Историография

Аграрная проблематика XIV—XVI вв. привлекала внимание нескольких поколений немецких буржуазных историков. И хотя среди опубликованных работ преобладают конкретные исследования как правило локально ограниченных явлений, в них на основе определенных теоретических воззрений определяются и наиболее характерные черты времени, главная, с точки зрения этих ученых, линия причинно-следственных связей.

Благодаря обстоятельным исследованиям советских историков хорошо известны исторические взгляды и методы крупнейших буржуазных историков аграрной истории Германии О. Гирке, К. Лампрехта, Т. Инамы-Штернега, А. Допша, Р. Кэчке, Т. Майера.⁴⁸

Поскольку в центре внимания всех наиболее крупных современных буржуазных историков находится проблема обезлюдения сельских мест в XIV—XV вв., нам хотелось бы обратить на нее особое внимание.

Еще в конце прошлого века К. Т. Инама-Штернег, К. Лампрехт и другие ученые заметили своеобразное явление в истории Германии XV—XVI вв.: в результате каких-то невыясненных причин исчезло большое число ранее зарегистрированных населенных пунктов и забрасывались земли, находившиеся до того под плугом.

Однако обезлюдение сельских мест не сразу привлекло внимание историков. До 40-х годов им занимались в первую очередь географы.

Начало изучению обезлюдевших мест XV—XVI вв. положил австрийский географ Альфред Грунд, выпустивший в 1901 г. свое ставшее широко известным исследование «Изменения топографии Венского леса и Венской котловины».⁴⁹ Сопоставляя факты, Грунд пришел к выводу, что наибольшее количество земли обезлюдело в конце XV и в XVI в. — по его подсчетам не менее 28,6% от общего числа существовавших ранее населенных пунктов.⁵⁰ Грунд высказал мнение, что обезлюдение охватило тогда не только всю Германию, но и другие страны Европы, особенно Англию.⁵¹ Позже географ Гейнц Поленд пришел к выводу, что главной областью частичного запустения земель является Центральная Германия. За этой областью следует Южная Германия — Бавария и Баден-Вюртемберг, Рейнские сланцевые горы, где сравнительно меньше обезлюдевших мест, далее идут северо-западная Германия и, наконец, некоторые районы к востоку от Эльбы.⁵² Доля обезлюдевших мест от общего числа сельских населенных мест по последним подсчетам составляет: для Центральной Германии 40—69% ⁵³, для северозападной и южной Германии — от 20 до 39%, для Рейнского Пфальца — 33%.⁵⁴ Для областей к востоку от Эльбы цифровые данные отсутствуют.

В ходе исследований между буржуазными учеными возникало все больше разногласий в объяснении причин, вызвавших обезлюдение. Грунд, отвергая выдвинутые до него причины — междоусобные войны, Крестьянскую войну и объяснения «монетарной теории», указал на три причины: плохие почвенные условия, неподходящий климат и отсутствие необходимой плотности населения.⁵⁵ Эти неблагоприятные условия, по мнению Грунда, разоряли все население, начиная с беднейших и кончая богатыми, и они покидали «ошибочно» заселенную территорию.

Воззрения Грунда на причины обезлюдения впоследствии развевались другими исследователями и получили название «теории ошибочного поселения». В настоящее время большинство ученых считает, что причины, выдвигаемые этой теорией, могли иметь место в любой период исторического развития.

Широкое распространение получила «теория концентрации» нескольких населенных пунктов в одном, наиболее крупном, сторонником которой является Г. Бешорнер.⁵⁶

До 50-х годов только В. Абель пытался объяснить причины обезлюдения с иных позиций. В 1935 г. он впервые выдвинул известную теорию «аграрного кризиса».⁵⁷ Считая, что непосредственной причиной ухода крестьян с насиженных мест являлось падение цен на сельскохозяйственные продукты, он уже тогда, опираясь на труды Мальтуса, Уэста, Юнга и других, утверждал, хотя и весьма осторожно, что причиной падения цен в XIV—XVI вв. являлось сокращение народонаселения.⁵⁸

До конца 40-х годов, несмотря на выявление все новых фактов обезлюдения, причины его не только не были хотя бы приблизительно определены, но все больше основная часть исследователей отходила от выяснения социально-экономических причин этого явления. В то же время Абель настойчиво выдвигал свое мальтузианское представление о вечных законах природы, влияющих на народонаселение.⁵⁹ Причины обезлюдения, таким образом, все более запутывались и мистифицировались. На примере теорий, объясняющих причины обезлюдения сельских мест в XV—XVI вв., наглядно виден кризис буржуазной исторической науки, начавшийся в конце XIX в.

