все западное крыло с видом на алтарь. Четыре огромных пилястра несут на себе вес большого центрального купола и двух полукуполов по сторонам от него. Но именно центральный купол является гордостью собора. Он установлен так низко, что трудно представлять себе его основание в виде цилиндра. Его плавное закругление словно повторяет округлость небесного свода над морем. Без преувеличения это самый высокий купол в мире, остававшийся до наших дней, когда был изобретен метод строительства из бетона, самым большим в окружности и легким на вид. В самом деле, первый купол был слишком плоским и широким. Он рухнул в 558 году во время землетрясения и был сразу же успешно восстановлен с минимальными изменениями. Архитекторов всех времен изумляло его качество настолько, что сэр Кристофер Рен, вызвавшийся восстановить собор Святого Павла после Великого пожара в Лондоне, посылал своих людей провести замеры в соборе Святой Софии.

Купол считался уникальным. Даже Юстиниан и его архитекторы не пытались повторить его. Вместо этого при строительстве менее известной церкви Святых Апостолов в Константинополе, которая должна была исполнять роль императорского мавзолея, Юстиниан приказал возвести ее с горизонтальной проекцией в форме креста и увенчать каждую «перекладину», так же как и центр, куполом, но меньшего размера. Это решение положило начало новому стилю в архитектуре и новому силуэту на фоне неба, поскольку купол собора Святой Софии было почти невозможно воспроизвести, а пятии многокупольные контуры свода оказались вполне пригодными для бесконечных повторений и вариаций. Именно многокупольный тип церкви стал характерным отличием православного мира и послужил прообразом для собора Святого Марка в Венеции и других купольных церквей в разных странах.

Рис. 74. Монастырь Бронтохейона. Мистра

В IX веке, когда иконоборчество было подавлено, начали строить церкви по все более усложняющимся проектам. Число двойных церквей, как церковь Святой Марии Панахрантус, и тройных, как церковь Христа Вседержителя, – каждую из которых до сих пор можно посетить в Стамбуле, – очень возросло, по крайней мере в столице. С течением времени барабаны куполов таких церквей стали выше, сами купола – меньше, а окна, прорубаемые в барабанах, – более вытянутыми вверх. После 1261 года, когда византийцы вернули себе власть в Константинополе, церкви начали строить еще меньше по размеру и камернее по обстановке, но их стиль и проект не поменялся. По крайней мере, в церкви Христа Спасителя сохранился роскошный интерьер, ассоциирующийся с эпохой большего процветания.

Римляне обычно использовали кирпич или камень для строительства, укрепляя оба вида материала цементом и возводя свод на деревянном кружале. Приблизительно до VII века в Константинополе принято было строить важные здания из больших глыб тесаного камня, но техника, вошедшая в практику в Византии, применялась уже в соборе Святой Софии. Она заключалась в использовании нескольких, преимущественно пяти, горизонтальных рядов кирпича либо нескольких рядов камня. Доказано, что этот метод применялся Феодосием II при возведении стен Константинополя. На византийском кирпиче с ранних времен ставилось клеймо или монограмма. По всей видимости, строители работали на глаз, а не по линейке, поэтому после раскопок их здания выглядят странно несимметричными. Каменщики прикладывали немало усилий, чтобы выровнять внешние стены с максимальной аккуратностью или покрыть их штукатуркой и краской. Фасады ранних церквей никогда не украшали скульптурами, но примерно с XIII века на внешних стенах из кирпича выкладывали декоративные узоры. В таких случаях стены не штукатурили. Иногда на них укрепляли глазурованные керамические тарелки, чтобы добавить яркие пятна. С XIII века в оформлении фасадов начали использовать скульптуры, как в соборе Святой Софии, но в Византии они не считались такой важной деталью и число их не было столь велико, как на Кавказе или в Западной Европе.

