Реклама

Я. В. Минкявичюс.   Католицизм и нация

4. Идеализация религии «Католической нации»

Апологеты идентификации национальной и конфессиональной принадлежности всячески идеализируют роль католической религии в национальной жизни народа. Эта идеализация происходит по нескольким линиям, основные из которых можно сформулировать следующим образом: 1. Католицизм представляется основой и средством национальной интеграции и консолидации (конфессиональность — оплот национального). 2. Католической церкви приписывается решающая роль в создании и использовании основных средств выражения, формирования и развития национального самосознания. 3. Католическая церковь объявляется носителем национальной культуры. 4. Католицизм считается источником и хранителем нравственной культуры нации.

Несомненно, нельзя отрицать роли католицизма в любой из этих областей национальной жизни народа там, где эту религию исповедует большинство нации. Но на вопрос, какова эта роль, можно ответить, только рассматривая ее в конкретно-историческом контексте каждой «католической нации», различные истории которых также варьируют и роль в них религии и церкви. Ввиду невозможности такого рассмотрения, да и отсутствия методологической необходимости в нем, ограничимся здесь лишь некоторыми фрагментарными замечаниями по поводу литовских католических источников буржуазного периода, идеализирующих католицизм на литовской национальной почве.

Относительно тезиса о том, что якобы католическая конфессиональность явилась оплотом литовской национальной сущности, среди клерикалов Литвы не сложилось единой позиции. Часть из них в угоду господствующей литовской буржуазии и ее идеологам открыто связывала универсальный католицизм с национальными рамками, приспосабливала клерикализм к национализму, изображая католическое вероисповедание как платформу национального единства. «Литовцы держались больше всего во имя католичества и таким образом сохранили не только свою веру, но и свое литвинство (lietuvybė)»1, — писал Б. Чеснис, философствующий теолог буржуазной Литвы. Пропаганда клерикального национализма, конечно, не могла не иметь последствиями национальную узость, замкнутость, национальный эгоизм, национальную рознь, противопоставление литовцев другим нациям, особенно антиславянство и антирусизм. Все это тем более обострялось условиями царской политики национального угнетения, насильственной ассимиляции и русификации. Сопротивление такой политике сплачивало литовцев как национальное целое, что в немалой степени осознавалось через католическую форму. В объективной же сфере, как известно, выступают другие факторы национальной интеграции и консолидации (экономические, территориальные, лингвистические, психологические и др.)» хотя ими полностью не исключается религия, которая может играть некоторую роль.

Другая часть литовских клерикалов с позиций ортодоксальности католического универсализма и в угоду Ватикану не делала ударения на национальный фактор в вероисповедании. Хотя эти клерикалы подчеркивали свою преданность национальным идеалам, но по существу они были на позиции денационализации. С их стороны порой исходила весьма меткая критика в адрес националистов. «Стремление узких националистов к эксклюзивистскому (исключительному) индивидуализму является плохой услугой для своей нации, ибо это как раз ослабляет национальную индивидуальность, не давая ей развиться широким мировым масштабом»2,— так писал влиятельный католический философ буржуазной Литвы С. Шалкаускис. Но включение литовской национальной индивидуальности в широкий мировой масштаб, согласно этому автору, происходит только на конфессиональной, религиозно-мировоззренческой, а следовательно, на мистифицированной основе. «Своей верой,— пишет он, — каждый католик включается в общество нескольких сотен миллионов живых людей и в еще более многочисленное общество умерших людей. Это, можно сказать, самое большое в мире мировоззренческое единство»3. Другой литовский католический идеолог, Б. Чеснис, проповедуя подчинение национального конфессиональному, писал: «Миссия и задача церкви не ассимилировать человеческие роды, но выиграть нации для Христа...»4

Литовские клерикалы особенно пропагандируют тезис о том, что католической церкви принадлежит заслуга возбуждения и сохранения национального самосознания при помощи таких средств, как язык и письменность, печать и литература. Не касаясь исторического аспекта этого вопроса, укажем лишь следующее: во-первых, этот тезис основан на ложной перемене местами средств и целей. Церковь использовала литовский язык и литературу, письменность и печатное дело не в целях развития культуры литовской нации, а как средство по эксплуатации национального сознания. Литовское духовенство в этом отношении и не могло поступать иначе — оно выполняло обязательное для всех епархий и приходов указание Тридентского собора использовать в пастырской деятельности понятный людям язык5. Во-вторых, католическая церковь владела этими средствами не в силу своей миссии, а в результате своего социального положения.

Что касается утверждения о том, что католическая церковь явилась носителем национальной культуры, то оно также исходит из вышеупомянутой подмены — использование католицизмом средств национальной культуры (просвещения, искусства, науки, философии и т. д.) для ее клерикализации не означает, что он был ее оплотом. «Все более проясняется факт, что процветанию и распространению католического мировоззрения мешает не свет, а тьма и что просвещение является необходимым средством для его понимания, усвоения и распространения»6, — писал С. Шалкаускйс. Известно, с каким упорством церковь держится за школу, и это не ради просвещения нации, а ради насаждения религиозного мировоззрения через школу. Указывая важнейшие средства внедрения католической идеологии, С. Шалкаускйс имел в виду не церковь, а в первую очередь школу, философию, науку. «Важнейшими факторами формирования и распространения католического мировоззрения являются теологи, философы и ученые специалисты» (в томистском смысле согласования теологии, философии и науки)7.

