Глава V. Армия как социальный организм: «вооруженный город» и «военное сословие»

Как показал анализ литературной традиции в главе III, постоянная профессиональная армия в общественном мнении воспринималась как некий обособленный мир, особая социально-политическая сила, все более отчуждающаяся от «цивильного» общества¹ и противостоящая традиционным элементам социальной структуры. Не удивительно поэтому появление в поздних источниках понятия corpus militare, «военное сословие, военная корпорация» (SHA. Max. duo. 8.1; Eutrop. IX. 1.1)². Это понятие, в отличие от терминов exercitus или militia, указывает, по всей видимости, не столько на функциональную, сколько на специфическую социальную и политическую сущность армии. Такое ее восприятие, несомненно, отражает реальный процесс отчуждения армии от общества, который был прямым следствием профессионализации военной деятельности в условиях развития римской экспансии и кризиса полисно-республиканских устоев, в частности распада триады «гражданин — собственник — воин»³.

В литературе при характеристике этого процесса уже давно общим местом стало указание на развитие в римской армии особой корпоративности и корпоративного духа (esprit de corps, Korpsgeist). Еще Т. Моммзен, говоря об армии Поздней республики, подчеркивал: «Гражданское и даже национальное чувство исчезло у войска, и только корпоративный дух остался внутренним связующим звеном»⁴. Обычно в оценках современных историков, пишущих о римской армии, под корпоративностью (корпоративизмом) и корпоративным духом⁵ подразумеваются (как правило, без каких бы то ни было специальных пояснений) приверженность солдат своим частям и подразделениям или армии в целом, ее традициям и вождю, воинской чести, а также профессиональная солидарность военных, их «замкнутость» на собственных узкогрупповых интересах, обособление (физическое, социальное, социальнопси-хологическое, идеологическое) от гражданского населения⁶. В общем виде такое понимание армейской корпоративности, как единства социальных, общественно-психологических и ценностно-идеологических компонентов, самоочевидно и не вызывает никаких серьезных возражений. Столь же очевидной является историческая универсальность данного феномена, который обнаруживается и у греческих наемников классического времени⁷, и в армиях эллинистической эпохи⁸, а также характерен для вооруженных сил Нового⁹ и Новейшего времени¹⁰.

Вместе с тем в антиковедческой литературе — и не только в старой¹¹ — в характеристиках армий позднереспубликанского и императорского времени нередко фигурируют понятия типа «солдатское сословие», «военный класс», «военное общество». Например, по словам Ж. Гаже, в Риме на смену «военной профессии» со второй половины II в. н. э. появляется «военный класс»¹². Г. Альфёльди более осторожно говорит о формировании к концу II в. н. э. особого «военного общества» в пограничных зонах Империи¹³ . Аналогичный вывод делает и Ж.-М. Каррие, хотя и употребляет термин «военное сословие» (il ceto militare)¹⁴. Подобного рода оценки в определенном контексте, несомненно, имеют право на существование, по крайней мере начиная со второй половины II в. н. э. Однако и понятие корпоративности, и в целом характеристика армии как специфического социального организма требуют, по нашему мнению, более глубокой разработки и конкретизации. Прежде всего важно понять собственно римскую, цивилизационную, специфику этих феноменов с точки зрения тех внутренних традиций императорской армии, которые восходят к полисно-республиканским устоям и которые как раз и делали военный лагерь и легион тем, что Вегеций называл «вооруженной общиной» — armata civitas (Veget. II. 25; ср.: II. 18: murata civitas). Конечно, Вегеций, уподобляя легион и лагерь общине, городу, имел в виду их самодостаточность, универсальную приспособленность к различным видам боевых действий и к удовлетворению разнообразных повседневных нужд. Но его слова, по-видимому, имеют и более глубокий смысл, ибо такое уподобление выражает глубинную взаимосвязь социальных и военных институтов и традиций. Как справедливо заметил И. Гарлан, на всем протяжении греческой и римской истории обнаруживается подобие (гомология) военных структур и общества в целом. Именно подобие, а не тождественность, поскольку речь идет об образе, а не о прямом отражении: армия есть образ той социальной среды, продуктом которой она является¹⁵.

Чтобы нагляднее представить в этом плане отличительные особенности воинского сообщества, уместно, наверное, сопоставить их с характерными чертами civitas, которая всегда оставалась для римлян главным социальным и мировоззренческим ориентиром. В качестве исходного пункта такого сопоставления можно обратиться к известному месту из трактата «Об обязанностях», где Цицерон рассуждает о том, что объединяет людей в гражданской общине (I. 17. 53-57). На первом месте у Цицерона стоят связи индивида с государством и отечеством, а внутри гражданского коллектива людей объединяют, по его словам, общие храмы и форум, портики и улицы, законы, права, правосудие и голосование, общение друг с другом и дружеские связи, деловые отношения и родственные узы. Примечательно, что среди прочего оратор выделяет дружеские отношения (ibid. I. 17. 57). Названные элементы, очевидно, сохраняли свое значение в жизни римского общества и в период Ранней империи¹⁶. В своеобразном преломлении все они присутствовали и в жизни армии.

Для профессиональных солдат, проводивших на службе не один десяток лет¹⁷, военный лагерь становился действительно настоящим родным домом, второй родиной (а для так называемых castrenses, «лагерных детей», — и единственной родиной, в том числе и в юридическом смысле¹⁸). Эта мысль вполне однозначно высказывалась римскими авторами. У Тита Ливия (XLIV. 39. 5) Эмилий Павел, обращаясь к воинам, называет лагерь второй отчизной, где вместо стен — вал и где для каждого воина палатка является домом и пенатами. Этот же мотив, возможно, заимствованный у Ливия, не менее выразительно звучит в «Истории» Тацита (III. 84. 2). Флавианцы во время штурма преторианского лагеря в Риме восклицают: «честь воина — в лагере: там его родина, там его пенаты» (proprium esse militis decus in castris: illam patriam, illos penates). В другом месте Тацит замечает, что солдаты расположенных в Сирии войск после многолетней службы смотрели на свой лагерь как на родной дом (Hist. И. 80. 3: familiaria castra in modum penatium diligebantur; ср.: V. 16. 4). Доверие к этим пассажам, которые могут показаться голой риторикой, подкрепляется письмом солдата Теона, родом египтянина, который писал своей жене, обеспокоенной предстоящим переводом его части в другую провинцию, что, даже находясь в чужих краях, он в действительности будет на родине (т. е. в лагере), а не на чужбине (P. Оху. VIII, 1154)¹⁹. Римский военный лагерь, сохранявший основные принципы своего устройства практически на всем протяжении истории Рима, несомненно, давал солдату чувство защищенности и морально-психологического комфорта²⁰.