Но не только профессиональные строители вызывают наше восхищение. Византийские монахи время от времени сооружали здания, потрясающие своей красотой и величием. Они неизменно строили свои монастыри в живописнейших местах, часто на утесах, подняться на которые невероятно сложно. Прорубая длинные лестницы, они возводили огромные здания, примостившиеся на скалах, словно колонии губок. Монастыри, сохранившиеся на горе Афон, являют собой изумительные образцы формы. Хотя многие появились не так давно, они тем не менее отражают стиль византийской эпохи. Их строили либо из камня, либо из деревянных балок, которые представляли собой нечто вроде рам, заполняемых глиной. Из-за удаленности от людей монастыри зачастую окружались крепкой защитной стеной, в которой проделывались всего одни входные ворота. Через них можно было попасть во двор, в центре которого стояла главная монастырская церковь, а по бокам – второстепенные часовни. Вокруг двора шли галереи, на которых находились покои аббата, кельи монахов и комнаты для приезжающих гостей, без которых не обходился ни один монастырь. Трапезная располагалась обычно на первом этаже. В ней стояли столы D-образной формы, похожие на те, что присутствуют на византийских изображениях Тайной вечери. Строились монастырские здания из камня, перекрытия делались из мрамора или тесаного дерева. Кухни, кладовые, мастерские и винокурни, каждая из которых была неотъемлемой частью монастыря, также размещались в нижнем этаже, а библиотека – преимущественно в отдельно стоящей башне для защиты от пожара.

Не меньшими, чем монахи, мастерами в области архитектуры были ремесленники. Если в беднейших деревнях колодцы представляли собой простейшие конструкции из бревен, в богатых городах их щедро украшали и строили по классическим проектам. В этом случае, как и в других видах искусства, византийцы не выказывали особенного стремления к новшествам. Так, колодцы и фонтаны, изображенные в VI веке на мозаичных полах Большого дворца, и те же сооружения на фресковых мозаиках церкви Христа Спасителя XIV века показывают, что никаких заметных изменений в стиле за эти столетия не произошло.

Пристрастие византийцев к строгим формам, особенно во внешнем архитектурном виде ранних церквей, могло соперничать по силе только с их любовью к изысканному украшению интерьера. Их мастерство и богатство помогали создавать потрясающее внутреннее убранство. В особенности это касалось церквей и дворцов, которые, по их мнению, отражали различные части небесной сферы. Именно по этой причине даже в самых бедных приходах пытались украсить церкви с пола до потолка. Если позволяли средства, в церквях ранней постройки полы настилали тщательно подобранными мраморными плитами, как в соборе Святой Софии в Константинополе. В более поздние времена на полу выкладывались геометрические узоры. В мраморном полу (вероятно, XII века) Студийского монастыря в Константинополе в углах вмонтированы круглые камни. В них вырезали изображения зверей и другие рисунки, а пустоты заполняли либо мозаикой, либо резным камнем, либо мрамором другого цвета. Такие мозаичные полы стали очень популярны еще в X веке. Немного раньше появились полы с секциями каменной или мраморной мозаики, более грубые на вид, чем римские мозаичные полы. Эта техника называется «опус сектиле». Считается, что впервые ее использовал Василий I (867–886) в церкви Неа в Большом дворце. Со временем техника вырезания и «опус сектиле» слились воедино и произвели на свет такие потрясающие иконы, как икона Святой Евдокии, обнаруженная на раскопках церкви Святой Марии Панахрантус в Стамбуле в 1928 году. На ней фигура святой выдолблена в куске мрамора, ее лицо сделано из резной кости, а одежды – из инкрустированных камней, рамка же изготовлена в технике «опус сектиле».

На пике своего благополучия византийцы украшали интерьеры церквей преимущественно настенной мозаикой. Требовалось особое умение, чтобы достичь с помощью кусочков стекла такого же эффекта, что и с помощью мазков кисти, но они показали себя превосходными мастерами в столь трудной технике. Искусство настенной мозаики появилось не в Византии. Им пользовались еще в Помпеях и в раннехристианском Риме, где первые церковные мозаики располагались в апсидах. К VI столетию, когда были сделаны величественные фрески в Равенне, этот вид искусства уже выделился как самостоятельный. Его техника заключалась в том, чтобы укреплять стеклянные кубики нужного оттенка и размера в штукатурке, достаточно сырой, чтобы удержать их. Стекло поступало к мозаичнику в виде пластин. Его резали на полоски, которые потом делили на кубики нужной величины. Самые маленькие кубики использовали для таких мелких деталей, как глаза, а самые крупные – для одежды и фона. Цветовая палитра кубиков была невероятно богатой. Под некоторые кубики подклеивали золотую фольгу, которую удерживал тонкий слой стекла. Золотые вкрапления производили эффект живого, сверкающего изображения и отлично смотрелись на фоне, символизирующем рай. Византийские мастера делали их так искусно, что самые изысканные и тонкие их произведения не только радовали глаз, но и отражали свет.

Рис. 75. Икона Святой Евдокии. X в.

