Производство и редистрибуция

Для Западного Чжоу источники позволяют вычленить три региона, в которых организация производства, прежде всего сельскохозяйственного, отличалась от других вследствие различий в условиях существования. Соответственно неодинаковыми были и формы редистрибуции. Эти три региона — исконные земли чжоусцев, населенные чжоусцами, т.е. столичная зона Цзунчжоу на западе; населенная преимущественно шанцами, а также и чжоусцами вторая столичная зона Чэнчжоу на востоке; территории уделов.

Об условиях жизни, формах существования, характере производства и взаимоотношений производящих низов с управляющими верхами в источниках сохранилось достаточно много сведений. Скажем, в песне «Ци юэ» («Седьмой месяц») из «Ши-цзина» повествуется, как считают специалисты, о жизни чжоуских земледельцев еще до крушения Шан. Если связать упомянутые в песне эпизоды хозяйственного года (вся ее композиция — перечисление месяцев и соответствующих работ), то возникает достаточно стройная картина: крестьяне пашут, сеют, убирают урожай, выращивают овощи, ухаживают за скотом, заготовляют тутовник для шелковичного червя, ткут и прядут, шьют и готовят пищу, собирают травы и топливо, строят и ремонтируют, заготовляют лед на летний сезон и даже участвуют в охоте. Лучшую часть охотничьей добычи, лучшую ткань и лучшие одежды они предназначают для правителя-гуна. Мужчины после сбора урожая используются в качестве рабочей силы для сооружения его дворца. Лучший кусок жертвенного мяса на ритуальных торжествах в дни праздника урожая тоже предназначается ему. Не приходится говорить и о том, что вся производственная сторона повседневной жизни крестьян протекает под присмотром тянь-цзюня (букв, «господин полей», «хозяин земли»), контролировавшего работу (см. [96, с. 183—187; 154, т. 7, с. 676—691]).

Функции тянь-цзюня из «Ци юэ» не вполне ясны. Скорей всего, он — администратор, может быть, старейшина крестьянской общины. От него, видимо, зависели и перераспределение земельных наделов, и организация коллективных работ, и определение той доли, которую приходилось выплачивать в счет натурального налога. Видимо, он же направлял очередников на работы во дворец. Из «Ци юэ» нельзя заключить, что какая-то часть урожая (а не тканей, одежд, охотничьей добычи, т.е. как бы продуктов побочных промыслов) шла в виде налога гуну. Не исключено, что подобной практики не было, ибо для пополнения казенных амбаров гуна использовались — как то было и в столичной зоне Шан, на чей опыт явственно ориентировались чжоуские гуны в процессе трибализации и формирования собственного протогосударства, — специальные «большие поля». О них достаточно много сказано в песнях «Шицзина», начиная с «И си», краткого песнопения типа гимна:

О Чэн-ван! Ты уже созвал всех!
Возглавляя крестьян- нунфу,
Отправляешься сеять просо.
Поскорее возьмите ваши сохи сы
И все из тридцати ли
Дружно принимайтесь за работу,
Образовав 10 тысяч пар-оу
[96, с. 424; 154, т. 10, с. 1752—1756]¹ .

Из песни видно, что в раннечжоуском Китае существовала традиция, согласно которой сам правитель возглавлял пахоту на специальном поле, куда для работы направлялись представители чжоуских коллективов. По подсчетам Дин Шаня, чжоусцы в момент завоевания Шан подразделялись на 30 родоплеменных групп [108, с. 44]. И хотя цифры в «И си» явно условны, ибо едва ли даже на очень большом поле возможна одновременная работа 10 тыс. пар пашущих, кое о чем они все же говорят. Первая из них, вполне возможно, о числе коллективов, принявших участие в работе, вторая — о числе участников пахоты на «большом поле» (быть может — на «больших полях»?). В том, что спустя век-полтора после Чэн-вана «больших полей» было уже по меньшей мере несколько, убеждает знакомство с некоторыми другими песнями «Шицзина» («Синь нань шань», «Фу тянь» и «Да тянь» [96, с. 289—294; 154, т. 8, с. 1109—1144]), где описывается труд крестьян на общих полях под присмотром тянь-цзюня и при символическом участии вана, который обозначен в песнях поэтическим термином Цзэн-сунь («Потомок»). Поля, о которых идет речь, названы в песнях «полями Цзэн-суня», а урожай с них — «урожаем Цзэн-суня».