Изоморфность римского лагеря и города не прошла мимо внимания греческих писателей. Уделивший немало места описанию римского военного лагеря Полибий подчеркивал, в частности, что проложенные в нем улицы и прочее устройство уподобляют его настоящему городу (VI. 31. 10; ср.: VI. 41. 10). По словам Иосифа Флавия (В. lud. III. 5. 2), прямые улицы, центральное расположение палаток военачальников, площадь (αγορά), кварталы ремесленников, места для судейских кресел, где начальники разбирают возникающие споры, — все это делает лагерь очень похожим на город. Действительно, как и любой античный город, лагерь имел свой форум (Liv. XLII. 2. 11; Polyb. VI. 32. 8; Fest. Р. 309 L), где располагались штабные и канцелярские помещения, principia и praetorium²¹, знаменные святилища (aedes), в которых хранились штандарты части и императорские imagines, стояли алтари и статуи богов²². Слева от претория находилась ораторская трибуна — tribunal или suggestus, с которого военачальник обращался к сходке воинов с речью²³; справа располагалось пространство для птицегаданий, auguratorium (Ps.-Hygin. De munit. cast. 11-12). На лагерном форуме находились также базилика с помещениями для схол (своеобразных клубов, где собирались на свои заседания коллегии низших чинов, учрежденные с разрешения Септимия Севера²⁴) и tabernae. Постоянный лагерь (castra stativa), помимо жилых помещений и собственно военных сооружений, ремесленных мастерских и госпиталя, имел также различные непременные атрибуты благоустроенного античного города, включая и такие достижения римской цивилизации, как бани и общественные уборные²⁵, а кроме того, такие сооружения, как палестры и амфитеатры, использовавшиеся как для проведения военных тренировок, так и для развлечений личного состава в свободное время²⁶. Следует также учитывать, что вокруг постоянных легионных лагерей вырастали поселки (canabae) (аналогичные поселки возле крепостей вспомогательных войск назывались vici), где жили ремесленники, торговцы и конкубины воинов и часто селились после отставки ветераны²⁷. Кроме того, к дислоцированному в постоянном лагере легиону были приписаны земельные территории — prata legionis (cohortis) или territorium legionis (territorium militare), которые имели особый режим землепользования и на которых силами самих солдат или арендаторов производилась необходимая сельскохозяйственная продукция либо добывались полезные ископаемые²⁸. Эти элементы, несомненно, еще более усиливают сходство военного лагеря с античным городом, характерными признаками которого являются наличие собственной сельской территории и тенденция к автаркии. Вместе с тем характер, функции и размеры построек внутри лагеря показывают, что, при всем сходстве с городской общиной, он представлял собой нечто иное, нежели гражданский населенный пункт²⁹.

Важно также подчеркнуть, что военный лагерь, как и всякий античный город, представлял собой своеобразный религиозный микрокосм, имевший определенную сакральную структуру и своих божественных покровителей³⁰. Кроме посвящений Гению лагеря (CIL VIII 2529 = 18040 = ILS, 2291 ; АЕ. 1963, 45; ср.: CIL VI 230 = 36748 = ILS, 2216; CIL VI 231 = ILS, 2215), известны также посвящения numinibus castrorum (CIL XIII 6749), B(ona) D(ea) Castrensis (CIL V 760)³¹ и гениям различных лагерных сооружений: Гению табулярия (ЕЕ. V, 711 = ILS, 2447), Гению претория (АЕ. 1939, 36; 1973, 637; ср. также: ЕЕ. III, 312: θβοΐ ς τοις του ηγβμονικοΰ πραιτωρίου), Гениям схол (CIL VIII 2603 = ILS, 2376; ILS, 2400; CIL III 7626 = ILS, 2545; RIU II 412), учебного плаца (ILAlg. I. 3596), на котором могли быть возведены и особые храмы и справлялись соответствующие церемонии³². Место, где размещался постоянный лагерь (или крепость), по-видимому, подлежало освящению³³ . Не только преторий и место перед ним считались священным пространством (locus sacer), но и сама внутренняя территория лагеря, его стены, ров и вал, о чем свидетельствует суровость наказаний, налагавшихся за проникновение в лагерь через вал или за перепрыгивание через ров (Dig. 49. 16. 3. 17-18; Ex Ruffo leg. mil. 33)³⁴.

Военный лагерь сходствовал с civitas не только своей пространственной и сакральной структурой, но также сословно-классовой, ибо через армейскую иерархию в военном сообществе так или иначе были представлены все регионы, классы и слои Римской империи: структура армии (по крайней мере, до начала III в.) соответствовала сословно-правовому делению римского общества³⁵. Высшие командные посты почти без исключений принадлежали представителям сенаторского и всаднического сословий. Различия в правовом статусе римских граждан италийского происхождения, романизированных провинциалов, перегринов и вольноотпущенников соответствовали различиям в условиях службы и привилегиях между солдатами преторианской гвардии, легионов, вспомогательных войск и флота. В армии были представлены и рабы, причем не только принадлежавшие в качестве слуг отдельным офицерам и солдатам, но и относившиеся к легиону в целом (los. В. lud. III. 6. 2: то δ' οίκβτικόν έκαστου τάγματος; ср.: V. 2. 1). Армейские рабы получали определенную военную подготовку, в случае необходимости вооружались и должны были во время сражения охранять лагерь³⁶.

В целом же созданная Августом военная система сохраняла два фундаментальных, восходящих к древним традициям принципа: единство статуса гражданина и легионера и закрепленную за высшими сословиями монополию на командование, пережиток древней тимократической системы³⁷. Краеугольным камнем военной реформы Августа стало также обязательное сочетание гражданской и военной карьеры для сенаторов, что исключало возникновение замкнутой «касты» высших военачальников³⁸. Военная служба предоставляла и многим простым солдатам возможности социального возвышения, корректируя определенным образом социальную структуру общества, но эти возможности сильно зависели от того, каким начальным статусом обладал приходивший в армию новобранец³⁹. В то же время оригинальной чертой армейского сообщества, отличающей его от городской общины, являлась строгая иерархичность его структуры и достаточно широкие (даже для рядового состава) возможности карьерного продвижения по лестнице чинов и рангов, следствием чего было сильно развитое соперничество, сочетавшееся, однако, с солидарностью⁴⁰.

Что касается других элементов, определявших, согласно Цицерону, основы римской социальности, то они также находят аналогии в военной жизни. Законам и праву соответствовала воинская дисциплина и ius militare в более широком смысле⁴¹; правосудию — дисциплинарная власть командиров и полководца; деловым отношениям — разнообразная строительная и хозяйственная деятельность войск⁴², в финансовой сфере — различные по своим источникам доходы, налоговые и финансовые преимущества, гарантированные государством, а также те сберегательные кассы, которые имелись в каждом легионе для аккумуляции доли жалованья и донатив с целью обеспечения похорон умерших сослуживцев и накоплений к моменту выхода в отставку (Veget. II. 20)⁴³. Наконец, родственным узам (если не брать в расчет неофициальные, хотя и достаточно распространенные до Септимия Севера солдатские браки⁴⁴ и службу в одной части братьев) и дружеским связям соответствовали воинское товарищество и братство. Разумеется, не менее тесным, чем в общине, было и повседневное общение воинов: как и в небольшом городе, в лагере все знали друг друга (Tac. Hist. I. 75. 1).