Попытки преодолеть его предприняли в первые годы существования ФРГ Ф. Лютге, В.Абель и Э. Кельтер. По существу, эти историки поставили перед собой задачу выработать такие теоретические установки по изучению истории, которые давали бы буржуазным ученым возможность противостоять растущему в Западной Европе влиянию марксистско-ленинского учения о закономерностях исторического развития человеческого общества. Первый наиболее решительный и основополагающий шаг в этом направлении предпринял Ф. Лютге в статье «XIV—XV века в социально-экономической истории».⁶⁰ Данная статья открыла на страницах журнала «Ежегодники по национальной экономике и статистике» дискуссию, в которой приняли участие историки не только ФРГ, но и других западноевропейских стран.

Авторы новой теории не скрывали своих намерений. «Нет сомнения, — писал Лютге, — что только теория в состоянии дать нам те взгляды, благодаря которым возможно охватить изобилие фактов, отбирать из них все ценное и отбрасывать ненужное».⁶¹ То, что стремление создать свою теорию было направлено против марксизма, высказал более определенно Абель: «Времена методологического спора прошли, историки всего мира, в том числе даже восточные (хотя у них там свои взгляды), руководствуются теорией, чтобы разобраться в джунглях фактов».⁶²

Лютге неоднократно подчеркивал, что XIV—XVI вв. не являются предметом специального изучения и должны послужить материалом для общих теоретических построений, которые возможно использовать при изучении и других эпох в истории человечества. Предпочтение именно этим векам отдается потому, что они менее всего изучены, вследствие чего к ним не применялась какая-либо теория. Говоря о главном свойстве искомой универсальной теории, Абель отмечает, что ее принципы должны быть ясными и доступными для широкого круга исследователей. Поэтому лучше всего, пишет Абель, брать от «классиков» (к ним он относит известных апологетов капитализма Мальтуса, Рошера, Тюнена и Кейнса) наиболее «простые модели их учения об исторической закономерности, чтобы, ориентируясь на них, написать заново всю экономическую историю человечества, начиная от шумеров и фараонов».⁶³

В упомянутой статье Лютпе отрицает объективную закономерность развития производительных сил и производственных отношений и полностью игнорирует классовую борьбу как движущую силу общественного развития. Вслед за Мальтусом Лютге считает, что решающую роль в историческом развитии человеческого общества играет народонаселение, рост и сокращение которого целиком зависят от вечных законов природы.⁶⁴ Основываясь на этом теоретическом положении, Лютге считает, что Германия и вся Центральная Европа к началу XIV в. подошли в своем развитии к определенному рубежу, за которым численность населения стала значительно превышать необходимое ему количество земли и капитала. Дальнейшее развитие в этом направлении, разъясняет он в другой статье, привело бы ко всеобщему обеднению, постепенному вымиранию, эмиграции и т. п.⁶⁵ Правда, со свойственным ему эклектизмом Лютге допускает, что положение могло быть спасено интенсивным капиталовложением в сельское хозяйство и применением более современных технических методов производства, что имело место в отдельных частях Нидерландов и Северной Италии.⁶⁶ Но в Германии этого не случилось, так как неожиданно произошла «разрядка» — в результате катастрофического сокращения народонаселения, имевшего якобы «революционное значение». Как утверждает один из самых рьяных защитников этого «открытия» Э. Кельтер, результаты катастрофы были «колоссальными», поскольку прежняя «социально-экономическая структура общества была ею взорвана».⁶⁷

В чем же видят Лютге и его защитники проявления катастрофы, приведшей к столь невиданным общественным сдвигам?— В «черной смерти» 1347—1350 гг. и последовавших за ней эпидемиях 1357—1362, 1370—1376 и 1380—1383 гг. Идея о решающей силе в образе «черной смерти» — основополагающая в теории Лютге, и он защищает ее с таким рвением, что в конце концов готов согласиться даже с «бессмысленным», как он выражается, термином, «средние века», чтобы тут же над ним произнести приговор: «Средние века пришли около 1350 г. к своему концу».⁶⁸ Именно в том, что Лютге «раскрыл» и «обосновал» «революционный характер этой великой катастрофы народонаселения» и отнес конец средних веков к XIV в., Кельтер видит его главную заслугу перед исторической наукой.⁶⁹ Хотя еще в 1943 г. Абель в первом издании своей работы «Обезлюдение в конце средневековья» при рассмотрении вопросов так называемого «аграрного кризиса» XIV—XVI вв. (который он тогда не считал еще началом новой эпохи) на первый план выдвигает «черную смерть», после выхода в свет статьи Лютге он спешит присоединиться к теоретическим установкам последнего,⁷⁰ чтобы под его углом зрения уточнить свои взгляды на появление обезлюдевших мест. В связи с этим он дополняет и заново издает свою книгу, посвященную этой проблеме.⁷¹