В религиозных картинах и мозаиках византийцы, снова соединяя элементы древнегреческой культуры, римского и восточного искусства, со своей глубоко мистической и вместе с тем, по сути, очень земной концепцией физического строения священной иерархии, успешно трансформировали существующие стили в нечто абсолютно новое. Люди, изображенные византийцами, отличаются от простых смертных и внешностью, и облачением. На них свободные одежды (варианты классического костюма) ярких цветов, которые у нас ассоциируются с небом, расчерченным радугами или освещенным заходящим солнцем, поскольку небо – обитель немногих избранных – есть дно небесное. Чтобы подчеркнуть небесную природу цветов и аскетическую натуру персонажей, человеческие фигуры на картинах значительно вытянуты в высоту. Их лица не абстрактны, но и не полностью естественны. Их глаза, зеркала душ человеческих, значительно увеличены, по форме напоминают глаза на египетских погребальных портретах I века н. э. Губы, источник боли и наслаждения, принимают форму, изобретенную византийцами для выражения чувств. Тонкий, слегка сдавленный нос удлинен. Лицам (покрытым морщинами от страданий, которые претерпевали хозяева сей плоти), хотя и имеющим доминирующие греческие черты, придавали треугольную форму, что отражало византийское понятие боли. С другой стороны, манера изображать людей в фас пришла с Востока. Использование свободно ниспадающих тканей, как в одежде, так и в полотнищах, повешенных на двух зданиях, чтобы указать на сцену, происходящую внутри (поскольку византийское искусство не изображало интерьеров), проистекает из Древней Греции. То же самое касается и некоторых почитаемых людей, например Иосифа, который своей внешностью часто напоминает какого-то древнегреческого философа. С другой стороны, византийский реализм пришел из Рима. А там, где эмоции вторгались в торжественность библейских картин, сказывалось сирийское влияние; драматические штрихи отсутствовали в искусстве Константинополя и Фессалоник.

Декоративные рисунки, помимо христианских символов, поначалу могли происходить от узоров, общих для Древней Греции, Рима и Помпей, но позднее восточные соседи Византии также подсказывали им мотивы, прекрасные необычные рисунки, придуманные мастерами Персии, Индии, даже Центральной Азии и Китая, которые очень нравились византийцам. Все эти многочисленные тенденции выступали в роли стимулов, побуждая византийцев создавать узоры столь разные, искусные, красивые и в некоторых случаях опережающие свое время, что их вполне можно принять за работы периода Ренессанса, если смотреть на них вне культурного контекста.

Рис. 76. Мозаичное изображение водяной мельницы. VI в.

От росписи стен до росписи стеновых панелей был всего один шаг. И византийцы сделали его, не тратя даром времени, взяв за основу погребальные портреты Египта и создав икону. Те немногие, что дошли до наших дней, заслуженно стоят в одном ряду с величайшими живописными шедеврами христианства. Дважды византийское искусство превосходило самое себя. Оба периода считаются «золотым веком» истории Византии и наилучшим образом раскрываются в живописи и скульптуре. Первый «золотой век» получил импульс от Юстиниана, второй расцвел в те годы, когда талантливые представители Македонской династии правили империей. Иллюстрации книг, изготовленных в эти промежутки времени, являются одними из самых красивых среди дошедших до нас. Переплетающиеся узоры, придуманные для начала и окончания глав, поражают изобретательностью и изяществом. Замысловатые заглавные буквы добавляли рукописи оригинальности, украшения на полях в форме цветов, зверей или миниатюрные жанровые сценки оживляли страницы многих книг. Тем не менее главным их украшением стали полностраничные иллюстрации. Как только запрет изображать человека был снят, искусство религиозной иллюстрации стало развиваться по тем же канонам, что фресковая и иконная живопись. Однако интерес к рисованию портретов получил более свободный выход в иллюстрации, чем в крупных работах. Богатая галерея портретов императоров, знатных людей и состоятельных жертвователей сохранилась по сей день. Несмотря на всю их строгость и формальность, они все же великолепно передают человеческий характер, более того, отражают тот образ, который византийская знать тщательно пыталась придать себе на своем посту.