Все три песни хронологически и стилистически более поздние, чем «И си». Разница и в том, что в одном случае в обряде вспашки принимает участие правитель, а в остальных о нем только упоминается, да и то иносказательно. Видимо, можно предположить, что в столичной зоне Цзунчжоу со временем, как и в столичной зоне Шан, стало несколько «больших полей», за счет урожая с которых существовали ван и все его окружение, хотя первоначально было лишь одно такое поле, которое считалось ритуальным. Возможно, это было то самое поле цзе-тянь, урожай которого предназначался для жертвоприношений и использовался в качестве страхового фонда.

Известно, в частности, что чжоуский Сюань-ван (827— 782 гг. до н.э.), взойдя на трон, отказался от древнего церемониала личного участия правителя во вспашке ритуального поля. Об этом упомянуто в гл. 4 труда Сыма Цяня [86, т. 1, с, 200] и более подробно — в «Го юе», где сказано, что во вспашке ритуального поля издревле участвовал сам ван, и дается достаточно подробное описание церемониала: тщательное наблюдение за весенней природой, подготовка казенных сельскохозяйственных орудий, пост, омовение и жертвоприношение, работа всех на священном поле (ван проводил одну борозду, остальные утраивали это число в соответствии с рангом, т.е. проводя 3, 9, 27 борозд, а заканчивали пахоту крестьяне), уход за полем, сбор урожая и т.п. (см. [28, с. 28—30]).

Если сопоставить эти данные с шанскими обычаями и вспомнить о найденных археологами массах казенных серпов для сбора урожая, едва ли будут основания для сомнений в том, что в Цзунчжоу, как и в столице Шан, для обработки «больших полей» казенными орудиями с последующим угощением за счет казны приглашались крестьяне из окрестных поселений, общин.

Стоит напомнить, что чжоуские тексты свидетельствуют о сосуществовании двух видов полей, общих (казенных) и индивидуальных крестьянских. В песне «Да тянь» есть хорошо известная фраза:

Пусть дождь сначала оросит поле гун, А затем уж и наши поля сы [154, т. 8, с. 1143].

Она перекликается с много более поздней теорией Мэн-цзы о так называемой системе цзин-тянь. Согласно Мэн-цзы, в квадрате из девяти равных полей (три по вертикали и три по горизонтали) центральное поле гун, т.е. «общее», обрабатывалось совместно восемью крестьянами, каждый из которых за это получал индивидуальный надел сы такого же размера. Мэн-цзы назвал такую форму редистрибуции термином чжу («взаимопомощь», «совместная работа») и противопоставил ее будто бы практиковавшейся в Ся дани и сменившему чжу в Чжоу сбору налогов. Мэн-цзы уподобил чжу понятию цзе, т.е. отработкам на ритуальном поле цзе-тянь, где тоже шла совместная работа, как о том только что шла речь (см. [127, с. 197]).

Споры о сущности и времени реального существования системы цзин-тянь идут давно. На мой взгляд, ее никогда не существовало вовсе, а схема Мэн-цзы являет собой лишь символическое отображение реальности (см. [15]), которая состояла в том, что, действительно, в Шан и Западном Чжоу существовали наряду с общими, совместно обрабатывавшимися в столичной зоне «большими полями» (назовем их вслед за песней «Да тянь» и «Мэн-цзы» землями гун) индивидуальные наделы крестьян-общинников (сы). Не исключено, что соотношение гун и сы в символическом квадрате (1:8) примерно отражает размер зернового дохода властей в столичной зоне — 1/9 (может быть, 1/10) всего урожая.