Характерно, что из многочисленных катастроф, — эпидемий, голода, войн, имевших место в феодальном обществе, Лютге выделяет именно «черную смерть» 1347—1350 гг. Определяющее в таком выборе, как он сам это подчеркивает, — не то, что во время «черной смерти» и других эпидемий погибали миллионы людей и местами население сокращалось наполовину, а то, что одновременно с сокращением числа людей оставались нетронутыми поля и накопленные богатства. Если людям, перенесшим в средние века, голод, доставались пустые амбары, а пережившим войны, которые якобы только тогда велись варварскими методами,⁷² — опустошенные поля, разрушенные дома, пустые закрома, разбитые инструменты и т. д., то выжившим после «черной смерти» и эпидемий повсюду оставались переполненные сундуки, накопленные богатства, готовые жилища и т. п.⁷³

Немаловажную роль в выборе «черной смерти» в качестве своеобразной панацеи сыграл и тот факт, что она была общеевропейским явлением. Это обстоятельство могло бы, по мнению Лютге и Абеля, объединить усилия буржуазных ученых разных западноевропейских стран в пересмотре всей истории XIV—XVI вв. с «новых» теоретических позиций и способствовать распространению «новых» взглядов.⁷⁴

Конкретизируя свое воззрение на «революционную роль» этого общеевропейского феномена, Лютге заявляет, что для периода истории, начавшегося «черной смертью», характерны на первых порах глубокий упадок всей экономической жизни и аграрная депрессия. И, как это ни странно, именно упадок Лютге и расценивает как своеобразный «качественный скачок» в «социально-экономической структуре» общества.

«Черную смерть» как «решающую» силу исторического развития в XIV—XV вв. Лютге связывает с так называемым «аграрным кризисом», существование которого к 50-м годам XX в. признавалось большинством буржуазных историков. Сама теория «аграрного кризиса» XIV—XVI вв., как известно, была еще в 1935 г. выдвинута Абелем, хотя ей и не придавалось то значение которое ей стали приписывать позже. Основное содержание этой теории, изложенное Абелем, сводится к тому, что в XIV—XVI вв. якобы образовались «ножницы», своеобразный разрыв между высокими ценами на промышленные (ремесленные) товары и низкими ценами на сельскохозяйственные продукты, что резко ухудшило условия производства в земледелий и вызвало уход части населения в города.⁷⁵ И сам термин, и представление об «аграрном кризисе» взяты целиком из книги М. Зеринга,⁷⁶ в которой, однако, говорится не о XIV—XVI вв., а о XX в.

Как утверждает Лютге, «черная смерть», низкие цены на сельскохозяйственные продукты и «аграрный кризис» в целом привели к тому, что наиболее предприимчивые крестьяне, перебравшись в обезлюдевшие в то время города, захватывали остававшееся там имущество и этим самым положили начало невиданному расцвету городов в так называемый пеоиод бюргерства (XIV—XVI вв.).

Социальный смысл «новых» теоретических положений западногерманских историков наиболее ярко выступает в части рассуждений о последствиях «аграрного кризиса» для деревни. По мнению Лютге, от «аграрного кризиса» XIV—XVI вв. выиграли исключительно крестьяне: наиболее предприимчивые из них уходили в города, оставшиеся же захватывали земли соседей, пополняли свои земельные ресурсы и, пользуясь малой своей численностью, добились снижения ренты. Сеньоры же, по Лютге, проигрывали.⁷⁷ Правда, при этом и Абель и Лютге допускают, что феодалы, так же как крестьяне, могли захватывать брошенные земли, но только с целью создать себе потенциальное преимущество на случай нового расцвета земледелия, а совершенно не затем, чтобы вести хозяйство.⁷⁸

Мы уже указывали, что «новая» теория, мальтузианская по своей сущности, связана с учением об обезлюдении, которое было не в состоянии найти правильные пути решения социально-экономических проблем и определить причинно-следственные связи между характерными для XV—XVI вв. явлениями. Сторонники «новой» теории видели слабые стороны этого учения и старались их устранить, не выходя за его рамки. Более того, предложив «радикальную» теорию, ее защитники бесспорно дали заметный толчок дальнейшим модификациям учения об обезлюдении.