Литовские католические теологи и философы, идеализируя христианство, рассуждали, что его преимущество перед натуралистическим культом древних литовцев состояло в абстрактно-рационалистическом изображении божества и что это обстоятельство якобы делало христианскую веру неприступной для научной критики. Натуралистическая религия, писал теолог Б. Чеснис, «никак не смогла бы удовлетворить нашей нации при более высоком уровне ее просвещения и потому так или иначе должна была бы исчезнуть. Христианство... нашей врожденной религиозности придало разумное начало... Провозглашаемый новой религией бог — не вещественный, не материальный, а высший, чистейший, разумнейший, наилучший и всесильный дух. Провозглашаемому христианством божеству не страшен никакой, хотя бы и самый большой, прогресс просвещения и науки»8.

Разумеется, что понятие спиритуалистического абсолюта более пригодно для псевдорационалистической спекуляции, которая использует при этом идеалистически интерпретируемую науку и томистскую концепцию «гармонии» науки и теологии. Этим как раз и занимались литовские философствующие богословы. Клерикальный обскурантизм же нельзя принять за ценность национальной культуры.

Тот факт, что среди духовенства было немало писателей, поэтов, деятелей других видов искусства, действительно обогативших литовскую национальную культуру, объясняется также не миссией католической церкви, а тем обстоятельством, что в условиях феодализма и капитализма при господствующей религиозной идеологии и монопольном положении церкви в духовной сфере общества художественное творчество многих его представителей не могло выйти за пределы своей эпохи, не могло не принять религиозной и церковной оболочки. Но и в таком случае деятелей национальной культуры рождала не церковь, а сама нация.

Высшую степень своего выражения клерикальная идеализация латинского христианства получила в области морали. При этом вера отождествлялась с нравственностью, нравственным идеалом считались набожность и покорность, а ее функцией — проповедь классового мира, отвлечение трудящихся от революционного движения. К этому еще следует добавить, что клерикалы толковали мораль в очень узком (чаще всего в смысле семейной этики) и порой вульгарном смысле, объявляя церковь стражем добропорядочных семейных отношений. В таком смысле католицизм считался источником и хранителем моральных ценностей нации.

В связи с монопольной претензией католицизма на сохранение моральных устоев литовской нации при помощи христианства уместно вспомнить отношение великого князя литовского Гедимина к христианской морали. Отвергая предложения папских легатов принять крещение, Гедимин высказался по поводу христианства следующим образом: «Что вы мне говорите о христианах? Где больше несправедливости, насилия, жестокости, бесчестия и излишества, чем у христиан, особенно у тех, которые кажутся благочестивыми, как, например, крестоносцы, которые совершают великое зло...»9 Клерикалы же буржуазной Литвы в своей концепции христианизации литовского народа изображали христианство как величайшую моральную ценность.

* * *


Из рассмотренного в данном разделе материала приходим к следующим выводам:

1. Факт совпадения в некоторых странах национальной принадлежности и католического вероисповедания изображается зачастую в виде концепции о существовании особых «католических наций», содержание духовной жизни которых якобы составляет католическое христианство, и лишь ее форма национальна.

2. Идентификация национальной и конфессиональной (католической) принадлежности служит обоснованию клерикализации жизни нации, является источником национальной розни на религиозной почве, клерикального национализма, который смыкается с буржуазно-националистической теорией «единого потока».

3. Тезис о «католических нациях» и идентификация национальной и конфессиональной принадлежности не вытекают из католической теологии и социальной доктрины церкви, поэтому они неприемлемы для официального ортодоксального католицизма. Однако практически во многих странах церкви и духовенство в своей деятельности исходят из упомянутых положений, а значительные слои общества, в том числе трудящиеся и эксплуатируемые, осознают свою национальную принадлежность при помощи религиозной формы.

4. Совпадение национальной принадлежности с конфессиональной принадлежностью вовсе не означает их тождества или нераздельности. Национальные и религиозные связи с точки зрения онтологической относятся к разным уровням. Национальная принадлежность означает объективные связи, конфессиональная принадлежность относится к духовной сфере.

5. Национальное самосознание принимает религиозную форму в зависимости от конкретной исторической ситуации, что свидетельствует о неразвитом уровне самого национального сознания. Социалистические общественные отношения, социалистическая национальная культура создают условия для освобождения национального сознания от религиозной формы его выражения.

Но перед тем как освободиться от религиозной формы сознания, унаследованной в соответствии с вековой традицией, нация несет в своем организме груз католицизма, который в свою, очередь не может, таким образом, не принять национальной формы.



1 «Krikščionybė Lietuvoje», psl. 177.
2 Там же, стр. 78—79.
3 «Krikščionybė Lietuvoje», psl. 78.
4 Там же, стр. 164.
5 Такое постановление Тридентский собор принял под влиянием реформации (вернее, для борьбы с ней), которая дезинтегрировала западнохристианский латинский универсализм на национальной почве.
6 «Krikščionybė Lietuvoje», psl. 82.
7 Там же, стр. 85.
8 Там же, стр. 149.
9 «Gedimino laiskai», № 14.
загрузка...
Другие книги по данной тематике

Д.Е. Еремеев.
Ислам: образ жизни и стиль мышления

Я. В. Минкявичюс.
Католицизм и нация

М. С. Беленький.
Что такое Талмуд

Л.И. Емелях.
Происхождение христианских таинств

Л. Ануфриев.
Религия и жизнь: вчера и сегодня
e-mail: historylib@yandex.ru