Все эти моменты, делавшие легион и лагерь подобием civitas, позволяли воинскому сообществу сравнительно легко и безболезненно трансформироваться в настоящую гражданскую общину, как это происходило при выведении ветеранских колоний, когда, по словам Тацита (Ann. XIV. 27. 3), легионы направлялись на поселение в полном составе, со своими центурионами и трибунами и сослуживцы составляли общину, жившую в добром согласии⁴⁵. Не удивительно поэтому, что во многих местах Империи на основе военных лагерей и прилагерных поселков формировались настоящие города, получавшие соответствующий юридический статус⁴⁶ и игравшие важную политическую роль как опорные пункты императорской власти и оборонительной системы Империи⁴⁷. Эту политику вместе с тем можно, наверное, рассматривать как продолжение — на качественно новом уровне — старой республиканской традиции награждения ветеранов землей и создания колоний в качестве опоры римского государства⁴⁸.

Особого внимания заслуживает вопрос о том, каким образом политические компоненты полисного общежития (права, правосудие, голосование) реализовывались в жизни армии. На этом вопросе мы подробно остановимся ниже, рассматривая проблематику, связанную с политической ролью армии в период Империи. Пока же только констатируем, что республиканско-полисные традиции, сохранявшиеся в императорской армии, с особенной наглядностью проявляются в таком институте, как воинская сходка (contio militaris), которая была в большинстве случаев непосредственным механизмом выражения властной воли армии.

В целом же на основании вышеизложенного можно отметить, что многие порядки и обычаи военной жизни в эпоху Империи по своей форме и структуре представляли несомненную аналогию социальным и политическим связям, характерным для римской civitas, и в то же время превращали воинское сообщество в некое автономное, самодостаточное образование. Если к тому же учесть, что в лагере звучала латинская речь, почитались римские боги и справлялись римские празднества, то не покажутся преувеличением слова Дж. Хельгеланда, который назвал военный лагерь «анклавом романизма в джунглях неримских нравов и идеалов»⁴⁹. Однако не менее важно со всей определенностью подчеркнуть ряд принципиальных моментов, в которых выражалась специфика воинского сообщества, всей военной сферы, отделенной в императорское время от сферы гражданской жизни так, как никогда не бывало в период Республики⁵⁰.

Это отделение проявлялось по-разному. В дополнение к сказанному выше можно обратить внимание на одно мероприятие Августа: на публичных зрелищах он отвел воинам особые места, отделив их от граждан (Suet. Aug. 44. 1). Учитывая, что в Риме места в театрах (и амфитеатрах) уже давно определялись сословным статусом зрителей, этот шаг явным образом подчеркивал особое положение военных в обществе. Что касается понятия res publica, о котором Цицерон говорит как о высшей ценности для гражданина наряду с отечеством, то среди массы простых солдат это понятие в период Империи, по всей видимости, утратило свое непререкаемое значение. Понятие родины в сознании солдата, как мы видели, все более отождествлялось с лагерем или той провинцией, откуда он был родом и где зачастую не только проходила вся его служба, но и годы после отставки⁵¹. Несмотря на то что солдаты большую часть времени проводили в замкнутом мире лагеря и воинской части, отделение армии от местного общества имело скорее все же функциональный и политический, а не собственно социальный характер⁵². Если учесть, что армейские группировки в разных провинциях со временем приобретали специфические локальные черты, можно говорить не столько о сегрегации армии, сколько об определенной культурной ассимиляции и взаимовлиянии с местными сообществами⁵³.

Что же касается понятий res publica и populus Romanus, то уже в конце республиканской эпохи в сознании солдат они замещаются фигурой императора, олицетворявшего теперь для них государство и величие римского народа⁵⁴. Показательно в этом плане, что если до 17 г. до н. э. в официальных документах речь шла о legiones populi Romani (правда, уже отдельно от populus Romanus Quiritum) (например, ILS, 5050), то в своих «Деяниях» Август говорит об exercitus meus, classis mea (RgdA. 15; 26; 30)⁵⁵. По словам же Тацита (Ann. I. 2. 1), уже после битвы при Филиппах не существовало государственного войска (nulla iam publica arma). Такая ситуация в корне противоречила традиционному принципу, четкую формулировку которого дает в одной из речей Цицерон: «все легионы и все войска, где бы они ни находились, принадлежат государству»⁵⁶. Эмансипация армии и полководцев от республиканских органов власти и утрата последними монополии на военную сферу происходят еще в конце Республики⁵⁷, и слова Августа можно, наверное, расценивать как констатацию завершения этого процесса. В более поздние времена армия и солдаты уже вполне привычно и естественно рассматриваются как принадлежащие императору. В этом плане показательно словоупотребление в некоторых надписях и юридических документах. Так, например, представитель галатского царского рода Латин Александр в надписи, датируемой 117 г., восхваляется за устройство раздач в городе по случаю приезда Адриана и «его священных войск» — των ιερών αύτου στρατευμάτων (IGRR III. 208; ср.: 1421 — время Севера и Каракалы). В ряде конституций императоры именуют солдат milites nostri (например, CTh. VII. 6. 4 = Cod. lust. XII. 6. 4: fortissimis militibus nostris).

Фактически в императорский период слова «сенат» и «народ» для солдат уже ничего не значили, являясь, по выражению Тацита, забытыми и пустыми названиями (oblitterata iam nomina, vacua nomina — Hist. I. 55. 4; 30. 2). И хотя в текст военной присяги (sacramentum militiae), возможно, включалось обязательство быть готовым пожертвовать жизнью ради римского государства (pro Romana republica) (Veget. II. 5; ср.: Serv. Ad Aen. VIII. I)⁵⁸, центральным пунктом присяги были личная преданность императору (и, вероятно, его семейству) и повиновение его указаниям⁵⁹. Не подлежит поэтому сомнению, что создаваемая присягой личная связь солдат и императора коренным образом отличалась от той, которая возникала в раннем Риме между консулами и присягавшими им воинами. В последнем случае полководец, наделенный империей и правом ауспиций, выступал в качестве посредника между войском и богами и только как таковой мог требовать присяги и повиновения⁶⁰. Присяга же на верность императору предполагала подчинение ему не только как легитимному носителю сакральной, военной и государственной власти, но и как конкретной личности. Это подтверждается, в частности, тем фактом, что присяга могла быть принесена еще до того, как провозглашенный войском император официально признавался сенатом и народом, т. е. до наделения его империем и правом ауспиций⁶¹. В силу военной присяги, самого своего воинского статуса и миссии воин оказывался в принципиально иных отношениях с императором, нежели гражданские лица. Солдат был не только и не столько подданным принцепса, сколько подчиненным императора как верховного главнокомандующего, от которого зависели его stipendia, donativa, praemia, honores, dona militaria и который, как мы увидим ниже, являлся также и патроном своих солдат (см. гл. IX).