В любом случае буквально воспринимать схему Мэн-цзы и искать в шанско-чжоуском Китае следы существования квадратиков с миниатюрным (100 му) полем гун среди восьми полей сы оснований нет. Фраза же из «Да тянь», единственная в своем роде, говорит лишь о том, что наряду с общими, совместно обрабатывавшимися полями гун существовали еще и иные поля, поля сы, индивидуальные наделы крестьян в их общинах.

Сосуществование общих полей с индивидуальными наделами и с делегированием очередников для их обработки в порядке регулируемых коллективом повинностей хорошо известно многим народам. Можно полагать, что такая форма изъятия избыточного продукта была первоначальной и господствовавшей в этнически гомогенных и сравнительно небольших коллективах столичных зон, шанской и чжоуской. Можно предположить также, что генетически именно к необходимости организовать работу на общих полях восходит чжоуский термин сы-ту.

Специалисты не раз обращали внимание на то, что вторая часть этого термина варьируется и вместо знака ту («земля») может быть поставлен иной знак с тем же звучанием, но иным значением (ту — «толпа», «множество»). Отсюда вытекает, что сановники сы-ту первоначально могли быть организаторами работ на «больших» общих полях и вместе с тянь-цзюнями в общинах ведать всем, связанным с обеспечением их обработки, т.е. с мобилизацией работников из общин — как это описано, скажем, в «И си».

Словом, есть основания считать, что фонд редистрибуции в столичной зоне чжоусцев пополнялся главным образом за счет «больших полей», урожай с которых ссыпался в казенные амбары. Этот фонд, скорей всего, не мог быть слишком весомым. Его, насколько можно судить, едва хватало на то, чтобы содержать двор вана с соответствующей обслугой и минимальным аппаратом администрации. Развивавшийся и разветвлявшийся аппарат администрации просуществовать за счет такого фонда явно не мог. Нужны были поступления извне. Но откуда?

Вторая столичная зона чжоусцев, Чэнчжоу, сильно отличалась от Цзунчжоу. В ней было этнически смешанное, пестрое население: немного чжоусцев, множество перемещенных туда квалифицированных шанцев, возможно, также различные представители иных этнических групп. Едва ли в условиях подобной этнической гетерогенности могли сохраниться такие формы землепользования, как взаимопомощь-чжу на ритуальном поле-цзе, да и вообще практика обработки «больших полей», возникавшая там, где была власть центра, где жил правитель. В Чэнчжоу правителя не было — его представляли чиновники. В их задачу входило построить новую столицу и превратить ее в крепкий форпост власти чжоуского вана. Это было сделано с помощью шанских квалифицированных мастеров. В окрестностях Лои разместились шанские воины. И мастеров, и воинов необходимо было содержать, равно как и присматривавших за ними чжоуских администраторов.

Многое остается здесь недостаточно ясным. Если исходить из данных главы «До фан», помещенной в первом слое «Шуцзина», есть основания считать, что шанцы выплачивали победителям-чжоусцам дань-фу². О существовании такого вида дани-фу упоминается и в надписи «Мао-гун дин» [105, т. 6, с. 135а; 194, с. 155]. Но действительно ли перемещенные в Лои шанцы (о других речи нет — они были расселены и попали под власть различных удельных властителей) платили дань в Чэнчжоу, столицу вана? Едва ли. Ремесленники в Лои, быть может, часть своей продукции и обязаны были посылать в качестве дани ко двору. Но нет сомнений в том, что основная масса их продукции, прежде всего военные заказы, связанные с производством колесниц, оружия, сбруи, амуниции и т.п., шла на нужды восьми иньских армий, расположенных в окрестностях Лои.