Все это заставляет нас подчеркнуть тесную связь в дальнейшем между теорией, выдвинутой Лютге, и исследованиями об обезлюдевших местах. Лютге, а вслед за ним Абель и Кельтер рассматривают количественные данные об обезлюдевших местах, добытые многочисленным отрядом ученых, как «неопровержимое» доказательство сокращения сельского населения. При этом они не могут отрицать, что «черная смерть» в силу ряда обстоятельств, особенно гигиенических условий, должна была свирепствовать в городах не меньше, а больше, чем в деревне. Но многочисленные городские документы говорят об увеличении количества городского населения в XV—XVI вв. Из этого противоречия Лютге, Абель и Кельтер пытаются выйти, признавая передвижение сельского населения из деревни в город. Факт этот в действительности неоспорим. Все дело только в том, что причины такого передвижения связаны не с природой, а с социально-экономическими процессами, как это и показано в настоящей работе.

Лютге и его сторонники не могли не видеть, что «черная смерть» хронологически слишком далеко отстоит от процесса обезлюдения. Все исследователи до появления указанной статьи Лютге говорили об обезлюдевших местах начиная с XV— XVI вв., исключая, следовательно, век, в течение которого и было больше всего эпидемий. В силу этого сторонникам нового объяснения причин обезлюдения пришлось изменить хронологические рамки действия самого «революционного» факта. Начало обезлюдения они перенесли с XV в. на середину XIV в., а конец его — с 1600 г. на 1470—1480 гг., связывая, таким образом, обезлюдение сельских мест исключительно с «черной смертью» и ее последствиями. Насколько, однако, такое перенесение хронологических рамок противоречит действительному положению, лучше всего видно на примере исследования Г. Лейнгэртнера, осуществленного в разгар процветания «новой» теории. Автор, опираясь на модель Лютге — Абеля, относит конец процесса обезлюдения к 1470 г., хотя из 45 обезлюдевших мест, выясненных им, 7 (15%) относится к более позднему времени, вплоть до 1569 г. Кроме того, Лейнгэртнер считает, что 10 из них (22%) образовались, «вероятно, в XIV—XV вв.». Наконец, Лейнгэртнер ошибочно считает, что встречающееся в нескольких документах выражение «произошло раньше, чем помнят люди», всегда обозначает время больше 100 лет. Грунд, кстати, приводит пример, когда в одном документе употребляется выражение «она опустела раньше, чем помнят люди», в то время как из другого выясняется, что деревня еще за 60 лет до этого существовала. Таким образом, деревня опустела менее чем за 60 лет, а о ней говорят, что не помнят, когда это случилось.⁷⁹

Стремясь занять ведущее место среди буржуазных медиевистов, создатели новой западногерманской теории вынуждены признавать некоторые успехи в развитии производительных сил в XIV—XV вв., хотя по их мнению, сельское хозяйство в целом в этот период переживало глубокий упадок. Абель, например, в своих конкретных исследованиях (которые, бесспорно, являются положительным вкладом в аграрную историю) приводит немало убедительных фактов из истории XIV—XVI вв., свидетельствующих о заметных успехах в то время виноградарства, садоводства, производства масляничных и технических культур — льна, конопли, вайды, хмеля, краппа и др., а также скотоводства, особенно овцеводства.⁸⁰ Однако когда дело доходит до выяснения причин явления, исследователь возвращается к своему «трафарету»: низкие цены на хлеб заставляли крестьян забрасывать свои поля; феодалы захватывали заброшенные земли по праву, а потом подыскивали им «относительно лучшее (согласно учению Тюнена) применение».⁸¹ Социальная сущность подобного истолкования исторических фактов совершенно ясна. Сторонники рассмотренной методологии готовы признать даже некоторые сдвиги в развитии производительных сил, если их можно связать с инициативой феодалов, а не крестьян — непосредственных производителей в феодальном обществе.