Многие императоры любили скульптуру. Уже в XI веке, когда скульптуры высекали по желанию Романа III (1028–1034), Пселл говорит о «камне из каменоломен, одна часть коего была расщеплена, другая отполирована, третья заготовлена для скульптур. А рабочие по сему камню подобны были Фидию, Полигноту и Зевксису». Тем не менее народ в целом меньше всего тянулся к этому виду искусства, чем к прочим. Это несколько удивляет, если вспомнить то наследие, которое Греция и Рим оставили Византии в данной области, но отсутствие интереса, очевидно, объясняется страхом перед тем, что скульптуры, расставленные по кругу, могут способствовать возрождению идолопоклонства, против которого следовало бороться если не в границах Византии, то уж во всяком случае в районах, которые посещали греческие миссионеры. Поначалу византийцы были преданными последователями римских традиций, без колебаний воздвигавшими статуи своим императорам и побуждавшими скульпторов запечатлевать их черты. До нашего времени сохранилось некоторое число бюстов Константина I. Они, так же как и статуя Валентиниана I в Барлетте, бюст Аркадия в Стамбуле, Феодора в Милане и Флакиллы, жены Феодосия, в Метрополитен-музее, доказывают, что византийцы были талантливыми портретистами. Первые из этих бюстов несут на себе отпечаток римского стиля, но, хотя в них больше жизни и характерных черт, они не так ярко выражены, как в более поздних работах. В ранневизантийские времена изготавливались резные саркофаги. Как и бюсты того времени, они твердо следуют классическим правилам. Ряд сидамарских саркофагов IV века украшен сценами на древнегреческие мотивы на фоне восточных витых колонн. Однако к тому времени византийцы уже предпочитали саркофаги попроще, украшенные лишь монограммой.

Рис. 77. Фрагмент сидамарского саркофага

Примерно до VI века капители в византийских церквях делались в технике резьбы, придуманной, чтобы придать абстрактному, стилизованному или геометрическому узору вид кружева, что выделяло его на темном фоне. Особенно характерны для искусства Византии в целом плиты, на которых различные символьные или абстрактные мотивы изображены в виде барельефов. Однако увидеть весь гений византийских скульпторов мы можем в резьбе по кости. Хотя эти предметы малы по размеру, большинство из них монументальны по сути.

Рис. 78. Капитель в соборе Святой Софии

Резные костяные пластины являются самой важной частью византийского искусства. Не только Константинополь, но в ранневизантийский период Милан и Рим на западе, Антиохия и Александрия на востоке были главными центрами этого производства. Костяные пластины использовали консулы для объявления о своих назначениях, а также те, кто хотел сделать запись о своем бракосочетании. Прекрасная пластина (в настоящий момент хранящаяся в Музее Виктории и Альберта в Лондоне) была изготовлена, чтобы отметить свадьбу между представителями семей Симаки и Никомаки. Еще больше украшенных пластин делалось, чтобы письменно зафиксировать коронации. В V и VI веках пластины с изображением религиозных мотивов скреплялись вместе и образовывали дароносицы – круглые или восьмиугольные сосуды для гостии. В то же время другие художники украшали пластины воплощениями Рима или Константинополя, находясь под тем же влиянием, под которым мастера по металлу создавали предметы с изображениями, олицетворяющими нации, города или реки. Другие предпочитали искать вдохновение в классической литературе, третьи – в жанровых сценках. Пластины собирались вместе, и из них получались двери, мебель, как трон епископа Максимиана VI века (сейчас хранящийся в Равенне), шкатулки для драгоценностей, как великолепный ларец из Вероли X века (находящийся в Музее Виктории и Альберта), обложки для книг и т. д.

Рис. 79. Золотая чаша с изображением духа Константинополя

Многие из ранних серебряных тарелок, изготовленных в императорских мастерских и имеющих императорское серебряное клеймо, свидетельствуют о таком же скульпторском таланте и интересе к классическим темам, как и ранние работы по кости. После падения иконоборчества, то есть в средний период существования византийского искусства, в моду вошли богато украшенные сосуды отличного, типично византийского вида. Рисунки на золотых, серебряных, медных сосудах и особенно на окладах Евангелия часто делались методом штамповки и в технике филиграни, с драгоценными или полудрагоценными камнями, эмалевыми вставками и перегородчатой эмалью. Технология перегородчатой эмали в исполнении требовала высочайшего мастерства. Как правило, для нее брали основание из золота около сантиметра толщиной. Далее тонкие, как проволока, разделители закрепляли на основании, а промежутки между ними заполняли массой, затем ее помещали в огонь, чтобы получить прозрачность. Рисунками для такой эмали служили в основном изображения Христа, Богородицы или какого-нибудь святого, хотя иногда выбирались и цветочные мотивы. Не менее популярными, чем металлические сосуды, были сосуды, в которых чаша изготавливалась из полудрагоценного камня, например оникса, горного хрусталя, алебастра и тому подобного, и устанавливалась на замысловатую золотую ножку. Великолепные примеры таких предметов, иногда еще дополнительно украшенных камнями или эмалью, можно увидеть в сокровищнице собора Святого Марка в Венеции. Некоторые из них были, очевидно, привезены туда крестоносцами, возвращавшимися из Крестовых походов.