Поступление на военную службу, которая в легионах и вспомогательных войсках императорской армии, как мы уже отметили, продолжалась в среднем 20-25 лет, а для многих из центурионов, не имевших фиксированного срока службы, — значительно дольше⁶², действительно означало кардинальный разрыв с гражданской жизнью⁶³. Он проявлялся в самых разных аспектах и имел многообразные последствия — и правовые, и социальные, и социально-психологические, и идеологические. Переходя из сферы действия ius civile в сферу disciplina militaris, римлянин, как и во времена Республики, становился из квирита воином⁶⁴ и попадал под власть военачальников, лишаясь тем самым ряда гражданских прав или ограничиваясь в их использовании (например, права апелляции (Cic. De leg. III. 3)⁶⁵ или права на законный брак во время прохождения службы). Вместе с тем, ориентируясь на преимущественно добровольное комплектование легионов и привлечение к службе качественного пополнения, власти императорского Рима должны были предпринимать комплекс мер, чтобы сделать жизнь военных достаточно сносной и компенсировать определенными юридическими привилегиями и материальными выгодами профессиональный риск, многочисленные тяготы и лишения, связанные с требованиями дисциплины и выполнением боевых задач. В период Ранней империи, судя по всему, правительству удавалось достаточно успешно справляться с этой задачей. В целом условия быта и жизни римских солдат были вполне приемлемы, а возможно, даже лучше, чем у значительной массы рядовых граждан, принадлежавших к плебсу⁶⁶, а общий уровень благосостояния солдат по сравнению с массой рядового населения (особенно провинциального) имел тенденцию к неуклонному повышению⁶⁷. Во всяком случае, не подлежит никакому сомнению, что в императорском Риме была создана образцовая для античности система социальных гарантий военнослужащим (которая, очевидно, имела и вполне определенную политическую цель — обеспечить лояльность войск императорской власти и не допустить их политической активности, подобной той, которая имела место в конце Республики)⁶⁸. Этой же цели служила и разработанная, постоянно совершенствовавшаяся система правовых и социальных привилегий, которые предоставлялись ветеранам всех родов войск и, помимо соответствующего почета, давали солидные материальные преимущества, сопоставимые в своей совокупности с теми суммами, что получали выходившие в отставку солдаты в качестве praemia militiae⁶⁹. Распространяясь также на членов ветеранских семейств, эти привилегии превращали бывших солдат, по сути дела, в особое сословие, стоявшее в некоторых отношениях на одном уровне с декурионами⁷⁰.

Статусу и юридическим преимуществам ветеранов посвящено большое число солидных исследований, что избавляет нас от необходимости останавливаться на этой теме⁷¹. Необходимо только со всей определенностью подчеркнуть, что все эти commoda militiae, закреплявшиеся обычаем и правом начиная со времени Августа и далее⁷², очевидно, обусловливали формирование особых профессионально-корпоративных интересов и особого социально-правового статуса солдат, усиливая обособленность армии от остального общества и действительно превращая воинское сообщество в своеобразное замкнутое на себе сословие, corpus militare. Эта тенденция особенно усиливается с конца II — начала III в., после официального разрешения солдатских браков Септимием Севером, когда широко распространяется фактическая наследственность военной службы в зонах локального рекрутирования в приграничных провинциях Империи, а также после эдикта Каракаллы 212 г., когда исчезают различия в правовом статусе солдат легионов и auxilia и армия становится более гомогенной⁷³. Это стало завершением уже давно наметившегося процесса сближения двух основных родов войск, когда в легионы начали набирать молодежь все более низкого социального происхождения, а во вспомогательные части принимать все больше римских граждан⁷⁴. Видимо, не случайно именно при первых Северах существенно увеличиваются привилегии и жалованье военнослужащих⁷⁵, а в творчестве видных юристов этого времени (Юлия Павла, Аррия Менандра, Эмилия Макра, Ульпиана и др.) активно разрабатываются вопросы военного права. Примечательно также, что с точки зрения некоторых юридических привилегий (в частности, права оставлять завещание по военному праву — iure militari testari) воины различных родов войск, включая тех, кто служил на флоте или когортах вигилов, находились в равном положении, независимо от сохранявшихся сословных различий в их составе (Dig. 37. 13. 1. 1), а это право, надо добавить, рассматривалось как награда за безупречную службу (Dig. 29. 1. 26: hoc praemii loco merentibus tributum est). Еще одной характерной деталью, подчеркивающей особое положение солдат в обществе III в., является употребление по отношению к ним в официальных документах местных властей эпитета «благороднейшие» — εννεοτάτοι στρατιώτοι (PSI. 683; Р. Оху. 1543), хотя, разумеется, формально они не считались honestiores.

Важной вехой на пути отделения армии от традиционных социально-политических структур Рима стала замена при Галлиене сенаторов на высших командных должностях в армии всадниками (Aur. Vict. Caes. 33. 34), что стало логическим завершением наметившегося ранее процесса⁷⁶. Усилившаяся обособленность армии от гражданского населения Империи в целом и упрочение ее интегрированности в местные сообщества лимитрофных провинций имели своим закономерным результатом увеличение политической самостоятельности и активности армейских кругов, что с особенной силой проявилось в период «военной анархии» III в.⁷⁷, окончательное преодоление которой в период домината потребовало, помимо всего прочего, существенной перестройки военной организации⁷⁸.

Таким образом, в развитии императорской армии как социально-политического организма вполне отчетливо обнаруживается противоречивое взаимодействие традиционных норм и установлений с такими моментами, которые наполняли древние традиции новым содержанием или же становились их полным отрицанием. Сущность этого процесса может быть резюмирована в формуле: arm ata ci vitas превращалась в corpus militare, которое вполне возможно определить если не как военный класс или сословие, то, по крайней мере, как особую корпорацию, социопрофессиональное сообщество.