Опираясь в теории на «черную смерть» как событие, катастрофически сократившее население, Кельтер в своих конкретных исследованиях приводит данные, которые находятся в явном противоречии с этим. Так, он признает, что в Германии, как и в Англии, повсюду в XIV—XV вв. бурно развивалось ткачество. В южной Германии, подчеркивает он, вокруг городов Аугсбурга, Ульма, Меммингена, Бибераха, Равенсбурга, Изни, Констанца и Базеля появились сотни прядильщиков и ткачей, изготовлявших льняные, бумазейные и шерстяные изделия и работавших на скупщиков за низкую заработную плату, что влияло на снижение заработной платы городских ткачей. «И все же, — восклицает Кельтер, — эту жалкую деятельность они предпочитали труду слуг, служанок и поденщиков, ибо заработная плата последних была еще ниже».⁸² Кельтер, таким образом, полностью отбрасывает взгляд Абеля на XIV—XV столетия как на «золотой век» для наемных рабочих, обеспеченное положение которых якобы послужило стимулом ухода крестьян из деревни.⁸³ Одновременно Кельтер подчеркивает, что в XIV—XV вв. появлялись толпы нищих и ландскнехтов.⁸⁴

Следует отметить, что Абель, спешивший объявить себя единомышленником Лютге по вопросу о роли эпидемий, в целом понимает причины ухода крестьян шире, чем предусмотрено теорией. Он, например, говорит, что причинами ухода крестьян из деревни следует признать и такие, как «правовое положение» крестьян, «притеснения, которым они подвергались со стороны господ», «притягательную силу городов».⁸⁵ Кроме того, Абель призывает считаться и с «малой долей крестьянина в рыночном продукте, психологическими моментами и социальными обстоятельствами». И если после всего этого он продолжает утверждать, что основной движущей силой оставались изменения в народонаселении,⁸⁶ то его слова звучат скорее как крик отчаяния, чем убеждение.

Опираясь на неомальтузианский прием Лютге в истолковании истории XIV—XV вв., ряд историков, в том числе и Абель, связывает факты освоения залежных земель, отмеченные во многих документах конца XV в., с ростом населения.⁸⁷ Поэтому прикрепление крестьян к земле со второй половины XV в. и установление во многих местах максимальной заработной платы наемным работникам истолковываются как забота феодалов о развитии земледелия.⁸⁸

Надежды Лютге и ближайших его единомышленников на то, что «новая» методология получит широкое признание, не оправдались. Выступавшие в ходе дискуссии английский историк М. Постан⁸⁹ и австрийские историки В. Вебер и Т. Майер-Мали⁹⁰ высказали немало критических замечаний по поводу «исследовательского метода» сторонников теории Лютге — Абеля.

Немало буржуазных историков и географов ФРГ, весьма далеких от марксизма, все более явно отстаивают иные позиции. Они обращают больше внимания на изучение реальных социально-экономических причин появления обезлюдевших мест, рассматривая их как отражение социально-экономического прогресса, имевшего место в Германии в XIV—XVI вв. Так, К. Шарлау и Г. Мортензен, ранее изучавшие лишь сам процесс обезлюдения, после появления статьи Лютге стремятся более глубоко выяснить причины данного явления. С этой целью они исследуют развитие орудий производства и организации труда. Правда, они стоят на идеалистических позициях: с их точки зрения, орудия производства и организация труда изменялись только под влиянием «стремлений крестьян», без экономической необходимости.⁹¹ Тем не менее, наблюдения Шарлау и Мортензена заслуживают внимания. Они особенно тщательно изучили эволюцию плуга и формы полей. Им удалось доказать, что известные длинные поля, напоминающие по форме латинскую букву «S» в ее обычном и перевернутом положениях, возникли в то время, когда использовался особо тяжелый плуг, в который впрягалось 6 пар волов.⁹²

Веские возражения против «новой» теории выдвигаются Г. Лейнгэртнером. Исследуя конкретные данные об обезлюдевших местах судебного округа Амберг (возле Мюнхена), ученый убедительно доказывает, что обезлюдение деревень не всегда сопровождалось забрасыванием земель или превращением их в пастбища. На примерах, взятых из оброчных и налоговых документов, он прослеживает переход, обезлюдевших земель в руки крестьян соседних деревень и приходит к выводу: «Можно было подумать, что поля, присоединенные к наделу крестьянина соседней деревни, действительно пустовали, но это не так, ибо с них взимался оброк в прежних размерах». Отсюда он заключает, что в судебном округе Амберг не только не было обеднения феодалов в связи с появлением так называемых обезлюдевших мест, но о нем не может быть и речи.⁹³

На реальных позициях стоит западногерманский историк Альбрехт Тимм. Он прежде всего высказывает мнение, что процесс обезлюдения связан с Реформацией и Крестьянской войной, т. е. с явлениями социального характера. Поэтому и само данное явление может быть истолковано правильно только с социально-экономических позиций. С точки зрения Тимма, к числу основных причин, вытеснявших крестьянина с насиженных мест, относятся его тяжелое социально-экономическое положение и пренебрежение, которое проявлялось к нему со стороны всех сословий.⁹⁴