Эти армии требовали многого. Из данных надписей вытекает, что у них существовала собственная система снабжения, были свои чиновники, отвечавшие за организацию сельскохозяйственного производства (сы-ту). Видимо, в районе военных поселений воины, жившие там с семьями, возделывали свои поля и сами себя содержали. Быть может, они даже сдавали часть зерна в казенные амбары, за счет чего осуществлялось снабжение чэнчжоуских ремесленников. Но большего они явно не могли дать. Скорее напротив, нуждались в регулярных дотациях из центра.

Одно следует считать практически несомненным: выкачивать из Чэнчжоу доходы цзунчжоуская столичная зона едва ли имела возможность. Так что за счет Чэнчжоу цзунчжоуский фонд централизованной редистрибуции существенно не пополнялся, а чэнчжоуский фонд редистрибуции был замкнут практически на обеспечение местных нужд. Так как же могли и должны были расплачиваться со служивыми, администраторами и военачальниками, родственниками и приближенными в этой ситуации ваны? Только уделами и кормлениями.

Уделы были, как правило, этнически гетерогенными. И хотя о господствующих формах землепользования и редистрибуции в них опять-таки почти ничего не известно, можно с немалой долей уверенности предположить, что системы «больших полей» в уделах не было. Применительно же к IX в. до н.э. в песне «Сун гао», повествующей о создании нового удела Шэнь на недавно завоеванной чжоусцами территории в междуречье Хуанхэ и Янцзы, прямо идет речь о том, что население нового удела обязано платить своему новому владельцу налог-чэ [96, с. 393]. Правда, соответствующее повеление было дано от имени создавшего удел Сюань-вана — того самого, что отказался от традиционного ритуала на поле цзе и провел перепись населения явно с целью обложить его налогами.

Можно предположить, что налог-чэ — нововведение Сюань-вана не столько в новом уделе Шэнь, сколько в Цзунчжоу, ще проводилась перепись, возможно, и в Чэнчжоу. Но в таком случае не исключено, что отказ от традиционной системы чжу-цзе и от отработки на «больших полях» (отказ Сюань-вана от ритуала на поле цзе символизировал именно это) в пользу налогов-чэ означал именно то, о чем идет речь: налоги, практиковавшиеся в уделах (возможно, до Сюань-вана их не называли чэ) и восходившие к символической дани-фу в пользу управителей, будь то администраторы-чжоусцы в Чэнчжоу или владельцы уделов, оказались экономически эффективнее. И чжоуские ваны решились на их введение в Цзунчжоу с параллельным учетом переписанного населения. Как бы то ни было, но в третьем и наибольшем по размеру и значению регионе раннего Чжоу, т.е. в уделах, формы редистрибуции заметно отличались от цзун-чжоуских, где жил ван и существовали «большие поля», и в несколько меньшей степени от чэнчжоуских, где определенную долю продукта по меньшей мере часть населения отдавала властям. В третьем, удельном регионе все население было вначале данниками, а затем стало налогоплательщиками, причем и дань и налоги собирались администрацией уделов, которая распоряжалась собранным по своему усмотрению, включая и спорадические подношения чжоускому вану.

Переход к более эффективной системе налогов-чэ и вообще все связанные с этим нововведения Сюань-вана имели смысл и со временем могли укрепить дом Чжоу и администрацию центра. Беда в том, что времени уже не было. Да и реальные результаты, видимо, были невелики — не случайно тот же Сюань-ван вынужден был расплачиваться со своими сподвижниками традиционным способом — созданием и пожалованием уделов. Иных способов расплатиться по-царски он не имел, как то было и с его внуком Пин-ваном, перенесшим столицу на восток и тем положившим конец Западному Чжоу. На Пин-ване Западное Чжоу завершило свое существование. Как шли чжоуские ваны к такому итогу? Насколько он был закономерным?

¹ Текст дан в моем переводе, обоснование которого см. [15, с. 152—156].
² Я опираюсь на трактовку соответствующего текста в переводе Б.Карлгрена [239, № 21, с. 141—142], которая с оговорками осторожно поддержана Г.Крилом [194, с. 153].

<<Назад Вперёд>>

Просмотров: 3182

загрузка...

Другие книги по данной тематике