¹ Некоторые исследователи считают, что появление «цивильного общества» как некой противоположности армии относится уже к концу II в. до н. э. См.: Cornell Т. The End of Roman imperial expansion // War and Society in the Roman world / Ed. by J. Rieh, G. Shipley. L.; N. Y., 1993. P. 167-168.
² Ср.: Alfoldy G. Das Heer in der Sozialstruktur des romischen Kaiserreiches // KHG. S. 45.
³ Dahlheim W. Die Armee eines Weltreiches: Der romische Soldat und sein Verhaltnis zu Staat und Gesellschaft // Klio. 1992. Bd. 74. S. 197 ff.; Утченко С. Л. Римская армия в I в. до н. э. // ВДИ. 1962. С. 42 сл.; он же. Кризис и падение Римской республики. М., 1965. С. 192 сл.; Игнатенко А. В. Армия в государственном механизме рабовладельческого Рима эпохи республики. Свердловск, 1976. С. 147; 170.
⁴ Моммзен Т. История Рима. Т. III. М., 1941. С. 411. Другую литературу см.: Махлаюк А. В. Воинское товарищество и корпоративность римской императорской армии // ВДИ. 1996. № 1. С. 18. Прим. 1.
⁵ На наш взгляд, правильнее было бы четко разграничивать эти понятия, трактуя «корпоративный дух» как социально-психологическое выражение «корпоративности». Под последней же следует понимать скорее определенную социальную обособленность данного общественно-политического и профессионального организма и вытекающий отсюда особый характер самоидентификации его членов, интересов, ценностей, внутренних связей и отношений с прочими структурами общества. Ср.: Вахмистров В. П. Социальные и духовные основы военного корпоративизма // Военная мысль. 2000. № 5. С. 39-43. См. также сн. 44 во введении.
⁶ Ср., например: Southern P., Dixon R. The Late Roman Army. New Haven; L., 1996: «Сплоченность, или esprit de corps, — это то мощное чувство "семьи" или "принадлежности", которое испытывают члены всякой крупной корпоративной организации. Именно замкнутый, доходящий иногда почти до клаустрофобии характер армии и соответствующая взаимозависимость людей внутри нее создают стимул для индивидов "не покидать строй"».
⁷ Маринович Л. П. Социальная психология греческих наемников // Социальные структуры и социальная психология античного мира: Докл. конференции. М., 1993. С. 219. Автор, впрочем, отмечает неглубокий характер чувства товарищества и esprit de corps среди наемников.
⁸ Launey M. Recherches sur les armees hellenistiques. Vol. 2. R, 1950. R 1010 et suiv.
⁹ См., например: Александров С. Е. Немецкий наемник конца XV — середины XVII в.: грани ментальности // Военно-историческая антропология. Ежегодник. 2002. Предмет, задачи, перспективы развития. М., 2002. С. 83 сл. См. также процитированные выше (введение, сн. 44) слова К. Клаузевица.
¹⁰ См.: Вахмистров В. П. Указ. соч. Ср.: «Корпоративный дух есть источник морального существования и боеспособности любого подразделения» (Character Guidance. Discussion Topics. N. Y., 1962. R 18. Цит. по: Волкогонов Д. А. Социологический и гносеологический анализ проблем военно-этической теории: Автореф. дис. ... докт. филос. наук. М., 1971. С. 54).
¹¹ Например: Моммзен Т. История Рима. T. II. СПб., 1993. С. 145\ Дельбрюк Г. История военного искусства в рамках политической истории. Т. 1. СПб., 1994. С. 312.
¹² Gage J. Les classes sociales dans l'Empire Romaine. P., 1964. P. 133. Ср.: Raaflaub K.A. Die Militarreformen des Augustus und die politische Problematik des fruhen Prinzipats // Saeculum Augustum. I. Herrschaft und Gesellschaft / Hrsg. von G. Binder. Darmstadt, 1987. S. 276.
¹³ Alfoldy G. Op. cit. S. 46 ff.
¹⁴ Carrie J.-M. II soldato // L'uomo romano / A cura di Giardina Andrea. Bari, 1989. P. 110-111; 117.
¹⁵ Garlan Y. La guerre dans l'Antiquite. P., 1972. P. 85.
¹⁶ Кнабе Г. С. Римское общество в эпоху ранней империи // История древнего мира / Под ред. И. М. Дьяконова и др. 2-е изд., испр. Кн. 3. М., 1983. С. 77 сл.; он же. К специфике межличностных отношений в античности (Обзор новой зарубежной литературы) // ВДИ. 1987. №4. С. 172.
¹⁷ Вопрос о продолжительности службы солдат императорской армии не так прост, как может показаться на первый взгляд. Официальный срок службы зависел прежде всего от рода войск. В конце правления Августа теоретически срок службы легионеров составлял 20 лет, но на практике мог доходить и до 40 (Tac. Ann. I. 17. 3). Впоследствии, во II в., он составлял от 23 до 26 лет. Воины вспомогательных частей в среднем служили от 25 лет при Августе до 27 начиная с правления Каракаллы (см.: Ле Боэк Я. Римская армия эпохи Ранней Империи / Пер. с фр. М., 2001. С. 92-93). По разным причинам возможны были задержки сверх положенного срока. Из надписей, относящихся ко времени до середины I в. н. э., известны легионеры, которые провели на службе 32 и 33 года (CIL III 2048; 8487), а в одной надписи начала III столетия указан срок службы в 27 лет (CIL III 2008). По разным причинам порядка 10-15 % солдат могли досрочно увольняться из рядов армии (Schedel W. Rekruten und Uberlebende: Die demographische Struktur der romischen Legionen in der Prinzipatszeit // Klio. 1995. Bd. 77. S. 232 ff.; 249). Наряду с увольнением в связи с совершенным проступком или болезнью (missio ignominiosa или missio causaria), досрочная почетная отставка могла быть предоставлена принцепсом также в качестве особой императорской милости, как награда за воинские отличия (Dig. 3.2.2.2: Est honesta, quae emeritis stipendiis vel ante ab imperatore indulgetur). Так, ветеран Гай Юлий Монтан указал в надписи, что благодаря милости императора Септимия Севера получил почетную отставку до истечения срока службы (CIL VIII 4594 + 18649: missus ante te[mpus] ex indulgentia [eius ho]nest[a m]issione), а из надписи от 71 г. н. э. известно о легионерах, которые получили досрочное увольнение со службы за проявленные храбрость и усердие (CIL XVI17: [Item ii, qui] ante emerita stipen[dia eo, quo]d se in expedicione belli fortiter industrieque gesserant, exauctorati sunt). Подробнее см.: Wesch-Klein G. Soziale Aspekte des romischen Heerwesens in der Kaiserzeit. Stuttgart, 1998. S. 88 ff; 179-184.
¹⁸ Castrenses называли людей, указывавших в качестве своего места рождения (origo) военный лагерь — castris. Принято считать, что это были сыновья солдат и их конкубин, живших в канабах. А. Мочи высказал мнение, что origo (ex) castris давалось как фиктивная родина тем юношам, которые в момент поступления на военную службу не имели римского гражданства и, соответственно, не имели права служить в легионах (Moczy А. Die Origo castris und die Canabae // AAASH. 1965. Bd. 13. S. 425-431). Традиционная точка зрения была заново аргументирована Ф. Виттингхоффом ( Vittinghoff F. Die rechtliche Stellung der canabae legionis und die Herkunftsangabe castris // Chiron. 1971. Bd. 1. S. 299 — 318). Ср.: Лe Боэк Я. Указ. соч. С. 116, где также поддерживается традиционная интерпретация.