Анализ постановки отдельных проблем аграрной истории XIV—XVI вв. и их освещения буржуазной историографией показывает ее общее кризисное состояние в течение всех десятилетий XX в. Исследователи так называемых обезлюдевших мест не были в состоянии дать сколько-нибудь положительного решения вопроса. Этим пытались воспользоваться ведущие медиевисты ФРГ с целью создания особой методологии, вокруг которой могли бы объединиться буржуазные историки не только ФРГ, но и других стран Западной Европы. Однако даже в годы самых значительных ее успехов Лютге, Абель и Кельтер не были в состоянии объединить историков вокруг новой теории. Социально-экономические причины, вызвавшие массовое обезлюдение в XIV—XVI вв., стали сильнее, чем прежде, привлекать внимание исторической науки. Да и такой участник создания «новой теории», как Абель, в своих конкретных исследованиях дает богатейший социально-экономический материал, отрицающий основные положения его собственных теоретических взглядов.

С 50-х годов началось оформление марксистской аграрной школы в ГДР. За очень короткий период она подняла на новую ступень исследования социально-экономических проблем средневековой Германии. Ю. Кучинский, М. Штейнмец, Г. Хейц, Л. Штерн, В. Якобейт, Д. Лэше, Г. Паннах, Г. Фоглер, А. Лаубе и др. опубликовали серьезные обобщающие и конкретные, труды по средневековым аграрным вопросам. В ГДР придается исключительно большое значение изучению истории классовой борьбы, особенно во время Реформации и Крестьянской войны, регулярно проводятся дискуссии, пишутся фундаментальные коллективные труды. Историки ГДР подвергают принципиальной критике буржуазные воззрения на закономерности развития феодализма и анализируют большое количество ранее неизвестных источников преимущественно из районов, вошедших в состав первого социалистического государства Германии.

Одновременно необходимо констатировать, что создавая свою национальную марксистскую историографию, историки ГДР стремились не затрагивать регион средневековой Германии к западу от Эльбы. Поэтому до сих пор в исторической науке ГДР отсутствуют не только отдельные исследования по аграрной истории так называемой «Старой Германии», под которой понимают земли к западу от Эльбы, но и обобщающие труды. Даже в последнем большом коллективном труде «Иллюстрированная история ранней буржуазной революции в Германии»⁹⁵ отсутствует анализ развития сельского хозяйства — тех новых элементов, которые зарождались в нем до Реформации.

В советской исторической науке аграрным проблемам Германии посвящено немало работ. Наиболее обстоятельно этими проблемами занимался крупнейший медиевист по истории Германии М. М. Смирин. Его глубокие исследования сеньориальной реакции и сопротивления крестьян в XV—XVI вв. в юго-западной Германии получили широкое признание в исторической науке.⁹⁶ В своей работе мы опираемся на главные выводы работ М. М. Смирина, как и на известную работу С. Д. Сказкина об особенностях и закономерностях второго издания крепостничества в северо-восточной Германии⁹⁷ и на выводы М. А. Барга о парцеллярно-крестьянском этапе развития феодализма в ряде стран Европы.⁹⁸ Наконец, нами учитываются результаты-дискуссии о характере Реформации и Крестьянской войны в. Германии⁹⁹ и генезисе капитализма в Европе.¹⁰⁰