Ткани ранневизантийского периода, вероятно, напоминают текстиль коптского Египта. В V и VI веках в них уже заметны более явные византийские черты. Цветочные композиции или корзины фруктов, совпадающие по стилю с декоративными мозаиками собора Святой Софии и полами Большого дворца в Константинополе, ткались в более ярких тонах, чем раньше. Эти рисунки часто использовались в соединении с монограммой «Хи Ро» и другими христианскими символами. К тому времени были изобретены различные техники и более сложные переплетения, рисунки иногда делали, используя «стойкое» вещество, нанесенное перед окрашиванием.

Первые шелка производили в Византии в порядке эксперимента. Они шли преимущественно на отделку, и узоры на них выбирались мелкие, а цвета ограничивались двумя оттенками. К середине VI столетия цветов стало гораздо больше, а также были придуманы более претенциозные рисунки. Ткачи черпали вдохновение в Персии и Египте. Изображались звери и птицы, иногда львиные головы, по одной или по две, обращенные друг к другу, часть со стилизованным древом жизни между ними. Такие мотивы часто помещали в круг. Другие рисунки, как, например, Самсон, борющийся со львом, или лучник, являлись следованием персидской традиции, хотя и были придуманы византийцами. Возможно, самыми знаменитыми из сохранившихся византийских тканей являются фрагмент с изображением квадриги, великолепный шелк с изображением львов и с именами Романа и Христофора (921–931), фрагмент ткани IX века с изображением имперского орла в центре в церкви Святого Евсевия в Осере, который, как считается, был произведен в тех же мастерских, что и шелк со львами, и ткань с изображением слонов, которую император Оттон положил в гробницу Карла Великого, открытую им в 1000 году.

Сохранилось очень мало изделий из стекла византийского производства. Самые красивые предметы относятся к раннему периоду. До нас дошли в основном широкие подставки для сосудов без ножки, изготовленные в технике fondo d'oro, то есть фигура человека, животное или геометрический узор делались из листка золотой фольги, помещенной между двумя слоями стекла. Вероятно, благодаря именно такой двуслойности подставки для бокалов, чьи стенки были гораздо тоньше, смогли пережить века.

Рис. 80. Самсон, борющийся со львом. Фрагмент серебряного блюда. VI в.

Большинство, скорее всего, было произведено в Египте, но к VI столетию евреи-стеклодувы открыли мастерские в Константинополе и вполне могли быть авторами стеклянных ламп, зажегшихся в соборе Святой Софии в 563 году. Считается, что те лампы напоминали найденные в Джераше лампы, которые похожи по форме на маленькие перевернутые колокольчики. В IX веке, а возможно, и задолго до того начали делать плоскодонные сосуды с выпуклыми стенками и длинным узким горлышком, подсвечники с плоскими основаниями и ножками, а также высокие узкие бокалы без ножки и стеклянные лампы.

Лампы часто помещали в изысканные оправы из серебра и золота. Тем не менее на протяжении обоих «золотых веков» большую часть продукции стеклодувов, должно быть, составляли листы, из которых вырезали маленькие квадратные, прямоугольные и восьмиугольные стекла для окон и цветные стеклянные палочки, из которых делали кубики для мозаики, причем золотые палочки изготавливались по тому же принципу, что и сосуды fondo d'oro. Умение производить цветное стекло может быть доказано только существованием цветных стеклянных сосудов, но на данный момент единственным примером, известным нам, является красная стеклянная миска X века, хранящаяся в сокровищнице собора Святого Марка в Венеции. Прочие сосуды сходного качества имеют толстые неровные стенки из нецветного стекла и украшены изображениями животных в технике горельефов.

Последние открытия в Константинополе подсказывают, что к XI веку византийцы, возможно, начали стеклить окна в церквях цветным стеклом в свинцовых рамах. Их раскрашивали, чтобы получить изображения, похожие на те, что рисовали чуть позднее на Западе с той же целью. Если данная теория подтвердится, это будет означать, что византийцы, а не западные европейцы изобрели и впервые применили эту великолепную форму украшения церквей.