¹⁹ Dahlheim W. Op. cit. S. 209.
²⁰ Cagniart P. « Victori receptaculum, victo perfugium». Notes a propos des camps de marche de l'armee romaine // Etudes de classiques. 1992. T. 60. N 3. P. 232.
²¹ О претории как средоточии жизни лагеря и аналоге центральной части Рима см.: Lorenz H. Untersuchungen zum Pratorium. Katalog der Pratorien und Entwicklungsgeschichte ihrer Typen. Halle, 1936. S. 84 ff. (особенно 87-88). См. также: Mommsen Th. Praetorium // Hermes. 1900. Bd. 55. S. 437-442; Egger R. Das Praetorium als Amtsitz und Quartier romischer Spitzfiinctionare. Wien; Bohlau, 1966. O principia: Лe Боэк Я. Указ. соч. С. 239-240; Domaszewski A., von. Die Principia des romischen Lagers // Neue Heidelberg Jahrbucher fur des Klassische Altertum. 1899. Bd. IX. S. 161 ff.; Fellmann R. Die Principia des Legionslager Vindonissa und das Zentralgebaude romischen Lager und Kastelle. Brugge, 1958.
²² Об aedes см.: Domaszewski A., von. Die Fahnen im romischen Heere. Wien, 1885. S. 45-49; Reinach A. J. Signa militaria // DA. Vol. IV. P. 1309 suiv.; Kubitschek W. Signa // RE. Bd. II. A. 2. 1923. Sp. 2337; Turnovsky R Die Innenausstattung der romischen Lagerheiligtumer: Diss. Wien, 1990.
²³ MacMullen R. The Legion as a Society // Historia. 1984. Bd. 33. Hf. 4. P. 455, с указанием источников.
²⁴ Существует достаточно аргументированная точка зрения, что военные collegia появились уже в правление Адриана. См.: Domaszewski A.t von. Die Religion des romischen Heeres. Trier, 1895. S. 84. Anm. 341; Ausbuttel F. M. Untersuchungen zu den Vereinen in Westen des romischen Reiches. Kallmunz, 1982. S. 29-30; idem. Zur rechtlichen Lage der romischen Militarvereine // Hermes. 1985. Bd. 113. S. 505; Rupke J. Domi militiaeque: Die religiose Konstruktion des Krieges in Rom. Stuttgart, 1990. S. 192.
²⁵ Ле Боэк Я. Указ. соч. С. 241. Ср.: Сильное А. В. К вопросу о некоторых элементах античной архитектуры: Туалеты в системе общественных построек Древнего Рима // Mirjam: Сб. науч. тр., посвященный памяти профессора Владимира Даниловича Жигунина. Казань, 2002. С. 385-386. Подробнее о строениях и планировке лагеря см.: Petrikovitz H., von. Die Innenbauten romischer Legionslager wahrend der Prinzipatszeit. Opladen, 1975.
²⁶ Wesch-Klein G. Op. cit. S. 92-93; Le Roux P. L'amphitheatre et le soldat // Spectacula 1. Lattes, 1990. P. 203-215.
²⁷ Колобов А. В. Римские легионы вне полей сражений (Эпоха ранней Империи): Учеб. пособие по спецкурсу. Пермь, 1999. С. 40-41; Schulten А. Сапаbае // RE. Bd. III. 1899. Sp. 1451-1456.
²⁸ Колобов А. В. Экономические аспекты римской оккупации рейнско-дунайского пограничья в эпоху Юлиев — Клавдиев // Античность Европы: Межвуз. сб. науч. тр. Пермь, 1992. С. 38 — 47; он же. «Военная территория» эпохи принципата: историографический миф или реальность? // lus antiquum. Древнее право. 2000. № 1 (6). С. 43-50.
²⁹ Le Roux P. Armee et societe en Hispanie sous l'Empire // KHG. P. 263.
³⁰ Helgeland J. Roman Army Religion//ANRW. Bd. II. 16. 2. 1978. P. 1491 ff. Не только лагерь, но также форт (castellum) или военный стационарный пост (statio), являясь уменьшенной копией лагеря, имели свое сакральное пространство. См.: Ankersdorfer Н. Studien zur Religion des romischen Heeres von Augustus bis Diokletian. Diss. Konstanz, 1973. S. 157-193; RupkeJ. Op. cit. S. 169-171; 181-183.
³¹ Было высказано предположение, что первоначально божеством лагеря считалась Pales, являвшаяся также божественной покровительницей военного предводителя (BasanoffV. Evocatio. Etude d'un rituel militair romaine. P, 1947. P. 193).
³² Ле Боэк Я. Указ. соч. С. 167; 172-173; Le Bohec Y La IIIe legion Auguste. P., 1989. P. 362.
³³ Bouche-Leclercq A. Manuel des institutions romaines. P., 1886. P. 281. Not. 4. Об этом с очевидностью свидетельствует посвящение местному Гению (Genio Gholaiae), сделанное центурионом III Августова легиона Г. Юлием Дигном в 201 г. Он, как сказано в надписи, в первый же день по прибытии на место, где по приказу императоров должен был быть расположен лагерь, освятил это место: [pr]imo die, quo locum ventum est, ubi domini nnn. castra fieri iusserunt, locum consecravit et [castra instituit et aedificavit?] (AE. 1976,700). Ср.: Aur. Vict. Caes. 29. 1.
³⁴ Helgeland J. Op. cit. P. 1492-1493; Brand С. E. Roman Military Law. Austin; L., 1968. P. 160. Вероятно, это связано не только с дисциплинарными соображениями, но и с тем обстоятельством, что ворота, вал и стены лагеря относились к res sanctae, подобно городским стенам и воротам (Gai. Inst. II. 8; Dig. I. 8. 11).
³⁵ Alfoldy G. Op. cit. S. 40 f.; Dahlheim W. Op. cit. S. 200-201; Wesch-Klein G. Op. cit. S. 9; 13 ii.;Лe Боэк Я. Указ. соч. С. 49.
³⁶ Roth J. The Size and Organization of the Roman imperial Legion // Historia. 1994. Bd. 43. Hf. 3. P. 354-356, с указанием источников. См. также: Wesch-Klein G. Op. cit. S. 112.
³⁷ Carrie J.-M. Op. cit. P. 104.
³⁸ Smith R. E. Service in the Post-Marian Roman Army. Manchester, 1958. P. 73-78; Campbell J. B. Who were the v/W militares? II JRS. 1975. Vol. 65. P. 14-27; Raaflaub K. A. Op. cit. S. 254; 287 ff.; Ле БоэкЯ. Указ. соч. С. 49.
³⁹ Alfoldy G. Op. cit. S. 41 ; Ле Боэк Я. Указ. соч. С. 61-62.
⁴⁰ Ср.: Le Roux P. Armee et societe... P. 266.
⁴¹ Такое определение мы находим у Исидора Севильского (Etym. V. 7. 1-2): «К военному праву относятся: обычаи ведения войны, порядок заключения союзов, выступление на врага или начало сражения по сигналу, а также отступление по сигналу. Кроме того, ответственность за воинское бесчестье, например за оставление позиции; далее, размеры жалованья, порядок повышений, награждение почетными отличиями, например, венками или торквесами; раздел добычи и ее справедливое распределение в соответствии с личными качествами и трудами, а также выделение доли военачальника».
⁴² Wierschowski L. Heer und Wirtschaft: Das romische Heer der Prinzipatszeit als Wirtschaftfactor. Bonn, 1984; Mac Mullen R. Soldier and Civilian in the Later Roman Empire. Cambridge (Mass.), 1963.
⁴³ Нужно иметь в виду, что ни донативы, ни Stipendium с идеологической точки зрения не были тождественны вознаграждению и заработной плате наемных работников. Различные материальные выгоды, получаемые на военной службе солдатами, как прямые выплаты, так и освобождение от налогов и наградные при выходе в отставку, определялись всем сроком службы. Подчеркивая эти моменты, Ж.-М. Каррие совершенно прав в своем определении военной службы в римской армии как своеобразной формы постепенного накопления капитала (una sorta di piano di risparmio) (Carrie J.-M. Op. cit. P. 125). О финансовом положении и источниках доходов солдат в целом см.: Wesch-Klein G. Op. cit. S. 45-69; Speidel M. A. Sold und Wirtschaftslage der romischen Soldaten // KHG. S. 65-94.