⁴⁸Неусыхин А. И. Возникновение зависимого крестьянства в Западной Европе VI—VIII вв. М., 1956; Смирин М. М. 1) Народная Реформация Томаса Мюнцера и Великая Крестьянская война. М., 1955; 2) Очерки истории политической борьбы в Германии перед Реформацией.. М., 1952; Данилов А. И. Проблемы аграрной истории раннего средневековья в немецкой историографии конца XIX — начала XX в. М., 1958, и др.
⁴⁹Grund А. Die Veränderungen der Topographie im Wiener Walde und Wiener Becken. Leipzig, 1901.
⁵⁰ Ibid., S. 129.
⁵¹ Ibid., S. 193—194.
⁵² Pоhlend H. Die Verbreitung der mittelalterlichen Wüstungen in Deutschland. — «Göttingener geographische Abhandlungen», 1950, H. 3, S. 16—20.
⁵³ Abel W. Die Wüstungen des ausgehenden Mittelalters. Zweite veränderte und erweiterte Auflage. Stuttgart, 1955, S. 5—6.
⁵⁴ Abel W. Wüstungen und Preisfall im spätmittelalterlichen Europa. — «Jbb. f. Nö. u. St.», 1953, Bd. 165, H. 5—6, S. 383.
⁵⁵ Grund A. Op. cit., S. 134.
⁵⁶Beschorner Н. Wüstungaverzeichnisse.—In: Deutsche Geschichtsblätter. Bd. VI. Gotha, 1905, S. 11.
⁵⁷ Abel W. Agrarkrisen und Agrarkonjunktur in Mitteleuropa vom 13, bis zum 19. Jahrhundert. Berlin, 1935.
⁵⁸ Ibid., S. 169.
⁵⁹ Abel W. Die Wüstungen des ausgehenden Mittelalters. Stuttgart, 1943.
⁶⁰Lütgе F. Das 14.— 15. Jahrhundert in der Sozial- und Wirtschaftsgeschichte. — «Jbb. f. NÖ. u. St.», 1950. Bd. 162, H. 3.
⁶¹Lütge F. Deutsche Sozial- und Wirtschaftsgeschichte. Ein Uberblick. Berlin - Göttingen — Heidelberg, 1952, S. VIII.
⁶² Abel W. Zur Entwicklung des Sozialprodukts in Deutschland im 16. Jahrhundert. — «Jbb. f. NÖ. u. St.», 1961, Bd. 173, H. 5, S. 449. - См. по данному вопросу: Данилов А. И. Теоретико-методологические проблемы исторической науки в буржуазной историографии ФРГ. — СВ, 1959, XV.
⁶³ Abеl W. Zur Entwicklung des Sozialprodukts. . . — «Jbb. f. NÖ. u. St.», 1961, Bd. 173, H. 3, S. 449.
⁶⁴ Lütge F. Das 14,—15. Jahrhundert. . . — «Jbb. f. NÖ. u. ,St.», 1950,
Bd. 162, H. 3, S. 167.
⁶⁵Lütgе F. Die wirtschaftliche Lage Deutschlands vor Ausbruch des Dreisigjährigen Krieges. - «Jbb. f. NÖ. St.», 1958, Bd. 170, H. 1/3, S. 43.
⁶⁶ Lütge F. Deutsche Sozial- und Wirtschaftsgeschichte, ,S. 45.
⁶⁷ Kelter E. Das deutsche Wirtschaftsleben des 14. und 15. Jahrhunderts im Schatten der Pestepidemien. - «Jbb. f. NÖ. u. St.», 1953, Bd. 165, H. 2—3, S. 162.
⁶⁸ Lütge F. Das 14.-15. Jahrhundert. «Jbb. f. NÖ. u. St.», 1950, Bd. 162, H. 3, S. 213.
⁶⁹- Кeller E. Das deutsche Wirtschaftsleben. . . — «Jbb. f. NÖ. u. St.», 1953, Bd. 165, H. 2—3, S. 162.
⁷⁰Abеl W. Wüstungen und Preisfall im spätmittelalterlichen Europa. — «Jbb. f. NÖ. u. St.», 1953, Bd. 165, H. 5—6.
⁷¹ Abel W. Die Wüstungen des ausgehenden Mittelalters. Zweite veränderte und erweiterte Auflage. Stuttgart, 1955.
⁷² Lütge F. Das 14.-15. Jahrhunders... — «Jbb. f. NÖ. u. St.», 1950, Bd. 162, H. 3, S. 171
⁷³ Ibid., S. 169—170. См. также: Lütge F. Deutsche Sozial- und Wirtschaftsgeschichte, S. 146, etc.
⁷⁴Lütge F. Das 14.—15. Jh.. . — «Jbb. f. NÖ. u. St.», 1950, Bd. 162, H. 3, S. 166. См. также материалы дискуссии по этой статье на страницах «Jbb. f. NÖ. u. St.» начиная с 1950 г. На тенденции распространить «новые» взгляды сказалась послевоенная западногерманская «идея европейского единства», сторонниками которой с момента ее возникновения объявили себя Лютге, Абель, Кельтер и др.
⁷⁵Барг М. А. О так называемом «кризисе феодализма» в XIV — XV вв. — ВИ, 1960, № 8.