⁴⁴ Wesch-Klein G. Op. cit. S. 104 ff., с литературой, к которой можно добавить: Phang S. Е. The Families of Roman Soldiers (First and Second Centuries A. D.): Culture, Law, and Practice // Journal of Family History. Studies in Family, Kinship, and Demography. 2002. Vol. 27. N 4. P. 352-373; eadem. The Marriage of Roman Soldiers, 13 ВС — AD 337: Law and Family in the Imperial Army. Leiden, etc., 2001.
⁴⁵ ...Universae legiones deducebantur cum tribunis et centurionibus et sui cuiusque ordinis militibus, ut consensu et caritate rem publicam efficerent. Ср.: Hygin. De lim. const. (Thulin. P. 141 = Lachmann. I. P. 176, 11): Multis legionibus contigit bella feliciter transigere et ad laboriosam agriculturae requiem primo tirocinii gradu pervenire: nam cum signis et aquila et primis ordinibus ac tribunis deducebantur... У Аппиана (В. С. II. 141; III. 81) подчеркивается политическая подоплека такого порядка поселения ветеранов и желание самих солдат жить вместе после отставки, чтобы чувствовать себя в безопасности среди враждебно настроенных местных жителей. Речь идет о ветеранских колониях, выведенных триумвирами и позднее Октавианом Августом; не исключено, что такова была практика и при Сулле. Свидетельства литературных источников о выведении в колонии целых легионов подтверждаются и надписями (например, ILS, 887,2235). См.: BruntP. А. Italian Manpower. 225 В. С. — А. D. 14. Oxf., 1987. Р. 294; Кузищин В. И. Генезис рабовладельческих латифундий в Италии (II до н. э. — I в. н. э.). М., 1976. С. 143-145. О проблемах ветеранской колонизации в целом см.: Schneider Н. С. Das Probleme der Veteranversorgung in der spateren romischen Republik. Bonn, 1977; Fijala E. Die Veteranenversorgung im romischen Heer vom Tod des Augustus bis zum Ausgang der Severerdynastie: Diss. Wien, 1955; Watson G. R. Dischage and Resettlement in the Roman Army: The praemia militiae // Neue Beitrage zur Gechichte der Alten Welt. Bd. 2. В., 1965. Р. 147-162; Mann J. C. Legionary Recruitment and Veteran Settlement during the Principate. L., 1983; Кулаковский Ю. А. Надел ветеранов землей и военные поселения в Римской империи // Киевские университетские известия. 1881. № 9 (отдельный оттиск); он же. Praemia militiae в связи с вопросом о наделе ветеранов землею // ЖМНП. 1880. Июль. № 7. С. 265-280.
⁴⁶ Mommsen Th. Romische Lagerstadte I I Idem. Gesammelte Schriften. Bd. VI. В., 1910. S. 176-203; Vittinghoff F. Die Bedeutung der Legionslager fiir die Enstehung der romische Stadte an der Donau und in Dakien // Studien zur europaischen Vor-und Fruhegeschichte. Neumunster, 1968. S. 132-142.
⁴⁷ Wesch-Klein G. Op. cit. S. 190.
⁴⁸ Ср. замечание Гигина Громатика: «Выдающиеся римские мужи по завершении крупных завоеваний ради расширения государства основывали города, которые передавали либо победоносным гражданам римского народа, либо выслужившим свой срок воинам, и так как они посвящали себя возделыванию полей, [эти города] они назвали колониями. Колонии же предназначались тем гражданам, которые при определенных обстоятельствах брали в руки оружие. Ведь римский народ имел [их] ради усиления государства, а не увеличения [числа] воинов: в те времена земля была наградой и считалась пенсией за службу» (Finitis ergo ampliorum bellorum operibus, augendae rei publicae causa inlustres Romanorum viri urbes constituerunt, quas aut victoribus populi Romani civibus aut emeritis militibus adsignaverant et ab agrorum nova dedicatione culturae colonias appellaverunt: victoribus autem adsignatae coloniae his, qui temporis causa arma acceperant. Non enim tantum, militum incremento, rei publicae, populus Romanus habuit: erat tunc praemium terra et pro emerito habebatur (Ps.-Hyg. De limit, const. Lachmann. I. P. 176, 1-9)). Ср. вывод П. Бранта: «Земельные пожалования ветеранам в Поздней Республике были не столько новшеством, сколько возрождением древней практики» (Brunt P. A. Op. cit. Р. 393).
⁴⁹ Helgeland J. Op. cit. P. 1494. Ср.: Крист К. История времен римских императоров от Августа до Константина. T. 1. Ростов н/Д, 1997. С. 558: «...посреди общественных и культурных изменений римская армия оставалась оплотом традиционных римских норм и ценностей и одновременно одним из важнейших факторов римской интеграции».
⁵⁰ Gage J. Op. cit. P. 61.
⁵¹ Долгая служба в провинции уже во времена Цезаря могла превратить римского солдата в провинциала (В. Alex. 53. 2: diuturnitate iam factus (sc. miles) provincialis).
⁵² Le Roux P. Armee et societe... P. 263; 266.
⁵³ Alston R. Aspects of Roman history, AD 14-117. N. Y.; L., 1998 P. 275. Ср.: idem. Soldier and Society in Roman Egypt. A Social History. L.; N. Y., 1995. Passim.
⁵⁴ Vogt J. Caesar und seinr Soldaten // Orbis. Ausgewalte Schriften zur Geschichte des Altertums. Freiburg, e. a., 1960. S. 103; Campbell J. B. The Emperor and the Roman army: 30 ВС — AD 235. Oxf., 1984. P. 7.
⁵⁵ Парфенов В. Н. К оценке военных реформ Августа // AMA. Вып. 7. Саратов, 1990. С. 75, с ссылкой на: Wickert L. Der Prinzipat und Freiheit // Prinzipat und Freiheit. Darnstadt, 1969. S. 117.
⁵⁶ Cic. Phil. X. 12: omnes legiones, omnes copiae, quae ubique sunt, rei publicae sunt. Эту же установку, демонстрируя свою приверженность республиканским традициям и как бы вступая в полемику с Августом, но не без иронии повторяет Тиберий у Диона Кассия (LVII. 2. 3): «воины принадлежат не мне, а государству» (ol στρατιώται ούκ έμού, άλλ ά δημόσιοι β'ισιν).
⁵⁷ Игнатенко А. В. Указ. соч. С. 198; Dahlheim W. Op. cit. S. 204.
⁵⁸ Дж. Кэмпбелл (The Emperor and the Roman army... P. 22; 25) высказывает предположение, что эта формулировка представляла собой попытку сохранить ту фикцию, что армия оставалась войском римского народа, и могла быть добавлена в поздний период, чтобы в условиях частой смены императоров подчеркнуть лояльность государству тех многочисленных солдат на римской службе, которые лишь номинально были связаны с Римом.