⁷⁶ Sеhring М. Agrarkrisen und Agrarzölle. Berlin, 1925. См. также: Abel W. 1) Wüstungen und Preisfall. .., S. 404; 2) Die Wüstungen des ausgehenden Mittelalters, 1955, S. 107.
⁷⁷ Lütge F. Deutsche Sozial- und Wirtschaftsgeschichte, S. 150.
⁷⁸ Lütge F. Vergleichende Untersuchungen über die landwirtschaftlichen Grossbetriebe seit dem Ausgang des Mitelalters. — ZAA, 1961, H. 2, S. 197. См. также: Abel W. Die Wüstungen des Ausgehenden Mittelalters, 1955, S. 60.
⁷⁹Подробнее см.: Майер В. Е. Вопросы аграрной истории Германии XIV—XVI вв. в освещении буржуазных историков ФРГ.—СВ, 1964, вып. 26, с. 125.
⁸⁰ Abel W. Die Wüstungen des Ausgehenden Mittelalters, 1955, S. 39—42.
⁸¹ Abel W. Die Wüstungen des Ausgehenden Mittelalters, 1955, ,S. 42, 59—60.
⁸² К e 1t e r E. Das deutsche Wirtschaftsleben.. . - «Jbb. f. NÖ. u. St.», 1953, Bd. 165, H. 2—3, S. 161.
⁸³Ibid., S. 172.
⁸⁴ Ibid., S. 176.
⁸⁵ Abеl W. Die Wüstungen des ausgehenden Mittelalters, 1955, S. 172.
⁸⁶ Abel W. Wüstungen und Preisfall.. ., S, 416.
⁸⁷ Ibid., ,S. 147.
⁸⁸ Abel W. Die Wüstungen des ausgehenden Mittelalters, 1955, S. 172.
⁸⁹ Pоstan M. Die wirtschaftlichen Grundlagen der mittelalterlichen Gesellschaft. — «Jbb. f. NÖ. u. St.», 1954, Bd. 166, H. 3, S. 181.
⁹⁰ Weber W„ Mayer-Maly Th. Studie zur mittelalterlichen Arbeitsmarkt- und Wirtschaftsordnung. — «Jbb. f. NÖ. u. St.», 1954, Bd. 166, H. 5/6,
⁹¹Scharlau К. ,S-Formen und umgekehrte S-Formen unter den deutschen und englischen Langstreifenfluren. — ZAA, 1956, H. 1, S. 22.
⁹² Mortensen H., Scharlau K. Der siedlungskundliche Wert der Kartierung von Wüstungsfluren. Göttingen, 1949. См. также: Scharlau К. Neue Probleme der Wüstungsforschung. — «Berichte zur deutschen Landeskunde», 1956, Bd. 16, S. 270 etc.; Mortensen H. Zur Entstehung der Gewann-flur. — ZAA, 1955, H. 1. S. 36.
⁹³ Leingärtner G. Die Wüstungsbewegungen im Landgericht Amberg vom ausgehenden Mittelalter bis zur Neuorganisation des Landgerichts im Jahre 1803. Kaimünz, 1956, ,S. 38 - 39.
⁹⁴Timm A. Die Waldnutzung in Nordwestdeutschland im Spiegel der Weistümer. Köln - Graz, I960, S. 9.
⁹⁵ Laubе А., Steinmetz М., Vogler G. Illustrierte Geschichte der deutschen frühbürgerlichen Revolution. Berlin, 1975.
⁹⁶Смирин М. М. Очерки истории политической борьбы в Германии перед Реформацией. М., 1952.
⁹⁷ Сказкин С. Д. Основные проблемы так называемого «второго; издания крепостничества» в Средней и Восточной Европе. — «Вопросы истории», 1958, № 2.
⁹⁸ Барг М. А. 1) О так называемом «кризисе феодализма» в XIV — XV вв. — «Вопросы истории», 1960, № 8; 2) К вопросу о начале разложения феодализма в Западной Европе. — «Вопросы истории», 1963, № 3.
⁹⁹Чайковская О. Г. Вопрос о характере Реформации и Крестьянской войны в Германии в советской историографии последних лет.— «Вопросы истории», 1956, № 12; Смирин М. М. О характере экономического подъема и революционного движения Германии в эпоху Реформации. — «Вопросы истории», 1957, № ,6; Эпштейн А. Д. К вопросу о Реформации и Крестьянской войне в Германии как первой буржуазной революции. — «Вопросы истории», 1957, № 8; Григорьян Ю. М. К вопросу об уровне экономики и о характере Реформации и Крестьянской войны в Германии,— «Вопросы истории», 1958, № 1; Стам С. М. Чем же в действительности была Реформация в Германии? — «Вопросы истории», 1958, № 4.
¹⁰⁰ теоретические и историографические проблемы генезиса капи-
тализма. М., 1969.

<<Назад Вперёд>>

Просмотров: 4692

загрузка...

Другие книги по данной тематике