⁵⁹ Об институте присяги в императорское время см.: Premerstein A., von. Vom Werden und Wesen des Prinzipats. Munchen, 1937. S. 73-85; Vendrand-Voyer J. Normes civiques et metier militaire a Rome sous le Principat. Clermont, 1983. P. 36 et suiv.; Campbell J. B. The Emperor and the Roman army... P. 22 ff.; Herrmann P. Der romische Kaisereid. Untersuchungen zu seiner Herkunft und Entwicklung. Gottingen, 1968. S. 113 ff.; Watson G. R. The Roman Soldier. N. Y.; Ithaka, 1969. P. 48-49; Stacker J. Princeps und miles: Studien zum Bindungsund Nachverhaltnis von Kaiser und Soldat im 1. und 2. Jahrhundert n. Chr. Hildesheim, 2003. Мы оставляем в стороне вопрос о том, существовала ли одна воинская присяга, приносимая при вступлении на службу, включавшая в себя обязательство личной верности и возобновляемая в начале каждого года, или же наряду с sacramentum солдаты приносили особую клятву верности, ту же, что и гражданское население Империи. Более предпочтительным является первое мнение, разделяемое большинством исследователей. Иная точка зрения высказана, в частности, А. Премерштайном (Op. cit. S. 81 f.).
⁶⁰ Vendrand-Voyer J. Op. cit. P. 38-41. Ср.: Токмаков В. H. Воинская присяга и «священные законы» в военной организации раннеримской Республики // Религия и община в древнем Риме. М., 1994. С. 125-147. О военной присяге в республиканском Риме см. также: Nicolet С. Op. cit. Р. 141-143.
⁶¹ Premerstein A., von. Op. cit. S. 81; Campbell J. B. The Emperor and the Roman army... P. 28.
⁶² Известно не менее 20 случаев, когда срок службы центурионов превышал 40 лет (Birley Е. Promotions and transfers in the Roman army 2. The Centurionate // Carnuntum Jahrbuch. 1963-1964. Bd. 31. Р. 33 ( = idem. The Roman Army Papers. 1929-1986. Amsterdam, 1988. P. 219 f.). Рекорд принадлежит центуриону II легиона Adiutrix Элию Сильвану, который провел на службе 61 год (Birley Е. Some legionary Centurions // ZPE. 1989. Bd. 79. P. 114, со ссылкой на неопубликованную надпись, сообщенную автору А. Мочи. См. также: Wesch-Klein G. Op. cit. S. 29. Anm. 79). Ему совсем немного уступает примипил I Италийского легиона JI. Максим Гетулик, прослуживший 57 лет (АЕ. 1985, 735 = ILNovae 27; 184 г.). Нельзя в этой связи не согласиться с мнением Б. Добсона о том, что центурионы составляли особую профессиональную касту, на которой во многом зиждилась боеспособность легионов и которую автор по праву называет «сливками легионов» (Dobson В. The Significance of the Centurion and «Primipilaris» in the Roman Army and Administration//ANRW. Bd. И. 1. 1974. P. 432).
⁶³ He следует забывать и о том, что значительная часть солдат вообще не доживала до отставки. Эта цифра, по одним оценкам, составляла 50 % (Burn A. R. «Hic breve vivitur». A Study of the Expectation of Life in the Roman Empire // Past and Present. 1953. Vol. 4. P. 10), а по другим — около 40 %, хотя в целом средняя продолжительность жизни солдат практически не отличалась от соответствующей цифры остального населения Империи (Scheidet W. Rekruten und Uberlebende: Die demographische Struktur der romischen Legionen in der Prinzipatszeit // Klio. 1995. Bd. 77. S. 232-254; idem. The Demography of the Roman army // Measuring Sex, Age and Death in the Roman Empire. Ann Arbor, 1996. P. 93-138). Примечательно, что воины преторианских и городских когорт имели более низкую продолжительность жизни, чем легионеры, служившие в провинциях, что, вероятно, объясняется менее здоровыми жизненными отношениями в столице (Scheidet W. The Demography... P. 127 ff.; 138 ff.).
⁶⁴ Эти два статуса и в республиканский период рассматривались как противоположные, резко отделенные один от другого. Показательно, в частности, что обращение к солдатам с использованием слова Quirites вместо milites (commilitones) означало роспуск войска (Suet. Div. lui. 70; Plut. Caes. 51; App. В. С. II. 93; Tac. Ann. I. 42. 3; Gell. XVI. 4; Polyaen. VIII. 23. 15; Dio Cass. XLII. 53. 3; SHA. Alex. Sev. 52. 3; 54. 3).
⁶⁵ Jung J. H. Die Rechtsstellung der romischen Soldaten: Ihre Entwicklung von den Anfangen Roms bis auf Diokletian //ANRW. Bd. II. 14. 1982. S. 973.
⁶⁶ Davies R. W. The Daily Life of the Roman Soldier under the Principate // ANRW. Bd. И. 1. 1974. P. 334. Подробно об условиях быта, уровне доходов и различных привилегиях солдат императорской армии см.: Колобов А. В. Римские легионы...; Watson G. R. The Roman Soldier. N. Y.; Ithaka, 1969. Passim; Wesch-Klein G. Op. cit. Passim.
⁶⁷ Speidel M. A. Op. cit. P. 86 ff.; 89.
⁶⁸ Wesch-Klein G. Op. cit. S. 201; 207.
⁶⁹ Ibid. S. 193-194.
⁷⁰ Это, в частности, касалось возможности применять к ветеранам определенные виды уголовных наказаний. См.: Dig. 49. 18. 1; 49. 18. 3.
⁷¹ Neumann A. Veterani // RE. Suppl. IX. 1962. Sp. 1597-1609; Fijala E. Op. cit.; Sander E. Das Recht des romischen Soldaten // RhM. 1958. Bd. 101. S. 203-208; Watson G. R. Dischage and Resettlement in the Roman Army: The praemia militiae // Neue Beitrage zur Gechichte der Alten Welt. Bd. 2. В., 1965. P. 147-162; Garnsey P. Social Status and Legal Privilege in the Roman Empire. Oxf., 1970. P. 248-251; Wolff К Die Entwicklung der Veteranenprivilegien // Heer und Integrationspolitik. Die romischen Militardiplome als historische Quelle / Hrsg. W. Eck, H. Wolf H. Bohlau; Koln; Wien, 1986. S. 44-115; LinkS. Konzepte der Privilegierung romischer Veteranen. Stuttgart, 1989; Keppie L. Veteranus and munus publicum II War as a Cultural and Social Force: Essays on Warfare in Antiquity. Kobenhavn, 2001. P. 137-145.
⁷² В числе наиболее важных законодательных актов, предоставлявших ветеранам и их семьям соответствующие привилегии, можно назвать эдикт Октавиана от 31 г. до н. э. (Р. Berl. 628 = FIRA2.1,56) и эдикт Домициана (CIL XVI12, р. 146 = ILS, 9059 = FIRA. I, 76).
⁷³ Ср.: Alfoldy G. Op. cit. S. 35 f.
⁷⁴ Лe БоэкЯ. Указ. соч. С. 134.
⁷⁵ Develin R. The Army Pay Rises under Severus and Caracalla and the Question of annona militaris // Latomus. 1971. T. 30. F. 3. P. 491-496.
⁷⁶ Pflaum H. G. Zur Reform des Kaisers Gallienus // Historia. 1976. Bd. 25. S. 109-117; Christol M. Essai sur l'evolution des carrieres senatoriales dans la seconde moitie du IIIe siecle ap. J. C. P., 1986. P. 35-44; Глушанин E. П. Предпосылки реформ Галлиена и их место в процессе трансформации римской армии // Страны Средиземноморья в античную и средневековую эпохи. Проблемы социально-политической истории: Межвуз. сб. Горький, 1985. С. 102-103; он же. Военная знать ранней Византии. Барнаул, 1991. С. 37 сл.; Сергеев И. П. Римская империя в III веке нашей эры. Проблемы социально-политической истории. Харьков, 1999. С. 61-62.
⁷⁷ Alfoldy G. Op. cit. S. 37-42. Ср.: МахлаюкА. В. Политические последствия военных реформ Септимия Севера // ИИАО. 1991. С. 62-67.
⁷⁸ См., в частности: Глугианин Е. П. Военные реформы Диоклетиана и Константина // ВДИ. 1987. №2. С. 51-73.

<<Назад Вперёд>>

Просмотров: 3366

загрузка...

Другие книги по данной тематике